Сон принцессы всегда был крепок. Никакие путевые приключения не смогли научить ее просыпаться по любому подозрительному шороху. В отличие от Эрвина. Впрочем, в ту ночь ему вовсе не спалось. Проведя весь день и вечер наедине со своими невеселыми мыслями, Беркут забылся ненадолго легкой дремотой и открыл глаза уже в полной темноте. Желания перебраться в кровать и доспать до рассвета не было. Душу снедали горечь, злость, боль потери — и не понять, чего больше. А потом в полной тишине спящего особняка Эрвин услышал глухой стук с металлическим отголоском. Словно мечом задели перила лестницы.

Эрвин слишком долго воевал, чтобы оставить это без внимания. Подхватив оружие, он быстро вышел в коридор и направился к покоям своих спутниц — тех, за судьбу которых он по-прежнему ощущал свою ответственность. Коридор тускло освещали редкие лампы. Но их света хватило, чтобы разглядеть двоих незнакомцев, возившихся около двери в покои Рихи. Винтер замер в тенях, тихо обнажая меч. Сомнений быть не могло. За принцессой пришли. Как в ту самую ночь, изменившую всё.

Ждать Эрвин не собирался. Неизвестные знали свое дело, они успели распознать угрозу. Три меча встретились с лязгом, показавшимся оглушительным. Но Винтер не зря слыл мастером клинка. Обмен ударами был коротким, яростным — и смертельным. Говорить с этими охотниками у Эрвина не было ни малейшего желания. А вот их кровь на лезвии меча показалась толикой справедливого воздаяния предателям и изменникам.

Толкнув отпертую незнакомцами дверь, Беркут вошел в спальню принцессы. Рихь спала безмятежно, не подозревая об опасности. Ни о чем не подозревая. Будить ее Эрвин не стал. Он просто сел в кресло около входа и, положив обнаженный клинок на колени, погрузился в сторожкое ожидание. Однако остаток ночи прошел спокойно.

Когда воздух посерел, предвещая скорый восход солнца, Илльера проснулась. Вода успела остыть, холод пробрался в тело, угнездился в каждой мышце и кости. Зубы готовы были стучать барабанной дробью. Проклиная все на свете, воительница торопливо выбралась из ванны и долго растиралась покрывалом, пытаясь согреться. Такой сон — непростительная оплошность. Явись сюда хоть один ее недруг — ему ничего бы не стоило покончить с ней. Продолжая корить себя за опасную слабость, Илльера оделась, зашнуровала рубаху и после недолгих сомнений опоясалась мечом. Наступал еще один непростой непредсказуемый день.

Когда в коридорах зазвучали шаги прислуги и рано принимавшихся за дела военных, Илльера быстро покинула свои покои и направилась к принцессе. За прикрытой дверью скрывалось малоприятное зрелище. Хотя и нельзя сказать, что совсем неожиданное. У стены лежали двое мужчин при оружии, в форме, пусть и без знаков отличия. Кровь на ранах успела почернеть. У окна, скрестив руки на груди, замер Эрвин. Рихь сидела на кровати, подтянув колени вместе с одеялом к самому подбородку.

— Я достаточно терпела вас, Винтер, довольно! Уймитесь наконец!

— Уймусь, когда всё будет позади. А пока — вы немедленно одеваетесь и идете со мной, — тон Беркута как всегда казался сдержанным, но на самом деле клокотал гневом.

— Что произошло? — позволила себе вмешаться воительница.

— Ночные гости без приглашения, — отозвался Винтер. — Пора поговорить с герцогом в открытую. Рихь, если вы желаете явиться к дяде в ночной сорочке — просто скажите.

— Вы несносны, — выдохнула Рихь и, демонстративно обернувшись в одеяло, направилась в сторону шкафа. Эрвин отвернулся.

— Послушай, — начала Илльера, отчаянно пытаясь подобрать слова. — Не надо спешить. Все не так просто…

— Довольно, — перебил ее Беркут, и его голос прозвучал угрожающе резко. — Хватит этих недомолвок, этих оговорок и полутонов. Ты, может статься, прожила при дворе достаточно долго, чтобы насквозь пропитаться придворной скрытностью, но я пресытился играми сполна. Расскажешь, что сочтешь нужным, позже. А сейчас — ваше высочество, вы великолепно выглядите.

Рихь закалывала последнюю шпильку и расправляла кружева на воротнике платья. В чем-то Эрвин был даже прав — неизвестные норовили ночью войти в ее спальню, снова. И это возмутительно. Может быть, дядя разберется… Хотелось верить.

Эрвин вышел в коридор и подал принцессе руку. Словно боялся, что она отстанет или передумает по дороге. Илльера, снедаемая тревогой, шагнула следом. Да, Беркут не пожелал с ней разговаривать, но остаться в стороне она все равно не могла. И так все трое направлялись в зал совета.

Несмотря на ранний час, офицеры уже были в сборе. Во главе стола, как и накануне, восседал герцог, внимательно слушая доклады и временами погружаясь в свои мысли. День обещал быть непростым. Внезапно двери зала распахнулись с громким треском, одна из створок ударилась о стену, заставив всех разом обернуться. На пороге стоял Винтер, придерживая под руку принцессу. На полшага за ними замерла воительница.

— Прошу прощения, если помешал, — голос Эрвина прозвучал негромко, но достиг слуха каждого. — Однако мне кажется, милорд, пришло время внести некоторую ясность.

Он, не останавливаясь, подвел Рихь к столу и пристально посмотрел в глаза Аланиру.

— На ее высочество сегодня ночью напали, хотя, думаю, для вас это не новость. Мне посчастливилось подоспеть к ней на помощь вовремя, но я полагаю, что такое происшествие не может остаться без ответа.

— Спокойнее, Винтер, — проговорил герцог, медленно вставая с кресла. — Вы слишком взбудоражены. Я не намерен выслушивать скользкие намеки. А с нападением велю разобраться немедленно. Где преступники?

— Мертвы, — процедил Эрвин. — В этом вам повезло. Они ничего не скажут. Но можете забрать тела, они в спальне ее высочества.

— Вы слишком легко убиваете, Винтер, — Аланир скрестил руки на груди. — И словно ничего не боитесь. Вы думаете, хоть что-то может помешать мне сейчас же отдать вас под суд за кровопролитие под моим кровом?

— Милорд, вы слишком спешите распоряжаться, после смерти… вашего брата. Словно уже корону надели, — Беркут положил ладонь на плечо принцессы. — От имени ее высочества и как ее защитник я вызываю вас на дуэль. Здесь и сейчас, без промедления.

Рихь вздрогнула. Слова Эрвина оказались неожиданностью. Она полагала, что Винтер потребует усилить охрану, провести расследование, но вызов… Такая дерзость и одновременно такая отвага казались немыслимым риском. Хотя, следовало признать, за время странствия Эрвин рисковал за нее уже не раз.

А Илльере почудилось, что земля уходит из-под ног. Вызывать герцога равнозначно подписанию самому себе смертного приговора. Хотелось броситься к Эрвину, отговорить, остановить, не пустить… Но он не желал ее слушать. Словно все для себя уже решил.

Аланир смерил Винтера нечитаемым взглядом и наконец усмехнулся.

— Еще вчера я слыхом о вас не слыхивал, а сегодня вы осмеливаетесь бросать мне вызов. Я ровным счетом ничего о вас не знаю. Ни вашей родословной, ни ваших родителей. Вас и при дворе-то никто раньше не видел. А с простолюдином я сойдусь только на поле боя, но никак не в благородном поединке. У нас не война, поля боя нет, а значит, вам с вашей дерзостью прямая дорога отсюда под стражу. За оскорбление.

— Милорд, — раздался новый голос. Эрвин позволил себе отыскать заговорившего взглядом. Отыскал — и едва заметно улыбнулся.

— Милорд, я готов поручиться за Эрвина Винтера, — от группы офицеров к столу шагнул Арно. — Я, Арно Эберт, наследник древнего рода, в знатности которого ни у кого не возникнет сомнений, клянусь своей честью, что вам не зазорно будет скрестить клинок с Эрвином Винтером. Он человек благородных кровей.

Многие смотрели на Эберта пристально и внимательно, сам герцог окинул пронизывающим взглядом ладную фигуру молодого офицера, который выдержал этот взгляд с бестрепетным спокойствием. Эрвин отпустил Рихь и положил руку на эфес меча. Момент истины близился. Аланир наконец кивнул. Неторопливо и с достоинством.

— Да будет так. Бой насмерть. Если вам есть, с кем попрощаться, Винтер, самое время это сделать. Господа, думаю, площадь — подходящее место. Пусть все смотрят.

Толпа военных пришла в движение, потянулась к дверям, Аланир отдавал распоряжения своим пажам, Рихь в некоторой растерянности держалась рядом с Эрвином и ждала, что будет дальше. События разворачивались слишком непредсказуемо. Илльера вслед за всеми шла на улицу, изнемогая от тревоги — от страха за бесстрашного и безоглядного бойца, который собрался биться с лучшим мечником Альрахена.

На площади перед особняком быстро вычерчивался круг, окаймленный любопытными. Вести разлетелись быстро и к месту поединка спешили все новые зрители. Среди формы и оружия бросился в глаза строгий костюм канцлера, который, окруженный своей неизменной свитой, тоже явился наблюдать за боем. Эрвин отметил его в толпе машинально, походя встретившись взглядами. Надо же, Леннарт Аубрель не побоялся выйти к придворным, хотя из столицы был вынужден бежать…

Паж помогал герцогу затягивать ремни кирасы. Принцесса вышла к самому краю круга и неотрывно смотрела на дядю, словно впервые его видела. Словно только сейчас осознала, что он собирается оспорить ее титул и власть. Илльера накинула на голову капюшон, не желая привлекать к себе внимание. Впрочем, эта предосторожность была излишня — смотрели все только на готовящихся к бою. Преодолев себя, воительница шагнула к Эрвину, который охлопывал ладонью крепления кирасы, проверяя надежность.

— Позволь мне, — сказала Илльера тихо, и сама удивилась, насколько хриплым прозвучал голос. — Я тоже в этом раньше смыслила.

Винтер кивнул и повернулся к ней боком. У него не было ни горжета, ни шлема, только кираса и латные перчатки, да меч с кинжалом. Аланир, судя по всему, решил проявить благородство и ограничиться таким же набором. Герцог мог быть жестоким и властолюбивым человеком, но понятие чести оставалось ему не чуждо.

— Он серьезный соперник… — пробормотала Илльера. — Ты прежде с таким не дрался.

— Значит, пришло время, — ровным тоном отозвался Беркут. — Довольно интриг и заговоров. Я закончу всё здесь и сейчас. Не беспокойся обо мне.

На мгновение он накрыл ее ладонь своей. А затем повернулся спиной и шагнул в круг — навстречу своему противнику, который тоже закончил приготовления к бою и выжидал, опустив обнаженный меч. Клинок Эрвина тихонько скрипнул, покидая ножны. Глаза в глаза, скользящий шаг в обход, выжидание — потому что оба бойца слишком опытны для опрометчивой атаки сломя голову. А толпа вокруг постепенно смолкла и застыла.

Обмен ложными выпадами, отраженными одинаково легко и точно. Вполсилы, только чтобы проверить противника, начать его изучать, высматривать слабые стороны. Слишком многое зависит от исхода поединка, чтобы отнестись к нему небрежно. И дело не только в собственной жизни. Все намного серьезнее.

Следующая сшибка мощнее, клинки встретились, лязгнув, и сыпанули в стороны искрами. Удар, защита, поворот с линии атаки, отшаг в сторону, еще удар, быстрее и быстрее, набирая силу и темп, по мере того, как усиливает натиск противник. Острие меча выискивает брешь в совершенной обороне, брешь обманная, но и реакция отточена до идеальной. Клинки снова сходятся, сталь звенит о сталь, силясь добраться до беззащитной человеческой плоти и встречая непробиваемый заслон. Мир сужается до круга посреди площади, оставляя за своими пределами людей вокруг, их лица и глаза, прикованные к сражающимся. Мир сужается еще сильнее, до фигуры врага, до лезвия меча. Двух мечей, каждый из которых направлен рукой мастера. И ни у одного нет преимущества.

Бой затягивался. Аланир, явно полагавший, что сможет прикончить дерзкого выскочку несколькими ударами, еще не выглядел раздосадованным, но с каждой атакой ощутимо злился все сильнее. Эрвин, оценив опасность по достоинству, берег силы, бдительно защищался и высматривал шанс переломить ход схватки в свою пользу четко и решительно. Он знал, с самого начала знал, что враг — мастер клинка. А вот герцог недооценил своего противника и теперь эмоции нет-нет, да прорывались сквозь непроницаемую маску хладнокровия.

— Неплохо деретесь, Винтер, — вывернувшись из выпада почти за спиной Эрвина, процедил Аланир сквозь зубы. — Почему я о вас раньше не слышал?

— Не прислушивались, милорд, — Эрвин отпрянул в сторону, уходя от двойного удара и очерчивая мечом новый круг защиты. — О вас я как раз наслышан.

— Кто ваши родители? — они оба говорят громко, достаточно громко, чтобы перекрыть звон стали, но для толпы вокруг слова все равно неразличимы. Да и сказаны они не зрителям. — Я бы передал им свое восхищение после окончания боя.

— У вас будет такая возможность, — волосы липнут к вспотевшему лбу, сердце колотится быстро и четко. Спасибо долгим тренировкам, спасибо службе и безжалостным горцам, они были хорошими учителями. Мечи звенят, левая рука нашаривает эфес кинжала. Но враг не дремлет, кинжал встречает кинжал. Мгновенная передышка, глаза в глаза… Холодный, оценивающий взгляд — в нем нет места ненависти. Только трезвый расчет предстоящего.

— Думаете, успеете назвать их имена перед смертью? — они сходятся почти вплотную, почти грудь в грудь, ведомые волей случая и полетом жаждущих крови клинков.

— Думаю, вы сами их вспомните. Когда встретите на том свете, — кинжал падает под ноги, латная перчатка перехватывает лезвие посередине, корректируя движение и направляя перекрестье гарды герцогу в лицо. Тот инстинктивно подался назад, целясь кинжалом под кирасу — но левая рука продолжает подправлять меч, и середина лезвия скользит Аланиру по подбородку. Кровь брызнула в лицо, на полированный нагрудник, на перчатки, но Эрвин не останавливается и не мешкает. Рывок, меч освобожден от давления вражеского клинка… И направлен острием под кадык. Кровь…

Аланир пошатнулся, медленно опуская оружие. Винтер толкнул его плечом и упал сверху, продолжая сжимать клинок ладонью и вонзая его в шею противника всё глубже. Герцог выронил меч и захрипел. В его синих глазах отразилось пасмурное небо. На губах появились кровавые пузыри, а Эрвин неотрывно смотрел в лицо умирающему и не спешил убирать оружие. Кровь покрыла перчатки, потекла по камням площади…

— Передавайте поклон его величеству, — наконец проговорил Беркут и выпрямился.

Выпрямился и обвел взглядом замершую в немом изумлении и ужасе толпу. Аланир, брат короля и последний мужчина династии Этингеров, у его ног содрогнулся в предсмертных муках, и испустил дух.