Глава 2. За 8 секунд до взрыва.

Неделя спустя.
Я выбегаю из офиса в предвкушении долгожданной передышки от вороха не разобранных бумаг и переговоров. Прозаичное слово «обед» в такие моменты приобретает значимость спасательной операции мирового масштаба.
В шаговой доступности всего два места для решения моей проблемы: ресторан напротив, вполне даже ничего, но слишком уж давит одним названием. Посему я, как обычно, направляюсь в маленькое кафе сразу за углом, давно облюбованное мной для кратких минут отдыха. Его тишина и уют расслабляют, наполняя меня легким романтизмом и даря надежду на разрешение всех рабочих проблем. Да и готовят там просто супер.
Уже предвкушаю удовольствие от перспективы утоления нешуточного голода, отдаю шубку всегда приветливому администратору, залетаю в зал и сразу меняюсь в лице. Ну, что за ерунда? Это мой столик, мой! Какого черта делает за ним это тип. Все. Настроение на нуле, аппетит пропал, пошла вешаться. Обреченно направляюсь к соседнему столику, с тоской наблюдая, как этот наглец листает газету за моим. У моего окна, в моем уголке. Охота газетку почитать – топай в избу-читальню, нечего тут рассиживать и женщин лишать последней радости в жизни.
Наглец отрывается от газеты, поднимает голову, и я спотыкаюсь на ходу, потому что встречаюсь с уже знакомым слегка ироничным взглядом потрясающего оттенка бирюзы моего недавнего собрата по несчастью. Упс. Эй, мужчина, нельзя так смотреть на голодных женщин, а-то у них проснется аппетит несколько иного рода. Боже, что я несу. Ладно. Вот сейчас я уж точно молчать не буду, а буду отстаивать свою собственность. Не нравится – пусть двигается!
Полная несокрушимой решительности, поддерживаемой осознанием собственной правоты и бросив сухое «привет», плюхаюсь напротив нарушителя моего душевного спокойствия. Он продолжает улыбаться одними глазами, сохраняя невозмутимое выражение лица, хотя явно заметил мое недовольство.
Дабы не показаться совсем уж невежливой и оправдать себя, буркаю:
- Это мой столик, я всегда здесь сижу и не собираюсь менять своих привычек из-за случайных посетителей!
- Ох, простите! – а в глазах ни малейшего раскаяния, нет, ну, что за гад! – Но даже если бы я знал, что здесь занимают места согласно купленным билетам, я бы все равно попытал счастье. Это самое уютное место, а я люблю уют и комфорт в это время суток, способствует улучшению обмена веществ.
- Я знаю, какое это «место», поэтому верна ему уже пять лет!
- Оу, такое постоянство свойственно не каждой женщине. Оно распространяется только на места, где вы устраиваете «пир души», или на все общечеловеческие ценности тоже?
«Издеваешься? Я тоже умею!», - проносится в голове, и, оставляя без внимания вторую часть вопроса, выдаю:
- Я верна своему кафе, но безбожно изменяю блюдам от шеф-повара с обычным меню.
Он закатывается искренним смехом и таким же насмешливым тоном продолжает:
- Вот уж поистине настоящая женщина! Тверда и непреклонна в главном, но так ветрена по мелочам. Тогда посоветуйте, с каким блюдом здесь лучше всего совершить адюльтер? Я чертовски голоден, и с большим удовольствием составлю вам компанию. Или вы составите компанию мне?
«Очень хитро, не оставить мне выбора в любом случае. Ладно, еще пожалеешь, что со мной связался. Я отважу тебя от моего кафе раз и на всю жизнь!», - опять комментирует ситуацию мой внутренний голос.
- Тогда рекомендую салат «Андалузский», суп «Панчо» и горячее «Фантазия Дали». Ах, да: десерт или вы блюдете фигуру?
- Пожалуй, лучше кофе, а в остальном полагаюсь на ваш вкус. И давайте уже перейдем на «ты». Кстати, надеюсь горячее того стоит, а-то после недавнего кинопросмотра у меня сложилось стойкое непринятие раннего творчества этого гениального художника.
Я непонимающе смотрю на собеседника, а он, изобразив искреннее раскаяние, что поставил меня в тупик своим комментарием, решает пояснить:
- Я про недавно вышедшие «Мелкие останки», ну или как они теперь обозначены в нашем прокате – «Отголоски прошлого». Хотя, как по мне, никакое название картину уже не спасет.
Во мне борются два противоречивых чувства: с одной стороны, я на все сто разделяю его отношение к этому «шедевру», потому как Дали для меня – это мое все в мире живописи, и я ненавижу тех, кто надругался над моими идеалами бездарной актерской игрой и извращенной сюжетной линией. Да про этого гения можно было снять ТАКОЕ, а сняли, это. Конечно, я не объективна с точки зрения поклонников, но мое мнение имеет место быть, ни на что не претендуя. А с другой – я из-за какой-то примитивной вредности, вызванной еще не до конца прошедшей обидой на начало моего обеденного перерыва, просто не хочу с ним соглашаться! Ну, не хочу. И решаю свернуть на скользкую дорожку обсуждения творчества художника, в котором я-то сильна, а вот оппонент? Ха, не уверена.
- А чем это вам, то есть тебе, - поправляюсь я, отреагировав на то, как мой собеседник поморщился на мое официальное «вы», - не угодило его творчество? Ты защитник обиженного Милле с его пресловутым "Ангелом"?* Или претит знаменитое: «Миру придется немного потесниться, и еще вопрос, вместит ли он гения!»
- Ну, почему же, – вот интересно, мне начинает нравиться его ироничная улыбка, которая слегка задевает уголки губ, а в это время мой визави продолжает, - "Ангелы" Дали мне несравненно ближе, особенно "Архитектонический", а это его меткое: «Великие психологи и те не могли понять, где кончается гениальность и начинается безумие» вообще должно быть написано крупными буквами на каждом психиатрическом заведении.
«Оу, да мы умничать пытаемся? Ну, давай посмотрим кто кого! Вредный червячок уже основательно окопался в моем сером веществе и вылезать отказывается наотрез» - успеваю подумать я прежде, чем выдаю:
- А как тебе: «Я не ищу, я – нахожу»
- А тебе: «Обожаю умных врагов»
- «Пейзаж – это состояние души»
- «Смерть завораживает меня вечностью»
- «Я до неприличия люблю жизнь»
- А для тебя «Дали – наркотик, без которого уже нельзя обходиться», подводит итог нашей интеллектуальной перепалке мой собеседник, а ставит точку в этой битве «титанов» официант, принесший наш заказ и расставляющий на столе блюда.
- Приятного аппетита! – елейным голосом провозглашаю я начало трапезы и вонзаю вилку в свой салат.
- Взаимно. – В тон мне отвечает любитель сюрреализма и заинтересованно смотрит на свою тарелку. – Вот это да, откуда ты знаешь, что я люблю салатный микс?
- Ну, у тебя на лбу светится табличка: «Я за здоровое питание», наслаждайся, - мило улыбаюсь я, отправляя в рот кусочек копченой курицы и веселясь от одной мысли о том, что как бы он не копался в своем миксе из трех видов салатных листов, он все равно не найдет даже намека на мясные ингредиенты.
Историю того прозрачного бульона, который скрывался под заманчивым названием «Панчо» можно пропустить, ибо я ждала финального аккорда своей мести за оккупацию столика. Она не заставила себя долго ждать. Напротив моей тарелки, благоухавшей тонким ароматом пряного соуса, под которым прятался неслабый кусочек свинины, красовалась тарелка моего компаньона с тушеными овощами, а мазки ярко-оранжевого морковного соуса (редкостная гадость, к слову сказать) довершали картину горячего блюда с громким названием «Фантазия Дали».
- Ммм, какая тебе досталась красота! – позавидовала я, отправляя в рот сочный кусок свинины, - Дали изошел бы йадом, увидев такой шедевр!
- Да, впечатляет. – Обронил в ответ мой собеседник, ничем не выдавая своего голодного разочарования.
- Мне удивительно, что дама, которую я знаю в общей сложности всего несколько часов, уже столько знает обо мне и так тонко чувствует.
Серьезность его тона ставит меня в тупик.
- И в какие же места ударила моя проницательность? – интересуюсь я уже всерьез.
- Ну, не часто встретишь женщину, которая так увлечена не только сюрреализмом вообще, но и Сальвадором, в частности. Которая знакома не только с его картинами, но и с крылатыми выражениями. Которой не понравились «Мелкие останки», хотя полмира сходит с ума по мистеру Паттинсону. И в довершение ко всему эта женщина безошибочно определяет, что я вегетарианец. В душе.
Я краснею от того, что меня тонко поймали на преступлении.
- Будем считать, что счет открыт и он 1:1. Месть за захват столика свершилась. Я ведь правильно понял твой ход, и это не было попыткой убить меня, обрекая на голодную смерть?
Мое лицо окончательно приобретает оттенок спелого помидора, и я просто киваю, стыдясь посмотреть ему в глаза. А они настолько красивы, что это оказывается для меня худшим наказанием за этот обед.
Уже мысленно проклиная себя за эту выходку, я слышу, как он подводит итог подошедшей к концу трапезы:
- Но, поскольку наказание было во сто крат суровее преступления, я требую небольшой моральной компенсации, а именно: повторного обеда или ужина, только в моем заведении и с моим меню.
- Да? А тебе не кажется, что это отдает не чем иным, как свиданием с замужней женщиной, которая не скрывает своего статуса, и может квалифицироваться только как непристойное предложение?
- А кто говорит о свидании? Я упомянул лишь компенсацию, по-моему, все предельно честно! – и не давая мне возможности опомниться, этот совратитель берет со стола мой мобильник, который я по привычке положила на стол в самом начале обеда, и забивает в него свои данные. Нет, ну, правда, наглец!
- Ты так уверен, что я позвоню? – ехидство прет напролом, преодолевая без помех все рамки приличия.
- Конечно, нет, но хоть надежда и глупое чувство, только оно мне и остается. Я буду ждать.
Мы поднимаемся из-за стола, и уже на выходе из кафе я вдруг оборачиваюсь и прямо задаю вопрос, который не давал мне покоя на протяжении всего нашего общения:
- Как ты здесь оказался?
- Я хотел увидеть тебя, - просто отвечает он, - выбор между ближайшим рестораном и этим кафе передо мной даже не стоял, я на 100% был уверен, что ты придешь сюда. А столик, - он делает паузу и сквозь меня проходит электрический разряд от той магии, которая отражается в его глазах, - это действительно самое уютное место в этом заведении. От него веяло обещанием задушевности беседы, которую, собственно, я и получил.
- Я буду ждать звонка, - подводит он итог нашей встречи.
- Пока, но боюсь, что убью твою надежду.
- Она у меня живучая, - напоследок сообщает мне незадачливый «вегетарианец», и мы расходимся по своим делам.
* Речь идет о новой мифологии "Ангела", самой известной картине французского художника девятнадцатого века Жана-Франсуа Милле. На этой знаменитой картине, горячо любимой викторианцами за пропитывающие ее благородные чувства, были изображены крестьянин и крестьянка, склонившиеся, как во время молитвы, после работы. В своих работах Дали дал совершенно другую интерпретацию сцене Милле.
________________________________________________________________________________

Форум

Отдельная просьба к фанатам мистера Паттинсона. Не стоит воспринимать пару фраз, встретившихся по тексту, как личное оскорбление. Я уважительно отношусь к вашим пристрастиям, все строго имхо и не претендует на истину в последней инстанции.
С уважением, keyt