Глава 2.2. - Soundtrack Bruno Mars - Talking to the moon

---

Я больше смотрела в окно, чем на мужчину, сидящего слева от меня. Но если честно, то мне безумно хотелось повернуться в его сторону, заглянуть в голубые глаза и попытаться рассмотреть в них хоть малейший намек на сегодняшний вечер. Но все эмоции Маккартни вымуштрованы и сидели на коротком поводке. И даже если бы я дала волю своему порыву, то ничего не смогла прочитать в его глазах, поэтому мне оставалось лишь наслаждаться видом из окна машины.

Зеленый, накрытый сумеречным одеялом город затих в полусонном состоянии. Опустели улицы. Горожане разбрелись по домам после рабочего дня, чтобы стряхнуть с себя усталость, поужинать в кругу семьи, а уж потом кто куда. Кто в гости, кто в бар к Дорети — пропустить стаканчик другой, а кто спать. Но завтра утром снова оживет мой любимый Снокоми.

Круглая металлическая вывеска, разрисованная коррозией, сиротливо стоящая на окраине городка, сообщала, что мы выехали за его пределы. Вдоль трассы темно-зеленой стеной расположились стражи. Огромные ели, схватившись друг за друга мохнатыми лапами, готовились ко сну. Эммет придавил на педаль газа, и все великолепие превратилось в серо-зеленую массу за окном.

Таня, также как и я, не была в восторге от того, что Маккартни увозил меня в неизвестном направлении. Но возражений я не услышала, лишь стандартный совет — быть аккуратней. Ведь уже понятно, что гость из прошлого появился здесь не для того, чтобы арестовать меня, и не для того, чтобы предъявить права на моего сына от чьего-нибудь имени. А все остальное? А остальное мне нестрашно. К тому же Эммет заслуживал хотя бы того, чтобы я его выслушала. Мне казалось, что я перед ним в долгу за его хорошее отношение.

С тех пор, как мы с подругой попали в Снокоми, то ни разу больше не покидали его границ. Но я очень хорошо помнила, что заезжали мы по западному шоссе, сейчас же Эммет увозил нас на юг. А знала я это, потому что в город было только два въезда — западный и южный. И Маккартни оказался прав, здесь мне бывать не довелось.

Спустя десять минут напряженного молчания, мелькающей однообразной, но красивой картины за окном, Эммет чуть притормозил и свернул с трассы влево. Незаметная, без каких-либо указателей, проселочная дорога уходила прямиком в лес. На улице уже совсем стемнело, и теперь я, как и водитель, смотрела только вперед. Фары ярко освещали накатанную, видимо, когда-то присыпанную гравием, который земля почти съела, дорогу. Через пару минут показался дом. Мы выехали на расчищенную площадку, посередине которой располагалась внушительных размеров клумба круглой формы. Только она была сильно запущена и, видимо, уже давно, поэтому вместо цветника перед нами красовался сплошной бурьян. Сам дом произвел на меня такое же впечатление, как и клумба. Когда-то он был очень ухоженным и красивым, но сейчас выглядел одиноко и заброшенно. Это достаточно большой двухэтажный коттедж из белого кирпича с коричневой крышей. По одной стороне дома тянулась засохшая лиана. К лету она обязательно покроется зеленым нарядом и будет украшать здание, сейчас же сухие веточки, прилипшие к стене, напоминали кубло змей и наводили страх. Два фонарных столба, служившие источником тусклого желтого света на улице, расположенные по краям заросшей клумбы, напоминали старых одноногих солдат. Они послушно несли свою вахту каждый день и зимой, и летом, поэтому мундиры их облупились, а фуражки облюбовали птицы. На подъездной площадке гравия было больше, чем на проселочной дороге, и он с треском зашелестел, когда мы подъезжали к дому.

На самом деле Маккартни я не боялась. Но само место — заброшенный дом, черный бескрайний лес — заставляли невольно ежиться.

— Так чей ты говоришь это дом? — спросила я, когда машина остановилась возле ступеней, ведущих на крыльцо дома.
— Сейчас мой, — ответил Эммет и вышел из машины. Я последовала его примеру.

Здесь было чуть прохладнее, чем в городе. Ночью температура опустилась, а за день хвойный лес не успел окончательно просохнуть после длительного ливня, поэтому воздух был влажным, тяжелым и холодным. И что-то подсказывало мне, что в доме не намного теплее. Коттедж казался таким одиноким, холодным и неприветливым.

Маккартни поднялся по каменным ступеням и возле двери стал возиться с ключом. Я терпеливо ждала, осматриваясь вокруг. Большая и массивная дверь была исполнена из качественного дерева. Сколько бы лет она не защищала вход, но время никак её не испортило. Только сейчас я заметила на окнах решетки красивой резной ковки, видимо хозяева заботились о том, чтобы в дом не забрались незваные гости за время их отсутствия. Наконец замок поддался, и Эммет открыл дверь, пропуская меня внутрь.

Я заглянула в кромешную темноту и отрицательно покачала головой.
— Лучше ты первый.
Маккартни издал легкий смешок и пропал в черных недрах дома.
— Господи Боже. — На всякий случай перекрестившись, я сделала первый шаг навстречу мраку.

Но долго испытывать себя мне не пришлось, так как гостиная озарилась ярким светом. Учитывая внешний вид дома, я и не ожидала, что внутри окажется так светло и уютно. Белые, в мелкий цветочек обои украшали стены. Мебели было не так много, видимо, только то, что хозяевам не пригодилось на новом месте жительства, но всё же она была. Два кресла с широкими и высокими спинками, обитые светлой тканью, с отделкой из коричневого дерева на подлокотниках, смотрящие друг на друга. За спинами каждого из них разместились странного вида торшеры в виде павлинов с распушенными хвостами, выполняющих роль высокой ножки, покрытые золотянкой, а на головах павлинов красовались плафоны со свисающей бахромой. И последний предмет интерьера — небольшой овальный столик с достаточным количеством пыли. Все это удачно расставлено вокруг большого камина, закрытого сейчас железной дверцей. А рядом пустая дровница. В углу я заметила внушительную кучу из белых, но очень пыльных простыней. Видимо, Эммет недавно сорвал их с этой мебели. Ткани удалось защитить предметы интерьера от изрядного количества грязи, но казалось что даже стены, пропитались годовой пылью. Потолок и люстру украшали сложные гирлянды из паутины. Я сделала вдох — здесь не пахло жизнью. В этом доме уже много лет никто не жил.

— Проходи сюда, — Эммет позвал меня откуда-то из соседней комнаты.

Я послушно направилась на голос. Следующая комната напоминала еще одну гостиную, только намного меньше, мебель здесь была все еще накрыта пологами. Отсюда наверх уходила широкая лестница. Но больше ничего разглядеть не удалось, наверху совсем не было никакого света. Дальше я попала в столовую. Комната располагалась в середине дома, и окна на улицу отсюда не выходили. Но восемь настенных светильников по стенам и большая круглая люстра, закрепленная на потолке в середине столовой, с тысячей стеклянных шариков, отбрасывающих несмотря на слой пыли яркие лучики во все углы, наполняли эту комнату достаточным количеством света. Почти всю площадь занимал красивый овальной формы стол и восемь стульев. Скатерти не было, но на одной стороне стола расстелено две салфетки и сервировка на двух персон.

— Ты ничего не имеешь против пасты? — спросил Маккартни. Он стоял сейчас напротив — в проеме, ведущем, видимо, на кухню.
— Нет. — Я пожала плечами и продолжила осматриваться вокруг себя. Я провела указательным пальцем по столу. На нем пыли не оказалось.

Все в этом доме говорило о том, что здесь поработала женская рука. Цветочные обои разных пастельных оттенков. Преобладание в мебели белого цвета и декора из благородных пород дерева. Несомненно, здесь когда-то жила обеспеченная семья. Мне представлялось, что в этом коттедже когда-то обитало счастье. Заботливая мать с любовью украшала каждый уголок дома, большая семья собиралась за обеденным столом, растопленный камин согревал всех жителей во время семейных посиделок. Из-за того, что улыбки и топот маленьких детских ножек больше не наполняли комнаты, дом грустил. Да, здесь было грустно, холодно и одиноко.

— От вина ты тоже не откажешься? — раздалось из кухни.

Я прошла через столовую. Мне уже было интересно увидеть, как выглядел весь дом. Я пребывала в уверенности, что кухня, так же как и остальные комнаты будет большой, в светлых тонах и созданной для того, чтобы на ней готовили вкуснейшие обеды для большой и дружной семьи. Все так и оказалось.
— Не откажусь, — ответила я.
Эммет достал бутылку охлаждённого красного вина из холодильника.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь?
— Если тебе нетрудно, отнеси блюдо на стол.
На металлическом подносе стояли несколько соусников. Он явно готовился. Пока Маккартни открывал вино, спагетти, также как и соусы, удачно перекачивали в столовую с моей помощью.

— Мне достаточно, — остановила я, когда Эммет наполнял мой бокал.

Наконец мы оказались за столом. Волнение, периодически накрывающее меня с головой, как только мы выехали из Снокоми, приближалось к своему апогею.

— За приятный вечер, — сжимая пальцами тонкую ножку бокала, Маккартни протянул ко мне руку.

Я подняла свой бокал ему навстречу. Тихий звон прервал давление зловещей тишины этого дома и заставил меня вздрогнуть. Я и Эммет нарушили уединение этого места.

Несколько минут мы ели молча, кроме тех секунд, когда я бормотала что-то типа «очень вкусно». Это было неожиданно, но меня посетил аппетит. Вроде бы я сейчас должна в ужасе ожидать вердикта Маккартни о моей будущей жизни и тех изменениях, которые он в неё привнесёт, но мне было приятно вот так просто жевать макароны рядом с ним. И к тому же наличие вина за ужином обязывало съесть хоть что-то. Ведь мне совсем не хотелось переваривать наш разговор на пьяную голову.

— С десертом все оказалось сложнее, поэтому я купил мороженное, — нарушил молчание Эммет.
— Нестрашно, я не любитель сладостей. Мороженное тоже сойдет. Если, конечно, тебя не будет отвлекать стук моих зубов. — Я улыбнулась, желая разрядить ту неловкость, что заставляла пылать мои щеки огнем. Уже несколько минут, как мое лицо то бледнело, то заливалось ярким румянцем под взглядом бывшего начальника.
— На улице есть дрова. Я могу растопить камин. Днем было так жарко, что я не заморачивался с отоплением.
— Было бы неплохо.
— Знаешь, я очень рад снова тебя видеть.
Я набралась храбрости и посмотрела ему прямо в глаза. Он говорил искренне. А ведь на самом деле, если бы три года назад наше расставание произошло без криминала, то я и сама была бы, несомненно, рада его появлению.
— Все случилось неправильно, — продолжил он. Его голубые глаза неотрывно следили за мной, сканируя реакцию на слова. — Изабелла, почему ты не пришла ко мне? Мы нашли бы другой выход.
Мне не хотелось с ним спорить. Почти каждый день я обрабатывала в голове все варианты, которые тогда могла использовать, старалась предположить, к чему бы это привело. Но как говорится, после драки кулаками не машут. Слишком мало времени было у меня на раздумья. Что случилось, то случилось.
— Когда мы нашли твою запись. Эдвард нашел… — Маккартни сделал паузу после этих слов.

До этого сидевшая без движения, словно в засаде, я вздрогнула. Чёрт! Вот оно, то самое заветное имя, произнесенное не мной и вслух. Как же обжигало оно всё внутри, я воспламенялась, как камыш от одного движения спички. А моя спичка — это имя Эдвард Каллен. Я старалась никак себя не выдавать, но Маккартни все равно заметил, как я шевельнулась на стуле, потому что неотрывно наблюдал за мной.

Мне хотелось спросить: как Эдвард отреагировал на то, что увидел, почему именно он нашел запись тем утром, значит, искал меня, зачем, что он подумал обо мне, как поступил дальше? Но многолетняя выдержка не выкрикивать имя Ягуара на каждом перекрестке в надежде дозваться его и даже не думать о нём, сыграли свою службу. Я сдержалась.

— А ещё лучше, если бы ты обратилась к Эдварду.

В этот раз я была готова и даже ещё больше замерла, боясь дышать. Наверняка Ягуар не раз всплывет в разговоре сегодня вечером. Поэтому вместо того, чтобы показаться нервно больной, страдающей тиком, я сжала всю свою волю в кулак.

— Каллен, конечно, очень резок и жесток во многих моментах, но он бы тебе помог. Как и я. Но я понимаю, что ты растерялась. Не каждый день сталкиваешься с такой ситуацией. А твоя запись говорит о том, что ты достаточно ответственно подошла не только к спасению друзей, но и к сохранению своей репутации в компании.
— Какая репутация? — удивилась я. — Я украла документы. Репутация воровки?
Мне было больно от этих слов, хотя я сама их произнесла. Воровка. Как это унизительно.
— Изабелла, — покачал головой Эммет, — никто так о тебе не думает. Ты оступилась, не подумала, не предвидела, до каких масштабов возрастет твоя глупая ошибка. Люди совершают ошибки каждый день, но тебе просто не повезло, и дело приняло совсем другие обороты. Никто не держит на тебя зла.
«И Эдвард?» — кричало подсознание.
— На самом деле я много раз думал о том, что произошло. — Эммет встал, взял бутылку со стола и подошел ко мне. Я и не заметила, что слушая его, постоянно отпивала из бокала. Видимо, это нервное. Когда вино снова заполнило мой бокал наполовину, я жестом остановила Эммета. Он поставил бутылку и занял своё место.
— Так вот, — он начал с того, на чем закончил. — Думал о том, что было бы дальше, если бы ты не сбежала. Скорее всего, Эдвард оставил бы тебя в компании. И твоя карьера могла бы продолжиться. Ты ведь хорошо начала. И в дальнейшем, даже если бы пожелала распрощаться с «Buildincorp», то тебя с радостью приняли в другом, не менее престижном месте. А что касается ваших отношений… — Маккартни затронул самую тонкую струну моей души. — Наверняка игра продолжилась бы. Ведь вам так нравилась эта больная страсть.
Мои щеки снова вспыхнули. И несмотря на то, что пальцы заледенели от прохлады, обнимающей меня за плечи, отчего по телу разносилась мелкая дрожь, голова горела огнем.
— А потом. — Он замолчал, видимо, сомневаясь, стоит ли мне говорить это или нет. — Потом я уже не думал о ситуации, которая сложилась. Я думал о тебе.
Теперь наступила моя очередь с интересом вглядываться в лицо собеседника и читать его эмоции. Что могло заставить его думать обо мне.
— Ведь я же знал все о Бобби и Тане. Представлял, как вы сможете жить после всего этого.
— Нам было тяжело, — тихо, словно боясь спугнуть мысль Эммета, прошептала я.
— Я знаю. Мне кажется, что ты всего это не заслужила. Ну, взяла ты какие-то старые документы и отдала их по глупости в руки мошенника, разве из-за этого ты должна рушить свою жизнь?

Слова Маккартни, как лекарство для моей души, растекались, наполняя вены, насыщая пустоту, которая росла с каждым днем от постоянных угрызений совести. Это было оправдание. Эммет оправдывал меня в своих глазах и моих собственных. Именно этого мне так хотелось все это время — знать, что они не считают меня пропащим человеком, что не проклинают и не желают привлечь к ответу.

Как только гость из прошлого появился на моем пороге, я знала, что пришел мой судья. А сейчас этот суд вершился. И меня оправдали. Я готова была разрыдаться от благодарности.
— Спасибо, — вырвалось у меня из самой глубины души. — Спасибо.
— Изабелла. — Мои слезы не остались без внимания.
Я быстро схватила хлопковую салфетку со стола и промокнула глаза, не желая снова рыдать перед Эмметом.
— Спасибо, — повторяли губы.
— Изабелла. — Он снова оказался так близко. — Встань.
Я встала, но дотронувшись рукой до его груди, отстранила от себя, не позволяя обнимать себя. Его доброта просто убивала меня.
— Так я только сильнее расплачусь, — я объяснила, почему не позволила успокоить себя.

Мне хотелось, чтобы он обнял меня, но это только еще больше расшевелило бы оголенные нервы. Его тепло и забота манили. Я не позволяла себе кинуться ему на грудь, вдохнуть его запах, снова забыть обо всех невзгодах в его объятиях. Мне так этого хотелось. Как только вчера ночью Эммет коснулся меня, заключил в замок своих рук, душа заиграла новыми нотами, которые я уже очень давно не слышала. Эммет для меня значил больше, чем просто бывший начальник. Он для меня друг, который никогда не даст в обиду, утешитель, принимающий мои слезы без раздражения. А ещё он моя совесть. Именно его осуждения я боялась больше всего, ведь в отличие от Ягуара Эммет всегда видел во мне бескорыстную, неспособную на предательство, невинную девушку. А я его надежд не оправдала. И сейчас он сказал, что не винит меня. А значит, он по-прежнему считает меня честным и порядочным человеком.

— За что ты благодаришь меня? — Маккартни стоял на расстоянии вытянутой руки.
— За твои слова. Ты не представляешь, как точило меня чувство вины, словно стервятник, раздирающий мою душу. Каждый день он клевал меня, медленно, больно, начиная с сердцевины, по кусочку. Больше всего я боялась вашего осуждения. Твоего и Эдварда.
— Бедная моя Изабелла. — Эммет сочувственно смотрел на меня. — Я даже не ожидал, насколько окажусь правым, когда предостерегал тебя, что рядом с Эдвардом ты потеряешь себя. Но ты пошла дальше. Ты потеряла свою жизнь.
Я все также касалась салфеткой уголков глаз и сдерживала себя от ответных слов, потому что стоило мне сейчас произнести хоть звук, и слезы хлынут на волю.
— Неужели все это время ты думала, что мы проклинаем тебя?
— Да, — я кивнула. — Я чувствовала себя ужасно, мне так стыдно.
— Сейчас ты знаешь, что самобичевание было напрасным.
— Я очень рада услышать это. Правда. Спасибо. — Наконец мне удалось взять себя в руки и сдержать попытки непослушных слез показаться Эммету.
— Ты рада слышать, что твои мучения были напрасными?
— Нет. Я рада тому, что вы не ненавидите меня.
— Это смешно. — В синем океане глаз Маккартни показалась рябь на безмятежной до этого глади. — Ты три года своей жизни убегала от призраков своих же страхов, слонялась по стране с больным мальчиком, непонятной подругой и младенцем на руках, а теперь говоришь, что счастлива от того, что тебя не осуждают?
Я молчала. А Эммет отчего-то злился.
— А ведь все наоборот. Это мне стыдно было появиться перед тобой той ночью. — Такие слова стали для меня полной неожиданностью. — С какими глазами я мог предстать перед тобой?
— Но почему? — не понимала я.
— Изабелла, — чуть мягче проговорил Эммет, — тебе очень много пришлось пережить. Мне следовало раньше обозначить себя.

Он вдруг замер, словно заставляя себя замолчать. Непонятная мне борьба отражалась в его глазах. Все это время, будучи источником спокойствия и рассудительности, в секунду Эммет превратился в напряженного и озадаченного. Брови сошлись на переносице, образуя горбинку. Было заметно, что он уговаривал себя на что-то. Наконец он справился с собой и больше не хмурил лоб.

— Выйдем на улицу ненадолго? — спокойным тоном спросил друг из прошлого. Да, именно друг. Так мне хотелось его назвать.
— Хорошо, — согласилась я и не стала требовать, чтобы он договорил то, что начал. Имела ли я право спрашивать с него что-то? Думаю, что нет.

Эммет расстелил один из белых пологов на старой тахте, занимающей угол веранды на заднем дворе дома, на котором мы расположились. А затем отыскал две старые парки, которые завалялись в кладовой дома. От них, так же как и от всего в коттедже, несло пылью. Но я не противилась, ведь температура на улице понизилась ещё на пару градусов. Маккартни достал пачку сигарет из кармана своей куртки.
— А можно мне одну? — с опаской, словно школьница, спросила я.
— Конечно. — Эммет протянул мне пачку.

После того, как зажигалка коснулась кончика сигареты, я затянулась. Всего лишь два месяца в своей жизни я была под влиянием этой вредной привычки. Роберту был уже годик, как я вдруг решила испытать на собственной шкуре волшебную моральную поддержку от сигарет, о которой постоянно рассказывают курильщики. Но через пару месяцев поняла, что разницы нет, курю я или не курю — все равно каждый день и каждую минуту думаю лишь об одном. Сейчас же курить захотелось как никогда в жизни.

— Как ты меня нашел? — спросила я после нескольких затяжек.
— Нанял детектива. И не одного, — ответил Эммет. — Это было не так просто и не так быстро. Но все же.
— А зачем? — Я подняла ноги на тахту и прижала их к себе, обхватывая одной рукой колени.
— Мне было интересно, как ты справляешься. Чувствовал ответственность за тебя.
— И как давно ты знаешь все обо мне? — В темноте мне не было видно его глаз. Очень жаль.
— Достаточно давно. — Эммет затянулся, красный огонек на секунду озарил его лицо и снова поблёк.
— И про Роберта знаешь. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Знаю.

И мы снова замолчали. Мне не хотелось спешить. Сейчас я испытывала наслаждение от нашей беседы и намеревалась осмыслить каждое его слово. Я травилась едким дымом и думала о том, как мне стало легко. Впервые за долгое время я расслабилась. Совесть не бередила душу. Я будто сбросила с плеч килограмм под двадцать и теперь готовилась взлететь. Ведь теперь многое могло измениться. Если Каллен не собирался травить меня законом, то мы можем вернуться домой. Наконец я смогу обнять отца, почувствовать колючие усы на своей щеке, обнять маму, расплакаться на её плече. Я смогу устроиться на новую работу, заниматься тем, что мне интересно. Попросить Маккартни вернуть мои документы, ведь они так и остались в их компании. Роберт узнает своих родных дедушку и бабушку. А что я скажу им про отца ребенка? Все скажу, как есть. Они поймут, ведь родители самые дорогие люди. А Эдвард… Эдвард… Вот, где закрался подвох. Если Эммет знал о Роберте, то знал и Эдвард.

— Заходи в дом, а я возьму дров для камина, — ворвался голос Эммета в мои мысли.
— Я тебя здесь подожду. — Одной мне стало страшно возвращаться в заброшенный дом.
— Хорошо, я скоро.

Глаза немного привыкли к темноте и позволяли неотрывно следить за силуэтом мужчины. Ночь выдалась на редкость темной. Лес шумел от легкого ветра. Я сильнее куталась в парку. Мне следовало решить для себя, что я хочу знать про Ягуара. Если он не испытывал ко мне лютой ненависти, то что же думал на самом деле? Нужен ли мне ответ. Успокоит ли это моё сердце. Все слишком странно. Появление Эммета испугало меня поначалу, но как оказалось, теперь я была очень благодарна ему за это. И неважно, что он не сделал этого раньше, главное, что вообще приехал.

— Заждалась? — Эммет вернулся с внушительно кучей дров. — Сейчас согреемся.
Я открыла Маккартни дверь и зашла следом за ним в дом.

Огонь красиво танцевал в камине. Мы разместились в гостиной на креслах друг напротив друга и потягивали красное вино.
— Твоя очередь, — произнес Эммет.
— Что? — не сразу поняла я, заколдованная огнём. В огне я видела Ягуара.
— Спроси всё, что хочешь?
Мы оба знали, что я спрошу в первую очередь.
— Эдвард знает, что у него есть сын, — прозвучал главный вопрос.
— Нет. — В глазах Маккартни снова заштормило. Уже не первый раз за вечер я видела сомнения на его лице, проявляющиеся нахмуренными бровями и поджатыми скулами.
Я же была поражена. Как это возможно.
— Я не сказал ему.
— Не сказал? — Я вылупилась на него, как на говорящего медведя.
— Нет, — снова повторил Эммет. — Его реакция может снова разрушить всю твою жизнь. Хотя не знаю, сколько раз может рушиться жизнь одного человека.
Я до сих пор не могла поверить в то, что услышала.
— Правильно ли я поступаю? — спросил он самого себя. — Уверен, что нет. Но это должна решить ты сама.
— Спасибо, — последовал мой незамедлительный ответ.
— Что-нибудь ещё?
— Больше ничего.
— Ты уверена? — Эммет будто мне не поверил.
— Уверена. — И в подтверждении этих слов я посмотрела на него глазами полными безразличия. Это было нелегко. Я ещё много чего хотела бы знать и не знать одновременно. Но без Ягуара мне намного лучше, пусть так и остается дальше. А взгляд Маккартни, в отличие от моего, смягчился, наполнился неожиданным блеском. Напряжение, которое он излучал, потихоньку отступало. Я чувствовала всем телом, как невидимые руки, посланные настроением собеседника, разжали свои цепкие пальцы, более не сжимая мои плечи и горло. Он был явно доволен ответом и абсолютно не скрывал этого.
— Изабелла, — ласково произнес он.
— Да?
— Ты готова услышать, зачем я приехал? — Внезапно тон его изменился. Он заговорил со мной так, как в первый день нашего знакомства. Властный и требовательный начальник, не приемлющий возражений. Волны тревоги опять накатывали на меня, как предвестники шторма.
— Конечно, — выпалила я. Уже не в силах угадывать, в чём причина его появления, я раздражённо теребила край рубашки. Эммет настолько облегчил мне страдания своим откровением, что я готова была исполнить своё обещание, а именно: спокойно выслушать его и не принимать поспешных решений. Но вот тон, которым Маккартни произнес последние слова, наводил на мысль, что мне понравится то, что я сейчас услышу.
— Я собираюсь стать крестным отцом для Роберта.

---

Жду вас на форуме
Ваша,
Beshenayabelka