Я хотел бы тебя получше узнать,
И привычки твои все перенять…
Я хочу, хэй, хэй, хэй, я хочу.

(«I Should Have Known Better», «The Beatles»)

Напряжённо сцепив пальцы рук, лежавших на коленях, Блейз недоверчиво уставился на Флинта.

— О чём ты сейчас меня спросил?

— Ты слышал о том, что Гермиона Грейнджер умирает? — повторил Флинт.

— Что за глупость?

— Именно эта глупость как-то слишком легко проскользнула в нашем с ней разговоре несколько минут назад.

Забини вскочил с места и, схватив Маркуса за галстук, потащил его из шумного зала в коридор, где слонялись несколько человек, тут же смывшихся, стоило только Блейзу приказать:

— Быстро все валите отсюда! Мне нужно поговорить с другом.

— Ты так задушишь мою любовь к жизни, — упрекнул его Флинт, выдёргивая шёлковый галстук из крепко сжатого кулака.

Хмурый Блейз открыл дверь справа от Маркуса и толкнул того внутрь. Они оказались в каком-то чулане.

— Это твой кабинет? — пошутил Флинт.

— Перестань козлить и ответь на заданный вопрос, — попросил Блейз.

— Если это твой кабинет, признаю, что основная задумка дизайнера мне понравилась: метла отлично сочетается со шваброй, — ехидно подшлифовал шутку Маркус.

— Флинт! Тебе бладжерами весь мозг вышибло? ПОЧЕМУ ты спросил меня, слышал ли я о том, что наша малышка умирает?

— О, Мерлин, — выдохнул Маркус и устало прислонился к лестнице у себя за спиной. — Все мы слишком привязались к ней… Ты назвал её «наша малышка»… И я её так зову… То, что для клуба змеёнышей начиналось забавным проектом от скуки, стало для всех нас чем-то гораздо большим! Не прошло и двух недель, а мы уже к ней привязались! И выполнили-то всего две задачи из её списка! Теперь понятно, почему половина гриффиндорцев мужского пола считали её своей особенной принцессой! Разуй глаза, Забини! Она перевернула наши жизни с ног на голову, мы все запутались! Нас ждёт то же самое, что было с Асторией, и закончится всё так же, как и тогда, и снова все мы станем чужими друг другу! Я знаю это!

Блейз тяжело вздохнул.

— Это разные вещи... Гермиона совсем не похожа на Асторию! Кроме того, хочу напомнить, что не все из нас настолько привязаны к ней. А теперь, пожалуйста, сосредоточься и ответь на мой вопрос!

— Мы беседовали об ответственности, о самоотверженности и порождённом ею эгоизме. А потом Грейнджер начала говорить о счастье и сказала что-то вроде: «я никогда не была счастлива, даже в то время, когда ещё не знала, что скоро умру». Прежде чем я успел переспросить, она отвлеклась, у неё из головы вылетело всё произнесённое, — быстро и нервно рассказывал Маркус. — Как думаешь, это правда? Думаешь, она поэтому составила свой список? Уволилась с работы и переехала в другую квартиру?

— Нет… Не может этого быть… — возразил Забини, анализируя слова друга. — Во-первых, если она на самом деле заболела чем-то, почему не выглядит больной? И где, спрашивается, Поттер и Уизли, которые денно и нощно должны находиться у её постели?

— Возможно… — чуть более спокойно согласился Флинт, отлепляясь от лестницы. — Но я уверен в том, что слышал. Она сказала именно это…

— Бьюсь об заклад, Эдриану что-нибудь да известно, — сделал вывод Блейз. — Он всегда в курсе всех событий. Ты его самый близкий друг. Поинтересуйся.

— Он не скажет, — возразил Маркус и пояснил: — Если Эдриан пообещал Грейнджер молчать, или если это как-то связано с их работой, он ничего не расскажет даже мне.

— Что ты имеешь в виду? — искренне удивился Забини. — Ты что-то знаешь?

— Она работала в Отделе тайн с Эдрианом. Ты ведь знал об этом, правда?

Откровение друга стало неожиданностью, и Блейз фыркнул.

— Нет, даже не подозревал. Видимо в нашей компании я не единственный, у кого есть секреты. Как давно тебе известно об этом?

— С самого начала их совместной работы.

— Замечательно, — сухо проронил Блейз. — Знаешь, в чём твоя проблема, Флинт? — и указал на друга пальцем. — Ты не доверяешь людям настолько, чтобы рассказать им свои секреты.

Вынося такой «приговор», Забини понимал, что лицемерит, но сейчас это было последнее из того, что его волновало.

«Да! Я не признался лучшим друзьям в своей бисексуальности! Ну и что? Нисколько не удивлюсь, если окажется, что они уже давно об этом знают!»

Будто прочитав его мысли, Маркус парировал:

— И это мне говорит человек, у которого есть тайны не от кого-то, а от лучших друзей.

Сначала Блейз опешил от прозвучавшего обвинения, но потом подумал, что, кажется, знает, о чём сейчас говорит Флинт, и, в защитном жесте подняв руки, произнёс:

— Слушай… Я не могу извиняться за одно и то же вечно, правда же?.. Ладно, снова прошу у тебя прощения, но Малфой был и остаётся моим лучшим другом, я не мог его сдать. В любом случае, то что случилось, ничего для обоих не значило! Он сожалеет об этом так же, как и она!

— Сожаления тоже ничего не значат! Он должен был думать, что творит! Это моя девушка! — рявкнул Маркус. — А Астория была девушкой Тео, но для Малфоя и это ничего не значило.

— Драко не строил планов насчёт Дафны, и уж точно ничего не планировал насчёт Астории! Тебе это известно! Они были обручены с младенчества, однако Малфой не питал к ней никаких чувств. Никто из нас даже не думал, что Астория со временем тайно в него влюбится. Нельзя винить Драко за это, — Блейз положил руку на плечо Маркуса. — Тео не считает его виновным, и ты тоже не должен.

— Нет! Малфою просто повезло!.. Вот ведь семейка! Никогда и ни в чём не виноваты!.. Тео взял вину на себя, и посмотри на него теперь: он превратился в пустую, но ещё двигающуюся по инерции оболочку когда-то живого человека… — зло и возбуждённо доказывал Маркус. — Ладно... Всё это не важно. Нам нужно разузнать правду о Гермионе, но предупреждаю: ни Тео, ни Малфою мы ничего не скажем.

— Потому что ты не доверяешь Малфою! — заявил Блейз.

— Нет, — перебил Флинт. — Я не хочу говорить им, потому что мы сами не знаем, есть ли во всём этом хотя бы доля правды. Кроме того, думаю, Теодору наша малышка нравится намного больше, чем он показывает. Я не хочу видеть, как его снова раздавит горе.

Забини вздохнул.

— Знаю, знаю... Я тоже это заметил и готов умереть за него, лишь бы вновь не видеть, как ему больно... Согласен. Мы не расскажем ни слова, пока не разузнаем что-то большее... Я знаком с одним следователем. Ловкий малый, который может помочь в поисках. Мы, я и Малфой, учились вместе с ним в Хогвартсе. Майкл Корнер, райвенкловец. Ходил на те же уроки, что и мы… Давай посмотрим, что ему удастся нарыть. Это тот самый парень, которого я нанял для тебя, когда ты искал компромат на… — Блейз запнулся.

— Помню… На Драко и Дафну… — Маркус саркастически усмехнувшись, продолжил: — И я благодарен тебе.

— Извини, приятель, — выдавил Забини. — Ты же знаешь: это произошло лишь однажды, после того… случая с Асторией… Они оба искали утешение и ничего больше. Как долго ещё ты собираешься заставлять их страдать?

— Интересно… И как же это я заставляю их страдать? — Флинт открыл дверь чулана. — Я ведь вернулся к Дафне, не так ли? Я вежлив с Драко, ты согласен? Мы снова друзья... Не раскачивай то, что и так еле держится, Блейз. Просто узнай всё, что сможешь, о Гермионе... А сейчас мне пора к столу. Потому что наша девочка уже должна вернуться из туалета, если, конечно, пол не слишком накренился, и она не скатилась по нему до самого дома.

— Чего? — опешив, спросил Забини, но Маркуса уже и след простыл.

Покачав головой, Блейз задумчиво побрёл к рабочему кабинету.

«Надо отправить с совами несколько писем: одно — Майклу Корнеру, второе — Эдриану, а третье — понравится это Маркусу или нет — Драко. Только Теодору я ничего не сообщу… Пока ещё нет…»

***

Когда Гермиона вернулась, за столом никого не было. Прикончив все стоявшие на нём напитки (кроме кофе), она заказала ещё порцию выпивки официанту. В ожидании Маркуса огляделась вокруг и тут же застонала.

Она увидела, что к ней направляется старый знакомый. Скривившись от досады, Гермиона мысленно прокляла Флинта за то, что тот оставил её одну. Почувствовав, что недостаточно пьяна для того, чтобы спокойно смотреть в лицо приближающегося человека, она залпом выпила шестую порцию, с размаху хлопнула бокалом по столу и смиренно принялась ждать, пока тот подойдёт.

Было слишком поздно пытаться уйти. Слишком поздно желать, чтобы он не увидел её. Слишком поздно сбежать обратно в туалет, прятаться под стол или варить порцию оборотного зелья, чтобы превратиться в кого-то другого. Не слишком поздно было только для одного — проклясть его, но Гермиона оставила этот план на самый крайний случай.

Потому что человек уже стоял прямо перед ней. Она узнала бы его в любом состоянии. Даже пьяная, хотя зрение и стало нечётким, а в глазах двоилось.

— Грейнджер, каким ветром занесло такую законченную грязнокровку в этот стопроцентно чистокровный клуб? — спросил Грег Гойл, по-хозяйски усаживаясь в кресло Маркуса.

Гермиона вздёрнула в презрительной усмешке верхнюю губу и, втянув воздух носом, поморщилась.

— Чем здесь так омерзительно завоняло? А-а-а, это же одеколон Гойла… Где мои манеры: садись, пожалуйста… Ой, где твои манеры: ты уселся без приглашения…

— Серьезно, Грейнджер, что ты здесь делаешь? Кто тебя пригласил? Знаю, ты считаешь, что ты и тебе подобные — хозяева жизни, но, к счастью, есть ещё несколько мест, куда вам вход воспрещён.

Гойл самодовольно ухмыльнулся и, развалившись в кресле, закинул ногу на ногу.

— Ух… Кажется, меня тошнит, — произнесла Гермиона слабым голосом. — Либо я слишком много выпила, либо это реакция на твоё лицо. Никак не могу определиться.

Она могла бы сказать ему намного больше колкостей (они так и копошились в её голове), но состояние опьянения очень мешало оформлять мысли в сложные предложения с длинными словами. Поэтому Гермиона лишь поморщилась и сказала:

— Убирайся отсюда и попытайся догнать цирк, от которого отстал. Уверена, без тебя они далеко не уедут: гориллы всегда пользовались успехом у зрителей.

Гойл рассмеялся.

— Да ты пьяна, Грейнджер! Никогда не думал, что доживу до того дня, когда идеальная маленькая заучка опустится столь низко, чтобы не просто выпить, но и напиться, как все недостойные вокруг. Ты мне ещё скажи, что и любовью занимаешься, как обычные люди: лёжа на спине, с заткнутым ртом и открытыми глазами…

— Шут. Уходи, пока я тебя не прокляла, — предупредила Гермиона.

Схватив за руку проходившего мимо официанта, она попросила принести перечное зелье, чтобы протрезветь. Ей совсем не хотелось чувствовать себя хотя бы в чём-то хуже какого-то Грегори Гойла.

— Серьезно, Грейнджер, почему ты здесь? Последнее, что я о тебе слышал: ты отправилась то ли в Южную Америку, то ли ещё куда-то в ту сторону…

— А теперь я вернулась.

Гермиона еле сдерживалась. Ей не нравился этот человек в частности и вообще все люди, напоминавшие о Перу и о том, что там произошло.

— Слышал, Поттер и Уизел до сих пор там, — продолжал язвить Гойл. — Неужели наша хрупкая малышка не смогла закончить работу в одиночку? Понадобилась помощь друзей? Они ведь всё ещё твои… друзья? Хотя они и женаты, полагаю, ты до сих пор безотказная… подруга? Всегда готова сделать минет в кладовке для мётел… Или чем ты там ещё им помогала в школе…

Гермиона, не выдержав, зарычала.

Как раз в этот момент официант принёс перечное зелье, предупредив, что пить его надо медленно, однако она залпом осушила сразу весь бокал. Переждав отвратительный вкус зелья на языке, Гермиона процедила:

— Ты!.. Ты заразный больной, подружкой которого даже бумажная кукла стать не захочет! Ты, покрытый шерстью, четвероногий примат, живёшь всю жизнь только для себя и умрёшь в одиночестве, и мне тебя так жаль!

— Да? Разочарую тебя: на моих похоронах хоть кто-то будет плакать. А вот кто будет плакать о тебе, Грейнджер? Ни мужа, ни любовника! Ты и сейчас сидишь в полном одиночестве, без парня, как я заметил, в заведении, где тебя никто не ждёт и не хочет. Не желаешь сделать нам всем одолжение? Почему бы тебе просто не исчезнуть с лица земли? Если бы ты умерла сегодня, никого это событие даже не расстроило бы!

Он буквально уничтожил её несколькими словами!

Гермиона застыла. Открыв рот, она собиралась сказать что-нибудь язвительное в ответ, но вместо этого опустила голову на стол и зарыдала.

— Что, черт возьми, ты творишь, Гойл? — крикнул Маркус, который как раз вернулся к столу и слышал окончание перепалки.

Схватив Грега за ворот рубашки, он поднял его из кресла и отшвырнул прочь.

— Почему бы тебе не выбрать для спарринга кого-нибудь своего размера и подходящего интеллекта, вроде вон того здания по соседству, и оставить Грейнджер в покое?

— Она плачет! — поражённый Грег испуганно тыкал пальцем в сторону Гермионы. — Останови её! Почему она плачет?!

— Может быть, из-за одного хама, который только что сказал, что никто не расстроится, если она умрёт? — вызверился Маркус, отвешивая Гойлу суровую затрещину.

— Да мы же всегда так делаем! — воскликнул, пытаясь оправдаться, Грег. — Вечно задираем друг друга!

Опёршись кулаками на стол, он склонился к Гермионе и приказал:

— Перестань плакать, ты, мелкая плаксивая всезнайка! А ну прекрати! Прими ещё перечного зелья! Я не знаю, насколько ты была пьяна, но если ты выпила до дна все бокалы, что стоят на столе пустыми, одной порции зелья, для того чтобы протрезветь, тебе точно не хватит! Поэтому ты и ревёшь. Просто ты всё ещё пьяна… Вот именно… Только поэтому… Я никогда прежде не доводил тебя до слёз и не верю, что мне удалось добиться этого сейчас!

Выпрямившись, он крикнул:

— Официант! Ещё порцию перечного зелья!

Маркус тем временем, наклонившись к Гермионе, спросил:

— Ты в порядке, гриффиндорская малышка?

— Грег Гойл злой, — сказала она, всхлипывая.

— И настоящий урод, — искренне добавил Маркус.

— Эй! — возмутился Грег. — Большое спасибо! Но помогать ей незачем! Она очень хорошо справляется своими силами, оскорбляя меня! Работая в Министерстве, уже много лет на обеде мы сидим за одними и теми же, стоящими друг напротив друга, столами. И за это время она самостоятельно придумала для меня очень много колкостей и шпилек. Так что успокойся: она не нуждается в твоей помощи.

Утирая слёзы, Гермиона признала:

— Он прав. Обычно я более чем достойный противник. Скорей всего я просто ещё чуть-чуть пьяна.

— Так ты не хочешь, чтобы я отвёл его в сторонку и вызвал на дуэль? — серьёзно спросил Маркус. — Потому что для тебя я бы с удовольствием это сделал.

— Я могла бы справиться со всем сама. Просто в этот раз ему удалось задеть меня особенно сильно, вот и всё.

«Знаю, малышка, чем задел тебя Гойл. Словами о том, что никто не расстроится, если ты умрёшь… Но на самом деле это не так. Слова его далеки от истины…» — подумал Маркус.

Его отвлёк Гойл.

— Что такого я сказал, что она заревела? Раньше Грейнджер никогда не плакала, а я ведь, бывало, говорил ей кое-что и похуже. Как и она мне, вообще-то! Это потому что она напилась? Я знаю, некоторые люди начинают слёзы проливать, когда напьются. Но это точно не потому, что я обозвал её грязнокровкой, хотя она и ненавидит это слово… Постой… Мы же с первого дня установили правило, что этим словом пользоваться нельзя. А я забыл, — Грегори подошёл к Гермионе. — Извини за то, что назвал тебя грязнокровкой, Грейнджер... Ну что же, твой ход. Покажи самый лучший удар.

Флинт растерянно смотрел на происходящее, а вот Гермиона спокойно встала, замахнулась маленьким кулачком и ударила здоровяка по плечу так сильно, как только смогла. На самом деле ему этот удар был, как слону дробина, и Маркус понял это, но Гойл всё-таки постарался выжать из себя весь артистизм, которым обладал. Приложив ладонь к пострадавшему месту, он поморщился, вскрикнул:

— Ой, Грейнджер! Это же больно! — и потихоньку заговорщически подмигнул Флинту.

Затем повернулся к Гермионе и, прежде чем отойти от столика, сказал:

— Кстати, Грейнджер, если ты умрёшь, я наверняка буду плакать. Ведь тогда мне не с кем будет задираться.

Маркус пришёл в полный восторг.

— Ты ударила его!

Гермиона довольно кивнула.

— Это Гарри подал мне идею. Однажды Гойл на работе обозвал меня грязнокровкой, и я уже собралась его от души проклясть… Но Гарри сказал, что не собирается заполнять кучу бумаг на арест подруги за нападение или ещё большую кучу документов, необходимую, чтобы объяснить «самоубийство» Гойла в камере Аврората (ну, ты меня понимаешь, да?). Так что Гойлу пришлось согласиться с тем, что каждый раз, услышав от него в свой адрес слово «грязнокровка», я могу его ударить.

Рассмеявшись, Маркус притянул Гермиону ближе и поднял её руку к лицу. Внимательно осмотрев маленький кулак, поднёс его к губам и коротко поцеловал.

— Так ты его ударила в тот раз и сегодня?

— О нет. Я его бью при каждой нашей встрече. Голова у Грега действительно полна опилок. Он каждый раз забывает главное правило и снова обзывается. И получает сдачи.

Закинув голову, Маркус расхохотался.

— Никогда в это не поверю... На самом деле Гойл не так глуп, как изображает. Скорей всего ему нравится задираться с тобой. И, видимо, очень нравится, когда ты его бьёшь.

В это время официант принёс перечное зелье, но Флинт жестом велел ему поставить бокал на стол.

— Пойдём потанцуем, гриффиндорская малышка, — он повёл её на танцпол, одной рукой по-прежнему придерживая за острый кулачок, а ладонь другой положив ей на поясницу. — Я хочу потанцевать с тобой. Можешь пока рассказать о всех ваших стычках с Грегори Гойлом.

Мускулистые, сильные руки обняли Гермиону, и она склонила голову Маркусу на грудь. От него вкусно пахло. Слишком вкусно…

Началась новая песня, и она лишь улыбнулась, когда Флинт прижал её к себе ещё крепче.

— А ты можешь прямо сейчас рассказать мне, какие у тебя возникли проблемы с твоей девушкой.

— У меня с ней нет никаких проблем, — возразил Маркус, одной ладонью поглаживая тонкую спину, а второй обхватывая её затылок. — Она сидит вон там. Можешь сама её спросить.

Гермиона подняла голову.

— Она здесь? Но я думала… Ты же сказал, что у вас сейчас трудные времена… А теперь говоришь… Она знает, что ты здесь, со мной — танцуешь, проводишь время, помогаешь со списком… И она не против?

— Ну да, конечно. Видишь ли… Она позволила мне тебя… Для неё это наказание или, если тебе угодно, уплата долга, — невозмутимо ответил Флинт.

Гермиона уставилась на него во все глаза.

— Сейчас же объяснись или получишь кулаком в нос фирменный удар «а-ля Грег Гойл».

Маркус тихо рассмеялся, продолжая чувственно двигаться под музыку, и сказал:

— Она изменила мне с Драко Малфоем, поэтому я изменю ей с тобой. У неё только одно условие: она хочет смотреть на нас.

Гермиона была не настолько пьяна, чтобы подобное предложение не потрясло её. Чуть отстранившись, она спросила:

— Повтори! Что?

Маркусу не хотелось повторять. Он вдруг почувствовал себя подлецом (особенно, если то, что она говорила о смерти, было правдой). Однако сегодня он действительно намеревался сделать то, о чём рассказал Грейнджер. За помощь со списком Флинт хотел именно этого: отплатить Дафне за измену с Драко Малфоем своей изменой с Гермионой Грейнджер. И чтобы Дафна смотрела. Однако теперь, когда он произнёс желание вслух и увидел на лице Гермионы возмущение, а к тому же узнал, что она, возможно, умирает…

Внезапно всё это заставило его почувствовать себя неловко.

Он уже собрался сказать, что просто пошутил, когда заметил, что кто-то касается его плеча. Всё ещё держа Гермиону в объятьях, Маркус обернулся и увидел зеленоглазую блондинку, его подругу на протяжении последних семи лет, которая спросила:

— Она согласилась? Если да, думаю, нам пора вернуться домой и начать, не так ли?