И вот очередной «трудодень» закончился.
Занятия на Эйземе больше напоминали ознакомление с «древними учениями», чем тот процесс познания, к которому я привыкла в школе или на Искье.
Академия друидов, мать их, не иначе.
Браво, что еще укрощению стихий не учат.

Отписанные часы в теплице закончились. Вчера последний раз была…
(последний? бррр… вы плохо знаете Жо; это Аско мог прощать, а тут еще, видимо, не раз влечу – и быть мне постоянным рабочим на «грядочках»).

Торопливыми шажками в подвальчик, да так, чтобы никто не спалил: не охота выдавать тайное место.

Ужин (их дурная похлебка) пусть идет пропадом. Сегодня я буду упиваться тишиной и одиночеством.

Шарк-шарк-шарк. Еще один поворот, по темному коридору на ощупь – и родные ступеньки.
Стоп. Что это?

Тихий, робкий женский смех.
Нежный, ласковый бархат мужского…, родного, голоса.

Замерла. Замерла в оцепенении.
Боюсь пошевелиться.
Словно последняя мазохиста, внимаю каждому звуку. «Его» звуку. Едва дышу.
Жду.
… жду, но что? ЧТО Я ЖДУ?

Вдруг невнятный стук. Доля секунды – и Доминик уже стоял подле меня.
Неожиданно, беззвучно… из ниоткуда.
Глаза в глаза.
Застыла в ужасе (очи округлились, а легкие забыли дышать).

- И снова ты.

(тяжело сглотнула; молчу; испуганно, часто моргаю глазами)

Вдруг обнял за талию. Резко толкнул – и облокотил на стену (попытка отвлечь внимание? … мимо нас мышей проскочила какая-то девушка – я невольно провела ее взглядом и снова уткнулась ему в глаза).

- И что ты здесь искала?

(глубокий вдох; набралась храбрости)
-Уж явно не тебя.

- А мне кажется, что совсем наоборот. Только и ходишь за мной по пятам.

Нервно хмыкнула.
- Размечтался. Кому ты такой нужен?

- Тебе, - вполне серьезно выдал мне в лицо.
Вдруг прижался, нагло, дерзко, похабно притиснулся всем своим телом, грубо вдавив в стену.

(глупо, но все еще пытаюсь держать маску надменности, равнодушия, смеяться в лицо)

- И даже в кошмарном сне… такое счастье ненужно.

- Неужели? – его рука скользнула с талии вверх, бесстыдно проплыв по моей груди.
На мгновение замер, сжав до легкой боли, а затем продолжил движение (а я пытаюсь сдержаться, не дрожать, не выдавать свои чувства) – резкий рывок и сорвал нижнее покрывало вимпла, оголяя шею и грудь.
(дурное волнение, взрываясь в частом дыхании, шальном биении сердца, легкой дрожи, все же выдавало меня сполна)
Приблизился губами… вплотную, так чтобы слова обжигали дыханием кожу. Так, чтобы сильнее, нахальнее… заставлять меня дрожать.
- Я же чувствую, вижу, слышу… Ты – хочешь меня. Хочешь…
… Признайся.

Едкая надменная ухмылка (а сама едва не ною от жажды)
- Никогда.

- Признайся… - жарко, пошло прошептал мне на ухо, едва не касаясь губами. Едва не целуя; дразня, ДРАЗЯ и сводя с ума.
(нервно дернулась, попытка вырваться, но удержал)

Вдруг отстранился, ровно настолько, чтобы видеть мое лицо. Глаза в глаза. Ликующая улыбка плясала на его губах, предвещая недоброе.

- Признайся, птичка, и нам обоим будет приятно, – игриво вздернул бровкой, - гарантирую.

Ядовито рассмеялась в ответ (право, это были остатки сил, последняя желчь – я таяла в его объятиях, как лед на солнце).
- Малой ты слишком, чтобы быть в себе настолько уверенным. Тебе до моего Асканио… еще ой как далеко.
- Малой? – вдруг едко захихикал (и на мгновение отвел глаза). – К твоему сведению, сладкая, я старше твоего Аско почти на три века. Так что… кто еще кому в папеньки годиться.

(невольно рассмеялась)
- Так это ты – старый хрыч, выходит?
- Ах, ста-арый уже? – Улыбнулся в ответ. – Значит, то малой, то старый? Тебе не угодишь.
(странно было замечать такие перемены: казалось, будто мы никогда и не ссорились)

- Не угодишь, - игриво скривилась и, закатив глазки под лоб, загадочно закачала головой.
(а счастье, тупое, дурное счастье разливалось эйфорией в душе и теле, смывая прежние обиды)

- Так, может, проверим? – и вдруг резко дернул на себя, не двузначно намекая на близость.
- А, может, ты лапки свои уберешь?
(ведь нельзя, нельзя поддаваться влечению!!)

Неожиданно ступил шаг назад, повелительно, без права на сопротивление, обернул к себе спиной и снова вдавил в стену.
Я едва успела (инстинктивно) выставить руки, чтобы лицом не плюхнуться об камень.
Пошло прокатился руками по талии, спускаясь к бедрам.
- Пусти, - уже без ноток юмора прорычала я.
Не слушал. Еще сильнее прижимался, а руками блудил по телу.
- И где же твой пыл? Где сомнения? – вдруг задрал, нырнул под платье и ухватился уже за голую талию и снова притиснул к себе.
- Отвали, Доминик!
- Не рычи… - (глупые шуточки).
Нервно дернулась в попытке локтем засадить в грудь, но тот увернулся.
- Ох, а мне это нравится!
- Пусти!!
И снова рывок (видимо, тот намеревался что-то свое вычудить, а потому на меня не среагировал - невольно пошатнулись вбок). Попытка руками ухватиться за ступеньки и на четвереньках сбежать – тщетно. Оба завалились на лестницу.
- Не уйдешь, - игриво зарычал и обхватил поудобнее, дабы не улизнула.
- Пусти!
Вдруг грубо, больно дернул на себя и тут же разорвал на мне белье.
- ПУСТИ!!!!!!!!!! – отчаянно завопила я, предчувствуя, что не справиться. И снова рывок, и снова дергаюсь, вырываюсь, отбиваюсь. Глупые, тщетные попытки укусить до дикой боли, дабы разжал хватку.

Покрепче обняв за талию, приподнял и тут же перевернул к себе лицом. В миг раздвинул ноги и протиснулся между ними, заставляя меня себя обнять.

- ПУСТИ, БЕЛЬЕТОНИ! ПУСТИ!

Я НЕ ХОЧУ!

ПУСТИ!

МОЛЮ!!!

- Не сопротивляйся, - впился похотливым поцелуем в шею, медленно спускаясь к груди (насколько позволял вырез платья).

- ПУСТИ-И!!!!!!!!!!!!!!!!!!! – жалобно запищала я, с последних сил, уже захлебываясь слезами.

А в голове…
поплыли кораблики.
Обрывки фраз. Калейдоскопы ПРОШЛОГО.
ТУПОЕ ДЕЖА ВЮ.
М а - н ю.

Поцелуи доныне любимого ВНОВЬ превращаются в АД.
И снова я умираю от ужаса. И снова дрожу от страха и боли.

- Пусти, пусти, пусти… - шептала я машинально уже, в своем далеком, больном дурмане.
Тогда, тогда как…
… Доминик давно перестал меня мучить. Жадно обнял, прижал к себе, как маленькую, … пытаясь успокоить, и тихо, испуганно что-то шептал.
- … Извини.
Извини.
Я не хотел.
Извини…
Прости, … я перегнул палку…

Но я не слушала, не слушала его…
Больное сознание давно уже начало играть в жестокую, жуткую шутку, заслоняя реальность ВОСПОМИНАНИЯМИ.
… отрешенно шептала одно единственное слово,
тихо; едва слышно…
…чтобы больше не бил.

… шизофренический бред, подобно молитве.

Жадно уцепилась руками за рубашку, уткнулась лицом в шею и тихо ревла, выла, изливая ту пекучую, желчную боль, что так давно меня глушила.

Вдруг сжался. Замер, не дыша, мой Доминик.
Невольно отстранился…
Глаза оттаивали, изгоняя мрак из зениц.

Пустой, бессмысленный взгляд.

Ужас. ДИКИЙ УЖАС застыл на его лице.
Не мог поверить в то, что было? случилось со мной? что нарыл в больной голове?

Глубокий вдох – и наконец-то взглянул в глаза.
(испуганно наблюдаю за немой картиной; часто, нервно моргаю, пытаясь прогнать пелену слез, давлю, душу рыдания, дабы не мутили еще больше сознание – чувствую неладное)

Вдруг…
как никогда еще…
Звериный оскал, вместо эмоций.

- ИМЯ!

Не сразу поняла.
(поледенело все внутри)
промолчала…

- ИМЯ!

(Маню? Нет. Не выдам. Если, если я ему скажу, отвечу, то…)

- ИМЯ УБЛЮДКА, - медленно, мерно, как скрежет метала.

- Нет, - испуганно закачала головой. – Нет.
Не скажу.

Вдруг приблизился. Уткнулся своим лбом в мой. Глаза в глаза.
Железное, смертельное, незыблемое.
От этих звуков застыло, заныло все внутри; оцепенело от ужаса внизу живота.
- Жозефина. ИМЯ и ГДЕ НАЙТИ.

- Нет.
Вдруг прикрыл веки. Тягучий, глубокий вдох.
Еще мгновение – и в глаза уже уставились очи демона.
Черные. Жестокие.
Мертвые…

Нервно дернулась, испуганно отстранилась.

- ИМЯ.

- Нет, - и снова машинально отвечаю, но мысли, мысли-то упорно кружатся вокруг правильных ответов, которых никогда нельзя называть ВСЛУХ.
… а это, увы, теперь уже и не надо.

Резко сорвался – и вылетел прочь.

***
Пытаясь совладать с собой, поднялась я (как только можно быстро), рванула (поплелась) за ним. Спешные (едва волочу ноги) шаги по ступенькам, в коридор -
… и след простыл.

Тупая минута осознания…
… и тихо завыла.

Скользя спиной по холодной каменной стене, неспешно спустилась вниз.

Забилась в угол.

Испуганно, сражаясь с накатами шизофренических чувств отчаяния, никчемности и обреченности, нервически качалась взад-вперед. Попытки успокоиться. Глупые, пустые старания.

Спустя минуты, а, может, и часы (не помню, не знаю) взгляд (бессмысленно блуждающий попеременно с уткнутым в одну точку) нарвался… на затерявшуюся под деревянными настилами пробку.

Бочонок вскрыт.
Бесстыже брошенные два бокала.

… глупое раздолье.

Это была самая длинная ночь,… в моей жизни.
Ночь, когда даже вино не помогло забыть, убить ужасное чувство, что сегодня из-за меня покалечат, или убьют человека.

Да, мне больно; ужасно, разорвано сердце. Не раз кляла, просила ему (для Маню) смерти.
Но теперь, теперь, когда это реально…СОВСЕМ РЕАЛЬНО! и так близко, я не вижу в этом счастья – только отвращение и гадкая боль.

Дикая, больная боль.

_______________

Форум