Девушка и змей стоят на высокой скале; перед ними расстилаются залитые кровью хребты, ущелья, устланные трупами. По воле дракона глазам Моник открывается недавнее прошлое, призраки вновь берутся за оружие; точно наяву, видит красавица жестокие распри, что унесли столько жизней и до основания сотрясли горы. И - отворачивается, не в силах смотреть. Невыносимо для взора нежного цветка кровопролитие...
Наконец, морок рассеивается. Мертвые - мертвы; их оружие сломано, их тела неподвижны. Инариум широким жестом обводит окровавленные камни, встает на колени перед смертной: пусть она родит ему наследника, пусть убережет его народ от неизбежной гибели. Моник колеблется: как бы ни разрывалось ее сердце от ужаса и сострадания, она не забыла о своем возлюбленном и не хочет осквернять себя изменой. Еще помнит его тепло...
Сильвер ненадолго отходит в тень, свет и внимание зала устремлены на нас с Джейком. И... Господи Боже, как приятно с ним танцевать! Он человек, живой и теплый, и к тому же, мастерством и опытом мы равны. И я устремляюсь в кольцо его рук почти с той же радостью, с какой Моник воскрешает в памяти образ молодого охотника.
Она почти готова отказать. Но, как любой правитель, Инариум не привык - не желает - слышать "нет". Особенно сейчас, когда слишком многое поставлено на карту, когда он раскрыл всю душу перед человеческой девчонкой, когда стоял перед ней на коленях... она обязана согласиться, иначе невозможно!
Взмах руки - и сцена почти полностью погружается во мрак. Еще один - и новые ужасы заполняют сознание несчастной: разрушенная деревня, люди, гибнущие под завалами...
Выглядит кошмарно, но в жестах Лэнса нет ничего угрожающего. Он не шантажирует - всего лишь показывает возможное будущее. Будущее, над которым в равной степени властны решения человека и ящера - и перед которым оба бессильны, действуя порознь.
И, вновь отчетливо представляя милый образ жениха, Моник соглашается стать матерью дракона.
Ее уводят в приготовленную для супруги вожака пещеру; сам же Инариум готовится к ритуалу превращения.
Само перевоплощение мы наблюдаем из кулис. И ощущение такое, словно доски под ногами дрожат. На залитой кроваво-красным светом сцене бушует пламя - пламя, которое нельзя увидеть, но можно почувствовать. Сильвер, исполняющий свою странную, безумную, словно изодранную сольную партию, - король этой колдовской бури, ее душа и разум.
И вот - все стихает. Сцена, минуту назад ходившая ходуном, снова тверда и надежна. Высокая легкая фигура Лэнса почти сияет; глаза его закрыты, руки, устремленные к небу, медленно опускаются.
Не человек, никогда им не станет. Но уже и не дракон. Некто средний... Тот, кто может зародить жизнь в теле смертной женщины.
И Моник выбегает навстречу, обвивает руками шею неведомого существа, прижимается всем телом. Дело не в его красоте - эта тварь уродлива, неправильна, любить ее невозможно. Она жалеет хранителя гор, претерпевшего такие муки ради двух народов.
Идиллию прерывает молодой охотник. Тот, кого Моник так ждала. Тот, кто сейчас может все разрушить.
Нет смысла сейчас взывать к разуму юноши. Он жаждет вернуть невесту, отомстить крылатому ящеру за оскорбление, за свое разбитое сердце. Поединок неизбежен... и девушка, чтобы не попасть под случайный удар, взбегает на высокую скалу.
Та самая декорация. Уже не Моник шепчет слова молитвы, протягивая руки к небу, а я.
Скоро все закончится, и мне останется только шагнуть в пропасть. От пола меня отделяет полтора метра - и парящая над сценой смерть.
"Господи, господи, спаси и помилуй..."
Конечно, Лэнс обещал. Но сложно не бояться, когда до тебя сорок шесть жизней оборвалось точно так же - одним шагом в неизвестность.
"Отче наш, иже еси на небеси..."
Дракон повержен. Его тело бьется в предсмертных конвульсиях. Не на меня он смотрит - взгляд направлен куда-то в зал; не мне протягивает руки - последняя судорога уходит в пустоту.
Джейк делает шаг ко мне; я вижу его лицо, искаженное ужасом. Пора.
"...да святится имя твое, да будет воля твоя..."
Зажмуриваюсь, делаю шаг назад...

...и чувствую спиной прохладный жесткий кожаный мат.
На сцене гремит битва драконов и людей, отделенная от меня декорациями. Там же весь свет и все внимание зрителей.
Немного кружится голова... осторожно сажусь, опираясь на руки.
Я... все еще... здесь.

* * *

Эли, старому хитрому лису, шел семьдесят четвертый год - и, хоть глаза его почти совсем не видели, ум был все так же остер. С прежней уверенностью обращался он к своей блестящей памяти и полагал, что силен духом, как и прежде. Но именно прекрасная память вместе с самонадеянностью его и подвела.
Он смотрел вместе с нынешним "хозяином" на разворачивающуюся драму, на размытые светлые пятна, в странном танце сплетающиеся на сцене - и все еще не предчувствовал своего конца.
Прекрасная Белла выполнила свое обещание, удовлетворенно заметил Чарльз в начале второго акта; она танцевала сейчас для блестящего общества. Что до ее партнера - так ли важно, кто он? Важно, что он ее достоин...
Смотреть на неясные облака, в которые его ужасное зрение превращало людей, было скучно; Каракурт прикрыл глаза, слушая музыку.
И увидел. Увидел Инариума так ясно, как никогда не видел с открытыми глазами: эту партию, преисполненную чудовищной мощи, не смог бы станцевать никто другой. Ни один танцор здешней труппы, как бы талантлив он ни был, не смог бы передать все то, что вложил в образ крылатого змея Лэнс Сильвер, маг в расцвете своей силы. Убийца по прозвищу Дракон.
Почему старик никогда не рассматривал Лэнса как равного себе, как соперника? Не потому ли, что проклятая память до сих пор услужливо подсовывала образ сироты, готового на все за кусок хлеба, сироты, у которого не было ничего, кроме древнего гордого имени* и первой крови на руках? Как-то вылетело из головы, что этот мальчишка выжил, пешком пройдя большую часть пути от Маллингара до Лондона* - и долгие годы выживал там, где гибли другие.
Да, он расцвел к пятидесяти годам, превзошел своего угасающего учителя. Прямо на сцене сплетая печать смерти и вроде бы ничего не делая для отвода глаз, скрыл свои истинные намерения...
Эли увидел и понял, но не двинулся с места, не подал знака "господину". Слишком поздно, да и незачем. Проигрывать тоже надо достойно.
Умирающий дракон выбросил руки в зал, словно в последней судороге; мастерски сплетенная смерть сорвалась с пальцев и с ревом, слышным лишь посвященным, прокатилась по залу, вселяя суеверный ужас в тех, кому не предназначалась.
Старик, не открывая глаз, откинулся на спинку кресла. Краем уха он услышал предсмертный хрип Мейсена, но уже не успел улыбнуться...



Над разрушенной деревней, над землей, устланной трупами, над застывшими в горестном молчании драконами, Моник и Инариум исполняют свой последний танец, прежде чем уйти в небо. Их души, освобожденные от тяжелой земной оболочки, наконец-то видят друг друга такими, каковы они есть, но совсем немного времени отмерено, чтобы сказать друг другу последнее "прости". Смерть не дала им исполнить долг...
У нас другие костюмы - белые, ничем не украшенные и не утяжеленные. Сильвер даже стереть грим успел, хотя лучше бы он этого не делал: сейчас он выглядит куда более человеком, чем с гротескно раскрашенным лицом, более человеком, чем обычно. Сейчас как никогда остро, безжалостно проступают на его изможденном лице годы, все до единого. Но руки, обнимающие меня, все так же тверды и надежны - и мне не страшно. Занавес.
- Ну вот и все, - почти беззвучно выдыхает Лэнс, опуская меня наземь. - А ты боялась.
Он выжат как лимон, даже стоит с трудом; не верится, что этот человек только что скакал по сцене почти как профессиональный танцовщик.
- Сейчас после поклона первым делом пойдешь мыть голову, - за занавесом шквал аплодисментов, а мой партнер, должно быть, уже не может говорить в полный голос; последние наставления читаю по губам.
Конечно. Конечно. Конечно.
Сейчас мне все равно. Надо - значит, надо. И кто я такая, чтобы спорить? Если бы не Сильвер, я бы уже лежала в черном пластиковом мешке; не знаю, что и как он сделал, и не хочу знать. Просто утыкаюсь ему в плечо, чувствуя себя маленькой девочкой... которой уже ничто не угрожает.
Жилистые белые руки бережно, но твердо отстраняют меня. Ах да, занавес поднимается...



Он мертв.
Тело Драконессы судорожно дернулось, точно прошитое электрическим разрядом. Сердце пропустило удар, из легких вышибло воздух, с губ помимо воли сорвался тихий вскрик.
Чужая смерть - это очень больно...
- Как ты? - тут же обернулся Дрейк.
- Хорошо... хорошо, - шептала Лана посиневшими сухими губами. - Работать смогу. Где твоя машина?
- За углом, ключи у тебя.
Все верно, как договаривались. Обменявшись взглядами, мастер и подмастерье вышли из машины.
Пока все шло по плану. Осталось лишь замести следы и... убедиться, что нет случайных жертв.
Женщина, не удостоив охрану даже взглядом, почти побежала по служебным коридорам; редкие встречные отступали, прижимались к стенам, давая дорогу дочери хозяина театра. К сумасбродствам местных хозяев жизни здесь давно привыкли, а потому не удивились и ее измученному, встревоженному виду, и взгляду в никуда.
А она шла по пепелищу, сожженным руинам, невидимым простому глазу. Для нее невредимые, пусть и обшарпанные, стены были испещрены глубокими - до основания - трещинами, кое-где зияли бреши. Драконесса все ускоряла шаг; она спешила в костюмерную - возможно, единственное место в театре, оставшееся хоть относительно целым среди этих развалин. Бежала, не чувствуя земли под ногами.
Быстрее, быстрее...
...в пустое помещение.
Походя отметила: да, контур стен действительно не слишком поврежден.
Один, два, три, - отмеряли секунды часы на стене.
"Спокойно... успокойся и считай... семь, восемь..."
Примерно через шестьсот тридцать девять счетов Лоран, неестественно бледный, внес отца на руках; едва заметно кивнул, встретившись глазами с матерью:
- Жив. Еще держим.
- Хорошо. Держи.
Сильвера уложили прямо на пол - больше было некуда. Тонкие длинные пальцы Драконессы переплелись с его сухими холодными пальцами.
Переплелись капилляры, соединились в одно целое мышцы и нервы, слилась в единую массу паренхима четырех легких.
Артериальное давление - восемьдесят на сорок. Пульс - тридцать два, слабого наполнения.
Дыхание поверхностное, около шестидесяти.
Пока - легкая гипоксия тканей головного мозга.
- Я тебе нужен сейчас?
- Нет. Просто держи.
Держать через волосы можно на любом расстоянии. Главное - чтобы на них не попала вода.
Краем восприятия Лана почувствовала: ушел. И унес костюмы Моник и дракона, нацеплявшие на себя всякой дряни. Их нужно сжечь. Как можно скорее.
Стало немного легче дышать. И это было хорошо: сейчас ей приходилось дышать за двоих.
Каа же вышел через служебный вход, направился к мусорным бакам. По пути завернул только в кладовку, прихватил канистру с керосином.
Выкинул в ржавый металлический контейнер, оставленный на свалке специально для подобных случаев, ворох красной, лазурной и золотой ткани; щедро плеснул сверху горючего. Достал из кармана коробок, чиркнул спичкой.
Над контейнером взметнулось пламя, окруженное завитками зловонного черного дыма. Для его глаз - огонь пожирал сгусток черного зловония под собой, отрыгивая вверх горький дым.
Костюмер достал телефон, не глядя нажал нужные кнопки. Все маги котерии предпочитали старые модели телефонов, монументальные, с рельефно выступающими кнопками - чтобы, даже если вдруг откажет зрение, суметь набрать номер, доложить о своем успехе или провале.
Телефон брата был занят. Значит, он уже держит связь с Дрейком... Хорошо.



Ведьма и Спутник напряженно молчали, не сводя глаз с неба за окном, окрашенного для них тревожным черно-красным с зеленью маревом. Молодая женщина крепко прижимала к себе годовалую малышку, забывшуюся тяжелым недетским сном; на шее девочки, просвечивая сквозь легкие рыжие кудряшки, горели зеленоватым мертвенным светом камни сонного амулета. Такое же украшение охватывало шею светловолосого мальчика лет пяти, тоненького, как веточка. Малыш спал, скрючившись у отца на коленях, пригревшись под его руками. Слишком медленное, слишком глубокое дыхание ребенка чуть шевелило длинные светлые волосы подмастерья.
На семейном совете решили, что бежать лучше, если дети будут спать.
В одежду загодя зашили деньги - в общей сложности около ста тысяч фунтов - и поддельные документы; должно было хватить на путешествие за океан.
Они ждали.
Смотрели, как зарево колдовского ритуала окрашивается зеленью чьей-то смерти, и ждали звонка: бежать, не бежать?
Через тонкую белоснежную прядь, вплетенную в волосы, Джеймс чувствовал два живых сердца - отца и брата. Они - живы.
Но кто же все-таки умер?..
Небо позеленело почти наполовину, когда раздался звонок.
- Все по плану, - доложил Инглэнд. - Только что вынесли трупы.
- Слава всем богам... - Спутник быстро начертил в воздухе (его пальцы оставляли бледно-оранжевый нестойкий след): "Níl muid ag dul. Tóg do leanaí a bhfuil charms".*
Сонные амулеты нельзя было держать слишком долго даже на взрослых: всегда существовала опасность, что человек с этой дрянью на шее попросту не проснется...
Виктория, кивнув, срезала камни с шеи сперва дочери, затем сына; ее рука со складным ножом мелко тряслась. Как еще умудрилась не порезать малышей...
Молча встала, унося малышку в детскую.
Мальчик еще спал; остаточное действие амулета обычно проходит минут через пятнадцать...
- Не расслабляйся, мне нужны твои глаза. Маршрут номер два, да?
- Верно, - подмастерье улыбнулся жене, вернувшейся за сыном; свободной рукой провел по ее склоненному лицу, вытирая слезы. - Я готов. Только будьте осторожны, сегодня жуткий гололед.



- Гололед обещали, или ты видишь? - Инглэнд тронулся с места, встраиваясь в плотное движение. На заднем сиденье полулежала, закрыв глаза, Вирджиния, сосредоточившись на мертвецах, что ехали в трех метрах от нее: за "Тойотой" медленно полз "Лексус" Мейсена.
Никто не дурил судебно-медицинскую экспертизу так, как Кайдан; зная человеческую анатомию и физиологию не хуже Драконессы, она, к тому же, умела останавливать сердце силой мысли... И воздействовать на тела, останавливая или ускоряя процессы разложения. "Смерть наступила вчера," - говорили о ее жертвах недельной давности, а в трехдневных трупах находили жировоск.*
Призрак, способная ученица, остановку сердца вызывала ничуть не хуже; может, даже чище. Только на трупы воздействовать не умела, ибо руководствовалась в работе в основном механикой; именно ее воля сейчас приводила в движение роскошный полуторатонный катафалк с трупом за рулем.

- И обещали, и вижу. Не перестраивайся, вы там застрянете, оставайся, где едешь. Через триста метров поворот налево...
План был прост по сути, но крайне сложен технически. Маршрут номер два, ведущий от театра к загородному особняку Мейсена, имел два крутых и весьма неприятных поворота. На одном из них машину миллиардера вполне могло занести в кювет с фатальными последствиями...
Помощь же Спутника требовалась главным образом на выезде из города: его потрясающая способность видеть пробки и пути объезда могла существенно сократить путь по забитому автомобилями вечернему Лондону, иначе говоря - максимально уменьшить время работы магов и сберечь их силы. Возможно, и жизни.

Ехали долго, мучительно медленно, ни на секунду не расслабляясь.
За чертой города, как и договаривались, Инглэнд начал медленно увеличивать расстояние, чтобы не было слишком заметно, что "Лексус" среди постепенно редеющего потока автомобилей следует за "Тойотой", как привязанный.
Почти сразу раздался тихий болезненный стон Призрака. На расстоянии ее воздействие ослабевало, приходилось тратить больше сил.
"Потерпи, подруга, осталось всего километров тридцать... ты можешь, ты и не такое можешь..."
Двадцать девять... двадцать восемь... двадцать семь...
Инглэнду казалось, что он кожей чувствует каждый километр этой проклятой дороги.
И - должно быть, от напряжения, - не осталось даже сил радоваться, глядя в зеркало заднего вида, как последнее пристанище бывшего босса лежит в кювете, охваченное пламенем.
Ничего не осталось. Только мысль, что следует ехать дальше, рано останавливаться...
Через десять километров он все-таки не выдержал. Съехал на обочину, вдавил в пол педаль тормоза:
- Не могу больше... пять минут.
Дрожали руки, лицо и шея покрылись крупными каплями пота. Он тоже устал. Устал чертовски... сложно вести по обледенелой дороге, подстраиваясь, к тому же, под псиоников. Пожалуй, именно подстраиваться было тяжелее всего.
Сэм кивнула, запустила руку в бесформенную холщовую сумку:
- Тогда я пойду покурю.
- Не выходи, холодно, - замерзнет ведь в тонких джинсах и дрянной курточке поверх футболки... Она не умеет одеваться по погоде, да что там, в принципе не умеет одеваться.
- Курить хочется, - упрямо мотнула головой Призрак. Инглэнд счел за лучшее не спорить: с этой бесполезно, все равно сделает, как считает нужным. Девица нашарила, наконец, сигареты и вышла. Далеко отходить не стала; дымила здесь же, облокотившись на капот.
И, действительно, довольно скоро замерзла. Даже из машины было заметно, как дрожат острые худые плечи, прикрытые искусственной кожей. Снайпер, выругавшись сквозь зубы, вылез из машины.
- Ты что, заболеть решила? - особенно опасны для мага первые часы после тяжелой работы. Что угодно может случиться, от банальной пневмонии до инсульта...
Темно-серые глаза на бледном лице - уставшие, воспаленные. Нежный рот, высокие точеные скулы, густые брови. Красивая. Как он раньше не замечал?..
- Ты не любишь, когда дымят.
Ее никогда не интересовало мнение окружающих; даже при Каа, не переносившем табачный дым не из блажи, а по нездоровью, Призрак спокойно доставала сигареты. Правда, стоять при этом все же старалась на некотором расстоянии.
Дрейк, усмехнувшись, стащил с себя куртку, накинул девушке на плечи:
- Хотя бы так... И кстати, я нормально отношусь к курящим. Просто, понимаешь... Эд очень много курил... трудно не вспоминать.
- Эд? - взглянула остро, с интересом.
- Морган - это для вас. Моего брата звали Эдвард, - чуть помедлив, пояснил мужчина. И протянул руку: - Я Фрэнки, кстати.
Холодные пальцы - и впрямь, как у призрака. Очень белая кожа, очень тонкие кости. Кажется, стоит сжать ее ладонь чуть сильнее - и сломаешь...
- Самара.
Можно ведь работать и даже спать вместе, не зная имен друг друга.
Постояли еще немного. Молча разняли руки и сели в машину.
В зеркале заднего вида отразилось лицо Кайдан: тающая улыбка-усмешка на красиво очерченных губах, загадочный блеск темных глаз. К счастью, Вирджиния воздержалась от комментариев... а вскоре и вовсе заснула, откинувшись на сиденье.

Примечания:
Гл 32
*Lance Silver, Silver lance (Серебряное копье) - действительно псевдоним.
**630 километров по кратчайшему пути, по дороге небольшое море и граница двух государств. Незаконно пересеченная в чужом багажнике. Неслабая деталька у Эли из головы-то вылетела...
Гл 33
*Мы никуда не едем. Сними с детей амулеты (гаэл.)
**Образование жировоска становится заметным через 3—5 недель. Полностью в состояние жировоска труп новорожденного обычно превращается через 5—6 месяцев, а труп взрослого человека — не ранее чем через 10—12 месяцев. С новорожденными, впрочем, Кайдан не работает.