Глава 41. Возвращение
В этом году зима пришла в Англию поздно. Точнее только сегодня. 16 декабря.
Я проснулась, когда порывистый ветер в ночи распахнул окно в моей спальне, без спроса и предупреждения заполняя сонное пространство холодом и посыпая пол мелкой снежно-льдистой крупой. Несмотря на нежелание вылезать из кровати, мне пришлось встать. Я знала, что сегодня ночью в доме нет Эдварда, который мог бы услышать мой зов и прийти, чтобы закрыть окно. Папа, как и большая часть семьи, был на охоте. Завтра было чересчур важным для меня, чтобы какие-то мелкие недочеты могли испортить этот день. Поэтому, чтобы в толпе людей ни у кого не возникло ненужных желаний, охота сегодня была обязательной. Вернее не то чтобы обязательной, а скорее предусмотрительной.
Я нехотя выбралась из теплой постели, босиком прошлепала к окну…
И обомлела. Всего за несколько часов за окном выросли метровые сугробы, воздух стал искристым и чистым, а елки и ветки оделись в пушистые белые накидки. И, несмотря на яростный вой ветра и дробь снежинок-льдинок по стеклу, холод вдруг перестал иметь для меня значение, а пейзаж за окном показался мне таким прекрасным и умиротворяющим, что, не взирая на озябшее тело, я простояла не двигаясь, упиваясь всей этой снежной прелестью, минут десять. Просто не могла оторваться.
Зима. Вот она, снова в моей жизни. Такая другая, по сравнению с прошлой зимой, когда по льдистым дорогам и заносам каждые выходные я мчалась из колледжа домой, чтобы хоть краешком глаза увидеть Дэниэла. Такая непохожая на зиму позапрошлую, когда я отсчитывала дни до первых каникул вдали от дома наедине с Джейком. Такая отличная от всех предыдущих зим, когда я, радостная и восторженная взирала на мир, каждый день обещающий мне что-то новое и волнительное…
Или дело не в зиме, а только во мне? В другой Ренесми. Без порывов и страстей. Без будоражащих эмоций и головокружительных впечатлений. Я уже пережила другую, спокойную и тихую, осень. Теперь настала очередь зимы.
Когда все же пришлось возвращаться в постель, я ненадолго задержалась взглядом на стене напротив окна. Пустой и неуютной без исчезнувших вчера полотен. Мои картины, над которыми я так усердно работала со времен отпуска на острове Эсми, а также несколько более ранних работ, были тщательно упакованы и отправлены в галерею, где под чутким руководством Натаниэля и куратора выставки мисс Джонс, уже были развешаны на стенах, в ожидании вердикта публики.
Даже сейчас, три с половиной месяца спустя, я не могла поверить, что выставляюсь в Тейт. В настоящей серьезной галерее, куда наверняка придут большие люди из мира искусства, критики и море журналистов. Вчера Элис разбудила меня обезумевшим криком и напугала до смерти. Оказалось, она получила газету, где говорилось о выставке молодых и одаренных художников-учеников Натаниэля Висконти, и в которой черным по белому было написано «среди талантов, которые представят свои работы широкой публике – юное дарование Кембервелла американка Ренесми Каллен, искусная работа которой поражает воображение несвойственной ее годам искренностью и эмоциональностью, сквозящими в каждом мазке кисти». Элис пообещала вырезать эту статью и повестить под стекло в кабинете. Эдвард был только «за». Я – категорически против.
Я нервничала. Кончено, я нервничала. На самом деле я была в полном ужасе, даже прострации от страха. И ни заверения родных, ни беззлобные подтрунивания друзей и поддержка Натаниэля не позволяли мне расслабиться. Иногда, когда я смотрела на свои работы, они казались мне такими бездарными и банальными, что я едва удерживала себя от желания расплакаться и уничтожить все, что так долго создавала. Иногда я ненавидела себя за то, что позволила себе подумать, что я готова для Тейт, готова выдержать лавину возможной критики и насмешек, готова к серьезной работе. Но все же, большую часть времени, я купалась в блаженном ощущении гордости за себя и свои картины и предвкушении сбывшейся мечты. Выставка своих работ в одной из лучших галерей мира – о чем еще можно мечтать художнице в моем возрасте?
Выставка помогла мне вновь сблизиться с папой. После той ужасной-ужасной ссоры, когда мы оба наговорили массу такого, о чем потом сожалели, мы больше не ругались. Неприятный осадок еще долго болтался между нами, но со временем я перестала обращать на него внимание, и он будто бы сам собой рассосался.
Удивительное дело. Родители способны простить тебе даже самые нелицеприятные поступки и жестокие слова, которые бы навсегда испортили твои отношения с кем угодно другим. Но папа и мама… Они не могут долго злиться, они всегда принимают твои ошибки, и в самый нужный момент оказываются рядом – просто потому, что они родители и их любовь сильнее любых обид и предрассудков.
Конечно, папа не принял моих отношений с Алеком. И я сомневалась, что он примет их когда-нибудь в этой жизни, но он, по крайней мере, больше не запрещал мне встречаться с ним. Но я была уверена в том, что как только Эдвард найдет способ, какую-то пока недоступную ему лазейку, которая поможет ему устранить Алека из моей жизни – он ею воспользуется. Такой толерантный, такой обычно свободомыслящий и без всяких предрассудков, Эдвард ни в какую не желал понимать моего увлечения одним из Вольтури. «Ты все еще ребенок и много не осознаешь, - сказа он мне, когда в очередной раз сорвалась его попытка образумить меня и показать «истинное лицо» Алека Вольтури. - Со временем, ты поймешь, что слишком много произошло между нашими семьями, чтобы ты могла забыть об этом». Я не спорила. Когда дело касалось Алека, я выбрала такую тактику – просто молчать, потому что убедить кого-либо из моей семьи в его «безопасности» для меня было невозможно. И если сначала я как-то еще пыталась объяснить свою дружбу с Алеком, то потом просто махнула на все рукой.
Компенсируя отсутствие взаимопонимания с Эдвадом на любые темы связанные с Алеком, я много разговаривала с ним о других вещах. Просто о жизни. Я расспрашивала его о его прошлом до меня и мамы, о его страхах, о его преступлениях. Будто бы впервые в жизни папа открывался для меня с другой стороны – не идеального семьянина, а ранимого человека, потом одинокого вампира. Не знаю, раньше меня никогда особо не интересовала жизнь папы «до», но сейчас все эти темы вызывали мое живейшее внимание. К моему удовлетворению, Эдвард был довольно откровенен и рассказывал даже о самых неприятных фактах своей биографии, становясь ближе, если такое вообще возможно, и понятнее. Боясь нарушить эту хрупкую вновь возникшую связь между нами, я не стала переезжать в общежитие, к огромному неудовольствию Суви.
С Роуз мы практически не общались. Белла говорила, что Розали очень сожалеет о тех вещах, что она тогда мне наговорила, но я ей не очень поверила. Роуз вовсе не выглядела раскаивающейся. Скорее – просто безразличной ко мне. Я платила ей тем же.
Что же еще произошло за это время?
Конечно, колледж. Я была так рада вновь вернуться к занятиям, что первое время занималась как одержимая. Мне казалось, что за пропущенный семестр я упустила так многое в знаниях и опыте, что простой подготовкой к экзаменам и зубрежкой была просто не в состоянии восполнить все пробелы. Поэтому сейчас, я старалась нагнать все и везде, где только можно.
В группе меня встретили как родную. Я была так тронута искренним участием, которое проявляли мои сокурсники и коллеги по драм-кружку, расспрашивая о моем здоровье, что временами была сама себе отвратительна за то, что мне приходилось им лгать об истинной причине моего отсутствия в колледже. Преподаватели тоже рады были видеть меня. А уж когда новость о выставке Натаниэля стала общеизвестной, я вообще стала «достоянием колледжа, которое едва его не покинуло».
Еще был Алек. Он стал… Господи, чем же он стал для меня? Чем-то совершенно особенным. Он не был Джейком и Дэниэлом, но по степени важности в моем сердце он давно сравнялся с ними обоими. Не проходило и дня, чтобы мы не общались. Даже если не виделись – то обязательно созванивались или чатились. В октябре он на долгие три недели возвращался в Вольтерру, и это было невыносимо. Я была так нетерпеливо-растеряна, так жаждуща его живого общения, что с трудом удержала себя от поездки в Италию.
Это были совершенно новые для меня отношения с молодым человеком. Далекие от дружеского тепла с Джейком и горячих страстей с Дэниэлом. Это было что-то более взрослое и простое. Без эмоциональных перепадов и нервов. Алек не был моим парнем. И уж тем более любовником. И даже другом он не был. Он был…
Он был Алеком. И это имя значило все. Подобрать эквивалентное определение «Алеку» я не могла. Подозреваю, его просто не было.
Он часто встречал меня после колледжа, и мы шли гулять. Неожиданно затянувшаяся теплая осень позволяла нам делать это много и часто. Мы бродили по Лондону, иногда держась за руки. Или он читал мне. У него был волшебный голос. Очень такой по-детски невинный и глубокий. Когда он читал, мне казалось, его голос передает мне мельчайшие оттенки происходящих в книге событий.
За эти месяцы наши отношения практически не изменились, и в этом была их прелесть. Я просыпалась утром и точно знала, что меня не ожидает какой-нибудь скандал или срыв или страсть. Или слезы и нервы. Или боль. Но я также знала наверняка, что сегодня, как и вчера, и неделю назад, Алек подарит мне что-то, с недавних пор более важное – стабильность и спокойствие.
По-прежнему не менялось и еще одно – Алек питался кровью. Глупо было даже думать, что ради меня он сможет вдруг стать вегетарианцем. Когда я однажды заикнулась об этом, он смерил меня категоричным взглядом и сказал, как отрезал: «Исключено. Я менять свои вкусы не намерен. Слишком стар для этого». Больше мы к этой теме не возвращались. И я... Я наверное была ужасным существом, потому что я не ненавидела Алека за это. Вместо этого, я пыталась просто не думать о том, как все это происходит, как часто, и как долго, и где он находит своих жертв. Старалась не размышлять над тем, что однажды одной из его жертв может стать мой знакомый по колледжу или просто встреченный по пути прохожий… Я действительно была ужасной. Иногда мне почти удавалось забыть обо всем.
Три месяца пролетели незаметно. За это время моя жизнь полностью пришла в норму. И даже стала полна каким-то новым взрослым восприятием ее. Я была в порядке, и мир вокруг не казался мне чужим и неуютным.
Неохотно я заставила себя вернуться из мира воспоминаний в действительность.
После прогулок до окна и обратно и устраиваний поудобнее на постели, я поняла, что спать мне не хочется. Я снова выскользнула из-под одеяла, нашарила в темноте гольфы и натянула длинный кардиган, и пошла вниз выпить водички. Но когда я проходила мимо комнаты, ЕГО комнаты, я вдруг совершенно неожиданно для себя остановилась. Закрытая дверь манила, словно магнитом. Я не планировала ничего такого, вообще об этом не думала, но в тот момент я поняла, что настало время войти.
Комната была точно такой, как я ее помнила. Такой, какой она была в тот день, когда я прощалась с ней, обещая вернуться вместе с Дэни. Это было одно из многих обещаний, которые я так и не сдержала. Я вернулась одна, и все это время у меня просто не хватало духа зайти сюда.
Пусть теперь в комнате не было его. Исчез запах его духов и один, только ему присущий запах тела, пусть не слышно его голоса, обращенного ко мне с шуткой или лаской, но везде, в каждом уголке этого места, была печать его присутствия. Я даже вздрогнула, таким реальным все это показалось мне в тот момент, и оборонительно обхватила себя руками.
Я не стала больше задерживаться там. Мне нечего было делать в этой комнате. Нечего было у нее спросить или рассказать самой. Она стала чужой. Такой же, как и ее прежний хозяин. Поэтому я вышла, а потом потянулась к ручке, чтобы закрыть за собой дверь, но передумала. Я распахнула ее, впуская в его комнату запах своего дома. Дома, где больше нет места ни Дэниэлу. Ни его вещам. Ни его запахам.
Я спустилась на кухню и налила себе стакан воды. Поклацав по каналам телевизора и не обнаружив там ничего интересного, я заглянула в холодильник. Быстро соорудила себе бутерброд. Пока ела, поняла, что глаза начинают слипаться. Поэтому я быстро убрала за собой и пошла обратно в комнату. Сон был мне нужен. Завтра очень важный день.
На это раз мне действительно удалось заснуть. Разбудил меня только поставленный на 10 утра будильник. Открыв глаза и сладко потянувшись, я осознала, КАКОЕ это было утро. Утро, которое я встретила с улыбкой и нетерпением. И утро, которое обещало стать продолжением самого невероятного дня во всей моей жизни художника.

- Мам! Маааам, куда подевалось мое платье? – закричала я, сбегая по ступенькам вниз. – Его нет в моей комнате, хотя вчера вечером оно точно висело в шкафу!
- Что за пожар, Несс? – первый голос, который я услышала, был голосом Эммета, преградившего мне путь в самом конце лестницы.
Я шутливо оттолкнула его и снова крикнула:
- Мам, мое платье пропало!
- Несс, это я забрала его, - певучий тоненький голос послышался из кладовки.
- Элис! Я чуть с ума не сошла! Зачем тебе понадобилось мое платье? – завопила я.
- Я решила слегка прогладить его! – изивняюще улыбаясь, ответила она. – Подумала, ты хочешь, чтобы все было идеально!
- Я… Конечно, - чуть успокаиваясь и переводя дыхание, ответила я. – Просто… Просто у меня голова идет кругом и желудок сводит от нервов, а тут еще платье пропало.
Я положила ладошку на лоб. Казалось, что он просто пылает. Или это я сама вся пылала?
Времени до открытия выставки оставалось совсем мало, а я мне еще столько нужно было сделать. Телефон звонил как одержимый. Суви, Джемма, Натаниэль, Себастьян, какие-то преподаватели и те студенты, работы которых тоже выставляли в галерее сегодня – круговорот поздравлений, волнений, советов преследовал меня с самого утра. Суви спрашивала как я и говорила, что придет на выставку в платье собственного дизайна, и что ее Джейми – козел и они опять поссорились. Джемма интересовалась моим нарядом, чтобы самой подобрать что-то подходящее. Звонили даже Денали – Эдвард всем успел проболтаться про выставку! И вообще самые неожиданные знакомые.
- Где мама? – спросила я у Элис.
- Кажется, я последний раз видела ее с Эдвардом возле нашего катка.
- Они на катке? – завопила я. – На катке? И это когда их дочь сходит с ума?
- Малышка, мы здесь, - голос папы раздался откуда-то со стороны входа. – Чем тебе помочь?
Я выскочила из прачечной, где Элис колдовала над моим платьем, и, уперев руки в бока, уставилась на своих родителей.
- Чем тут поможешь? – всплеснула я руками.- Вечером я облажаюсь по полной! Если вообще успею попасть в галерею к шести!
Эдвард улыбнулся своей голливудской улыбкой и, мгновенно оказавшись рядом, сжал меня в объятиях и поцеловал в макушку.
- Не нервничай понапрасну. Все будет отлично, поверь мне.
- Угу…
Тут в кармане моих джинсов снова завибрировал телефон. Я отстранилась от Эдварда и поднесла трубку к уху.
- Да, мисс Джонс, что-то случилось? – выдохнула я, увидев на дисплее номер телефона куратора выставки.
- Ренесми, дорогая, я просто хотела сказать, что мы перевесили несколько твоих полотен в зал D. Решили, что их стоит отделить от твоей серии «Остров Эсми». Подумала, что тебе нужно знать.
- А Натаниэль знает? – раздражаясь, спросила я.
- Он сам это и предложил.
- Отлично! – сквозь зубы прошипела я. – Ему, конечно, виднее.
- Что случилось? – спросила меня мама, когда я нажала на отбой.
- Что случилось? Я бездарна! – обреченно воскликнула я. – Слышишь, Белла, твоя дочь абсолютно бездарна! Мои картины запихнули в самый дальний зал!
- Брось, Несс, - попыталась успокоить меня мама. – Раз Натаниэль дал на это согласие, значит это правильно. Ты же знаешь, как он гордиться тобой. Он не стал бы убирать твои работы просто так.
- Может быть у него, наконец-то, открылись глаза, и он понял, что я бездарность? – устало ответила я.
Мама и папа переглянулись, и я заметила тень улыбки на их лицах. Отлично! Смейтесь надо мной! Смейтесь надо мной, семья, друзья, весь мир…
- Все будет в порядке, - сказал Эдвард спокойно.
- Конечно, будет, - подтвердил неизвестно откуда взявшийся Джаспер, с появлением которого теплая тоненькая струйка разумного успокоения начала затапливать меня изнутри.
- Не смей проделывать со мной эти фокусы, Джас! – воскликнула я, но поздно… Мой голос уже звучал тихо и размеренно, а ругаться совсем не хотелось.
- Я думаю, - между тем сказала мама, беря меня под руку и подталкивая к кухне. – Тебе нужно покушать. Эсми уже все приготовила.
- Мне нужно в душ! – попыталась протестовать я.
- Успеешь. Поешь и пойдешь купаться. Через час мы с Элис придем к тебе делать прическу.
- Ладно, но только я покушаю быстро. Не нужно накрывать на стол…

Выставка стала чем-то очень особенным в моей семье. Все готовились к мероприятию, как к важнейшему событию в жизни. По этому случаю все Каллены отложили дела (даже Карлайл), закупились новыми платьями и смокингами, и не забыли про подарки для меня. Эсми и Карлайл расчистили для меня чердак, заменили одну стену на стекла и вчера презентовали мне мою новую студию. Я была тронута и довольна, хотя, работать в уединении моей спальни, мне казалось куда комфортнее. Эммет подарил мне новую сумочку Chanel. Она была обалденная и из последней круизной коллекции, так что я полагаю, Роуз приложила некоторые усилия при ее выборе. Джаспер и Элис презентовали ваучер на уик-энд в SPA на двоих. Я уже позвонила Суви и позвала ее с собой – надо ли говорить, что она, пища от восторга, согласилась? Мама и папа подарили мне платиновый кулон в виде нескольких падающих звездочек, который я собиралась сегодня же надеть под новое платье. А еще Эдвард преподнес мне главный сюрприз – прекрасно понимая, как сильно я хочу, чтобы Алек в этот день был рядом со мной, папа изменил всем своим правилам и позволил ему прийти сегодня к нам, чтобы вместе со всеми сопровождать меня на выставку. Конечно, Алек несколько раз бывал в моей комнате раньше. Но это случалось только тогда, когда папы не было дома. Теперь же все было иначе – вроде официального представления, которое было так важно по кодексу чести Эдварда.
К половине пятого я была готова. Душ, маникюр, педикюр, маска для сияния кожи, прическа, макияж… Элис и Белла расстарались не на шутку, помогая мне достойно встретить важнейший вечер в моей карьерной жизни. Платье, выглаженное и прекрасное, висело на плечиках в гардеробе, серебристые туфельки аккуратно стояли у кровати, сумочка-клатч – на комоде. Белье и чулки были разложены на покрывале.
Минуту назад мне пришло сообщение от Алека – он был уже внизу, и я не смогла сдержать улыбки, почувствовав приятное волнение внизу живота.
Когда Белла и Элис ушли собираться сами, и я осталась одна, то несколько минут я просто стояла в центре комнаты, не двигаясь и даже ни о чем не думая. Я была где-то… Где-то далеко отсюда. В неведомых мирах, проносящихся перед моими закрытыми глазами, в проплывающих мимо кораблях, в каком-то другом солнце, и Вселенной, и даже Галактике. Я дышала глубоко и свободно, и чувствовала себя такой могущественной и цельной, будто все силы этой чужой земли вливаются в меня, наполняя живительной эссенцией радостной уверенности в себе и своих возможностях.
Полностью одевшись, я еще раз подошла к зеркалу, изучая в отражении свое лицо. Я была… Я была прекрасна. Элис сделала что-то совершенно невероятное с моими глазами, щеками, губами. Они все светились каким-то невероятно здоровым и естественным светом, оттеняя мою юность, но как-то по-новому, совершенно по-взрослому подчеркивая красоту. Глаза были слегка подведены, а ресницы густо накрашены. На губах переливался нежно-розовых блеск, а на щеках расцвели дымчато-бежевые румяна. Все было предельно просто, но… Но выполнено так мастерски, что я невольно залюбовалась. А еще были волосы. Элис нанесла на них специальную сыворотку, отчего они переливались и искрились, будто шелковые. Мы решили не собирать их в пучок, как планировали сначала, очень уж красиво и живо они выглядели, поэтому лишь слегка подкрутили концы и позволили волосам водопадом упасть мне на плечи.
Платье было куплено неделю назад. Это было изумительное коктейльное платье серебристого цвета. Лиф тесно облегал грудь, переходя в бретельку, закрывающую одну плечо, юбка открывала ноги. Но то, что делало платье поистине великолепным – это его фактура. Казалось, будто на нем тысячи мелких кружочков пришитых один на другой, отчего когда я шла, платье все будто двигалось и жило своей собственной жизнью.
Еще раз оглядев себя с головы до ног и не найдя ни одного изъяна, я взяла сумочку с комода и достала из шкафа меховую накидку. Глубоко вдохнула и выдохнула.
Ну что ж, пора…
Медленно спускаясь по лестнице в холл, где ждали меня родные, я испытывала самые смешанные чувства. Волнение, томление, радость и даже легкую грусть. Все было так… Так хорошо, снова почти идеально в моей жизни, что я даже боялась каким-то неосторожным поступком или движением испортить все это.
Семья была в сборе. Все стояли у подножия лестницы, перила которой уже были украшены рождественскими гирляндами, и смотрели на меня. Я увидела неподдельное восхищение и гордость в глазах мамы и папы, и Элис и Карлайла, и все-всех, но, прежде всего, я увидела Алека. От стоял, глядя на меня во все глаза, не двигаясь, будто он превратился в ледяное изваяние. Я легонько улыбнулась ему и он, очнувшись, послал мне ответную улыбку тоже, а потом подошел чуть ближе к лестнице, игнорируя свирепый взгляд Эдварда, чтобы встретить меня.
- Могу я сказать нечто совершенно очевидное? Ты прекрасна, - произнес он тихо и торжественно, не отрывая от меня глаз и протягивая руку.
Я хотела сказать что-нибудь подразнивающее, типа: «Можешь, в любое время», но внезапно почувствовала, что почему-то не могу шутить. Слова застряли в горле, и все что я могла сказать, было короткое:
- Спасибо.
- Нам пора ехать, иначе опоздаем, - стараясь скрыть недовольство в голосе от разыгравшейся перед его глазами сцены, произнес Эдвард.

Просторный лабиринт залов и переходов, выделенных руководством Тейт для выставки учеников Натаниэля Висконти, был полон шумящей толпы людей, с бокалами шампанского в руках, переходящих от картины к картине под аккомпанемент негромкой музыки, льющейся из четырех динамиков в разных углах. Нарядно одетая, яркая публика с заинтересованным видом путешествовала по залу, заглядывая в программки с краткой биографией каждого художника и каталогом картин и обмениваясь со своими спутниками короткими комментариями. Здесь были все, кто имел хоть какое-то отношение к светской и культурной жизни Лондона. Я даже заметила несколько знаменитостей. И конечно, масса знакомых лиц из колледжа – преподаватели, студенты, приходящие консультанты. У одной из стен был устроен буфет. Рядом, на длинном столике, выстроились в ряд разные бутылки. Тут же находился и бармен в белом, занятый взбиванием коктейлей. Другой официант, балансируя подносом с бокалами, лавировал между гостями.
Сейчас, по прошествии почти двух часов с торжественного открытия выставки, можно было с уверенностью сказать, что все прошло успешно. Можно не сомневаться, что фотографии посетителей уже скоро попадут в Интернет, а завтра многие лондонские газеты напишут об этом событии в колонке мероприятий.
- Упиваешься успехом? – спросил папа, обнимая меня за плечи.
- Я… - я обернулась и посмотрела на Эдварда вопрошающе. – Ты думаешь это успех?
- Ренесми, - он легонько встряхнул меня. – Разве толпы журналистов и фотографов, осаждающих тебя весь вечер, не убедили тебя в этом? Может быть, ты тогда посмотришь на уголок с серией «Остров Эсми»?
Я поглядела туда, куда указывал папа, и увидела то же, что и на протяжении всего вечера – порядка тридцати человек, с интересом глазеющих на шесть картин, изображающих бушующую стихию планеты, причудливым образом переплетенную с моим душевным состоянием этим летом.
- И им нравится? – шепотом спросила я.
- Они в восторге, - подтвердил Эдвард, и даже не глядя на него, я чувствовала, что папа улыбается. – Один из них, мужчина в коричневом пиджаке, готов выложить тысячи фунтов за каждую из картин.
- Ох…
- Конечно, ох. Ты умница. Я так горжусь тобой.
- Спасибо, пап, - прошептала я так тихо, чтобы нас никто не услышал.
Тогда это и случилось. Первый раз, когда я почувствовала ледяную дорожку страха, совершенно неожиданно пробежавшую по моей спине. Я резко обернулась, приведя Эдварда в полное недоумение, но не увидела никого позади себя.
- Что стряслось? – спросил папа.
- Ничего. Просто, показалось.
Еще несколько секунд я осторожно разглядывала присутствующих, но потом отругала себя за излишнюю впечатлительность, и, извинившись перед папой, пошла на поиски Алека.
- Мисс Каллен, - остановил меня мужчина с фотоаппаратом. – Можно несколько фотографий для журнала «Арт Ревью»?
- Конечно, - я улыбнулась.
Мужчина сделал несколько кадров и поблагодарил меня, поздравив с успехом выставки. Я покраснела. Сегодня я вообще краснела напропалую, принимая комплименты от знакомых и совершенно чужих людей.
Алека я нашла в компании Суви. Они стояли в том самом зале D, напротив моих старых картин, и дружелюбно болтали. Он был прекрасен сегодня. И Суви была прекрасна. И хотя у меня не было никаких поводов, внезапный укол ревности кольнул меня в сердце.
- А вот и наша звезда, - засмеялась Суви, увидев меня. Она тут же по свойски всучила Алеку бокал с шампанским и обняла меня, касаясь щекой моей щеки. – Боже, Несс, ты великолепна! Это все великолепно! «Остров Эсми» - это… Это просто не передать словами. Я не могу поверить, что ты способна на такое чудо! Это же.. Это просто шедевры!
- Брось, Суви! – засмеялась я. – Иначе я окончательно зазвездюсь.
- Ну, у тебя есть повод, - заметил Алек, улыбаясь. – Твои картины прекрасны.
Я благодарно кивнула и снова покраснела. Заметив это, Алек улыбнулся еще шире, поставил бокалы прямо на пол и притянул меня к себе, по-дружески чмокнув в макушку.
- Ренесми! – окрик Эдварда заставил меня подпрыгнуть и буквально отскочить от Алека. У папы появилась уникальная привычка не позволять мне оставаться в его обществе дольше, чем на пару минут. – Идем со мной.
- Что случилось? – не пытаясь скрыть недовольства в голосе, спросила я. Мне казалось, что папа ведет себя ужасно некрасиво, и я не собиралась молчать.
- У мамы сюрприз для тебя.
- Неужели? – скептически произнесла я, но все же пошла следом за Эдвардом, в который раз оставив Суви и Алека вдвоем.
- А ты не боишься, - шепотом спросил Эдвард, когда мы поравнялись. - Что твой благоверный сожрет твою лучшую подругу при первом удобном случае?
- Прекрати! – шикнула я.
- Как хочешь.
- Куда мы идем? – поинтересовалась я, когда мы с папой миновали выставочные залы и пошли к небольшой зоне отдыха, устроенной возле уборных.
- Увидишь.
Сначала я увидела маму. И Эммета. И Элис с Джаспером были здесь. И Карлайл. И Эсми. И Роуз. Вся семья была в сборе, склонившись над кем-то на диване.
- Несси, - услышала я до боли знакомый голос. – Боже, красавица моя!
Я остолбенела. Недоверие. Удивление. Жгучая радость.
- Джейк! – взвизгнула я, бросаясь к нему через толпу семьи, заслонявшей его от меня до этого момента. – Боже, Джейк! Когда ты приехал? Как? Где ты остановился?
- Неужели ты думала, что я пропущу твою первую выставку? – самодовольно произнес он, ероша мои волосы своей огромной ручищей.
- Но ты не разговаривал со мной все это время, я думала ты зол на меня…
- Я и зол, - подтвердил он с улыбкой. – Просто ужасно и непередаваемо зол, но сегодня у меня выходной. Точнее, - он многозначительно подмигнул мне и качнул головой в сторону дивана. – У нас выходной.
Я проследила за его взглядом. Улыбка сползла с моих губ.
Счастливая, прекрасная и… такая круглая Леа сидела на диване, обхватив рукой свой огромный живот!
- Что это… - слова замерли на моих губах.
- Мы ждем ребенка, - просто ответила она, демонстративно взяв Джейка за руку, всем видом будто бы говоря мне, что теперь он окончательно и бесповоротно ее и мне нет места в их жизни. Я прекрасно понимала ее. Конечно, и Сэт, и Джейк – два самых дорогих ей человека, едва не расстались с жизнью по моей вине. Если бы я была на ее месте, я бы тоже ненавидела нахальную выскочку, которой я наверняка ей казалась.
- Ну... Я... Я поздравляю вас, - выдавила я, стараясь улыбнуться.
Не то, чтобы я была не рада за Джейка. Или у меня еще остались какие-то романтические чувства к нему. Просто это известие стало для меня такой неожиданностью, что я растерялась.
- Вы уже видели выставку? – спросила я.
- Нет, - с сожалением ответил Джейк. – Леа не очень хорошо себя чувствует. Мы только с самолета.
- Удивляюсь, как ты вообще решила ехать в таком положении, - обратилась я к Леа, все еще обалдевше глядя на ее живот.
- Не могли расстаться, - сверкнула она глазами.
Я едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Я посмотрела на Эдварда и Эммета, и увидела, что они едва сдерживаются тоже. Ревность Леа была такой беспочвенной и абсурдной, что не могла вызывать ничего кроме смеха. Однако, Джейк, казалось, ничего не замечал.
- Джейк, может быть, мы все-таки поедем? – между тем спросила Леа. – Я так устала.
- Конечно, милая.
- Даже не посмотришь выставку? – обиженно воскликнула я.
- Не могу же я пробежать рысцой по залу, не постояв с умным видом у каждой картины? – улыбнулся Джейк. – Мы вернемся сюда завтра. Как раз не будет столько народу, и ты сможешь сама провести нам экскурсию, идет?
Что я могла на это ответить? Я пожала плечами.
- Идет.
Я сердечно попрощалась с Джейком, довольно греясь в сиянии его теплого тела и улыбки. Поцеловала в щеку Леа. Карлайл и Эсми, а также Эдвард с Беллой, тоже решили возвращаться. И чтобы устроить наших гостей, и чтобы вдоволь поговорить с Джейком о Форксе. Белла же, встретившись с лучшим другом спустя столь долгое время, вообще сияла и не желала выпускать его из поля зрения, собираясь расспросить обо всем, что случилось в его жизни без ее участия.
- Во сколько ты вернешься домой? – перед отъездом спросил меня папа.
- Я думала остаться на after-party.
- Ок. Так во сколько? – настойчиво переспросил он.
- Не знаю. Алек отвезет меня.
Эдвард тяжело вздохнул.
- Этого я и боялся.
Когда они все же уехали, я зашла в туалет, немного прийти в себя от столь неожиданной встречи и поправить макияж.
Стоит ли говорить, что это был сумасшедший день? Несомненный успех выставки. Признание старших коллег. Журналисты. Фотографы. Калейдоскоп знакомств и предложений сотрудничества. Гордые улыбки Натаниэля и его восторженные публичные комментарии в адрес моих работ. И теперь еще это неожиданное, такое прекрасное возвращение родного Джейка. Я скучала по нему так сильно. Пусть даже неосознанно. И только сейчас, вновь окунувшись в солнечное тепло его глаз, я вновь почувствовала, что какая-то замороженная до этой минуты часть моего сердца снова ожила.
Разве мог этот день стать еще прекраснее? Еще идеальнее? Добрее ко мне? Ценнее для будущих воспоминаний? Я покачала головой, счастливо улыбнулась своему отражению и покинула уборную.
Возвращение обратно в залы выставки заняло у меня несколько больше времени, чем я предполагала. Гости уже начали расходиться, и многих из них мне приходилось персонально провожать и благодарить за посещение.
Когда я, наконец, осталась одна, у меня впервые за весь вечер появилась возможность посмотреть и оценить работы других студентов. Я остановилась у картины Келси Мок, одной из старшекурсниц Кембервелла, так же как и я выбранной Натаниэлем для этой выставки. Алек о чем-то оживленно болтал с Суви неподалеку. Я придирчиво разглядывала пейзажи, когда это случилось вновь - этот странный холод, пробежавший по позвоночнику, вновь вернулся. Ощущение было таким пугающим, что я невольно обернулась, широко распахнутыми глазами рассматривая толпу, в поисках источника этого тягучего липкого страха. Мое сердце забилось чаще, и самые странные мысли начали закрадываться в мою голову.
- Ты в порядке? – не знаю, как Алек умудрился так быстро оказаться рядом, но я была благодарна ему за это.
- Да, просто устала, - ответила я шепотом, прижимаясь к нему всем телом.
- Хочешь, отвезу тебя домой? – спросил он, поглаживая меня по спине.
- Нет. Еще слишком рано, - я покачала головой. - И еще много гостей. Натаниэль мне этого не простит. К тому же, он хотел устроить совместную фотосессию со всеми своими учениками в конце вечера.
- Хочешь выпить чего-нибудь?
Я отрицательно покачала головой.
- Съесть? – предложил он.
- А что, здесь еще можно что-то съесть? – оживилась я.
- Я могу поискать для тебя бутерброд.
- Какой ты милый, - протянула я, согласно кивая.
- Какой я милый, - саркастически-беззлобно пробубнил он. – Тряпка.
Я засмеялась. И он, уже покидая меня в поисках еды, засмеялся тоже. И наша радостная эмоция в помещении с прекрасной акустикой разнеслась во все углы галереи, наполняя ее мелодичным и счастливым смехом. Будто в ответ на эту мою радость холод в один момент вдруг стал совсем невыносимым, и я почувствовала, что начинаю дрожать. В каком-то удушающем приступе паники, я снова обернулась вокруг своей оси. И в этот момент я увидела до боли знакомый силуэт в черном, небрежно прислонившийся к стене.
Он разглядывал меня, выйдя из тени. Даже несмотря на то, что его глаза были скрыты за стеклами темных очков, я знала, что он смотрел на меня темным, оценивающим, пронзительным взглядом. Не отрываясь. Не мигая. Не отпуская. Так, как только он мог смотреть. И под этим тяжелым взглядом я почувствовала себя будто рыба, выброшенная на берег. Беспомощная, обреченная. Пугающе слабая и одинокая.
Казалось, мой мир перестал вертеться. Мое сердце перестало биться. Мои легкие перестали дышать.
Дэнил.
На этот раз ошибки не было.
Он снова был рядом.