Мои мысли настолько были заняты новыми проблемами, что я почти не обращала внимания на перешёптывающихся за моей спиной студентов. Что же мне делать, - я снова безуспешно пыталась найти выход из очередной неприятности, свалившейся как снег на голову. Ясно было одно: просить помощи у Рене мне не стоило. Думаю, сложившаяся ситуация её даже обрадует. Ещё бы, никому не нужный дом в заштатном городишке, от которого она бы избавилась, будь её воля, давным-давно, таким чудным образом можно продать, выручив за него деньги на обучение в колледже. Я, ещё только формирующаяся личность, упрямый ребёнок-подросток, пытающийся доказать миру свою самостоятельность, в силу не зависимых от вмешательства родных, причин, перееду жить в Джексонвиль.

Все счастливы, все довольны, моё «эго» не должно пострадать, а, значит, со стороны Рене нет никаких причин для беспокойства.

Почему же я так не желаю продавать этот дом? Чем же он стал мне так дорог? Чего греха таить, ещё полгода назад, случись такое, я, не задумываясь, подписала бы бумаги. Что произошло?

А потом я внезапно поймала себя на мысли, что считаю дом Чарли своим. Странно. У меня никогда не было ощущения собственного дома, мы с Рене часто переезжали с места на место. И в моём понятии «дом» вовсе не был конкретной привязкой к конкретному участку земли, на котором стояло здание, заполненное любимыми и привычными вещами, мебелью, маленькими мелочами, напоминающими о давно прошедших событиях, вызывающими грустную улыбку при случайном взгляде на них. Мой дом всегда укладывался в несколько картонных коробок и кровать, которую можно было погрузить в фургон и при необходимости перевести в другое место.

А дом Чарли, стоящий на границе между улицей и лесом, стал Моим домом, корнем, удерживающим молодое растущее дерево в земле. Я улыбнулась такому поэтическому сравнению, почему-то оно не казалось мне вычурным или пафосным.

Конечно же, это не значит, что я хотела прожить в этом доме всю оставшуюся жизнь, нет. Просто я хотела, чтобы на земле было место, куда в любой момент можно вернуться на Рождество или День благодарения, и почувствовать себя дома…

Я вздохнула. Что же делать? Может, действительно стоит доехать в банк? Поинтересоваться, дадут мне отсрочку или нет? Потому что выплатить всю сумму, у меня снова холодок пробежал по спине, когда я вспомнила жирную цифру, нарисованную на маленьком листочке, что с утра показал мне мистер «представляющий интересы Ньютонов», такую сумму заплатить я не в состоянии.

После ланча должен был быть урок биологии, надеюсь, меня отпустят, если я отпрошусь. Я торопливо шла к кабинету биологии, надо было успеть увидеться с мистером Баннером до начала испанского, который был в другом корпусе. Я поднялась по лестнице и уже сворачивала за угол, как неожиданно столкнулась с кем-то из студентов, идущих мне навстречу по коридору.

- Глаза разуй, - злобно прорычал знакомый голос. Я не стала разувать свои глаза, я просто подняла их вверх, желая взглянуть в лицо источнику моих нынешних бед. Майк Ньютон потирал ушибленную руку, я впечаталась в него довольно сильно. Секунда понадобилась ему, чтобы понять, кто только что вылетел на него из-за угла, он осклабился и схватил меня за плечи:

- Белла, дорогая, неужели тебе никто не говорил, что нужно быть аккуратнее? – он склонился прямо над моим ухом и жарко зашептал, - моё предложение по-прежнему в силе, Белла.

- Майк, - я старалась вырваться из его цепких рук, не обращая внимания на боль, моё предплечье ныло, я тоже неплохо ударилась, - если ты сейчас же не отпустишь меня, получишь коленкой прямо в пах, - процедила я сквозь зубы.

Не знаю, что заставило его поверить мне, то ли уверенность в моём голосе, то ли внезапно проснувшаяся совесть, но встряхнул меня за плечи, глядя куда-то поверх меня, и резко отпустил. От неожиданности меня занесло, я чуть не потеряла равновесие, но вовремя упёрлась левой рукой о стенку.

- Спасибо, Майк, - едко бросила я уходящему Ньютону и, не оборачиваясь, заспешила в сторону кабинета биологии.

Конечно же, мистер Баннер разрешил мне уйти с урока. Оставалось отсидеть испанский, на ланч я решила не ходить, лучше быть голодной, чем находиться в этом аду. На испанском мы писали тест, я закончила раньше других и очень обрадовалась, когда миссис Гофф разрешила покинуть класс до звонка.

Теперь в банк!

Есть заведения, похожие друг на друга как две капли воды. Например, супермаркеты. Прохаживаясь с тележкой между длинными рядами полок, вы вряд ли поймёте, в каком штате находитесь, разве что по речи местных жителей: если она быстрая – южане, если неспешная и чёткая – северяне. То же случилось и с банком. Когда я открыла дверь, увидела привычную картинку: пластиковые светло-зелёные стойки со стеклом, столы и стулья для посетителей, такие же, как и в банке Финикса, куда мы частенько заходили с мамой. За полгода, что я живу в Форксе, я ещё ни разу не заезжала в банк. О том, что мой счёт открыт и деньги переведены, Чарли сообщил мне как-то за ужином. Действительно, в маленьких городах по-особому относились к проблемам так называемой «конфиденциальности».

- Белла? – из-за стойки выплыла миссис Стенли, облачённая в синий, явно форменный костюм с юбкой длиной чуть выше колена и белую блузку, в этом она смотрелась гораздо пристойней, чем в своей собственной одежде, - что ты тут делаешь, почему не в школе? – фальшивая улыбка сменилась псевдоматеринской заботой.

- Я хотела бы поговорить с управляющим, - проговорила я, натянув такую же фальшивую улыбку, - добрый день, миссис Стенли, - вежливость ещё никто не отменял.

- Да, конечно, - пропела она, даже не поинтересовавшись, для чего мне это понадобилось: она изо всех сил пыталась делать вид, что не в курсе моих дел. Как бы не так! Бьюсь об заклад, об этом уже наверняка знает весь город!

Охранник проводил меня в кабинет управляющего.

Меня ждали.

Ещё не старый, но уже и не молодой мужчина очень высокого роста поднялся с кресла, чтобы поприветствовать меня. Я присела напротив на краешек мягкого кожаного кресла, держа в руках бумаги, что дал мне с утра мистер Джоунс.

- Мисс Свон, полагаю? – роскошным баритоном поинтересовался управляющий, - здравствуйте, меня зовут мистер Лейцман, кажется, я догадываюсь, чем вызван ваш визит сюда.

- Добрый день, мистер Лейцман, я хотела бы выяснить некоторые детали относительно моего дела, - я указала взглядом на бумаги, которые держала в руках.

- Боюсь, мисс Свон, не могу вас ничем порадовать, ваши закладные уже переданы согласно всем правилам и пунктам Договора, - таким же ровным голосом продолжил он.

Сердце бешено заколотилось. Вот так, бесцветно и буднично мне сообщили о том, что выхода нет, незачем дёргаться, переживать, страдать и мучиться. Моя Удача прокрутила Колесо Фортуны и вместо ячейки «приз» мне выпал «кукиш».

- Что ж, - проговорила я, - Ньютонам повезло, когда мне нужно выехать?

Он вопросительно приподнял одну бровь:

- А с чего вы решили, что это Ньютоны, мисс Свон?

- Сегодня утром у меня был мистер Джоунс, он сказал…

- Да, он действительно был вчера и у меня, мы говорили с ним о выкупе закладных, но, мисс Свон, если бы это были Ньютоны, поверьте, банк бы возможно рассмотрел вашу просьбу о рассрочке платежа. Не без труда, но у вас был бы шанс оставить этот дом за собой, но, дело в том, - тут мистер Лейцман впервые за весь наш разговор замялся, подыскивая нужные слова, - сегодня утром мне позвонил Управляющий из нашего головного офиса. Он лично оформил бумаги по передаче, более того, вся сумма уже оплачена полностью, мисс Свон, и это всё за три-четыре часа, - он произнёс это с долей восхищения, - случай для нашего банка – беспрецедентный!

Я тупо уставилась на него. Значит, это не Ньютоны? Тогда кто?

- К тому же, по новым условиям вы получите гораздо больше, чем предлагал мистер Джоунс, да, и необходимости съезжать в ближайшее время у вас не будет, поверьте, мисс Свон, я бы сказал…

- Кто? – перебила его я, совершенно сбитая с толку.

- В договоре значится фамилия Каллен, мисс Свон, - просто ответил он, протянув мне папку.

В глазах потемнело. Как он мог? Богатенький красавчик! Так вот, почему он так резко сказал «нет», когда я предложила ему величайшую нелепость – измениться. И ведь я почти решилась на это, считая, что он этого достоин! Хотела помочь! Выразить своё уважение, доверие, наконец! Дура! Глупая маленькая дура!

Взрослые умные и финансово независимые красавцы решают свои проблемы по-другому!

Мистер Лейцман ещё что-то говорил, возвышаясь надо мной как Пизанская башня, я и не заметила, как он встал с кресла и сейчас показывал мне последний листок, место на Договоре, где я должна буду поставить свою подпись.

- … своему адвокату, мисс Свон, но уверяю вас, бумаги в полном порядке, а потом я заберу их у вас. И ещё, мисс Свон, - продолжил он, провожая меня к выходу, его слова доносились до меня словно из небытия, - пожалуйста, давайте сохраним с вами в тайне имя покупателя, хорошо?

Я послушно кивнула, вышла из банка и села в пикап. На автомате вырулила в сторону Порт-Анджелеса, и даже проехала несколько километров. Но, когда я окончательно перестала видеть дорогу сквозь пелену застилавших мои глаза слёз, я, остановившись на обочине, вышла из машины, мне не хватало воздуха, я задыхалась от рыданий. Медленно, держась рукой за пикап, я обошла машину и села на подножку пассажирской двери, прижавшись спиной к холодному и мокрому металлу.

Из моей груди вырвали ещё один приличный клок, и теперь рана кровоточила и саднила.

«И это тоже пройдёт», вертелась в уме знакомая цитата, а я никак не могла вспомнить, откуда она.
Пройдёт, только вот, забудется ли? Я невидящим взглядом уставилась в пространство впереди себя.
Лес, расстилавшийся за обочиной, бескрайний, густой и вечнозеленый, как моя тоска.

От этих размышлений меня оторвал звук подъезжающего автомобиля, плавный шорох тормозящих шин. Я повернула голову направо. Из сияющего Вольво выходил Эдвард Каллен.

Он двигался медленно и неслышно, с какой-то невероятной кошачьей грацией.

- Что тебе нужно, Эдвард Каллен? – закричала я, а слёзы снова брызнули из глаз, - зачем ты преследуешь меня? Потерпи ещё пару дней, я соберу вещи и наконец-то исчезну из твоей жизни, слышишь? – истерика достигла своей критической точки.

Он остановился, застыл на месте, его прекрасное лицо исказилось, глаза были закрыты, а веки чуть подрагивали, словно каждое слово, что слетало с моих рассерженных губ, било его как хлыстом.

Я вскочила с подножки, он открыл глаза. Чёрные! Да, что, чёрт возьми, происходит?

Но разбираться ни с ним, ни с цветом его глаз, ни с его коварным планом избавиться от меня, мне не хотелось. Гнев и ненависть завладели не только моим разумом, но и телом. Руки и ноги тряслись, краска прилила к лицу. Я рванула на себя дверцу пикапа, если бы я была физически чуть посильнее, оторвала бы её к чёртовой матери, схватила рюкзак, нервно вытряхнула всё содержимое на переднее сиденье, мои вещи, тетради, карандаши, телефон разлетелись в разные стороны. Я откопала в этой куче шариковую ручку, колпачок никак не хотел сниматься, я оторвала его зубами, затем открыла последнюю страницу Договора, и как только не порвала, не понимаю, и размашисто поставила свою подпись в том месте, на которое мне указал мистер Лейцман.

- Держи, - стиснув зубы, всё ещё трясущимися руками я кинула ему в лицо Договор, он поймал его одной рукой, продолжая смотреть мне в глаза.

- Белла, я... - я видела, как тяжело даются ему слова, он постоянно сглатывал, каждый звук причинял ему явственную физическую боль, но мне было не до этого, не до жалости к богатенькому красавчику.

- Убирайся, - заверещала я, голос сорвался на фальцет, но мне было всё равно, - уезжай отсюда сейчас же, не хочу тебя видеть, ненавижу! – я беспомощно опустилась на подножку, закрыв лицо руками.
Через секунду я услышала визг шин, Вольво резко сдал назад и, развернувшись, скрылся за поворотом дороги. Я осталась одна.

Не знаю, сколько времени я просидела, отрешённо уставившись в одну точку, думаю, не очень долго, потому что замёрзнуть окончательно я не успела. Я снова забралась в грузовик, нужно было ехать на работу. Взгляд пробежался по приборной панели, бензин был практически на нуле. Вот чёрт! Если я и сегодня забуду заправиться, спасать меня будет некому.

Перед глазами снова всплыло сосредоточенное лицо Эдварда, когда он ночью подвозил меня к дому. Внезапно мне стало так стыдно за скандал, который я ему учинила. Не знаю, заслужил он или нет, но вести себя таким образом я не имела никакого права.

Остановившись у ближайшей бензоколонки, я заправила полный бак. Может, нынешняя ночка заставит меня быть ответственней и внимательней?

Несколько раз меня посещала мысль, что я слишком вымотана, чтобы остаться на тренировку, но, как только я представляла, что окажусь наедине со своей истерикой, которую я смогла приглушить лишь на время, мне становилось ещё хуже. Так что, я осталась на занятия.

Рэйчел почему-то не было в клубе, наверное, у неё был выходной, а, может, оно и к лучшему, быть моей «жилеткой» она точно не нанималась.

После ужина я долго бродила по дому, то и дело рассматривая фотографии, стоящие в рамках на комоде и тумбочках, гладила обивку старой мебели, сидела на кровати в комнате Чарли, вспоминая детство, которое теперь уж точно кончилось.

Сначала я хотела начать собирать вещи, но, потом решила, что мне нужно успокоиться. Своих вещей у меня было не так уж и много, я не купила себе ничего нового, так что, сложить их можно было всего лишь в две сумки, те, с которыми я приехала из Финикса.

Я включила свет в кладовке, уселась под вешалкой, вдыхая запах резиновой высокой обуви, сачков для рыбалки, многочисленных дождевиков и инструмента - запах Чарли. Мысленно я прощалась с ним, с этим домом, с детством и наивной Изабеллой Свон.

Уснула я лишь под утро, не заведя будильник, чтобы вторую субботу подряд не поехать спросонья в школу.
Разбудил меня громкий рык пикапа, похожего на мой, только тентованный. Почтовый курьер долго колотил во входную дверь, а когда я открыла, с сияющей улыбкой протянул мне свёрток и квитанцию, в которой я должна была расписаться о получении. Посылка была от Рене. Подарок на мой прошедший день рождения – тёмно синяя шёлковая пижама, к подарку прилагалась открытка с пожеланиями счастья и извинениями за то, что подарок припозднился. Господи, со всем этим адом я забыла о том, что у меня был День рождения.

Наверное, первый и последний, который я пережила в Форксе. Я тяжело вздохнула. Никогда не любила Дни рождения.

Я уже собралась на кухню, чтобы приготовить себе завтрак, как в дверь снова постучали.

Кто бы это мог быть? – подумала я, звука подъезжающей машины я не слышала.

Я открыла дверь, инстинктивно оглянув визитёра с ног до головы. На пороге стояла молодая женщина, стройная, но с округлыми и очень женственными формами. Стало ясно, почему я не слышала звука подъезжающей машины. Потому, что люди, которые могут позволить себе одеваться так, не ездят на рычащих тарантасах.

Её каштановые волосы красивыми локонами ниспадали на плечи, я отметила, что на ней были одеты очень дорогие замшевые туфли, в которых обычно не ходят жители Форкса, в силу их непрактичности, а тёмно-серое трикотажное платье дополнял не броский, но изысканный и из тонкой дорогой шерсти пиджак. Наверняка, из неприлично дорогой коллекции ручной работы, - решила я, заметив вручную обмётанные пуговичные петли. Пиджак был застёгнут только на одну пуговицу из трёх, и ещё одна петля красовалась на лацкане подборта.

Я вспомнила, что Рене всегда мечтала иметь хотя бы один такой, но тяжко вздыхала в ответ на мой наивный детский вопрос, почему она не купит себе такой. Тогда ответ Рене «мне надо год пахать, чтобы его купить, при этом не спать и не есть», показался мне шуткой, сейчас же, наблюдая воочию это наверняка коллекционное чудо, я поняла, что мне понадобится несколько лет. И мне стало вдруг так понятно, почему Рене потратила пару выходных дней, чтобы на своём недорогом габардиновом жакете аккуратно распороть петли и обметать их вручную.

Гостья стояла молча и неподвижно. Наконец, всё отведённое на шок время вышло, нужно было приходить в себя.

- Добрый день, - прошептала я, так и не отрывая взгляда от петлицы, - вы к кому?

- Вообще-то, я к тебе, Белла, если позволишь…