Магия Истока

Я заглядываю людям в глаза и вижу прекрасные картины. Несуществующие вещи, странные видения, нереальные грезы. Я заглядываю людям в глаза и выпадаю из этой реальности. Я боюсь, что когда-нибудь, встретив свою смерть, того человека, последним, что я увижу, будет зеленоватая вода и пронизывающие ее солнечные лучи. Я одновременно и жду этого момента, и все-таки страшусь его наступления. Я не люблю смотреть людям в глаза.



Прерия. Большая, дикая, смертоносная. Она опасна для всех. Люди, не отходящие от поселений дальше сотни шагов, боятся неизвестности. Скрываясь за дверями своих лачуг, ночью они ощущают дыхание прерии, прячутся по углам, но понимают, что однажды придут и за ними. Отчаянные головы, избравшие путь постоянных путников, никогда не остающиеся на одном месте больше недели, если не появилось на то нужды, отличаются от домоседов лишь тем, что понимают, чего стоит бояться. И то, что они точно знают, яд какой из змей убьет тебя быстрее, а на каких дорогах больше всего происходит «несчастных случаев», вовсе не говорит о том, что они не боятся.

Весь мир превратился в малопригодное для жизни место. Ближе к северу это сплошные пустыни: лишь раскаленный бело-красный песок, ядовитые гады и песчаные бури. Еще дальше, за морем, не осталось вообще ничего живого. Те немногие, что смогли пересечь пустыню, найти в вымерших приморских городках целые порты и стоящие на воде корабли и вернуться живыми, говорили, что море сошло с ума. Морские боги либо подохли, и теперь ничто не способно даровать путешественникам попутного ветра или легкой дороги, либо разгневались, припомнив все три тысячи лет явно не самого праведного поведения. Буря следует за бурей, ветер ежечасно меняет свое направление, а высота волн, по рассказам очевидцев, достигала высоты башни Иланны, бывшей в свое время высочайшим зданием в империи. О землях, лежащих за морем, никто не говорил. Никто до них так и не доплыл.

По легенде, один из первых правителей княжества Инесс, Тирот Злопамятный (в официальных источниках считался Справедливым, но мнение народа мнением тех источников пренебрегало) заключил с одним из ближайших советников, Аласом Хитрым, помолвку, пообещав руку своей дочери, той самой княжны Иланны, но планы советника простирались куда дальше простого родства с правящей фамилией. Главной его целью был княжеский трон. Честолюбивые планы уберечь в тайне не удалось: незадолго до свадьбы глава тайной службы поведал князю о заговоре. Великому Князю сие не понравилось, и уже был отдан приказ о задержании предателя. Но тот сбежал, как выяснилось позднее, предупрежденный самой Иланной. Она тоже пыталась бежать, но ее, в отличие от советника, схватили. Алас Хитрый сбежал в соседнее княжество, Винжо, которое впоследствии станет одним из богатейших районов Объединенной Империи. Достать его Тирот не мог, но от мести отказаться было невозможно. Он велел построить башню, такую высокую, чтобы она была видна и в самом Винжо, посадить туда княжну, единственной прислугой при ней оставив внебрачную дочь Аласа, а дверь запечатать. И не просто так, замок тот был уникальным. Великий чудотворец Инара выдумал заклинание по приказу князя. Если бы кто-то посмел вывести Иланну из башни, то Алас бы немедленно погиб. Ритуал был произведен, княжну заперли в башне, а по княжеству поползли самые различные слухи о мести князя. Через полгода Аласу, к тому времени умудрившемуся каким-то образом занять трон Винжо поплохело. Он заболел, никто не знал как его вылечить. А потом выяснилось что Лигат, маленький сын Тирота нашел ход в башню и стал навещать сестру. Спустя пару дней, с разрешения Великого Князя Инесс, вокруг башни выстроилось постоянное оцепление из воинов Аласа. Многие утверждают, что Алас всю жизнь вынашивал планы по нападению на соседнее княжество. Кто-то твердит, что ради освобождения Иланны, ведомый силой любви, кто-то – что захватив Инесс и взяв в жены Иланну, при этом убив всех остальных представителей рода, он бы узаконил право на трон для себя и своих детей, а кто-то – что это взыграла задетая гордость, желание доказать всем, что невозможно встать у него на пути. Но Иланна, разбитая и подавленная, через пять лет умерла. А как только вынесли ее тело из башни, скончался и Великий Князь Винжо.



Все твердят, что глаза – зеркало души. «Ложь, мерзкая ложь», - хочется крикнуть мне. «Мерзкая ложь», - шипит мое внутреннее «я». Стискивая кулаки, я прохожу мимо, отводя взгляд в сторону. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел мою реакцию. Чтобы они начали спрашивать, строить догадки, интересоваться, почему подобные разговоры вызывают у меня такие эмоции.

Эти глупые разговоры начались недавно. Что такое пятьдесят лет для трех тысяч лет истории нашего мира? Пшик. Мгновенье. Но они мне не нравятся. Нет, когда я был слишком мал, чтобы вообще понимать, о чем идет речь, меня они не интересовали. Когда я стал старше и находились вещи поинтереснее, чем бессмысленные разглагольствования, просто не обращал на них внимания. Но потом, когда пришло осознание собственной особенности, я жадно проглатывал все, что могли рассказать мне об этом мать, все немногочисленные обитатели нашего поселения и редкие проезжие. Однако слишком быстро пришло понимание того, что все, рассказываемое мне людьми лишь народные домыслы. Там не было ничего общего с реальностью. Я ушел из нашей хижины под деревом, оставив мать, и стал вольным охотником. И тогда я услышал еще больше. И как бы я не надеялся, во всех тех историях истины было еще меньше.

И теперь я просто странствую. Ищу табуны диких лошадей, которые подчас становятся единственным источником пропитания, не говоря уже о необходимости во что-то одеваться и накрывать чем-то палатки. Охочусь на хищников, слишком близко подобравшихся к поселениям. Сопровождаю редкие караваны, осуществляющие обмен между поселениями, когда в удачливый год уродится больше продуктов, чем нужно на пропитание. Путешествую с людьми, направляющимися к мастерам: различным лекарям и ремесленникам, пережившим Взрыв, и их ученикам. Самые умелые, самые талантливые, жившие в городах, конечно, погибли. Но те, кому не хватало опыта или таланта, жившие в деревнях или путешествующие с места на место, выжили. Да, утеряно многое: инструменты, которые были не по карману деревенским ремесленникам, книги, которые невозможно брать с собой, путешествуя из города в город. Но крупицы знаний сохранились, и люди, раньше не способные вылезти из постоянной бедности, оказались на верхушке какой-никакой, но иерархии. Вместе с остатками книжников и чудотворцев. Они жили в поселениях, что покрупнее, некоторые до трех сотен жителей, работали, не покладая рук, беря в ученики всех, кто оказывался способен хоть немного думать, получали в дар продукты, и их семьи никогда не знали нужды. Говорят, в самом начале некоторые из них пытались взять власть, утверждая, что без них будет умирать еще больше людей, что человечество окажется в еще большей беде. Но люди, смертельно уставшие, измученные постоянной борьбой за выживание, устроили суд. Быстрый и крайне показательный. Зачем нужны целители и кузнецы, если некого будет лечить и некому выковать меч? Чудотворцы же в большинстве своем предпочитали путешествовать, навещая остатки городов, ища ответы, пытаясь понять, что же произошло. Тем же занимались и книжники, но это было не в их силах – не их специализация. И потому одни из них исследовали изменившуюся природу, другие искали оставшиеся книги, не уничтоженные взрывами, кто-то путешествовал из поселения в поселения, составляя карты, подсчитывая количество оставшегося населения, расспрашивая тех, кто хоть что-то знал о происшествии.



Маленькое поселеньице. Два десятка хижин. Один кузнец, мастер из него плохой, но на три тысячи шагов вокруг другого не найти - некоторые из них ушли к горе на время, некоторые живут там постоянно.

Яркое солнце слепит глаза. Ему неведомо, что через час уже закат и слепить людям глаза оно уже не должно. В этом мире многое неведомо. Людям неведомы законы. Нет государства и государя. Нет городов, лишь жалкие кучки людей, жмущиеся друг к другу, боящиеся остаться один на один с дикой прерией. Нет ничего. Лишь крупицы того, что наскребли люди после Взрыва. Имитация. Жалкая, безыскусная и бесполезная.

Я сижу у кузни. Избушка немного крепче остальных, а изнутри звучат непрестанные удары молота. Я оказался без работы и каких-либо планов на самое ближайшее будущее. Сейчас мертвый сезон. Пять десятилетий назад это время года называлось летом. На севере континента становилось жарче, чем обычно, на юге же таяли снега, лежащие там большую часть года, он становился более пригодным для жизни. Чаще всего именно на это время приходились все сельскохозяйственные работы южной части империи, а на севере были самые обильные урожаи за весь год. Да, так было. Но верится в это с трудом. Сейчас это пекло. Самый настоящий ад на земле. Дождей не будет около полугода. Все речушки, кроме живительных сестер, пересыхают, а их русла так скудны, что иногда кажется, что пересохнут и они. Именно в это время все, кто хочет жить, перекочевывают поближе к Одинокой горе, а дело перевозчиков воды самое прибыльное и самое опасное. Именно в это время года я действительно жалею, что появился на этот свет.

Жара уже не душит. Она просто играется. Как кошка. Кошка знает, что бежать мыши все равно некуда, а посему позволяет ей удрать на расстояние прыжка. И мышь мчится подальше от этого ужаса, не веря своему счастью. Прыжок. Захват. И снова когтистая лапа. И так снова и снова. Мы живем подобным образом уже пятьдесят лет. Полгода стараемся наладить остатки хозяйства, наладить полностью уничтоженное производство, родить детей, которые будут, как и мы, шесть долгих месяцев горбатиться, а остальные шесть подыхать от изнуряющей жары. В нашей жизни уже давно нет смысла.

Рассказы людей постарше о том, что на южные острова не приходило лето, что дождь выпадал чаще, чем раз в пару месяцев, что за водой не нужно было отправляться в недельные путешествия, кажутся насмешкой. Очень злой и жестокой. И, видя сны о желанном, но таком редком дожде, люди умирают от обезвоживания и солнечных ударов.

Я жду Трипа, своего давнего знакомого охотника. Не желая сидеть на одном месте, особенно в такой глуши, я решил ехать на Запад. Один мой знакомый говорил, что нужно лишь шевелиться, и заработок сам тебя найдет. И, не успел я выехать за пределы поселения, как ко мне подошел один из ребят отряда Трипа, говоря, что у того есть для меня интересная работенка. Я промолчал, не зная, что ответить. Трип как раз-таки один из тех людей, с которыми хорошо иметь знакомство, но лучше не заводить общих дел. Это же в девяти случаях из десяти будет что-то аморальное, и в десяти случаях из десяти не просто смертельно опасное, а давно пересекшее эту черту и стремящееся к бесконечности. Я лишь прикидываю свои шансы на выживание, и, не удовлетворившись результатом, отвечаю, что особого выбора у меня и нет. Мертвый сезон. И, собрав все свои пожитки, отправляюсь к назначенному месту – кузнице в центре поселения.

Издалека доносится разговор. Говорящий, по крайней мере один из них - точно не охотник. Я слышу обрывки фраз, доносящиеся через промежуток, достаточный для ответа. Книжник или чудотворец?

- …он ведь и не книжник толком, но и простым охотником его тоже нельзя назвать. Дикий гусь и плавает, и летает, но множество зверей плавают или летают гораздо лучше него. – Значит, книжник.

- Зато он выживет там, где не выживет зверь только летающий или же зверь только плавающий. Хорошая приспособляемость, знаешь ли, еще никому не мешала. – Трип. И спор их идет, судя по всему, уже давно.

- Да? А парочке заклинаний мне его не обучить? Так, чтобы уж наверняка, – чудотворец, будь он не ладен. С ними всегда слишком много проблем.

Слышится противное хихиканье Трипа. – Ты знаешь, что его считают практически книжником, но о том, что некоторые его считают практически чудотворцем, и слыхом не слыхивал? Хорошо же ты подготовился, - теперь это уже смех, веселый, заразительный. Смех человека, который прекрасно осведомлен о том, что я все слышу. – Вот погоди, сейчас сам все у него и спросишь.

- Так он уже тут? Хороши же у него манеры.

- Про манеры не знаю, но на слух никогда не жаловался, господин чудотворец. А уж не обратить внимание на занятный разговор, распугавший всех и так немногочисленных птиц в округе… - они, наконец, подходят к кузнице. Не очень высокий, тощий Трип. Он одновременно неприятен, но избегать его желания не появляется. Как обычно, улыбается чему-то своему, поглаживая усы. Ухмыляется, очевидно, предчувствуя веселье. И чудотворец. За десять лет я перевидал их немало. Близко не знакомился, но и этого было достаточно. Этот еще молод. Лет эдак двадцать пять. Одет, как и все, не то что старцы, цепляющиеся за прошлое и поэтому упорно носящие мантии.

- Ну что, Джим, какими судьбами тут? Как там старина Мавв? – голос вполне дружелюбен и спокоен. Но мне ли не знать, что он может и приказать оставить кого-либо посреди пустыни. Подыхать. От солнечного удара, от обезвоживания, от яда змей или скорпионов - выбирать уже самому человеку.

- Я виделся с ним три месяца назад, так же, как и ты. Со стариной Маввом все в порядке. - Это из многих наших общих знакомых. Мавв, книжник старой школы, родился еще до Взрыва. Ему сейчас что-то около семидесяти, он успел пройти обучение до того, как все Истины, это их цитадели, были разрушены. Мавв путешествует. Восстановить хотя бы одну цитадель книжник и не пытается – слишком мало книжников осталось, не говоря уже о населении, из которого необходимо набирать учеников. Он составляет карты и неплохо разбирается в современной природе, так что знакомство с ним полезно. Да и Мавв был именно тем, с кем я ушел прерию, выбрав путь охотника. Пропутешествовал я с ним недолго. Встретив первый караван - сразу же нанялся в сопровождающие. И дальше потекла жизнь, хоть и опасная, но в какой-то степени однообразная. Я набирался опыта в том, о чем просто не мог узнать, живя в своем поселении: о миграциях животных и птиц, об основных способах не убийства, а отпугивания хищников, с которыми не справиться в одиночку, о чтении карт, которых было так мало, а уж заполучить хотя бы одну считалось большой удачей. В этом смысле я был настоящим богачом: периодически пути Мавва и мой пересекались, и я копировал все карты, появившиеся у него с момента последней нашей встречи. Их он либо составлял сам, либо перерисовывал у других книжников. Они были неточными, описывался на них лишь небольшой участок, самое большое - тысяча на тысячу шагов, но это были хоть какие-то ориентиры, шанс на то, что в очередной раз ты доберешься до поселения, не оставшись в прерии навечно.

- Я же провожал людей до горы, но тут они присоединились к каравану. И нет, они мне заплатили, две трети обещанного. И раз уж мы вспомнили о манерах, то с кем имею честь познакомиться?

- Ох, это мой старый знакомый, - значит, пересекались пару раз, возможно, один из вас чем-то обязан другому. Скорее всего чудотворец, старый ты лис. – Его зовут Геар, он, как ты уже понял, чудотворец. И у него есть к тебе небольшое деловое предложение. Мы с ребятами остановились у реки. Точнее, у ее уже пересохшего русла, но место все-таки неплохое. Обсудим все там?

Я киваю, а в голове роится куча и еще немного идей о том, что же нужно этому Геару. И почему, черт возьми, Трип разгуливает один, без парочки своих ребят?

Мы, не торопясь, идем в сторону их стоянки. Моя лошадь со всем моим скарбом не спеша плетется следом, охотник и чудотворец пешие. Трип кормит нас кучей совершенно ненужных историй. Геар задумчиво смотрит под ноги, кивая время от времени. Я же борюсь с искушением заглянуть магу в глаза. Из-за этого жгучего желания невозможно сосредоточиться. Да, мой так называемый дар, может, и принесет мне погибель, но иногда он полезен. Что я увижу у Трипа - не секрет, это получилось случайно, в одну из наших первых встреч, я никогда и не стремился к этому.

- …а Гон рассказывал, что видел призрак «Великого Ирриата». И ведь трезв же был, но клялся и божился, что видел корабль, утонувший в порту еще до его рождения…

Как же раньше все было легко. Каждый род имел свои черты, веками передаваемые из поколения в поколение. Княжеская семья отличалась желто-карими, тигровыми глазами и русыми волосами. Они заключали брачные союзы с самыми разными знатными семьями на протяжении около тысячи лет, но все равно всегда оставались узнаваемыми. Люди на севере были темней кожей и светлее глазами. Островитяне имели черные как смоль волосы, единственные в своем роде. Южане, как и моя мать, чаще всего являлись брюнетами с цветом глаз от серо-голубого до зеленого. Но, взглянув на человека, вы всегда могли понять, откуда он, и, порою, знатного ли он рода.

- …А Сама как-то рассказал, что слышал у одной дамочки, что ей рассказывают о том, что Лигана не полностью ушла под землю, а еще показывается в пустыне тут и там. Люди с ног сбились, ища ее…

Сейчас же… Сейчас все иначе. Нет, дети до сих пор похожи на своих родителей. Но все сословия перемешались, люди живут с теми, с кем им удобно, с кем хочется, с кем выгодно. Уже ни слова о мезальянсах, о невозможности человека жить в ином обществе. Люди, чья семья веками жила в определенном месте, оказываются за тридевять земель от бывшего дома. И ничего уже не важно, главное - выжить.

- …Твердит, как сам видел, что у Истока были странные шумы, а уж всполохов-то на небе не перечесть. Словно все цвета на небесах только и остались…

Рождающиеся дети… Их глаза. Они больше не такие, какими их привыкли все видеть. Возможно, это все последствия случившегося. Возможно, в людях что-то изменилось. А возможно, поменялась сама земля, на которой мы живем.

Теперь в людских глазах все цвета спектра. Люди, несмотря на всеобщий хаос, и тогда, и сейчас пытались найти причину изменениям. Да, хаоса стало меньше. Но вот знаний не прибавилось. По народу гуляют самые различные версии, одна бредовее другой. Стоит ли мне сказать им, что у меня есть часть ответов? Важны ли они? Прав ли я? Я не хочу этого выяснять, порою эти картины слишком ужасны, чтобы мне захотелось узнать правду.

- …Так вот, поговаривают, что видели белоглазую девочку. Никакой радужки, лишь черный зрачок. А уж ее взгляд… еще никто не решился взглянуть ей в глаза дважды.

Белоглазая девочка? Хах, очередной бред заскучавших людей. Но если это так… Что я увижу? Ничего или все? Или, быть может, это такая же разновидность глаз, как синевато-фиолетовые или, скажем, черные с зелеными прожилками?

- Белоглазая, говоришь? И когда же Мэл ее видел? Как обычно, после дня на солнцепеке и пары кувшинов настойки? Или уже после драки с каким-нибудь не угодившим ему охотником, после нескольких ударов по и так не обремененной особыми мыслями головушке?

- Ну зачем ты так, Джим. Можешь сколь тебе угодно скептицировать, но Мэл тогда был трезв. Скажу тебе больше, он теперь всегда трезв, черт бы его побрал…

Я лишь скептически ухмыляюсь. Необычная девочка, тьма слухов, бродящих из поселения в поселение вместе с караванами, охотниками и чудотворцами. Незадолго до «лета» люди выдумывают такую околесицу, что верить нельзя ничему. Да, слухи о том, что происходит на Русалочьем острове, находящемся западнее Горы, в двухстах лигах или же дюжине дней пути от нее, всегда обрастали таким количеством подробностей, что оставалось только диву даваться людской фантазии и отсутствию памяти. Но в преддверии мертвого сезона даже то, что рассказывали о соседнем поселении, находящемся по ту сторону реки, всего день прогулки - могло оказаться не то что недомолвками, но чистейшей ложью, когда никто не знал, откуда у той лжи растут ноги. Бесконечные россказни о вечной засухе, которая покорит, наконец, человечество, никак не желающее сдаваться. Нашествие саранчи, которого не было уже как пятьдесят лет, в то время как раньше оно случалось каждое десятилетье. Истории очевидцев, рассказывающих, что Исток таки окончательно иссох. Люди-призраки в городах-призраках. Духи умерших, желающие утащить на тот свет родственников/любимых/врагов/виновников смерти/вообще всех (масштабы катастрофы зависели от степени опьянения повествователя). Бред, бред и еще раз бред. Глупые бредни глупых людей.

- Ты чего так насупился, а, господин охотник? Как обычно, борешься за правдивые истории для народа? Слышал-слышал, как обычно заканчиваются попытки выдать сказки за реальность в твоем присутствии. Горяча кровь, да как бы не обжечься. – И опять это противное хихиканье, переходящее в смех. – Скажу сегодня Гону не травить свои обычные байки, а то кабы чего не вышло. – Я улыбаюсь. Трип не меняется – это его обычная манера разговора, когда он ведет себя так, словно оказывает всем услугу, неважно, большую или маленькую, главное, что от чистого сердца.

Мы подходим к лагерю. Костры уже разведены, но близко к ним никто не сидит – жар все еще идет, если не от практически скрывшегося за горизонтом солнца, то от разогретой земли. Порой обязанность сварить ужин кажется большим наказанием, нежели следить за лошадьми. На отряд Трипа никакие времена года не влияют. В его подчинении дюжина ребят, сам же он тринадцатый. Я подвожу лошадь к одной из коновязей, и молодой мальчишка, которого я не видел раньше, подбегает и забирает ее у меня. Очередной новобранец в отряде охотников. Опять кому-то повезло чуть меньше, но теперь это уже не важно. Я молча прохожу к костру у главной палатки. Это уже стало привычкой: смотреть на деревья, птиц и землю, на одежду, лошадей и даже оружие – куда угодно, но не людям в глаза. Да и знакомые, видевшиеся со мной хоть пару раз, тоже привыкли.

Мы садимся у костра: Трип, я, Геар и еще парочка его людей. За ужином разговор плавно переходит к погоде и различным домыслам и предсказаниям относительно погоды. Гона прямо таки распирает от желания потешиться и рассказать всем слушателям и мне, в частности, парочку совсем уж нелепых небылиц, но он не Мэл, удар которого и из лошади дух выбьет, и спорить с которым не желает никто, не имея с собой парочку арбалетов или пару дюжин парней покрепче, да и Трип предельно ясно выразился, что разговор будет о работе. Значит, это серьезно.

Мне же пустая болтовня порядком приедается. Фрукты, которые скоро и так станут деликатесом, аппетита не вызывают, не говоря о вяленом мясе, которое вскоре станет одним из единственных доступных продуктов. Но не положено еще о работе разговаривать, значит, будем ждать.

- …Ну так вот, она и говорит, значит, что не бывать этому. Никто, значит, у источника, этого не допустит…

- Источник, значит, говоришь? И от кого ты это услышал? – любопытство чудотворца можно ощутить, кажется, им пропитывается все вокруг.

- Да была там одна, проезжали мы как-то у горы, ну, заночевали, естессно, ну и… понимаете вы, в общем. А она уж, у горы-то живя, понаслушалась столького, что за всю жизнь не пересчесть.

- А чем же вас… кхм, господин чудотворец, так источник заинтересовал? – мое любопытство немного иное. Я спрашиваю для того, чтобы наконец перейти к разговору о работе.

- Как? Разве достопочтимый Трип вам ничего не сказал? Мы отправляемся к Истоку, - чудотворец отвечает вполне спокойно, но то, что он готов выехать хоть сейчас, видно невооруженным глазом.

Солнце наконец опустилось, и теперь ночь освещают лишь костры. Они большие настолько, чтобы их хватило для разогрева мяса с травами и кипячения воды, которую позже с этими же травами будут настаивать, немного поменяв состав и пропорции. Разговоры у двух других костров, находящихся на расстоянии десятка шагов от нашего, не слышны. Я мысленно посылаю сам себя ко всем чертям, не задумываясь о том, что можно было ограничиться и чудотворцем. Нет, не чудотворец – маг. Да, мысль дикая, их уже как несколько столетий не видели, но больно его магия отличается. У чудотворцев она разобрана, пересчитана, разложена по полочкам и распихана по книжкам. Они редко что создают, лишь копаясь в теории, разыскивая артефакты, изучая их, а потом раскладывая по шкафчикам в безопасные ящички. И это было до. Сейчас же все еще печальнее. Остатки чудотворцев мотаются по материку, навещая руины городов и обителей, находящихся обычно в непроходимой глуши, и пытаясь наскрести те остатки знаний, что не были уничтожены. Маги же… По крайней мере то, что о них рассказывают. Они были свободнее. Ближе к природе и небу, не запирая себя в каменных клетках. Колдовали по наитию, интуицией предчувствуя результат, а не просчитывая, исписав при этом десять листов, но так и не придя к нужному выводу. Да, была свобода. Но вот с ответственностью было хуже. Поэтому круги распадались, маги враждовали, уничтожали сами себя, переоценивая свою интуицию, умирали, так и не взяв себе ни единого ученика. Чудотворцы, также известные практически с зари времен, тихо и не спеша строили свои обители, создавали заклинания, совершенствовались. И в конце концов магов просто не осталось. Зато остались легенды о поселениях вольных магов где-нибудь у черта на куличках. Но маги, судя по всему, предпочитали там и оставаться, игнорируя остальной мир.

Я, как последний сопляк, прошляпил заклинание. Погрузился в думы о том, как поганен ужин, и не услышал того, что все звуки пропали. Охотник, будь ты проклят, с хорошим слухом. А Геар ухмыляется. Нет, не так как Трип, которому хочется вмазать по морде. Хуже. Противнее. Так, что, кажется, позволь он себе, и ты уже был бы мертв. Трижды. Как минимум.

- Вас что-то не устраивает, господин вольный охотник? – Геар говорит вежливо, исключительно вежливо, но он все-таки насмехается надо мной.

- Не учитывая того, что вы забыли о полукнижнике и недочудотворце? – я отвечаю, стараясь сдержать недовольство, но, думаю, все и так видно.

- Нет, не чудотворец… скорее маг. Вам это подходит больше. Как и мне, как вы уже успели заметить.

Я молчу. Даже не думаю ничего. Очевидно, все что мог, он уже до этого услышал. Остальное сам как-нибудь додумает.

- Так что же вам понадобилось у Великих Сестер? – тишина, до этого казавшаяся практически идеальной, начинает давить на уши. Он усилил заклинание. Не поведя даже бровью, не говоря уже о руках.

- Мне нужен не сам источник. Вы знаете о том, что поговаривают, что в междуречьях поживают очень и очень интересные люди? Ближе к истокам, конечно же. Хотя о чем я говорю, конечно, вы это знаете. Так вот, мне нужно туда. Как можно быстрее. И не беспокойтесь об оплате. У меня есть парочка очень интересных вещей. Думаю, вы оцените.

- Куда же именно вам нужно? У Лиганы с соседками и междуречья-то толком нет, а разбег между Тиррой и Сэт слишком велик. Между Тиррой и Ллиной Гора, там и лошадь то спрячешь-то с трудом. Сэт и Ллина? Значит, через Мост. Думаю, вам известно, что это поднимет цену. Раза эдак в полтора, – я еще раз прокручиваю в голове карту, стараясь понять, не забыл ли я чего. Четыре реки, берущие свой исток практически в одном месте, но расходящиеся во все стороны света.

В моей голове тем временем крутились колесики. Истоки Сэт и Ллины. Примерно сорок лиг. Около трех дней пути. Если будет хорошая дорога и не подведут лошади. И ровно три дня до полнолуния. Закрадывается мысль, не подсчитывал ли он это все специально? Но до Горы оттуда ближе, особенно если Ллина начнет иссыхать, местами уходя под землю.

- Господин Трип сразу после этого отправится к Горе, чтобы встретиться со своими людьми. С нами поедут он и еще двое. Думаю, уточнять нет нужды, - он точно дополняет мысли, исключая саму возможность моего отказа.

Я не обращаю внимания на «мы», и дальше разговор скатывается к обсуждению маршрута, примерных сроков поездки и различных вещей наподобие списка провизии, количества запасных лошадей и оплаты.

Я проверяю коня, заодно просматривая карты, которые могут нам понадобиться. Раскладываю вещи я неподалеку от палатки Трипа. Чуть дальше вырастает небольшая палатка Геара. На караул заступает кто-то из ребят, меня сия обязанность не касается, и я засыпаю, мысленно вырисовывая в голове карту дороги к Источнику, выискивая слабые места и думая о том, что в свете костра глаза мага показались мне желтовато-зелеными.



Прерия. Большая, дикая и смертоносная. Небольшие оазисы, состоящие из деревьев, парочки кустов и жалких лужиц воды, кажутся несбыточным сном. Трава, желтая, жухлая, погибающая, умирает от недостатка и так слишком редкой влаги. Она высотой по пояс взрослому мужчине, где-то ближе к земле отцветают остатки голубо-розовых соцветьев, а корни могут быть мили в длину, но это не спасает. Когда жар костра кажется всего лишь неприятным, но терпимым теплом, уже ничто не спасет. Кто-то говорит, что все это фарс, попытки ухватиться за осыпающийся край обрыва и так уставшей рукой человечества.

Империи больше нет. Она рассыпалась пересохшим гербарием в руке, как бы пошло это не звучало. Говорят, что после падения государства всегда остается кто-нибудь из наследников. Слишком уж живуча и изворотлива кровь правителей. И подчас этих потомков остается не один и не два, и издыхающая страна раздирается на куски междоусобицей, выпивающей последние капли крови и раздирающей горло. Нам же повезло. Мы, как оказалось, вообще везунчики. Все, кто хоть каким-то боком мог претендовать на княжеский престол, погибли. Абсолютно все. И теперь одними из возможных аргументов престолонаследников (и порой единственных, если бы нашлись желающие) оказываются нечто вроде «А мой дед в молодости во дворце сортир чистил» и «А княжеский конюх бабку мою обесчестил. Нет, отец мой был ее единственным ребенком и родился лет так эдак через семь».

Нет законов. Лишь закон природы. Ты или тебя. И все чаще тебя. Неважно, человек это, хищник или банальный голод. Никто никому ничего не должен и никто никому ничего не обязан. Но жить хочется, и поэтому люди заключают союзы, идут на уступки и держат свое слово. Иначе никак. Или ты его держишь или в следующий раз, если повезет, все лучше издохнут, но ничего у тебя не возьмут. Если не повезет, ты издохнешь быстрее. Но ты знаешь, лежишь на хилом тюфяке у себя в хижинке и знаешь, что, случись что-то особенное, и тебе горло зубами перегрызут и не поморщатся.

Глупцы же еще успевают любоваться красотой рассветов. Когда листва немногочисленных деревьев постепенно окрашивается в золотисто-оранжевый, полумертвая серо-коричневая трава кажется розоватой. Когда на водной глади рек вырисовываются изумительные узоры, а земля за ночь остыла и от нее тянет приятным холодком. И еще там есть тишина. Не тот неестественный вакуум заклинаний, но спокойствие и умиротворенность, разлитые в воздухе. Когда уже уползают под землю твари ночные, но дневные все еще не вылезли, собирая крохи прохлады, оставшиеся под землей. И если молчаливое любование вынести еще можно, то постоянные восклицания о том, что мир чудесен и нам нужно радоваться, что мы живем, хочется прервать, лишив драного философа объекта его радости.

Чтобы миновать за день восемнадцать лиг, нам нужно тронуться в путь с рассветом и ехать до самого заката. Нынешние лошади выносливы, но вот грузоподъемность у них ни к черту, поэтому несколько лошадей взяты только для перевозки воды. С самого утра все молчаливые потому, что никого не радует перспектива провести десять с лишним часов в седле под палящим солнцем, когда, как говорит Мэл, обычно немногословный, даже жопа становится квадратной. Потом в силу входит солнце, палящее все нещадней, и там уже главное спокойно усидеть в седле. Небольшое оживление обычно наступает по полудню, когда, загнанные пеклом в тень, группы устраивают привал. Следующий будет только через часа четыре-пять, а потом, практически ночью, уже встанем на ночлег. Обычно это так. Да и наша «экспедиция» ничем особо не отличается. С одним исключением. Геар. Сначала рядом с ним ехал Трип, практически не переставая болтать, но потом его окликнул Мэл и тот отъехал. Далее был Гон, по примеру Трипа или по собственному желанию кормящий мага байками. Кормил он его долго и без устали. Но потом Трип нагрузил его какой-то задачей, Гон заткнулся, а Геар отъехал от него немного вперед. Ради интереса место рядом с ним занял я, любопытствуя, результат ли это какого-то заклинания. На деле все оказалось проще и гораздо тривиальнее. Заклинание было, но немного иного типа. Проклятый чудотворец сотворил вокруг себя купол, через который не так сильно жарило солнце и чуть лучше циркулировал воздух, принося немного прохлады. Ну и естественно, без всяких там намеков и просьб, спутники немного скрашивали его путь. Как могли.

Я молчу. Не из-за желания показать характер или выделиться. Просто сейчас очень многое кажется странным. Потом мое место занимает Мэл, а затем снова Трип, и так мы по очереди, установившейся как-то случайно, наслаждаемся хотя бы парой часов свободы от давящей, изматывающей погоды.



К вечеру мы прибываем в небольшой поселок на берегу моря. Это один из последних населенных пунктов перед Мостом. Это одно из немногих мест, которое с натяжкой и исключительно из жалости можно назвать небольшим городком-деревней. Тут даже есть трактир, куда не преминул утянуть нас Трип. Дорога была обычной. Завтра, при переезде мимо залива, будет тяжелее. Послезавтра, в землях у реки Сэт, необжитых и редко посещаемых, возможно, еще хуже.

Настойка. Желтовато-зеленая, настоянная на «зимних» травах, с такой точно проспишь даже после пробежки в десять лиг. Во время ужина все молчат. И лишь потом, когда все расслабились, начинается разговор. Ничего не значащие фразы. Глупые шутки. Спокойствие. Впервые за двенадцать часов.

И я даже не знаю, когда расслабился чересчур. Надоедает не смотреть людям в глаза. Это бесит до пены у рта и дрожи в коленях. От этого устаешь. И поэтому я просто огляделся. Без задней мысли. Я иногда так делал. Иногда мне везло, и я просто свободно смотрел по сторонам. Иногда везло чуть меньше, и я встречался взглядом с людьми, рожденными до Взрыва. Иногда мне не везло конкретно, и я «натыкался».

Первый раз это всегда шок. Земля уходит из под ног, и ты вроде бы должен завалиться на спину, но вместо этого ныряешь головой вперед. Чаще всего эти ныряния остаются незамеченными для растяп-окружающих. Потом, когда ты часто заглядываешь человеку в глаза, привыкаешь. Картинка приедается, ты можешь ее игнорировать. При желании она возвращается, но контролировать это тяжело. Раз заглянув человеку в глаза, я могу точно сказать кто он на самом деле. И еще ни разу, за всю мою недолгую практику я не встречал, чтобы картинка менялась.

Я осматриваю стол с нехитрым угощением, Трип и Геар о чем-то разговаривают, я даже не хочу думать о том, закрывался ли маг от остальных, пожелав держать беседу в тайне. Невозможно оглядеть человека, пропустив глаза. Это еще диковиннее, нежели вообще не смотреть. Мне интересно, остались ли у Трипа его странные серьги. Я поднимаю взгляд. И «натыкаюсь».



Это каждый раз по-разному. У некоторых это словно круги по воде, которые расходятся все шире и шире, и ты не замечаешь падения. Иногда в глазах у человека горит огонь, и, наблюдая за ним, ты видишь все, что было необходимо (необходимо ли это именно тебе - никто не спрашивает). У кого-то же вся радужка в узорах, которые крутятся, словно в калейдоскопе, и там вырисовывается картинка, чаще всего непонятная частями, но потом, успокоившись, можно увидеть весь узор. Но есть особые личности. Их глаза затягивают, туда падаешь, словно неосторожно оступившись на краю пропасти. И увидишь ты не узоры с картинками, а эпизоды, порой ничего не значащие, странные наборы видений и символов. И чем интереснее личность, тем больше шанс провалиться.

Лет эдак восемь назад, при нашей первой встрече я видел его глаза. Тогда я чаще экспериментировал, но не самый веселый жизненный опыт отбил у меня это желание. Глаза Трипа были синевато-черными. «Калейдоскопы». Взглянув под определенным углом, можно было заметить зеленовато-коричневые узоры. Где-то проскальзывал красный. А вообще они напоминали море. Глубокие, темные, холодные.

И там было все. Крики людей, подыхающих от жажды в пустыне, брошенных там командиром в виду их ненужности. Удавки на шее, когда было проще придушить, нежели договориться. Его авантюры, стоящие многим его «товарищам» жизни. Яды, капканы, ловушки. Как-то хитро показанные мысли, обычно горящие отсветами желто-красного. Я знал о нем все. До этих пор.

Глаза все еще были синими. Там были все те же отблески. Но вот видение… Это было море. Спокойное, но опасное. Близилась буря. Она была больше всех остальных, когда-либо виденных мною. И он тонул. Его топили. Он пытался размахивать руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но хватка на его шее была железной. А потом он перестал сопротивляться. Хватка не ослабла, но его движения стали иными. Он дышал! Одни боги знают чем, но дышал. Практически сразу он успокоился и открыл глаза. Взгляд его был направлен прямо на меня. Ярко-красный. Смертельный, как то море, но словно выжидающий чего-то. Как будто всю позу хищника перед прыжком могли передать взглядом. Он больше не был Трипом. У него забрали разум, а голову напичкали чем-то, что делало его опаснее, чем когда-либо.

И я знал, я точно знал, что будет именно так.



Я очнулся. Разговаривающие о чем-то своем Мэл и Гон и думать обо мне забыли. Трип сидел, словно в оцепенении, но, стоило мне разорвать зрительный контакт, как он тут же вернулся к разговору с Геаром. Как ни в чем не бывало. Но Геар же смотрел на меня. В упор. Нет не в глаза, но я как будто бы понимал все, что он хотел мне сказать. И он улыбался. Во весь рот, словно радуясь находке, которую долго искал. И это была не улыбка, которая говорила, что ты мог бы быть уже мертвым. Она говорила, что ты мертв уже давненько, так что прекращай трепыхаться и плыви уже по течению.



Несмотря на прелести «трактира», заночевали мы все-таки под открытым небом. Оставив расседланных лошадей пастись, распределив дежурство, все, кроме Мэла, на удивление трезвого, легли спать. Моя очередь была где-то ближе к рассвету, поэтому, стараясь не думать об увиденном, я практически сразу же отрубился. Как оказалось, особо легче мне от этого не стало. Мне приснились все мои самые жуткие и отвратительные видения, которых, несмотря на все меры предосторожности, накопилось немало.

…Мать, душащая своего ребенка, уже опухшего от голода, но десятилетней девочке еще рано об этом знать… Яды. Змеи, пауки, скорпионы. Все многообразие этих гадов, чьими ядами промышляет на жизнь этот человек… Миражи. Все эти люди, погибающие в пустыне, уже потерявшие свой разум. Люди, заведенные туда одним очень предприимчивым проводником… различные картины будущего, в котором человечество погибает окончательно… И самые редкие... Иногда я вижу прошлое. Взрыв. Иногда это израненные люди, чудом выжившие, бродящие по опустевшему городу в поисках помощи… Сам момент Взрыва, когда сразу после звона колоколов, отмечающих полдень, все здания в городе начинают взрываться. Люди погибают под обломками. Люди погибают от ран, нанесенных осколками. Люди, погибающие от рук других людей, которые тоже пытались выжить…

Сегодня мы выезжаем еще раньше. Впереди Мост. Участок земли длиною около трех лиг, зажатый между заливом Восточного моря и руслом реки Ллина, которая, прежде чем направиться на юг, забирала немного восточнее. Дорогу эту никто не любил, ей не пользовались. Во времена засух берега Ллины становились обрывами, так глубоко выработалось ее русло. Кроме того, дорога вела в тупик, и по этой причине по ней мало кто ходил. Река Сэт протекала так, что проехавший через Мост оказывался фактически в ловушке, со всех сторон окруженный водой. С севера, северо-востока и северо-запада – река, на востоке Восточное море, куда впадала река, с запада Исток. С юга только Мост – единственный выход из этой западни.

Исток и Одинокую, две довольно-таки высокие горы в центре континента, часто называли отступницами. Много севернее, на северо-западе материка есть Наанские горы. Это горная цепь, во времена отдельных княжеств представляющая из себя идеальные естественные границы. Но две горы южнее, как выяснили книжники, тоже являлись составляющими Наанской системы, каким-то непостижимым образом отделившись от нее на несколько десятков лиг. У Истока брали свое начало четыре сестры – главные реки, питающие влагой весь континент. Одинокая же, на данный момент, стала одним из главных убежищ для человечества, именно там находилась самая большая колония.

Все едут молча. Но тишина немного отличается. Вчера это было ожидание изматывающей поездки и палящего солнца. Сегодня это нервозность. Геар и Трип в ожидании. Это словно своего рода предвкушение. Гон молчалив, даже серьезен. Но больше всех меня удивляет Мэл. Раньше, даже не заглядывая ему в глаза, я точно знал, кто он. Сильный, исполнительный, свирепый. Самое то для отряда охотников, промышляющего не самыми честными делами. Теперь же кто-то словно прочистил ему мозги. И если раньше он исполнял приказы, потому что этого требовало его пребывание в отряде и спокойная жизнь, то теперь же для него во всем этом нечто большее. И раздери меня гиена, если я хочу узнать, что же щелкнуло у него в голове.

Для начала нам нужно ехать на восток, и восходящее солнце слепит глаза. К счастью, недолго, дальше наш путь лежит на север, по малоизвестным, опасным дорогам. Незаметно для самого себя я пристраиваюсь рядом с магом.

- Как ты это делаешь? – мы едем в хвосте отряда, но на нас никто не обращает внимания. А еще, я нисколько в этом не сомневаюсь, нас отгораживает одно из тех заклинаний, мешающее подслушивать.

- Что именно?

- Копаешься в моей голове.

- А как ты это делаешь? – он абсолютно серьезен, но на его губах все-таки мерцает легкая улыбка.

- Что именно? – я не дразнюсь и не язвлю, я просто не выношу всех этих недомолвок.

- Копаешься в чужих судьбах. И не говори, что оно само. Тебе ведь это нравится, не отрицай.

- Да, немного нравится. Это интересно. Но я этого не просил. А тебе, значит, нравится читать чужие мысли?

- Не просил, но предоставь тебе сейчас выбор, ты бы не отказался. Ни за что. А про мысли… Это не так, как ты себе это представляешь. Человек не книга. Редко у кого можно встретить упорядоченные мысли. Это сложная машина. Человеческий разум может обдумывать несколько вопросов, повсеместно решая повседневные задачи, не забывая о важных событиях. Это сотни различных мыслей одновременно. Ощутить можно лишь общее направление, легче всего, когда человек чем-то поглощен, все его действия направлены на достижение определенной цели. Твои же мысли… они очень яркие, все ощущается очень четко, несмотря на внешнее спокойствие. У Трипа же, например, мысли закрыты. Он никогда этому специально не обучался, но под его напускной спокойностью кроется множество самых различных планов и замыслов.

Я молчал. Не то, чтобы все сказанное стало шоком для меня, но что сказать в ответ? Маг же был абсолютно спокоен. Обсуждения чужих мыслей и, к примеру, выбора наилучшей дороги для него словно не имели разницы. И внезапно пришедшая мысль заставила меня улыбнуться. Внешне маг казался спокойным, исключительно внешне. Не знаю, что это было. Разыгравшаяся фантазия, задетое самолюбие или внезапно прорезавшийся дар. Я просто это знал. А Геар улыбался, пожалуй, впервые за все время нашего знакомства, он улыбался искренне.

- И какой же из вопросов будет первым?

- А что, их должно быть много? – я отвечаю с легкой иронией, но на самом деле даже не планировал устраивать допрос, по крайней мере, вопросов не готовил.

- И нет, я не выискал это в твоей голове. Просто это вполне ожидаемо. По крайней мере, для меня. Ну так что, маги и чудотворцы, мои цели у истока или твой дар?

- Уж не знаю, что там про меня говорят, и за что считают книжником и чудотворцем, но не будем забывать главного. Я охотник. Вольный охотник. А значит, для начала расскажи мне, что это за вещицы у тебя есть, которые ты можешь предложить мне в качестве оплаты?

- Хорошо. Во-первых, есть набор довольно-таки редких карт. Южные острова, Русалочий остров, и еще несколько карт прибрежных территорий, у Северного моря.

Я лишь мотаю головой из стороны в сторону. Часть этих карт уже есть, часть, при желании, можно будет позже срисовать у него в обмен на что-нибудь менее ценное. Но торг, как говорится, всегда должен начинаться с малого.

- Отлично. Во-вторых, есть табак. Хороший, привезенный еще из-за моря, лет за десять до взрыва.

Нет, определенно нет. Табак - это, конечно, хорошо, но есть множество куда более ценных вещей, обменять которые будет гораздо проще.

- Значит, едем дальше. В-третьих, есть зеркало. Да, атрибут определенно бабий, но не забывай, что у горы его можно сбыть за неплохую цену, а людям, обладающим весьма специфическими талантами, оно может пригодиться не только по этой причине. А еще и ободок зеркала, украшенный камнями. Отдельно они будут стоить никак не меньше самого зеркала.

Он выжидающе на меня смотрит, но я не отвечаю. Пусть примет это за согласие, если постараться, то его можно хорошо сбыть. Но сейчас я не желаю об этом думать.

Я не знаю, что именно почувствовал маг, что именно выдало ему мое сознание, но он больше не возвращается к этой теме. Но при первой же остановке маг отдает мне мой гонорар.

Обед проходит спокойно. Дальше первым идет Трип, так как до главного в собственном отряде он дорос именно потому, что был и остается хорошим охотником. Он не раз и не два ездил в поселение, находящееся по ту сторону Моста. Оно возникло на руинах портового города, но из-за отсутствия мореходства и осложненного перехода в южные земли у реки Сэт, практически не контактирует с окружающим миром. Гон и Мэл замыкающие, и поэтому мы с магом продолжаем нашу беседу.

- Ты же чувствуешь меня не как чудотворца, верно? – он спрашивает, а мне кажется, что я чувствую, как над нами вырастает купол, за который ничего из сказанного нами не попадет.

- А какая вообще разница? Одни предпочитают пользоваться формулами, в то время как другие полагаются только на интуицию? Причем, маги в основном сами виноваты в том, что теперь… - и я замолкаю. Я никогда не боялся говорить то, что считаю нужным и верным. Но Геар… меня не покидает чувство, что я наступил на его больную мозоль.

Но разговор переключается на другую тему. Немного неожиданную.

- Что ты знаешь о Взрыве?

- Ты шутишь? Ну, если ты серьезно, то это причина краха империи, погибели человечества, утери множества знаний и прочее. Во всех городах Объединенной Империи, в полдень, кажется, начались взрывы. Цитадели книжников, обители чудотворцев, дворцы и постоялые дворы. Даже простые хибары были снесены. А потом пошли землетрясения и начала повышаться температура воздуха. Погибли все, кто был в городах, а в живых осталась лишь та часть населения, что была вне цивилизации, - я говорю это все сухо и по факту. Нет абсолютно никакого желания думать об убитых и тех, кто пережил этот ад.

Тема же разговора в очередной раз перескакивает.

- Ты знаешь легенду о княжне Иланне? – Маг спрашивает, заранее зная ответ. Эту легенду все знают. Но спрашивает он это не просто так. Все это ведет его к какой-то цели, сейчас видимой только ему. – Да-да, всем известно то, что девица влюбилась, предала отца, а в наказание жизнь подлого советника привязали к ее местонахождению. Но разве тебя не интересовал вопрос, почему этим заклинанием никто больше не пользовался? Ведь это же легкий способ попортить жизнь врагам. Но ты должен понять! – По ходу разговора Геар распалялся все больше и больше, чуть ли не начиная размахивать руками, обуреваемый эмоциями. – Магия. Она везде. Всюду. Она – все! Да, маги иногда ошибались, подчас фатально, но они жили ей, а не подчиняли ее. Чудотворцы же пытались упорядочить ее. И Инара, Великий Чудотворец! Он создал не простое заклинание, нет. Нельзя просто так привязать чью-либо жизнь к чему-то. Он позволял Аласу жить. При одном условии – Иланна сидит в башне. Даже сложно представить, что за магия должна быть, чтобы создать чары такой силы. И никакая магия не может действовать, не оставив при этом свой след.

Тирот, опасающийся, что возможные дети Аласа решат все-таки завершить дело отца, пожелал, чтобы и его детям был заказан путь на престол княжества Инесс. И заклинание усложнили еще. Теперь, в случае свадьбы потомков Аласа с членами княжеской семьи произошел бы один неприятный инцидент. Обитель, в которой проводился бы ритуал, рухнула. Потомков Тироту было не жаль. Раз заключаете союз с предателями, то и нечего вам княжить. Но обителей много, поэтому тут уже все завязывалось на саму магию. Глупый чудотворец решил, что сможет подчинить себе магию! Да, заклинание создали, произнесли, но не подумали. После смерти княжны башню оставили, решив, что она послужит предостережением. Потом, после долгих лет войн, образовалась Единая Империя. И столицей ее стала столица княжества Инесс. И престол остался тот же.

Прошла тысяча с лишним лет. Князь сменялся князем, а в столице, недалеко от дворца, стояла башня, на которой было заклинание. И оно не исчезало. Оно росло и крепло. Магия чудотворцев набирала все большие обороты, с ее помощью строился каждый дом и каждый город. И вот, лет пятьдесят назад, должна была состояться свадьба будущего князя и девушки знатного рода. Потомка княжеского рода и прапрапра… внучки той самой внебрачной дочери советника-предателя. Но магия не уничтожила главную обитель, где происходила свадьба. Магией была связана вся империя. И магия взбунтовалась. Ты можешь это понять?! Из-за самонадеянности одного глупца целое государство рухнуло! – внешне Геар казался спокойным, но его ярость можно было ощутить повсюду.

- А потом башня рухнула. И вся магия, которая веками там копилась, вышла на свободу. И ушла в людей. В ком-то это проявляется в глазах. Но на кого-то это действует сильнее. Как на тебя.

Дальше мы едем молча. Я обдумываю все, что мне только что сказал маг. Видно, что он не планировал подобный монолог. Все должно было происходить по-другому, не так резво. Дальше же нам не до разговоров вовсе. Мы проезжаем худшую часть дороги. И не обходится без инцидентов. Небольшой участок дороги окружен скалами и там нас ожидает один из сюрпризов: стая гиен. Именно поэтому в подобные путешествия никогда не отправляются в отрядах менее пяти человек. Да, полуголодные гиены не так опасны, как парочка каракалов, но и тут ничего хорошего. От стаи мы отбиваемся практически без потерь, за исключением лошади, которую ранили, и убить ее было проще, нежели с ней возиться. Но это странно. Обычно в это время все животные все еще полны сил, а самый большой голод будет только месяца через четыре. Гиены же находят себе пищу вообще практически всегда. Но заниматься изысканиями никто не намерен, время уже близится к закату. Все напряжены, а под конец пути устали так, словно несли лошадей на себе.

Но покой нам не положен. Как раз ближе к закату мы подъезжаем к руинам старого города. Это всегда ужасно. Сразу же после катастрофы никто не был способен похоронить всех умерших, а потом было не до этого. Сейчас тем более никто не горит желанием развозить скелеты и закапывать их. Но, что самое странное, поселение ненамного многолюднее города. Как выясняется позже, мы – одни из первых посетителей за последние несколько месяцев. И если местные жители не соберут остатки сил, чтобы пересечь Мост, то все они обречены.

Трип же ведет нас дальше. Мы разбиваем лагерь и после ужина практически сразу же засыпаем. Я дежурю первым. И бороться мне приходится не с одолевающим сном – мою голову не покидают мысли о чудотворцах и Взрыве. На счет же Геара мне практически все ясно – он похож на одного из фанатиков, которых мне приходилось видеть. Они абсолютно нормальные на первый взгляд (насколько вообще можно быть нормальным в этом мире), но стоит коснуться какой-либо запретной темы - и им сносит крышу. А если окружающим не повезет, то и им тоже, но уже в более буквальном смысле. Я, окончив свое дежурство, засыпаю, так и не придя ни к какому выводу.

Даже раньше, до катаклизма, зеркала были роскошью. Дорогой вещицей, позволенной только богатым, исключительно богатым. Ввозились они из-за моря, хрупкость и дороговизна не позволяли перевозить их большими партиями, дабы не прогореть. Теперь же зеркало можно встретить даже реже уцелевшего после Взрыва дома. И вот я нашел одно. Знал я об этих чудо-вещицах давно, еще от матери, но любопытство мое пробудилось именно после того, как я стал путешествовать. Я могу разглядеть человеческую душу, просто заглянув в глаза. Что же я увижу, если посмотрюсь в зеркало? Этот вопрос внезапно возник в моей голове около трех лет назад, и все это время я понемногу, ненавязчиво двигался к своей цели. Различные емкости с водой не помогали. В отражении чужих глаз я не видел ничего, поэтому, даже после сотни попыток, и в отражении моих отразилась только нечеткая слабая картинка.

Я беру в руки небольшое зеркальце в изящной, но изрядно потрепанной оправе. Говорят, что зеркало крадет кусочек души. Если это так, то оно и отражать эту душу тоже должно. Я пытаюсь отогнать шальную мысль - смогу ли я углядеть в зеркале украденные кусочки чужих душ?

Собравшись с духом, я подношу зеркало к лицу. Заглядываю. Ничего. Загорелое, худое лицо с небольшой бородкой. Глаза, напряженно вглядывающиеся в собственное отражение. Я пару минут мучаюсь, но потом просто расслабляюсь, вспомнив о том, что взгляд моих так называемых «жертв» всегда расслаблен перед моим «падением». И снова ничего. Мне кажется, что ничего нового не происходит. Все тот же я: худое лицо, загар, бородка, глаза. Лицо, бородка, загар, глаза, глаза, глаза… Это не похоже ни на что, хотя за прошедшие шесть лет я повидал многое. Заглядывая в чужую душу, ты должен на время отдать туда кусочек собственной души, настроиться, сосредоточиться - и все получится. Сейчас же я в западне. Для того, чтобы увидеть, нужно настроиться и сосредоточиться. Чтобы открыть свою душу, нужно расслабиться. Это несовместимо. Это две чаши весов, помогающие обрести равновесие, но я продолжаю судорожно размахивать руками и пытаться вдохнуть, цепляясь за воздух. Меня не покидает ощущение, что я сейчас упаду. Но я все-таки успокаиваюсь. Помогаю самому себе одновременно сосредоточиться и расслабиться. И вижу картинку. Передо мной стоит человек. Я даже не понимаю, мужчина это или женщина. У него желто-зеленые глаза. Такие, что сияют на солнце, заставляя забыть обо всем. Узор же кажется мне бесконечным. Внутри зеленоватой радужки желтый ободок, а внутри желтого - зеленый, и снова, и снова, и снова… А потом это ужасное ощущение полета. Как во сне, когда падаешь и ждешь, что очнешься, но под тобой лишь зеленоватая вода, пронизываемая солнечными лучами. И, запутавшись в череде зелено-желтых узоров, я никак не могу понять, что из чего вытекает. Падение - это продолжение видения, или же это то, что ожидает меня?!

И теперь я получаю свой собственный кошмар. Проклятое зеркало, которое я разбил сразу же, как только вырвался из заколдованного круга, не дает мне спать. Я вижу воду и чувствую, что лечу. И чем ближе к воде, тем дальше кажется момент моего пробуждения. И с тех самых пор я стал остерегаться людей. Если раньше это было просто правило, помогающее сохранить мой секрет в тайне, то теперь все это кажется жизненной необходимостью.

С утра же нас ожидает очередной сюрприз. Мужчина – охотник Онак – ждет нас тут со вчерашнего дня, как оказалось, договорившись обо всем с Геаром и Трипом еще пару недель назад. Времени спрашивать, как же сюда добрался сам Онак (не в одиночку же) попросту нет. Сейчас нужно проложить дорогу до самого таинственного поселения у истоков рек. Как оказалось, нужные карты есть не только у меня, но и у Онака. Нам же и ехать первыми.

Мы раскладываем имеющиеся у нас карты. Две у него и три у меня. Они неточные, старые и показывают лишь небольшой участок. С картами сейчас вообще худо. Единственные мануфактуры, древние и практически неработающие, сохранились на Русалочьем острове. И там живут люди, тщательно оберегающие секрет производства пергамента и керамики. Обменивают они это все втридорога, а небольшие суда, перевозящие товар с острова на материк, часто тонут.

Дорога проходит относительно легко. Путь не так страшен, как любят его описывать. Ближе к полудню мы проходим один из сложнейших участков, и теперь уже можно немного расслабиться.

Онак оказывается родом с Одинокой горы, он, так же, как и я, в возрасте пятнадцати лет ушел из дома. С Геаром встретился во время одного из возвращений домой.

- Ты знаешь, зачем он туда едет? – тон охотника дружелюбен, но все не так просто. В последнее время мне не встречается ничего, где все было бы так, как показалось на первый взгляд.

- Зачем? Он ищет встречи с интересными людьми, и он ее, скорее всего, получит.

- Ты знаешь, почему он собрал столь странную команду? – Онак, не желая говорить прямо, все старается натолкнуть меня на какую-то мысль. Зачем?

- А почему ты согласился ехать? Не говоря уже о том, как ты проехал в одиночку такой путь, – я не желаю этого, но в моем голосе эмоций больше, чем того хотелось бы. Нутром чувствую, что скоро будет еще один рассказ, наподобие вчерашнего монолога мага.

- Ну что ж, значит, сразу. Геар уже рассказывал тебе свою версию событий?

- А у тебя есть другая?

- Нет, но как можно принимать за истину слова человека, не желающего слушать кого-либо, кроме самого себя? Я же согласился потому, что присматривать за ним лучше вблизи.

- Ну что ж… почему он вообще так помешан на все этом? – когда я говорю «помешан», охотник улыбается. Значит, он считает иначе. – Это было пять десятилетий назад. Прискорбно, конечно, но никому уже ничем не помочь. И пустыми речами ситуации не улучшить.

Онак словно колеблется. Он потирает подбородок, оглядываясь по сторонам, оттягивая момент возвращения к разговору. К конце концов, охотник приходит к определенному решению.

- Что ты видел? И не отнекивайся. Когда с человеком что-то не так, то скрыть это невозможно. А о тебе много слухов бродит. Да и Геар поделился наблюдениями. Хотя не надо, мне это знать незачем. Но вот в поселении, куда мы направляемся…

Множество людей после взрыва не хотели просто выживать. Они хотели жить. По-человечески. Но показательно убитые лекари и ремесленники показали, что люди не желают над собой власти. А еще пришла проблема магии, которая после Взрыва стала иной. И некоторые ушли. К истоку рек, куда трудно добраться, а вода и пропитание были в достатке. И не поверишь, но прошедшие пятьдесят лет они не сидели, сложа руки. Они хотят изменить этот мир. И ты даже не представляешь, каков будет конечный результат.

- И что же, Геар без ума рвется его менять?

- Ты смотрел ему в глаза? Так, как только ты умеешь? Скорее всего нет, но попробуй. Так вот, в некотором роде ты уникален, но таких уникальных много. У каждого своя особенность, но есть одна, объединяющая их вещь. Рано или поздно они попадают в поселение у междуречья. Некоторых везут туда знающие люди, придумав предлог… И не только ты едешь туда не просто так. Трип, глупый старый лис, думает, что расширяет свою сеть знакомств и разминает кости. Что его защитят его люди. Но они уже давно не его. Гон продастся раньше, чем Трип успеет произнести «мерзавец», а Мэл… Знаешь, есть вещи, меняющие людей навсегда. И если вовремя повлиять на такого человека…

- Зачем же туда едешь ты?

Я, даже не знаю зачем, все-таки жду ответа. Но охотник лишь улыбается и пришпоривает коня, решив разведать дорогу…



Нам остается один переход до того загадочного поселения, сейчас у нас небольшой перерыв. Я не выдерживаю и, вспомнив весь свой предыдущий опыт, оказываюсь прямо перед Геаром. Сразу же на него нападает оцепенение, как и у всех тех людей, к которым я заглядывал в душу ранее. Если сделать все аккуратно, то, разорвав контакт, можно уйти незамеченным, и он, скорее всего ничего не поймет. По крайней мере, сразу. Я заглядываю ему в глаза, ожидая увидеть все что угодно: от зеленоватой воды, пронизываемой солнечными лучами – мой сильнейший кошмар на протяжении семи лет, до видения с участием Трипа. Я не исключал, что он может быть одним из тех, кто держал охотника в воде. Но так ничего. Пус-то-та. Мрак. Его глаза желтовато-зеленые, но, настроившись, я вижу лишь мрак. Я отхожу, маг, по ходу дела, не понимает, что же именно сейчас произошло.



Дальше я подхожу к Трипу. Я смотрю ему в глаза, и повторяется картина позавчерашнего вечера. Он тонет, он меняется. Не сказав ни слова, я иду дальше.

Не осознавая до конца, что меня потряхивает, я подхожу к собственной лошади. Достаю зеркало. Мне плевать, смотрит ли кто-нибудь на меня. Я рассматриваю себя. За те несколько лет у меня прибавилось морщин, а загар стал темнее. Найдя нужный настрой, я заглядываю в отражение своих глаз. Я узнаю это чувство, когда ты словно падаешь, но все-таки стоишь, не способный пошевелиться. Мое дыхание немного успокаивается. Я смотрю в зеркало спокойно, без тени страха. В моих глазах тоже ничего нет. Та же тьма. Магия больше не показывает мне все так, как это было раньше. Я ввязался во что-то до чертиков странное, и теперь никто не знает, что же из себя представляет моя судьба.

Но это сейчас не важно. Ничего из этого. Пусть говорят что хотят, но я просто выполню свою часть соглашения и смотаюсь оттуда, хоть на все четыре стороны.

Как бы я не надеялся, мои действия не остались незамеченными. Но, судя по всему, Онак своими наблюдениями ни с кем не поделился. Геар немного нервничает, Трип как всегда весел и о чем-то разговаривает с Гоном, Мэл стоит у лошадей, как всегда молчаливый и спокойный. Так мне кажется… Но стоит немного присмотреться и можно увидеть как плотно сжаты его губы, как крепко держит он в руках поводья… Пожалуй, он нервничает даже сильнее мага. Но мне плевать. Надо просто добраться до чертового поселения.



Мы добираемся как раз ближе к закату. Вдалеке виднеется Исток, сами реки же практически незаметны, каждая примерно в полулиге от поселения. С виду это место ничем не отличается от многих других, ранее виденных мною. Небольшие лачужки и хибары, огороды, разбитые прямо возле жилища, кузница и дом лекаря, стоящие в самом центре поселения. Но разница все-таки есть. Как только ты пересекаешь какой-то определенный барьер, то сразу же чувствуешь себя иначе. Нечто подобное было под куполом Геара, защищающим от жары. В спину больше не дует противный ветер с юго-востока, воздух кажется менее сухим, а заходящее солнце не так сильно бьет по глазам. Над поселением какой-то магический щит. Я собираюсь спросить у Геара, но он, повернувшись в мою сторону, произносит: «Позже», и мне ничего не остается, как ехать дальше. Не желая портить себе настроение, раздумывая обо всех странностях этого путешествия, я начинаю «исследовать» окружающую меня обстановку. Это, конечно, громко сказано. Единственное, что я могу проверить - так это наличие возможных опасностей, но все-таки пробую. Я закрываю глаза, позволяя лошади просто следовать за остальными, и пытаюсь восстановить все те ощущения, что бывают при использовании своего дара. Сначала это просто кажется глупой затеей, но потом, когда я выкидываю из головы все лишние мысли, у меня начинает получаться.

Говорят, что хищники могут ощущать весь мир через обоняние. Они «видят» все своим носом, прекрасно ориентируясь только по запахам. Я же… Я как будто стал особым видом хищника. Глаза мои были закрыты, но я прекрасно все видел. Да, от обычного зрения это все, конечно, отличалось, но это не значит, что оно было хуже или лучше. Магия… Она действительно была везде. Она обволакивала все вокруг, проникая сквозь закрытые двери и запертые окна. Она огибала Трипа, словно смиряясь с тем, что он есть, и что, на данный момент, ничего не может с ним поделать. С Гоном она поступала примерно так же, за исключением нагрудного кармана его куртки, откуда, словно от брошенного в воду камня, во все стороны расходились круги. Вот что, по-видимому, обеспечит полное его безразличие ко всему, что произойдет с Трипом. У Мэла подобных «камней» было больше, да и сам он смотрелся немного по-другому. Геар. Он сам как будто бы был магией. Он источал ее, он принимал всю магию, что шла к нему. Его же заклятие действительно смотрелось как купол. Онак - это своеобразная помесь Трипа и Геара. Так же принимать/источать магию он не мог, но и простым наблюдателем тоже не являлся. Я пытался осознать все то, что видел, но внезапно понял, что существует что-то еще. Шагах в двухстах-трехстах от нас было что-то магическое. Оно звало нас, и противостоять этому зову было очень сложно. Он подхватывал тебя, словно ветер засохший лист, и следование его потокам казалось тебе самой естественной вещью, которую ты на данный момент вообще способен делать.

Но мы не поехали туда. Все остановились, и я вынужден был открыть глаза. Сейчас, уже не «видя», я все равно был способен ощущать окружающую меня магию. Зов же, исходивший, как мне показалось, из центра поселения, даже не ощущался. Я просто знал, что мне нужно быть там. Остановились мы исключительно для того, чтобы расседлать лошадей и оставить сумки, а дальше пошли пешком. Геар ждал, Онаком правило любопытство, а вот Трипа начали одолевать сомнения, но я предпочел ничего не говорить и просто продолжить путь.

И оказался прав. Через две сотни шагов мы оказались на небольшой площадке, которая служила местным жителям местом схода. Но на данный момент там стояло еще около пары дюжин человек, явно не проживающих в данном месте постоянно. Некоторые из них держали под уздцы лошадей, нагруженных скарбом, кто-то уже пристроил своего коня, но сам все еще оставался в походной одежде. В толпе мелькнуло несколько знакомых лиц, причем некоторых из них я не ожидал тут увидеть вообще. Но, подумав о том, что себя здесь увидеть я тоже не ожидал, просто пошел дальше.

В центре толпы находился человек, мужчина, лет тридцати пяти. О том, что он был главным, говорило хотя бы то, что он стоял в окружении толпы, и она его внимательно слушала. Геар поспешил подойти к тому человеку.

- Добрый вечер, достопочтимый Ниал, все выполнено так, как вы того и просили. - Нет, маг не лебезил. Он действительно, если не поклонялся, то очень сильно уважал этого человека.

- Вечер добрый, Геар, вечер добрый. Все прошло без происшествий?

И так далее. Они поспрашивали друг у друга, все ли прошло хорошо, все ли готово и прочую ерунду. Трип все больше нервничал, а у меня же все больше разгоралось любопытство. Я понимал, нутром чуял, что все равно сейчас мне отсюда не уйти, и поэтому оставалось только наблюдать.

Ну а дальше, как я и ожидал, была пафосная, но крайне необходимая в данном случае речь.

- Я рад всех вас видеть сегодня. Мы проделали долгий путь, преодолели все преграды, стоявшие у нас на пути, и теперь мы можем приступить, наконец, к тому, что так долго планировали.

И тут не выдержал Трип. Но Мэлу, судя по всему, все приказы отдали заранее, и поэтому он просто ударил Трипа в челюсть. А незнакомый маг продолжил свою речь. Происшествия, произошедшего только что, прямо у них под носом, казалось, никто не заметил.

- …Все необходимое уже тут, площадка готова, мы можем следовать за зовом судьбы, что свела нас всех тут.

Вот такой поворот мне уже не нравился. Когда процессия начала свое движение, стало понятно, что именно маг Ниал был источником зова. Я начал пробираться сквозь толпу, стараясь догнать Онака. Трипа нес Мэл, мне показалось, что в нем становилось все меньше беспокойства, а его место занимала непоколебимая уверенность. Вера.

Онак шел сразу же за Геаром, но маг ничем бы мне не помог, поэтому я схватил охотника за плечо, вынуждая его остановиться. Когда он обернулся, в его взгляде промелькнуло удивление, но, узнав меня, улыбнулся, и дальше мы пошли вместе.

- Если я попытаюсь уйти, то меня скрутят? – как бы я не старался, но в моем голосе все-таки была обеспокоенность. Мое шестое чувство говорило, что ему тут чертовски не нравится.

- Нет, мы же не звери, но ты просто не сможешь. Ты же видел его. Зов. Господин Ниал не накладывал никаких чар, это сама судьба.

Судьба… Хах, проклятые маги… В том, что это именно они - сомнений нет. Когда я мысленно начинаю ругаться, все вокруг меня оборачиваются, выискивают недовольного в толпе верных фанатиков, но, распознав ропщущего, коротко ухмыляются и продолжают идти дальше.

Дальше все проходит словно в ускоренном темпе. Мы доходим до Истока. Там уже все приготовлено. Все маги встают в круг. Онак, к моему удивлению, тоже. Я же попадаю в центр. Вместе с Трипом, Геаром и Ниалом. И тут все просто сходят с ума. В центре небольшой полянки, относительно круглой, находится небольшое круглое озерцо, явно магического происхождения.

В небе показывается луна. Полнолуние. Плохое время, темное, что бы мне не говорили про предрассудки. Ниал и маги начинают проводить ритуал. Я понятия не имею, зачем стою здесь, что же им от меня нужно. Остается только смотреть. Волны, целые потоки магии обрушиваются на меня. Мне не нужно закрывать глаза, даже сосредотачиваться. Я чувствую это всем своим естеством.

А дальше происходит именно то, чего я ждал с таким ужасом, что подспудно подозревал. Они подводят Трипа, к тому времени пришедшего в себя, и начинают топить его в озерце. Он отбивается, размахивает руками, нелепо бьется в руках своих убийц – но ничего не может сделать. И перестает сопротивляться, точно так же, как это видел я. Геар смотрит на меня и усмехается. Это именно то, зачем я вообще здесь понадобился. Разузнать будущее, как именно все будет происходить. Не ошиблись ли они.

Трип смотрит на меня. Ярко-красными, ядовитыми глазами. И это уже не Трип – в него вселили кого-то. Или что-то. У него забрали разум, вложив внутрь что-то страшное, отвратительное, ужасное.

В небе главенствует луна, на земле же, вторя ей, разгорается костер. Заклинания звучат все громче и громче, они уже бьют по ушам, сливаясь с ритмом крови. И тут наступает кульминация. Трип - его тело, странное бездушное существо заходит в костер. Кажется, он кричит, но я уже ничего не слышу и не понимаю. Я оглушен магией.



Ко мне подходит Ниал. Я наконец-то пробуждаюсь от того транса, в который впал. От костра не осталось ничего. Ни уголечка, ни косточки. Я не желаю думать о том, что они только что сотворили.

- Что это даст? Мы перестанем страдать от голода? Люди не будут больше погибать? Это же язычество, самое натуральное жертвоприношение, - мне кажется, что сейчас мой голос сорвется на крик, но этого не происходит. Говорю я спокойно, даже безэмоционально.

- Нет, господин Джим, нет. Да, это язычество, но тогда люди знали, как обращаться с природой и магией. И это все, все исправит. Уйдет нелепая, беспощадная засуха, и магия, которая словно сошла с ума, вернется на круги своя. Теперь-то все будет по-другому.



И это произошло, пока все спали, устав от тяжелой ночи. Рассвет. Рассвет нового дня, новой жизни. Жизни поумневших людей, которые поняли свои ошибки. Новая жизнь…

Все началось с Истока. Гора взорвалась. Тонны, миллионы тонн воды извергались из ее недр, сопровождаемые огромными валунами, усеивающими всю округу. Вода была повсюду.

Море. Потом взбунтовалось море. Оно топило близлежащие территории, уничтожая все на поверхности земли. Наш континент словно уходил под воду.

Луна. Полная луна сильна и могущественна. Она творит многое и влияет на еще большее.

Но, как бы ни были страшны ночные тени, солнце, восходящее из-за горизонта, рассеет все страхи. И магия. Ночная магия сильна, но побеждает все-таки дневная, дарующая жизнь. Однако она может и забрать эту жизнь…

Рассвет новой жизни. Нового, поумневшего человечества.

Да, язычники знали многое, но их больше нет.

Вместо огромного континента теперь лишь водная гладь.

Некоторые ошибки нельзя прощать. А на месте горы, где люди пытались вершить судьбу мира, теперь плещется зеленоватая вода, а ее пронизывают золотистые лучики солнца.

Жаль, что я никогда этого не увижу…