Помню, девочкой я всегда думала, что никогда, ни при каких обстоятельствах, даже пройдя через пытки и унижения, не посажу своего ребенка на колени Санты. Рене заставляла меня каждый год в течение примерно восьми лет, пока я не ударила Санту по лицу, пытаясь слезть с его огромного бедра. Потому что это то, что я делала, когда дело касалось Санты. Я пыталась убежать от него.

И вот я, спустя почти двадцать лет после того последнего нападения на Санту, крепко сжимаю крошечную руку своего сына, в то время как торговый центр все больше заполняется кричащими детьми. Джек был маленьким для своего возраста, прошло чуть меньше нескольких недель спустя его третьего дня рождения. У него были кристально- голубые глаза и покрытое веснушками личико, но на его лице было выражение как у человека, который никогда не улыбался, никогда не смеялся. Джек не помнил своего отца. Когда он умер почти три года назад, то забрал с собой часть нашего сына.

Я всегда думала о нем в это время года, со всеми этими праздниками, семейными встречами и подарками. Я ненавидела Рождество. На моем лице была улыбка ради Джека, но мои родители знали меня лучше. Даже мой папа, которого я не видела с последнего Рождества, мог прочесть это на моем лице. Рождество для меня было пыткой. Стоя здесь посередине торгового центра Порт-Анджелеса, окруженная счастливыми семьями и еще более счастливыми детьми, я медленно уничтожала себя.

- Мамочка, еще долго? – спросил Джек, дернув меня за руку. Он посмотрел на меня большими голубыми глазами, на его лице читалась серьезность. Он никогда не жаловался, никогда не хныкал. Он только задавал вопросы, как будто находился в классе, его тон ровный и невоодушевленный. Я почувствовала, как глаза затуманились, и выдавила улыбку.

- Скоро, милый, - сказала я. – Еще только несколько минут. Мы можем пойти домой, если хочешь. Хочешь пойти домой?

Он покачал головой, его ладонь напряглась в моей руке. Мы ждали следующие несколько минут в тишине, изолированные от мира вокруг нас, как два человека, которым было не место в зале, наполненном радостью.

- Следующий! – рявкнула эльф или кем она там была. Я не смотрела на нее, или на Санту, или на кого-либо еще; я сфокусировалась на Джеке: его руки дрожали, глаза уставились на человека с белой бородой и в красном костюме.

Джек посмотрел на меня, его глаза были полны удивления и немного страха. Зал был переполнен, полон энергии, но все это, казалось, исчезло, когда мы прошли десять шагов к человеку на стуле. Наконец оторвав глаза от своего сына, вид сверкающих зеленых глаз Санты почти заставил меня задохнуться. Несмотря на смешной белый парик, красный костюм и пухлый живот, я могла сказать, что он был молод. Молод, как и я, что действительно было слишком молодо для Санты.

Кроме того я могла разглядеть те жгучие зеленые глаза, которые встретились с моими только за долю секунды до того, как он поднял моего сына к себе на колени. Джек находился там в полной тишине, его крошечные ножки свисали вниз, костяшки пальцев оказались в его рту. Он всегда покусывал суставы, когда нервничал, точно так же как это делала его мама, покусывая нижнюю губу. Я сопротивлялась желанию потянуть руку и вытащить кулачки из его рта, чтобы избавить от привычки, но, вероятно, она с ним навсегда.
- Как тебя зовут? – спросил Санта, держа Джека одной рукой. У этого Санты определенно были прекрасные руки, и я мимолетно задалась вопросом – и дико неуместно – какими они будут чувствоваться на моей оголенной коже.
- Джек, - сказал он. – А как вас зовут?

- Я Санта, - сказал он, его ровный голос звучал больше как музыка чем слова. Я почувствовала тугой узел внизу живота и прокляла себя за такую смешную реакцию. Это Санта, Белла. Господи.

- Привет, Санта, - сказал Джек. – Это моя мамочка.

Я улыбнулась, но сила его глаз на моих заставила сердце расплавиться прямо в груди. И как только это произошло, моя улыбка угасла, а достоинство ухнуло вниз до критической отметки.

- Привет, мамочка Джека, - произнес Санта, и то, как он сказал «мамочка», заставило мои щеки приобрести дикую, инкриминирующую красноту. Это действительно выходило из-под контроля. Я не могла видеть даже лицо этого человека, а он уже превращал меня в лужицу.

- Я Белла, - сказала я, потянувшись, чтобы пожать его руку. Он улыбнулся – или, по крайней мере, это так выглядело, потому что я не видела его губ из-за очень густой бороды – и схватил мою руку. Его хватка была теплой, крепкой, и в тот момент я почувствовала энергию, проскочившую между нами. Она побежала глубоко по моим венам, как медленное возгорание притяжения, похоти и потребности: три вещи, которые я не чувствовала уже долгое время.

- Итак, Джек, - сказал Санта, отворачиваясь от меня, чтобы обратиться к моему сыну. – Что ты хочешь на Рождество в этом году?

Джек посмотрел вниз на свои руки, крошечные, дрожащие ручки, выдававшие его волнение. Я взяла его небольшие ладошки в свои и убрала несколько прядок волос с его лица.

- Все хорошо, дорогой, - сказала я. – Скажи Санте, что ты хочешь в этом году.

Джек глубоко вздохнул и посмотрел на Санту, несколько секунд тщательно что-то обдумывая. Я держала его руки все это время, все еще чувствуя тепло от тела Санты, все еще задаваясь вопросом, почему все мое самообладание внезапно пошло на самотек.

- Я хочу своего папочку, - произнес Джек.

- Джек… - сказала я, покачнувшись от боли в груди и отчаяния в своем голосе. В тот момент я могла почувствовать, что мужчина, держащий моего сына на своих коленях, понял, что он имел в виду. Отец моего сына не был дома, смотря американский футбол, чиня посудомоечную машину или упаковывая подарки. Этот мужчина ушел.

- Где твой папа? – спросил Санта, его тон был столь же гладким как прежде, но более мягким теперь. Джек не отводил от него взгляда. Он доверял ему. Мой сын, который никому не доверял, доверил человеку в большом красном костюме то, о чем никогда не говорил.

- На небесах, - произнес Джек.

Мои глаза уже были влажными, что означало, что нам пора идти. Я не хотела устраивать сцену в проклятом торговом центре, со всеми этими людьми, смотрящими на нас. И я, безусловно, не хотела плакать перед Сантой. Я уверена, что это было бы впервые.

- Я не могу вернуть твоего папу назад, - сказал Санта. – Но я уверен, что он всегда здесь, даже если ты не видишь его.

- Санта живет на небесах?

Санта усмехнулся, морщинки сформировались у его великолепных зеленых глаз. – Нет, - ответил он. – Я живу на Северном полюсе со всеми моими эльфами. Теперь скажи мне, что мы можем принести тебе Рождественским утром, потому что ты был хорошим мальчиком в этом году. Уж можешь мне поверить.

Небольшая улыбка появилась на губах Джека, его глаза метнулись от Санты ко мне и снова обратно. И затем он склонился к уху Санты и прошептал ему что-то, что я не могла услышать.

- Ах, - сказал Санта. – Это совершенно особое желание.

- Не говорите моей мамочке.

Санта улыбнулся, его глаза наконец нашли мои. Они светились шалостью, и когда он заговорил, я думала, что могу воспламениться от всей его силы.
- Не скажу, - сказал Санта, его глаза задержались на моих, когда он говорил с Джеком. – Это наш секрет.

- Спасибо, - поблагодарил Джек, всегда джентльмен.

- Всегда пожалуйста, – Санта поднял его двумя руками и поставил на пол. – С Рождеством, Джек.

- С Рождеством, - сказал Джек, и мое сердце разбилось снова и снова. Сколько времени прошло с тех пор, как у нас было Рождество? Неужели оно еще для нас существует?

- И с Рождеством, Белла, - сказал Санта, когда я повернулась, чтобы уйти. Наши глаза встретились на несколько секунд, его пристальный взгляд, такой интенсивный, клянусь, он мог видеть прямо сквозь мою душу. Это разоружало, но опьяняло. И это повторно пробудило во мне то, что, я думала, потеряла навсегда.

- С Рождеством, - прошептала я и не оглядывалась назад, когда мы прошли через толпу. Я не ожидала никакого импульсивного жеста, который, я знала, не последует. Подобные вещи не происходили в моей жизни. По крайней мере, больше не происходили. И, конечно, не на Рождество.

- Мамочка, - произнес Джек, дергая меня за руку, когда мы подошли к выходу. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы расслышать звук его речи, когда чертов Санта Клаус разрушил мои личные законы существования. Я пыталась блокировать его речь в голове, его глаза, руки… спасибо Господи за то, что я не видела лица этого мужчины.

- Да, Джек? Что такое?

- Мы можем вернуться?



Я больше не жила в Форксе, но мой отец жил. Я перебралась сюда на два последних года учебы в средней школе, после того как моя мама повторно вышла замуж и сплавила меня отцу, которого я едва знала. Чарли жил в Форксе всю свою жизнь, и каждое Рождество я приезжала сюда на две недели, чтобы провести с ним праздники. Я никогда не признаю это, но мне были нужны эти две недели.

Мне требовалась смена обстановки, города, отдыха от работы, бесконечной рутины проживания и выживания. И Джек любил своего дедушку, несмотря на грубую индивидуальность Чарли и полное невежество, когда дело доходило до маленьких детей. Но он обожал Джека и каждый год просил нас остаться еще на день или неделю. Когда же мы уезжали, он просил, чтобы мы переехали назад.

Этот год ничем не отличался, и Чарли немного подкорректировал свое свободное время, чтобы провести время с внуком и дать мне больше времени для себя. Когда настал вечер субботы, Чарли велел мне выйти из дома и увидеться со старыми друзьями. Так что когда Элис появилась на пороге дома с улыбкой на лице и платьем в руках, я почувствовала, что тут пахнет заговором.

Элис была моей лучшей подругой со средней школы, моей полной противоположностью с точки зрения индивидуальности, внешности и общего подхода к жизни. Но она была преданной подругой, вероятно, более преданной, чем я того заслуживала. Она помогла мне пройти через самые худшие из тех темных месяцев после смерти моего мужа, и каждый день она напоминала мне, что даже притом, что он ушел, у меня все еще были сын, друзья и семья. И за это я обязана Элис Брэндон своей жизнью…

- Это платье? – спросила я, мои глаза сузились. Она всегда выбирала облегающие платья, которые заканчивались на неподобающих местах. Но Элис знала то, что она делала. Она знала, как выбить из меня невзрачную мать-одиночку, по крайней мере, на эту ночь.

- Да как тебе сказать? Да, - усмехнулась она. – Надевай это. Мы уходим.

- Уходим куда?

- На вечеринку.

- Какого плана вечеринку?

- Ты задаешь слишком много вопросов, - поругала меня она. – Просто оставь детали мне.

Я закатила глаза и взяла атласное платье, которое было глубокого синего цвета с белой кружевной оборкой. Я все еще бормотала свое недовольство насчет какой-то неизвестной вечеринки, пока выходила из своей комнаты, платье сжимало колени, когда я шла. Должна признать, Элис действительно знала свое дело. Платье облегало мое тело в нужных местах, и ему даже удалось заставить мою небольшую грудь выглядеть… ну, в общем, невероятно.

- Мило, - сказала Элис с теплой, взволнованной улыбкой на лице. Она поправила мои волосы и макияж, так же как она делала десять лет назад, готовя меня к выпускному. Я знала, что теперь выглядела по-другому: мои волосы были немного прямыми, мое лицо чуть исхудало, глаза передавали чувство потери, отчаяния и непрошеного опыта. Когда я улыбнулась, это не была улыбка беззаботного подростка с не чем иным как с глупыми мыслями в голове. Теперь я волновалась об очень многих вещах. Больше всего я переживала за Джека. Ему было только три года, и жизнь уже забрала у него так много.

- Куда мы едем? – спросила я, когда мы запрыгнули в желтый «Порше» Элис. Да, она владела «Порше» благодаря своей прибыльной писательской карьере. Элис нашла свою нишу, она пишет романы и, поверьте мне, она любила брать в руку перо, когда у нее только бывала возможность.

- Порт-Анджелес, - только и сказала она. – Вечеринка в картинной галерее.

- Звучит красиво.

- Ну, будем на это надеяться, - сказала она с улыбкой. – Ты же знаешь, я организую только шикарные вечеринки.

- Ох, знаю, - произнесла я, улыбаясь. Элис и ее шикарные вечеринки. Но она не организовала ее для себя; она сделала это ради меня.

Мы добрались до картинной галереи после восьми, наряду с сотнями других людей. Там были официанты, зазывалы, поставщики провизии, фотографы и даже камердинер. Сотни людей, одетые в дорогие черные костюмы и шелковые платья, находились в холлах, их затаившая дыхание болтовня смешивалась с мягкой фортепианной музыкой в каждом зале.

- Кто эти люди? – спросила я, сканируя толпу взглядом на наличие знакомых лиц. Как и ожидалось, я никого не узнала. Мой социальный круг в северном Вашингтоне состоял из меня, Чарли, Сью, Элис и Джаспера. Джаспер был мужем Элис, и он, как и всегда, уехал по делам на выходные. Элис не нравилось, когда Джаспер вмешивался в наши вечеринки; она знала, что я чувствовала себя подобно пятому колесу, даже притом что она прилагала все усилия, чтобы заставить его больше походить на случайного друга, а не на мужа с четырехлетним стажем.

- В основном сиэтлские люди современной индустрии, - ответила она. Под «индустрией» она имела в виду писателей, редакторов, издателей, агентов. Она знала несколько из них, но не вращалась в их социальных кругах. Это было только попыткой вытащить меня из дома в реальный мир.

- Ты знаешь здесь кого-нибудь? – вновь спросила я.

- Что ж, есть кое-кто… о, подожди, там мой агент. Давай поздороваемся…

- Вообще-то я собиралась посетить уборную, - быстро сказала я, прилагая все усилия, чтобы избежать встречи с агентом Элис. Та леди была ненормальной. На ее пальцах было восемнадцать колец, а на голове был парик, который немного напоминал мертвую кошку. Всякий раз, когда я говорила с ней, я чувствовала, будто она наговаривает на меня заклятие.

- Хорошо, - сказала Элис, а затем исчезла в толпе. Вместо уборной я направилась прямо к бару. Вино раздавали бесплатно, наряду с ликером, пивом и даже шампанским. Я остановила выбор на джине с тоником, полагая, что так я буду наслаждаться ночью намного больше с меньшим количеством алкоголя в моих венах.

- Что я могу предложить вам, мадам? – спросил бармен, его голос был громче шума в зале.

- Эм, джин с тоником был бы прекрасен, - сказала я.

- Какой джин?

- Любой.

Он кивнул, а затем посмотрел на человека около меня. – А вам, сэр?

- То же самое, - сказал он. – Но первоклассный, пожалуйста. И то же самое для женщины в синем, если она не против.

Я подняла взгляд при звуке его голоса, что-то будто щелкнуло в моем мозге. Я знала, что это не мог быть он; невозможно, чтобы парень, который наряжался в Санту, мог позволить себе ошиваться на подобных шикарных вечеринках.

Но его глаза… те пламенные зеленые глаза… когда он посмотрел на меня, я не могла поверить, что был еще кто-то, у кого были такие же зеленые глаза. Глаза этого мужчины излучали энергию, ту самую энергию и силу, которую я видела в тот день в торговом центре, и в тот момент я действительно поверила, что это был он.

Но это не мог быть он. Этот человек был слишком красив, почти нечеловечески красив, чтобы скрываться под костюмом Санты. Он был молод, возможно, около тридцати лет, с копной бронзовых волос и изогнутой улыбкой, которую он мне дарил. Мое сердце екнуло, и я отступила назад, решив, что этот чертовски идеальный мужчина ни при каких обстоятельствах не может улыбаться мне.

- Надеюсь, вы не возражаете, - сказал он. – Вы не можете наслаждаться джином с тоником, если это не первоклассный джин.

- Ох, - произнесла я, мои глаза посмотрели по сторонам, чтобы убедиться, что он действительно говорил со мной. – Полагаю, что да.

- Я вас не убедил?

- Я обычно не пью, - сказала я, что было полной правдой. У меня не было ни времени, ни подходящего момента, ни денег, чтобы поддерживать привычку изредка выпивать. Но когда я поднесла охлажденное стекло к своим губам, я вспомнила те последние ночи в колледже, день помолвки, свою свадьбу…

- Я сказал что-то не то? – спросил он, читая выражение моего лица. Так всегда происходило, когда я думала о своем муже – моя улыбка исчезала, глаза становились стеклянными и пустыми. Я видела это каждое утро, когда смотрела в зеркало.

- Нет, - сказала я. – Просто… отвлеклась на секунду.

Он ничего не сказал, не сводил с меня взгляда, его руки лежали на барной стойке позади него. В этот момент по каким-то причинам, которые я никогда не пойму, мне показалось, что он пытался прочесть правду в моих глазах. Небольшой румянец появился на моих щеках, и я посмотрела вниз на лед, плавающий в моем стакане.

- Ну, - начал он, - наслаждайся вечером.

Он повернулся, чтобы уйти, что всегда делал каждый мужчина рано или поздно. Но этот мужчина с его пристальным взглядом, проникнувшим в мою душу, знал точно, о чем я думала, и это только при трех секундах знакомства со мной. И он знал, что я все равно сбегу. Поэтому он сделал это первым.

- Подожди, - сказала я, хватая его руку прежде, чем он смог ускользнуть в толпу и исчезнуть. – Прости, - начала я. – Я должна была представиться.

Он не произнес ни слова. Он хотел, чтобы я сделала это, сказала что-нибудь, чтобы убедить его, что я не собиралась отступить в свой привычный мир, полный одиночества. И, возможно, он знал, даже прежде чем я его остановила, что я не хотела, чтобы он уходил.

- Я Белла, - пробормотала я, протягивая свою свободную руку. Его губы тронула улыбка, и когда его пальцы оказались в моей ладони, я подумала… ну, о Санта Клаусе. Что было глупо, конечно. Чтобы попасть на эту вечеринку, нужно заплатить четыреста баксов. Санта, вероятно, зарабатывает меньше этого.

- Эдвард, - представился он. – Рад познакомиться с тобой, Белла.

Я покраснела при звуке своего имени из его уст, прокручиваемого на языке. И эта улыбка – ребяческая, изогнутая, с намеком на озорство – почти подкосила мои колени.

- Мне тоже, - сказала я. – Что эм-м… что привело тебя на эту вечеринку?

- Я работаю в издательстве, - ответил он. – Моя фирма в Нью-Йорке.

- Нью-Йорк? Тогда каким ветром тебя занесло сюда?

- Семья, - просто ответил он. – Или Рождество, предполагаю.

- Ты приехал домой ради Рождества?

Он кивнул, но не казался совершенно уверенным в своих словах. Его улыбка исчезла, и он поставил напиток на барную стойку.

- Не хочешь прогуляться? – спросил он.

Я почувствовала, как желудок сделал сальто. Этот мужчина, это совершенное существо, хотел прогуляться со мной? Я почувствовала себя подобно легкомысленной школьнице: головокружение, знакомое возбуждение.

- Конечно, - сказала я. – Куда?

- Есть только одна выставка, которую я бы хотел увидеть, - сказал он. – Но, думаю, лучше смотреть ее с кем-то.

Я последовала за ним через переполненную лестничную площадку, вниз по длинному коридору, пока мы не достигли лестницы в конце зала. Мы поднялись на третий этаж, шествуя вдаль от музыки и разговоров, в комнату, которая была пуста за исключением рисунков на стенах.

Я даже сначала не заметила их, обилие цветов, лица, жизнь, растянувшиеся на полотнах. Это действительно было специфической выставкой. Это была рождественская выставка: рисунки, фотографии, даже скульптуры изображали один праздник, который я свято ненавидела.

Мой пристальный взгляд задерживался на каждом, смешиваясь с памятью о многих Рождественских днях былого времени, которые застыли перед моими глазами. Я почувствовала, как в груди сжалось, не от печали, отчаяния или сожаления, а от тоски. Жажда новых воспоминаний, новой жизни. В течение прошлых трех лет я тратила свое будущее на прошлое, которое больше не существовало. Я забыла, какой сильной могла быть надежда.

- Эдвард, тебе нравится Рождество? – спросила я, переводя взгляд на него. Он был высоким, выше чем я, даже если я и была на каблуках. Но я не чувствовала себя карликом. Я чувствовала себя защищенной.

- Это мой любимый праздник, - произнес он. – В моей семье всегда изнурительное и тотальное Рождество.

- Как это?

Он улыбнулся, но улыбка была печальной, отдаленной. В этот момент я не чувствовала, что была единственной потерявшейся в своих воспоминаниях и не отпускающей свою любовь.

- Мой дедушка всегда наряжался Санта Клаусом с тех пор, как я был ребенком, - сказал он, хихикая. – Он любил это. Боже, он жил ради этого.

- Он… он был похож на Санту?

Он рассмеялся над этим, качая головой, обдумывая эту мысль. – Нет, нет, - сразу сказал он. – Он был худым, хотя очень пытался набрать вес ради детей. И каждый декабрь он отращивал бороду, которая, возможно, делала его похожим на Санту.

Я улыбнулась, думая обо всех тех годах, когда я таскала Санту за бороду. Ясно, что я не была такая одна.

- А в этом году? – спросила я. – Ты все еще говоришь своему Санте, что хочешь на Рождество?

- Ну, - начал он, напрягшись, и попытался сохранить улыбку на лице. – Не в этом году. Он скончался в начале месяца.

- Я сожалею, - произнесла я, чувствуя, как сменился тон его голоса, всеми глубинами своего существа. Я знала тон горя, возможно, лучше, чем большинство людей.

- Все в порядке, - сказал он. – Думаю, что нашел способ поблагодарить его за все те года...

- Белла! О Боже! – завопила Элис, самая яркая улыбка, которую я когда-либо видела, возникла на ее лице. Она вскинула руки и обняла меня, что совсем не удивило, так как Элис всегда обнимала меня. Но когда она обняла Эдварда, моя челюсть поздоровалась с полом.

- Ты познакомилась с Эдвардом! – закричала она, ее лицо светилось восхищением.

- Ох, эм-м… - запиналась я.

- Познакомилась, - ответила за меня Эдвард, его зеленые глаза блестели. – Белла была достаточно мила, чтобы оценить со мной эту выставку.

- И вот вы здесь? – спросила она, ее глаза оглядывали рождественские картины. – Ты так предсказуем, Эдвард.

- Что я могу сказать? Я люблю Санту…

Она закатила глаза, в то время как Эдвард смеялся, а я же пыталась выяснить, как, черт возьми, эти двое могли знать друг друга. Элис знала многих красивых мужчин – уж я-то знаю, она приложила все усилия, чтобы свести меня с каждым из них – но она прежде никогда не говорила об Эдварде.

- О, Белла, - сказала Элис, схватив меня за запястья. – Ты выглядишь сбитой с толку.

- Гм…

- Эдвард – мой двоюродный брат, - прояснила Элис. – Он живет в Нью-Йорке, так что мы не так часто видим друг друга.

- О. Да, он упоминал это…

- Но он, гм, - начала она, впервые в жизни запнувшись. – Он здесь в этом году из-за особых обстоятельств.

- Подожди, Элис, если он твой двоюродный брат… боже. Твой дедушка скончался, и ты не сказала мне?

Ее глаза расширились, когда она посмотрела на Эдварда, а затем назад на меня. Вспышка понимания отразилась на ее лице, и она вздохнула.

- Это было несколько недель назад, - сказала она. – Я не хотела, чтобы ты была втянута в организацию похорон в это время года…

- Элис, - прервала ее я. – Ты должна была сказать мне.

- Я знаю. Прости. Ты же знаешь, почему я не сделала это.

- Знаю, - вздохнула я. – Я просто чувству себя ужасно. Твой дедушка всегда был так добр ко мне…

- Все в порядке, Белла, - утешила она, улыбка вернулась на ее лицо. – Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном? Я так рада, что ты познакомилась с моим кузеном!

- Да, - произнесла я, чувствуя, как щеки покраснели по какой-то неизвестной причине. Казалось, это происходило каждый раз, как только Эдвард смотрел на меня. И вот это произошло снова.

- Ох, - сказала она, когда звонок ее телефона заполнил тишину. Она посмотрела на дисплей и закатила глаза. – Я должна спуститься вниз. Встретимся там позже?

- Конечно, - ответила я, глядя на Эдварда, ожидая его реакции. Возможно, он хотел пойти вниз. Возможно, он отчаянно пытался сбежать от меня.

После того как она снова обняла нас обоих и выбежала из комнаты, Эдвард указал на картину в дальнем конце зала.
- Это моя любимая, - сказал он.

Я подошла к ней, изучая мягкие мазки краски детских лиц, играющих в снегу. Это была очень невинная, очень простая сцена, как что-то, что вы могли бы видеть на тысяче школьных дворов это время года. Но было в ней что-то особенное, что-то столь красивое в ее простоте.

- Мне она тоже нравится.

- Что именно?

Я посмотрела на картину еще раз, а затем снова посмотрела на него. У Эдварда было красивое лицо, такое, что, глядя на него, у вас срабатывает инстинкт доверия. Я могла доверить этому мужчине свои самые глубокие, темные секреты, и мало того, что он будет ценить их, так он понял бы их.

- Мне нравятся их лица, - сказала я. – Дети. Они просто кажутся… счастливыми.

- А ты счастлива? – спросил он. Но вместо лжи, вместо того, чтобы дать ему обдуманный ответ, который я обычно давала каждому человеку, я покачала головой.

- Раньше была.

- А сейчас?

- Это труднее, чем я думала.

- Знаешь, - начал он, - для кого-то столь молодого и столь красивого, кажется, ты держишь весь мир на своих плечах.

- Я чувствую себя подобно этому… Не знаю, как отпустить все это, - я оглянулась на картину с таким большим количеством счастья и детской невинности на ней. Мне не хватало этого. Я скучала по этому каждый день.

- Ты можешь двигаться дальше. Не пытаясь отпустить все.

- Как? – прошептала я.

Тепло от его тела было повсюду, окутывая, нагревая и привлекая меня. Я подошла ближе, настолько близко, что я могла чувствовать, как его сердце бьется в ритме с моим.

- Я не знаю, - произнес он, его голос был низким. – Есть где-нибудь здесь омела?

Нервная улыбка на его губах удивила меня, потому что, черт, любая женщина в этом месте заплатит огромные деньги за поцелуй с этим мужчиной. Как только я подумала об этом, мои щеки залил румянец, который заставил его хихикнуть.

- Я так не думаю, - мой голос дрожал, слова застревали в горле. Я так нервничала, была так удивлена и так дезориентирована. Все, чего я хотела, чтобы он коснулся меня, поцеловал, преодолел расстояние между нами, потому что это казалось настолько правильным, чего я никогда не чувствовала прежде.

- Как бы то ни было могу я поцеловать тебя? – спросил он.

Когда я подняла взгляд, его зеленые глаза сверкали, а его голос был дразнящим.

Он хотел меня. Так же, как и я хотела его…

- Белла! Вы, ребята, все еще здесь! – закричала Элис, заходя за угол, когда я отступила от Эдварда. Она обнимала своего жуткого агента, наряду с несколькими другими молодыми и красивыми мужчинами, которых я не распознала. Но они блекли по сравнению с Эдвардом. Они, возможно, даже были просто невидимы.

- Я… эм-м… - запиналась я, смотря то на Эдварда, то на Элис. Я не умела читать выражение лица Эдварда, но он казался почти разочарованным.

- Пойдем, - сказала она, таща меня вперед. – Я хочу, чтобы вы двое познакомились с моим окружением.

- Ну, Элис, - сказал Эдвард, его глаза задержались на моих, прежде чем он сосредоточил свое внимание на ней. – Уже начало ночи.

- Ты уходишь?

- К сожалению, да, - ответил он. – Но, может, мы завтра поужинаем?

- Да, конечно! – вскрикнула Элис, ее голос был столь высоким, что она почти разрушила мои барабанные перепонки. Но я всегда лелеяла энтузиазм Элис. Это делало даже самые приземленные вещи стоящими выполнения.

- Белла? – спросила она. – Ты свободна завтра вечером?

- Ох, эм-м… - я пыталась выкроить хоть кусочек свободного времени. Но не было ни одного. Рождество уже через несколько дней, капитальный поход по магазинам был в планах, и я не могла ожидать, что Чарли выдержит работу няни две ночи подряд.

- Вряд ли, - ответила я, мой голос поник, допуская неизбежность. – У меня свидание с Джеком завтра вечером.

Я прокляла себя за выбор слов; я не хотела, чтобы Эдвард думал, что у меня есть мужчина. Но он не выглядел удивленным и при этом не казался разочарованным. Фактически его выражение лица прояснилось, и на секунду я подумала, что он неправильно меня понял.

- Возьми его с собой, - предложил Эдвард. – У нас будет ужин в доме родителей. Ты порадуешь Эсми, если приведешь трехлетнего…

- Но как ты узнал…

- О, я сказала ему, - сказала Элис. – Я, видимо, ну знаешь, немного посвятила Эдварда в биографию твоей жизни. В общем, не важно. Ужин завтра вечером. Будь там, или я приведу Эдварда к тебе, и мы будем ужинать вместе с Чарли.

- Я буду там, - запиналась я, все еще чувствуя шок от разговора. И на этом Эдвард пожелал нам доброй ночи и исчез, спустившись по лестнице.



Карлайл и Эсми Каллен жили в Форксе в течение многих десятилетий. Я жила здесь только два года во время обучения в средней школе, поэтому не так хорошо их знала, и, конечно, я не знала их двух сыновей. По словам Элис, Эдвард был на четыре года старше нас, а Эммет был старше Эдварда на год. Они оба учились в средней школе Форкса, но уже учились в колледже, когда я пошла в школу. Поэтому я никогда не встречалась с младшими Калленами.

Эммет и Эдвард, как оказалось, были полными противоположностями. Эммет был громким, шумным и немного невежливым, но это больше были некие шутки с его стороны, а не грубые нападения. Эдвард же был спокоен и умиротворен. Но когда он смотрит на тебя, говорит с тобой, слушает, весь остальной мир исчезает в мгновение ока. Это произошло со мной в секунду, когда я ступила за порог, мое тело отвлеклось на его касание, когда он быстро обнял меня.

- Это Санта! – вскрикнул Джек, что заставило Эдварда смеяться. Мое лицо начало гореть, и я покачала головой.

- Нет, Джек, - сказала я. – Это Эдвард. С чего ты решил, что он Санта?

- На нем шапка, - ответил он, его глаза метались между нами. Это было правдой, но я даже не заметила красную шапку Санты, так как зеленые глаза Эдварда пристально наблюдали за мной. К тому же улыбка, которая изогнула его губы, заставила мои соски напрячься, а мои нижние области… Иисусе. Мне нужно на воздух.

- Ну да, - сказала я. – Я… я не заметила. Давай, эм-м, давай снимем нашу верхнюю одежду.

- Хорошо, - сказал Эдвард. – Я отнесу наверх, - он наклонился и надел свою шапку на голову Джеку. Джек, казалось, изучал его в течение нескольких секунд, а затем улыбнулся.

- Мне нравится, - захихикал он.

- Отлично, - произнес Эдвард с теплой, довольной улыбкой. – Ты можешь быть Сантой сегодня вечером.

Именно тогда в комнату влетела Эсми, излучая счастье, как и всегда. Казалось, будто она никогда не стареет. Это относилось и к Карлайлу. Несомненно, у них просматривались несколько седых волосков и, возможно, пара морщин, но если я буду так же выглядеть в пятьдесят, то буду очень счастливой женщиной.

Как будто у Эсми было не достаточно хороших качеств, так она еще была удивительна с детьми. Она пробыла последние тридцать лет воспитателем в детском саду, и она с радостью это показывала. Джек сразу пошел за ней на кухню, в то время как Эдвард взял нашу верхнюю одежду.

- Хочешь прогуляться? – спросил он.

- Снова на третий этаж? – парировала я, на моих губах расплылась небольшая ухмылка.

Он улыбнулся. – И как ты догадалась?