Глава 15. Форкс. Предчувствие предначертанного.

- Джаспер, прекрати… Умиротворенность и блаженство бытия такой интенсивности подойдут только для релаксирующих дамочек после очередной пластической операции! - трудно скрыть раздражение от эмпата, я и не пытался. - И, если ты не можешь точно определить причину болезни, стоит ли так хаотично назначать симптоматическое лекарство?!

Джаспер снисходительно-понимающе (еще бы!) принял мой, в общем-то, грубый выпад и, почти незаметно кивнув, посмотрел на Элис. Не надо обладать способностью читать мысли, чтобы заметить в его взгляде попытку оправдания и явную неубежденность в правоте своей (или их с Элис общей) заботы. Опережая ее еще не сформулированный в мыслях вопрос, я решил, что знаю способ отвлечь Элис от собственной персоны, и в надежде снять молчаливое напряжение за нашим столиком улыбнулся ей, дразня:

- А что, на этот раз поиски подарка Джасперу на день Святого Валентина не предполагают вояжа в Европу?

- Эдвард! – отожженный янтарь распахнутых глаз Элис вспыхнул золотыми искрами праведного, но дурашливого гнева. - Ты серьезно считаешь, что для такого ответственного дела мне достаточно недели?! Все давно готово…

И она начала мысленно напевать совершенно дурацкую новомодную песенку, состоящую из нудного примитивного музыкального квадрата и четырех бессмысленных в своем многократном повторении рубленых фраз. Лучшего мыслеблока трудно придумать! Да, я и не собирался подсматривать, что же она приготовила для Джаспера, - главное было отвлечь внимание от себя…
До звонка оставалось несколько минут, столовая почти опустела, дождь перестал стучать по стеклу окна, превратившись в мелкую влажную пыль, повисшую в воздухе, отчего пасмурный день стал еще больше похож на ранние сумерки.

Сумерки… Обожаемое поэтами и влюбленными время, когда уходящий день оставляет за собой легкий аромат уже свершившихся событий, пережитых тревог и волнений, успокаивает мягкими, размытыми контурами и приглушенными цветами окружающего мира. Подступающая прохлада летнего вечера (или более чем бодрящий холодок зимы в Форксе) обещает непременную сладость ночного сна и обязательную радость наступающего утра. Для тех, кому доступна сладость сна, завтрашнее утро не является продолжением дня сегодняшнего.

Сумерки… Любимое мной время неопределенности и самообмана, ожидания неожиданного, призрачной свободы, не ограниченной обязательствами долга и обстоятельств. Время не угнетающего меня одиночества, (в редких случаях возможного).

Сумерки…

- Эдвард, ты опаздываешь или прогуливаешь? – Элис смеялась у выхода из столовой, победно-торжествующе хлопнув по ладони Джаспера.

- Ты не исправима, и за этой дурацкой песенкой был спрятан не только подарок Джасперу? – я должен был догадаться; Элис никогда не сдается без боя, даже в мелочах.

- Просто я тебя люблю, - пропела Элис, утаскивая за собой на улицу этого, выполняющего все ее прихоти, «великого манипулятора настроением». Обернувшись, он вполне искренне успел поинтересоваться:

- С интенсивностью на этот раз угадал?

Ах, Джаспер, Джаспер… Если бы ты знал, что именно сейчас я должен быть неподвластен твоим чарам…

Впереди меня к третьему корпусу не очень спешили две девочки, по краешку тротуара обходя многочисленные лужи, хотя их увлеченная беседа явно грозила обернуться неоправданным опозданием на урок.

- …из Аризоны! Представляешь, в нашей серой сырости нас ждет явление бронзовоногой богини пляжного волейбола, - презрительно взмахнула рукой одна из них и, качнувшись, не удержав равновесия на поребрике, вляпалась в слякоть прошлогодней травы газона. И, несомненно, упала бы, поскользнувшись, не ухвати ее за рукав подруга, что, впрочем, не помешало продолжить ей с раздражением. - Ха! от её загара мало что останется к тому времени, когда его можно будет продемонстрировать во всей красе!

- Интересно, что такого с ней могло произойти, что заставило променять бурную жизнь мегаполиса на наше захолустье? Ведь, наверняка, что-то случилось, не просто так, нет, не просто, - вторая девочка в мыслях перебирала возможные, как ей казалось, варианты, вычитанные в сентиментальных рассказах подростковых журналов. - яЯ бы никогда не уехала просто так, добровольно! Какая-нибудь безумная, безответная любовь!

- Эй, Джесс! Мы опаздываем на тригонометрию, а не на английский, оставь любовь до следующего урока! И даже если так, как ты предполагаешь, от безумной любви у нас излечиться нелегко – конкуренция, да и претендентов на новое безумство поискать надо!

- Нуу, не скажи, - игриво потянула Джессика, заметив, что я почти догнал их.

О да, в глазах Джессики, я – недоступный и надменный тип, безжалостно безразличный к многочисленным томным взглядам и страдальческим вздохам самой Джессики и большинства ее подруг.

«Посмотрим, как вы устоите перед обаянием и очарованием нашего мистера Совершенство, мисс Св…»

Нет-нет-нет, сейчас я был абсолютно не настроен слушать дальнейшее мыслетечение Джессики и, возвращая ее «индивидуальное» (если бы!) звучание в общий хаос привычно-игнорируемого информационного фона, постоянной составляющей моего существования, поспешил в класс, именно на урок английского.

В который раз! Старшая школа… Из шапочек выпускников всей нашей семейной учащейся «молодежи», Элис с Эмметом соорудили панно в стиле Уорхола.

Пора бы уже кому-нибудь взяться за исследование типа «Корреляция организации учебного процесса в старшей школе в соответствии с изменениями социальной, религиозной и нравственно-мировоззренческой составляющих дисперсионной выборки анализа поведенческих реакций в условиях ранней инициации смыслопоисковой деятельности старших школьников при периодическом изменении стандартов образования». Ах, да, надо добавить «…по результатам фактических наблюдений гуманистически настроенного вампира».

Да, конечно, выбранный нами способ существования в человеческом мире предусматривает и человеческие условности, соблюдение ИХ правил игры. Но сведенное к минимуму общение со сверстниками (какие они нам сверстники! – театр!) выхолащивает эту игру всего лишь до отметки нашего статуса присутствия здесь и сейчас. Не знаю, насколько мы правы в таком дистанцировании, вернее, насколько я прав.

Розали с Эмметом и Элис с Джаспером не особенно озадачиваются этим, доверяя моему дару, предоставляя мне право определять ширину «полосы отчуждения», хотя не всегда эта ширина оправдана целями безопасности семьи. Тот самый постоянный информационный фон из мыслей и мыслишек, в которые ценой определенных усилий удается не вслушиваться без надобности, но которые, просачиваясь сквозь барьер сознания отрывочными струйками намеков, отравляют мое подсознание своей суетой, мелочностью, завистью, бестолковостью, создают совсем не располагающий к общению обобщенный образ моего сегодняшнего «сверстника», - вот, что является определяющим фактором.

Притворяться такими же? Стоит ли?

Хотя, может быть, это я не могу вырваться из объятий греха гордыни и мнимого превосходства, не утруждая себя попытками пробиться через завесу первого впечатления и простоты их будничных забот? «Мистер Совершенство»…

Так ли уж плох предлагаемый нам «театр»? Что если актеры в искренности самоотдачи забудут об актерском мастерстве и законах театрального действия, преодолеют «искусство представления», а овладев «искусством переживания» явят живых персонажей, в которые поверят сами? Может быть, и в их существовании будет больше смысла…

Да - если они смогут искренне выходить изо дня в день в роли жаждущей жизни юности в течение восьмидесяти лет; если их опыт и знания, приобретенные за десятилетия, не будут торчать нравоучительной сединой из-под париков новомодных причесок, а окажутся тем самым даром, которым непременно нужно поделиться с окружающими. Но непременно легко – одаривая незаметно, а, не осчастливливая насильно, что, впрочем, требует не только таланта, но и личной заинтересованности. Вот! Вот ключевое понятие: ОНИ должны стать мне интересны! Нет, не так… Я должен воспринимать ИХ с интересом.

Да, я готов воспринимать их с интересом, более чем! Я – вампир, моя сенсорная система реагирует на мир иначе, не по-человечески, мои эмоции – не человеческие, мои реакции – не человеческие, я не помню, как ощущает себя человек в этом мире! Но, черт возьми, я не хочу терять человеческую связь с ним! И я жажду настоящих, живых, сегодняшних впечатлений человека, как вампир жаждет крови. Горькая ирония сущности, - монстр, чудовище: найти в себе силы отказаться от человеческой крови, и страдать от жажды человеческих чувств!

К пониманию, почему мне это необходимо, я пришел не сразу, слишком много искушений и соблазнов было в новой ипостаси моего существования. Но, приняв идеологию Карлайла как единственно допустимую, я, насладившись возможностями иного мировосприятия, осознал, что абсолютизировав ценность человеческой жизни, но утратив способности человеческого её восприятия, можно стать монстрами еще более ужасными, чем мы есть. Снисходительная терпимость без сочувствия, равнодушное присутствие «где-то рядом» заканчивается, обыкновенно, табличками «по газонам не ходить», этаким безобидным памятником усмиренному синдрому завоевателя и бронзовыми монументами на этих газонах, возводящих облагороженного завоевателя в ранг полубога. Не хочу, не хочу я выпадать из эмоционального самосознания человечества, хоть я и не человек!

Сочиненность мыслей и эмоций литературных образов (где как не на уроке литературы об этом поразмышлять!) меня не устраивает вне зависимости от таланта сочинителя. Это другой мир, пусть и очень жизнеподобный и жизнеспособный, но я существую не в нем.

И что же, видимо предвидя мою будущую потребность, провидение (судьба, или кто там еще) развлекалось в момент моего создания, наградив меня этим даром-проклятием: хочешь знать, понимать, слышать ИХ – пожалуйста, слушай, но ВСЕГДА и ВСЁ; подслушивай (ах, противоречит твоим моральным принципам – ну извини)… Подслушивай: сокровенное и придуманное, чувственное и пошлое, грустное и печальное, извращенное и поэтическое, воспоминания и фантазии, убеждения и уговоры, крики о помощи и рыдания потери, пустоту, жадность, одержимость, сожаления, безжалостность, - всё, только это всё предназначается не тебе… Да, не мне. Трудно быть Богом? Монстром не легче. Оттого, что я слышал всё и не мог (да и не хотел) пренебречь несовершенством человеческой натуры, за редким исключением, мне предназначались мысли и обращения в лучшем случае десятка таких же, как я, особей. Моим спасением от «жажды над ручьем» в последние десять лет стал интернет: там я могу, наконец, не подслушивать; там обращаются ко мне – и пусть я не могу проверить правдивость ответов и искренность вопросов, привычно используя свой «дар»; там я пытаюсь общаться по человечески: доверяя, ошибаясь, поддерживая предложенную игру, иногда не совсем честно, иногда заигрываясь. В виртуальности я могу быть одним из многих, могу быть равным, старшим, младшим, таким, каким нужен собеседнику, но ведь могу и найти собеседника, который, нужен мне – наконец-то. «Отчаянье мне веру придает»? – да, хотя не все так просто…

- Да, мистер Берти, – вопрос учителя вернул меня от поэта французского средневековья к английскому его предшественнику, - конечно: результатом работы Чосера над балладным строем было то, что он установил для себя семистрочную пятистопную строфу вместо восьмистрочной, с рифмами, которые шли ababbec, с необязательным envoi. Эта строфа сама по себе, вне балладной формы…

Рассказывая об отличительных особенностях баллад "Легенды о славных женщинах", я про себя пытался анализировать события последних дней, чтобы точно определить причины своего «беспокойства» – нет, Джаспер, беспокойство - неверное определение, скорее, растерянность и недоумение, хоть это и не похоже на меня…и может быть, огорчение?.. Мне надо поговорить с Элис.
Элис стремительно (наша маленькая стремительная Элис) шла мне навстречу, едва я успел выйти во двор.

- Джаспер с Эмметом вечером затевают очередной матч-реванш, и я совсем не горю желанием быть нечестным болельщиком, а честным, - она засмеялась, - я не удержусь и пятнадцати минут. Поедем в Маунт-Рейнир? Там сегодня вечером не будет дождя и …

- Элис, если ты уже видела нас у твоих любимых водопадов, кто будет с тобой спорить? Только почему поедем? Побежим!..

Поздним вечером в свете восходящей луны снега и ледники вершины Рейнира не сияли доводящей до экстаза восторга туристов яркостью белого на голубом, а светлой громадой парили, казалось, отдельно от основания над низко висящей полупрозрачной полосой сизоватых облаков. В радиусе нескольких миль вокруг нас не было ни одной живой, вернее, мыслящей души, отчего не абсолютная, но первозданная тишина естества природы ласкала мое сознание умиротворяющим шепотом.

Мы, все еще молча, сидели на валунах высокогорного озерца, темнеющего в середине отражаемой глубиной небес и с потускневшими, как у старинного серебряного зеркальца, краями в тонкой корочке ледяной слюды. Элис, словно маленькая лесная фея, уладившая все свои немногочисленные на сегодня сказочные дела и решившая перед ночными танцами на знаменитой лужайке понежиться под луной, тихонько шлепала по воде ногой, любуясь искрами, вспыхивающими в глубине голтованных сапфиров взлетающих капелек. Ее кожа мерцала таинственно-завораживающим мягким свечением, - не отраженным лунным светом, а будто подсвечиваемая странным образом изнутри.

Впрочем, для меня Элис всегда наполнена светом. Удивительно доброе создание; ее мировосприятие правильнее назвать миролюбием, столько в нем радости жизни, желания осчастливить каждого хотя бы мгновением доступного ему счастья, уверенности в безусловной оправданности любого поступка, готовности к пониманию и прощению. Ее неуемная энергия, сдерживаемая только тактичностью и уважением личного пространства, ее решительность и бесстрашие, ограничиваемые, да и то не всегда, только убедительностью Джаспера, ее самоотдача и влюбленность в дело, которое она делает, не подвластные никаким ограничениям, и безграничная любовь…

- Элис? – я знал, что она ждала только приглашения к началу уже предвиденного ею разговора.

- Я не знаю, пока…не понимаю… Эдвард, нет не только принятых тобой решений, нет пока и внятных вопросов или ситуаций, которые твоего решения требуют. Все существует само по себе, но все настолько стихийно переплетено и перепутано, а ты и часть этой стихии и ее наблюдатель.

- Понимаешь, Элис, - я пытался объяснить, надеясь, что озвученные мысли будут точнее и понятнее для меня самого, - я как будто стою на огромной ленте Мебиуса, и какое бы решение я ни принял, куда бы ни направился, выйти на другую сторону не удастся. В итоге я окажусь все в той же точке начала конца и конца без начала.

Вечность превращается в бессмысленность и бесполезность. Накапливать знания, которые с течением времени становятся научными анекдотами; гоняться за удовольствиями, которые потеряли яркость и привлекательность как только стали бесконечно доступны и повторяемы; подавлять свою сущность, чтобы ежедневно соприкасаться с миром людей – зачем?

- Эдвард, ты пытаешься обмануть и себя, и меня: все это не раз осмысленно тобой и более-менее понято и принято. Что изменилось? – Элис отмахнулась от прошлых видений, как от мешающей завесы.

- Элис, скажи, отчего твое отношение к человеческому миру и к собственной ипостаси так гармонично? Это только потому, что ты изначально… - я подбирал слова, не желая ее обидеть, - не была человеком, ну, то есть…

- Перестань, глупости, да - не была нормальным человеком, и обидного в этом ничего нет. Эдвард, ты знаешь все мои мысли, зачем спрашивать – конечно, Джаспер; только Джаспер! Эдвард?.. – Элис спрашивала уже саму себя в попытке разгадать будущее, и размышляя, и сомневаясь, - нет, пока даже не влюбленность, но странная заинтересованность…

Эдвард! Утаивание информации не гарантирует точности гадания!

Шутливая фраза балаганного зазывалы не скрывала ее серьезного внимания.

- Нет, Элис, не в этом дело, - я не был откровенен, но читать мысли все-таки моя «привилегия», а Джаспера, чтобы уличить меня, рядом не было, - я хочу понять, какое право я имею вмешиваться в жизнь человека, если я не могу предугадать, рассчитать, черт, как угодно, предусмотреть и исключить негативные стороны этого вмешательства! Если я перестаю контролировать ситуацию, оставаясь в нее вовлеченным? Если «вычленение» меня из нее как действующего лица – это следующее вмешательство с еще более непредсказуемыми последствиями, - какое решение я должен принять? Элис! Я ведь говорю о последствиях не только для человека!

Элис задумчиво смотрела на озеро, образы в ее мыслях мелькали уже не цветовыми пятнами перепутавшихся сгустков звездного вещества и темными пространствами не рожденных смыслов, а микросекундными картинками калейдоскопа вероятностей, в которые я пытался усиленно вглядеться.

Вдруг Элис повернулась ко мне с вызывающей усмешкой, одновременно задействовав проверенный мыслеблок – эту дурацкую песенку, которой доставала меня с утра:

- Эдвард, твои сомнения – нормальные человеческие (!) чувства, хотя человеком тебе и не стать ни при каких условиях, но разве ты не хотел почувствовать себя человеком? Не «радость за» и не «сострадание», а радость и страдание? Неужели, откажешься?

- Хотя, – очень серьезно, даже как-то настороженно добавила она, - это уже не имеет значения…Только поясни, пожалуйста, почему все мои видения связаны с ожидаемым приездом дочки шерифа Изабеллы Свон?

- Беллы, она любит, чтобы ее называли «Белла», - рассеянно поправил я Элис…
____________________________________________________________________________________

Прошу прощения за такой большой перерыв в публикации глав! В качестве возмещения обещаю выложить еще одну главу на днях, предположительно в воскресенье

И еще у меня будет небольшая просьба. Читатели, которые хотят получать извещения о выходе глав, - сообщите мне об этом, пожалуйста! Можно здесь, под главой, на форуме или в ЛС. Мне не сложно пролистать все главы и немногочисленные страницы форума, чтобы разослать оповещения всем когда-либо отписавшимся, но вдруг Вам уже не интересно читать эту историю.