Глава 8

31 июля 1976 года

Сириус

Громкая музыка распирала дом изнутри, выдавливала красивые мозаиковые окна, ударялась об крышу. Казалось, что это и не музыка вовсе. Казалось, что дом кричит, вопит от боли.
Сириус взмахнул палочкой как хлыстом — и стойка с головами домашних эльфов разлетелась на куски. Ещё один взмах — и картина именитого предка превратилась в обугленное пятно на стене.
- Ещё одно пятно на репутации, матушка! - заорал Сириус и высоко запрокинул бутылку дорогущего виски. Большая часть попала в рот, остальное пролилось на рубашку и попало под воротник. Противно. Не допив, он с силой запустил бутылку в дверь материнской спальни, и брызги толстого стекла разлетелись по всему коридору.
- Твоё здоровье!!! - рявкнул он, перекрывая грохот музыки, крепко затянулся и затушил сигарету о ближайший портрет. Человек, изображенный на нем, с воплем бросился прочь.
- Пошел к черту! - крикнул ему вдогонку Блэк.
Не далее как сегодня утром, роясь в столе матери в поисках денег, он обнаружил письмо, на котором значилось: «Сириусу Ориону Блэку». Распечатанный конверт валялся среди кучи старинного фамильного хлама. Бумагу конверта покрывали пятна, какие-то незначительные записки на память, опечатанные коричневым ободком от кофейной чашки. Не колеблясь ни секунды, парень открыл конверт. Прочитав первый абзац, он узнал, что его любимый дядя Альфард скончался ещё в начале весны от укуса Ядовитой Тентакулы. Не успел Сириус как следует переварить эту новость или хотя бы осознать её, как обнаружилось, что дядя оставил ему немалое наследство в виде первого особняка Блэков, шестизначного банковсого счета и маленькой винодельни. В своем письме Альфард (знакомый почерк вызвал у Сириуса жжение где-то в области солнечного сплетения) выражал надежду, что раз уж Вальбурга Блэк все равно решила после смерти передать всё своё имущество младшему сыну, то, наверное, не откажет своему бездетному одинокому брату в последнем желании и позволит ему обеспечить его любимого племянника...
Сириус пьяно станцевал вниз по лестнице и врезался плечом в стену. Спускаться дальше было лень.
Перемахнув через оградку второго этажа, он с грохотом приземлился на пол, после чего вскинул обе руки и изобразил страстное соло на невидимой гитаре. Выхватив палочку, парень лихо развернулся и выбросил вперед руку. Заклинание пролетело через весь холл и всю гостиную и с хрустом вырвало красивую резную дверцу из лакированного деревянного бара у камина.
Замерцали гладкие бока спрятанных в нем бутылок. Сириус победно вскинул кулак, вскочил, врезался в стену и протанцевал в гостиную, играя плечами и откинув назад взлохмаченную голову. Хрустальный канделябр настороженно проследил за ним всеми своими бусинками и трусливо задребезжал, когда из комнаты наверху на него снова обрушились басы припева.
Парень широко раскинул руки и поприветствовал новую песню потоком счастливейших ругательств. Пьяное заклинание, неосознанно сорвавшееся при этом с его палочки, оказалось таким мощным, что окна в гостиной со звоном лопнули, выпуская наружу царящих в доме демонов Сириуса.
После прочтения дядюшкиного письма он сразу же начал собирать вещи, чтобы немедленно перебраться в новый дом. В поисках Кикимера, который не отзывался на зов, он спустился в гостиную и обнаружил, что вместо имени дяди Альфарда на древнем полотне красуется уродливое обугленное пятно...
А когда Сириус обнаружил рядом с этим пятном ещё одно точно такое же, подумал, что у него от потрясения просто двоится в глазах: имя Андромеды, которая пару лет назад вышла замуж за магглорожденного мага Теда Тонкса и родила от него дочь, так же пропало с матушкиного гобелена.
Первым желанием было содрать семейную реликвию со стены и разорвать её на тысячу клочков. Но потом Сириус понял, что это не облегчит его душу, и решил разрушить весь дом - от крыши до основания.
Вытащив из бара первую попавшуюся бутылку, Сириус шарахнул её горлышком о край бюро, поднес к губам опасно оббитое стекло и вплотную подошел к гобелену. Черные пятна жгли его так, словно Вальбурга выжгла их не на ткани, а прямо у него на сердце.
Сделав мощный глоток, который немного иссушил болезненное жжение, он ткнулся лбом в колкую вонючую ткань и крепко зажмурился. Он - его самое первое воспоминание. Тусклое, размытое и невероятно далекое.

«Ему годика три. Этот гобелен - его первое воспоминание. Мать держит его на руках, такая родная-родная, от неё вкусно пахнет и она очень теплая. Она поднимает руку и показывает пальцем на изображение темноволосого мальчика. Это ты, Сириус, — говорит она, и он доверчиво кладет на ткань маленькую ладошку рядом с её ладонью...»

Сириус тронул гобелен в этом месте, но тут же резко отдернул руку, словно обжегшийся, шагнул назад и врезался в бар. Бутылки жалобно звякнули.
Сириус обернулся на звук, рывком выдернул из развороченного дерева какую-то тяжелую, пыльную бутылку и, глядя на гобелен, громко продекламировал:
- Коллекционное «Сибилла Вейн», урожай 1891 года! - он вдруг скакнул вперед, замахиваясь и, что было сил, швырнул бутылку в стену. Бутылка разбилась вдребезги, темное, почти черное вино заляпало нежно-голубой шелк дивана, к которому Кикимер боялся прикасаться веничком для пыли, стекло брызнуло во все стороны.
- «Гризельда», 1910 год! - Сириус метнул следующую бутылку в воздух и взорвал её заклинанием.
Как будто небольшой фейерверк из стекла и вина.
Сириус улыбнулся, пьяно покачнулся, переступив с ноги на ногу и схватился за крышку бара, чтобы не упасть.

Винная коллекция Блэков разорялась бутылка за бутылкой.
Очень скоро почти всю мебель покрывали подтеки редчайшего вина, пережившего не одну волшебную войну. В окна лился закат, и осколки прекрасно сверкали в густых медовых лучах. Разбивая очередную бутылку или по ходу ломая какой-нибудь шаткий столик с лампой или цветами, Сириус чувствовал себя так, словно из него вытягивают длинные ядовитые шипы.
- «Антипатра», твою мать, 1470 год! Отец привез из Афин... на твой день рождения, старина Альфард! - он срезал пробку вместе с горлышком, высоко поднял бутылку, из которой хлынуло редчайшее вино, и подставил рот под струю, после чего с силой шарахнул бутылку об пол. Рыльце Кикимера показалось было в дверях и тут же исчезло.
Вытерев губы и прорычав что-то нечленораздельное, Сириус принялся во все горло подпевать любимой группе, беспорядочно подпрыгивая, кружась и с каждым новом взмахом руки разбивая какую-то часть обстановки. Кровь Блэков, подожженная гневом и алкоголем, ударила ему в голову.
Тяжелые пыльные шторы Сириус руками сорвал с окна вместе с карнизом. Потом порвал их голыми руками на куски и щедро полил эти куски коллекционным виски. Размахивая палочкой, он взрывал пухлые удобные диваны, заставляя их изрыгать в воздух старую вонючую набивку, полосовал волшебным лезвием стены, с хрустом и треском сдирал серые деревянные панели, лоскуты шелковой темно-синей обивки, под которой обнаруживался унылый бетон и пауки. Рвал, крушил, бил фарфор и стекло, музыка грохотала, дом кричал, и кровь буйствовала в каждой мышце, требуя рвать, ломать, уничтожать!!!
Обрушив на пол шкаф, полный всякой старой фамильной чепухи из серебра и хрусталя, он вскочил на него и вскинул палочку, целясь в старый гобелен.
- Фините.
Музыка оборвалась.
Сириус медленно опустил руку с зажатой в ней палочкой, ухмыльнулся и наконец повернул голову, задыхаясь от мстительного удовольствия.
Вальбурга, одетая в наглухо застегнутую шелковую лиловую мантию и маленькую шляпку с сеткой, стояла в дверях, аккуратно сложив на животе руки в кожаных перчатках и внимательно смотрела на своего старшего сына прозрачно-серыми глазами. Они были похожи на капли воды и словно светились на её бледном лице. Тонкая как папиросная бумага кожа туго обтягивала выпирающие скулы, а вокруг глаз и рта уже собрались паутинкой первые морщинки. Встретившись взглядом со своим старшим сыном, она сузила глаза. Длинные губы, густо накрашенные ядовито-красной помадой, сжались в ниточку.
Сириус соскочил со стола и пьяно покачнулся, с хрустом наступая на осколки от винных бутылок. Пол закачался под ним как корабельная палуба. Наверное, он все-таки перегнул палку с выпивкой...
- Добрый день... - нахально улыбаясь и глядя матери прямо в глаза, юноша поднял с пола средневековый гобелен на тему сожжения ведьм в Салеме и руками, без помощи магии, разорвал его надвое, после чего швырнул себе под ноги, - ...матушка. - Он икнул.
Регулус, запыхавшись, вбежал в комнату.
- Матушка, Кикимер не солгал, вся библиотека... - мальчик замер, уставившись на пьяного в стельку брата и на учиненный им разгром, - ...разрушена. Что здесь...
Сириус отсалютовал ему, словно говоря «Не стоит благодарности», и криво ухмыльнулся.
Вальбурга никак не отреагировала на новость и только стояла как ледяное изваяние, глядя куда-то сквозь Сириуса, так, словно на стене за его спиной было написано что-то куда более интереснее, чем он сам.
- Сириус... Да что ты... Какого черта ты вытворяешь?! - придя в себя, Регулус бросился на него с искаженным от ярости личиком, но Сириус легонько вывернул тонкую ручку мальчика за спину и толкнул вперед так, что Регулус неуклюже пробежал несколько шагов и наткнулся на ножки перевернутого кресла.
Вальбурга приподняла голову, сморгнув какую-то пелену с глаз. Сириус прямо видел, как ширится и растет гнев в её черной душе, и наслаждался этим, питаясь её злостью и закипая в ответ.
- Подойди, - вдруг властно приказала она.
Сириус пошире расставил ноги, пытаясь ровно устоять на своей палубе.
Регулус приблизился к матери, потирая плечо и как бы невзначай шагнул за её спину.
Демонстративно отвернувшись (палуба вдруг весело качнулась вправо), Сириус вытащил из бара последний трофей, откупорил и перевернул бутылку, щедро поливая вином вспоротую обивку дивана.
- Ты что-то сказала? - спросил он, чувствуя, что почему-то начинает трезветь. - Как дела, мама?
- Немедленно. Подойди. Ко мне, - вкрадчиво проговорила Вальбурга. Сняв перчатки, она резко шлепнула ими Регулуса по груди, и тот послушно схватил их.
Сириус отбросил бутылку в сторону, и она разбилась — почему-то гораздо звонче и громче, чем все предыдущие.
- Когда похоронили дядю Альфарда? - спросил Сириус, засунув руки в карманы и пускаясь бродить по комнате. Взгляд его лениво скользил по стенам. Казалось, что о них поточила когти гигантская кошка. Круто. - Ты из жалости не сказала мне, потому что знала, как сильно я его любил? - он остановился и потер пальцами переносицу. - Или почему, мам?
- И только поэтому ты решил разгромить наш дом? - высоким голосом возмутился Регулус.
- Заткни пасть, Рег! - рявкнул Сириус, сорвав голос и почувствовал, как изо рта вылетела капелька слюны.
- Из жалости, - наконец ответила Вальбурга.
- Андромеду ты тоже выжгла из чертовой жалости?! - заорал Сириус и так сильно дернул рукой в сторону гобелена, что чуть не вывихнул плечо. - Или за то, что она вышла замуж по любви, а не так, как ты?!
Вальбурга моргнула, словно он бросил ей в глаза песок.
- Что ты себе позволяешь, щенок? - прошептала она, некрасиво кривя губы.
- Если я щенок... - Сириус криво ухмыльнулся и повернул голову, медленно оглядывая женщину, стоящую в дверях, - то позвольте спросить, кто же вы, мадам? - и он отвесил ей глубокий поклон.
- Ах ты дрянь! - Вальбурга выхватила из сумочки палочку, но Сириус оказался ловчее и первым поднял свою.
Вальбурга неприятно засмеялась. Смех рождался где-то глубоко в её обтянутой плотной тканью груди и вырывался наружу нервными, злобными клочками.
- Что ты собрался делать, мальчишка? - спросила она, опуская палочку. Она улыбнулась, медленно обнажив зубы — казалось, что она хочет вонзить их в поднятую руку сына. - Что?
- Скажи, со мной ты бы так же поступила? - тихо спросил Сириус, чувствуя, как от злости на глазах выступили слезы. - Или просто прикончила бы за то, что я посмел быть счастливым?

«- Это моя собака, моя!
- Мне не нужна грязь в доме!
- Мама, пожалуйста, пожалуйста, я всё, что хочешь сделаю, ну не надо!
- Авада Кедавра!»

- Дядя Альфард был мне как отец! Он один любил меня из всех в этой гребанной семье!

- Мне нравится Гриффиндор! У меня там есть друзья! - ступеньки лестницы, вверх, вверх.
Стук каблуков за спиной. Надо спрятаться, срочно. Договорить тоже надо.
- Меня там любят! Я не уйду из Хогвартса! Если вы меня заберете, я... Я покончу с собой, ясно?! - Дверь. Взбешенное лицо матери.
- Ты смеешь угрожать мне, бессовестная дрянь?! Угрожать?! - пощечина.
- Ненавижу вас всех!!!
Тишина.
- Ненавидишь?.. КРУЦИО!

- Я поломал твою жизнь, ты — мою. Я согласен — мы квиты, - и он развернулся, чтобы уйти.
- Стой, выродок! - вдруг выкрикнула Вальбурга, и Сириус остановился на всем ходу, напоровшись на эти слова как на нож.
«Кто? Выродок?»
Он обернулся, надеясь, что это было сказанно не ему.
«Я, мама?»
- Я приказываю: ко мне! - дрожащим голосом сказала Вальбурга, властно указывая палочкой на пол у своих ног.
Сириус почувствовал было, как внутри все подхватилось, чтобы сделать шаг, но он только крепче сжал палочку и врос в пол. К горлу подкатил ком.
- Ко мне!
Он не двигался.
Регулус в ужасе смотрел на него, вцепившись маленькими детскими ручками в дверной косяк. В коридоре послышалось шевеление — Кикимер показался в арочном проеме.
Прозрачные, холодные глаза женщины наполнились крупными слезами — но едва ли Сириус мог рассчитывать, что это слезы по нему.
- Я — твоя мать, неблагодарный щенок! Я — твоя мать! Немедленно извинись передо мной!
- Это ты-то мать? - едва слышно спросил Сириус. Выражение лица её вмиг переменилось, Регулус, охнув, отступил назад. - Не слишком ли большое звание ты прибрала за то, что приютила меня у себя внутри?
Вальбурга вдруг сделала резкое движение. Сириус, мгновенно отреагировал на свист рассекаемого воздуха (обычно за ним следовала боль) и блокировал чары.
Это был Круциатус.
Повисла тишина.
Сириус чувствовал, как с хрустом рвется в душе та тонкая ниточка, что связывала его с этим местом и этой женщиной.
С досадой и отвращением глядя ей в глаза, Сириус опустил палочку, сделал шаг назад, потом ещё один, а потом просто резко развернулся и пошел прочь.
Вальбурга схватила с какого-то столика чудом уцелевшую вазу и метнула ему вслед, но промахнулась, и ваза врезалась в стену.

Сириус сбежал с крыльца и опрометью помчался на задний двор, а в спину ему несся визг:
- ТЫ МНЕ БОЛЬШЕ НЕ СЫН!
Он хлопнул калиткой так сильно, что она закрылась, чуть не сорвавшись с петель, и снова открылась. Задыхаясь от ярости, Сириус не отдавал себе отчета в своих действиях. У него не было с собой ни вещей, ни денег, он успел только сдернуть со стула на кухне свою куртку. Он не знал, что будет делать дальше, но точно знал, что оставаться в этом доме больше не намерен.
Подойдя широким шагом в пустой подъездной дорожке, он резко вытер нос и сдернул с мотоцикла мантию-невидимку Джеймса. Совершенно не волшебное, правильное переплетение хромированных деталей ярко сверкнуло в лучах разгорающегося заката.
Скомкав мантию, Сириус вызывающе взглянул на окна.
В окне второго этажа замаячила невысокая фигура.
- Будем надеяться, матушка, что по пути я расшибу себе голову! - прокричал он и встряхнул своего железного коня, снимая его с подножки. - Хотя бы раз в жизни осуществлю твою мечту! - он оседлал мотоцикл и рывком повернул ручку. Мотор взревел, порвав в клочья тишину прекрасного, тающего летнего дня. Фигура на втором этаже шевельнулась и пропала из поля зрения.
Горло сдавили слезы, но Сириус скорее оторвал бы себе руку или ногу, чем позволил заплакать, поэтому, не медля более ни секунды, он оттолкнулся и выехал на гладкую, ровную дорогу, всем своим существом стремясь к единственному человеку, который у него остался.
К Джеймсу Поттеру.

*AC/DC - Highway to Hell