Название: Боль
Музыка к фику: Линда - Боль
Автор: -
Жанр: Drama, Angst, POV
Рейтинг: PG
Пэйринг: Белла/Эдвард
Саммари: О той, что не прощает никого...

POV Bella

Уперевшись спиной в ствол дуба, взглянула на небо. Мрачное. Скрывающее бурю. Непроницаемое и холодное. Как я.
Порыв ледяного ветра яростно ворвался в крону дерева, разоряя ее, задел мои волосы, перекинув некоторые, не прижатые спиной, пряди на лицо, принес сводящий с ума запах осени и осыпал пожухшую траву бесцеремонно сорванной им красной и желтой листвой.
Молодая парочка, обжимающаяся на лавочке через парковую дорожку от меня, поднялась. Девушка поставила воротник своего пальто, защищая шею, а парень, задрав голову, что-то сказал ей и обнял за плечи. Она засмеялась в такт цоканью собственных шпилек по асфальту и засунула руку в задний карман его черных джинс.
Их веселье было лишним здесь, в месте, где солнце скрыто стеной свинцовых туч. И ветер подтвердил мои мысли, подтолкнув обоих в спину, с новой силой закружив листву и мусор из урн.
Пара скрылась за поворотом, уголок моих губ слегка дернулся, но так и не скривился в обычную ухмылку, которую никто не видел уже более трех месяцев.
Конечно, едва мысли потекли в том направлении, как настроение, на пару миллиметров приподнятое от седьмого круга ада, вернулось на исходные позиции.
Постаравшись расслабиться, почти силой заставила себе разжать пальцы, ногти которых до боли впились в кожу. Поднеся ладонь ко рту, успокаивающе лизнула выделившиеся полумесяцы, и снова глянула на небо. Осталось немного.
Над городом прокатился громовой раскат, где-то вдалеке сверкнула молния, я кивнула сама себе и закуталась в куртку, спрятав руки в рукавах.
В рюкзаке надрывался телефон, и уже не в первый раз, но я проигнорировала его. Начхать, кто это и зачем этот кто-то звонит. Безразличие уже давно неотъемлемая часть меня.
Подтянув одну ногу к груди, достала из кармана пачку сигарет и зажигалку, и, привычным движением выудив тоненькую сигарету, крутанула колесико, выщелкивая искры, одновременно с этим нажала на кнопку, подпитывая огонек.
Зажав сигаретку между губ, вздохнула, прикуривая, и, спрятав зажигалку, затянулась, как следует.
Никотин заполнил рот, носоглотку, немного подержав его в себе, выпустила сизый дым через ноздри. Не знаю почему, но мне нравилось выдыхать именно так.
Еще один раскат громыхнул где-то совсем близко, но я даже не вздрогнула. Только затянулась еще раз, наблюдая, как медленно тлеет табак, подбираясь все ближе к фильтру.
Вторая пачка за этот день подходила к концу, и каким-то краем сознания, отметила, что нужно не забыть купить еще пару на завтра.
Дым поднимался вверх, становясь все призрачней, а потом растаял вовсе. Несколько ворон с соседнего дерева перелетели на другое, оглушая своим никому ненужным карканьем этот мертвый уголок. Дернув плечом, потянулась к рюкзаку и отключила досаждающий мобильный совсем.
Теперь, точно одна. Тишина и осень не в счет.
Тугая стальная сеть внутри меня начала разжимать свои когти, потихоньку выпуская наружу боль. Острая, наглая, она зарождалась в животе и растекалась по крови, неся себя во все уголки моего естества, плавя изнутри. Моя подруга, моя сестра, мое отражение, моя боль, единственное напоминание о том, что я все еще могу чувствовать.
Не помню, откуда она появилась. Была ли она плодом моего воображения, или психическим расстройством, или все же пугающе настоящей?
От этих странных мыслей меня отвлек запах мокрого асфальта и сырости. Судя по промокшим джинсам, воде, капающей с волос, и лужам вокруг, ливень начался давно. Со мной такое бывает. Выпадаю из времени.
Прикрыв глаза, я не сделала ничего, чтобы укрыться от мощного каскада, обрушавшегося на город.
Домой, естественно, идти не захотелось. Это грозило серьезным наказанием, но последнее время, меня не пугает даже оно. Просто стало все равно.
Боль сокрушила очередной барьер, что я успела построить за день, и влилась в сознание, наполняя его горькими темными мыслями. Она была чем-то похоже на меня. Или, она была мной? Давно уже перестала видеть разницу. Мы вместе так долго, что это не так существенно, как в первую неделю ее визитов.
Закурив еще одну, я стряхнула пепел в траву и обняла рукой колени. Крепкие. Пожалуй, куплю именно эти. От них хорошее послевкусие.
Эта мысль, так же, как и все до этого растворились в черном океане… страданий? Какое дурацкое пафосное слово.
В каком-то внезапном порыве, я достала мобильный и включила его. Пока он медленно загружался, сделала последнюю затяжку, раздумывая, зачем это делаю, почему именно сейчас. Возможно, боль знала. Я нет.
Одиннадцать пропущенных от мамы, шесть от... неважно. Стерев все, зашла в сообщения. Среди всех смс от по-прежнему не наплевавших на меня, высветились три одинаковые от того же неважно.
Прости меня.
Если бы могла, засмеялась. Или, скорее всего, получилась бы истерика. Но я не собиралась больше плакать. Хватит и тех слез, что уже были. Хотя, подозреваю, даже если захочу, также как и со смехом, не получится.
Мы никого не прощаем.
Боль согласилась, подкидывая еще одно воспоминание.
В тот день было очень жарко, даже для середины июня. Я заехала к нему, чтобы забрать вещи, забытые после проживания там. В доме как всегда пахло сосной, подгоревшим кофе и горячей пиццей.
Он сидел в гостиной, перещелкивая с канала на канал, и, когда я поздоровалась, весело ответил, пошутив, о чем-то связанном с женщинами и их вечной манией таскать по пять чемоданов разного барахла, а потом забывать его. Я сделала ироничное замечание и поднялась наверх, начав активные поиски любимой ветровки в своей комнате.
Помню, что вместе с легким ударом закрывающейся двери, я уже знала, что что-то не так. Шестое чувство, наверное.
Он швырнул меня на кровать. Сначала, подумала, что просто дурачится, заткнув инстинкт самосохранения подальше. Потом, когда пуговицы от моей блузки разлетелись в стороны, поняла, что все всерьез.
Паника, неверие, страх парализовали меня, и первую минуту, практически не сопротивлялась. Это минута стоила слишком дорого. Когда же я осознала, что происходит, забрыкалась, начала изворачиваться, но было слишком поздно.
Мои крики переходили в завывания, какие-то судорожные всхлипы, в глазах темнело. Руки, молотившие тело, крепко прижавшее меня, слабели, кажется, сломала несколько ногтей.… Каждое движение приносило боль, и сама не знаю как, сумела дотянуться до тяжелого светильника, стоявшего на обшарпанном письменном столе.
Изловчившись, приложила его пару раз по голове, потратив на это все силы. После второго удара, он потерял сознание.
Теперь, все происходило быстро. Разум выместил все чувства, он еще позволит мне переживать это снова и снова, но тогда нужно было убираться. Я действовала рефлекторно, почти не понимая, что делаю.
Перекатила его с себя на пол, натянула сдвинутые до колен джинсы, стараясь не смотреть на красную влагу, растекшуюся по ногам.
Подхватив ветровку и несколько свитеров, запретив себе отвлекаться на боль, бегом, насколько это позволяло мое состояние, миновала коридор, лестницу, на ходу натягивая свитер, путаясь в рукавах и стесывая тканью кожу на спине.
Хлопнув входной дверью, я ринулась по подъездной дорожке к пикапу. Открыв дверцу трясущимися руками, забралась в машину, с третьей попытки попала ключом в зажигание, и, с бьющимся в горле сердцем, поехала прочь, взвизгнув шинами, оставляя дом отца все дальше и дальше…
И что я хотела увидеть? Удивляясь собственному поведению, снова выключила телефон и убрала обратно, пока его не залило водой.
Гроза продолжалась, и я зачарованно смотрела на молнии, вспыхивающие ветви которых заставляли почувствовать всю стихийную ярость бури. Очередной громовой раскат, и левее от моего дуба, сгибаясь от силы ветра, застонал каштан.
Я завидовала молниям. Они были свободными, не зажатыми в чьи-то рамки, неукротимыми и недолговечными. Одна секунда, одна яркая вспышка на небе, кого-то приводящая в восторг, а кого-то в ужас и все.
Мне бы хотелось уйти. Более того. Я к этому готова, и эта решимость никуда не ушла. Боль услужливо помогла и с этим.
У меня уже была одна попытка в августе.
Стоя там, на перилах моста, я раскинула руки и думала о том, сколько продлится полет, прежде чем холодная река утянет меня на дно навсегда. Нет, у меня не тряслись ноги, я не боялась высоты, и спокойно смотрела на мелкую рябь.
Тогда казалось, что вот я прыгну, и все имена, образы, фразы, мысли оторвутся, зависнут в воздухе, и я успею скрыться раньше, чем они вновь найдут меня.
Да, это эгоистично. Кто-то скажет, что это грех, и вообще, нет ничего ценней жизни. Вот только жизнь это форма. А у формы, есть содержание. В содержании моей жизни перепуталось черное и белое, смешалось в серое, перевернулось с ног на голову, и я больше не понимала, что хорошо, а что нет. Я потеряла веру, во что бы то ни было. Даже в себя.
Какое-то время жду, что сейчас она пронесется перед глазами, как цветной фильм, но этого не происходит. Видимо, я еще не дошла со своим билетом до проверяющего. Мысленно прощаюсь с мамой, но не извиняюсь. Знаю, что простить за то, что я собираюсь сделать, невозможно. Теперь, заботиться о Рене будет Фил, и мой младший сводный брат Джейкоб, когда подрастет.
Вытягиваю ногу, и остается всего один шаг до вечности в аду. Ад – это все же более определенно, чем то, что у меня сейчас.
Глубокий вздох, пальцы уже почти ловят ветер, когда в меня кто-то врезается и сбивает с перил на асфальт. Удар, тут же заныли плечи и спина, не могу вздохнуть, а перед глазами только синее летнее небо без единого облачка. Перекатываюсь, и оказываюсь на чьей – то теплой груди, обтянутой белой майкой…
- Белла? Ты совсем с ума сошла? Так и знал, что найду тебя здесь!
Моргнув, я медленно возвращаюсь в настоящее. Не послышалось. Помянешь черта… Точно, там, под каштаном, закрываясь черным зонтом, стоял Эдвард Каллен.
Слегка скосив в его сторону, достала сигарету, и закурила последнюю, отбрасывая пачку прочь. Нехорошо получилось. Промазала мимо урны.
- И хватит претворяться, что не видишь меня! – он стремительно приближался ко мне, но я по-прежнему смотрела в небо.
Считая про себя вспышки молний и выдыхая дым, надеялась, что Эдвард, наконец, поймет, что я больше не желаю видеть его. Хотя, надеялась сильно сказано. На самом деле, мне было все равно.
Просто, сейчас он был досадной помехой. Каллен нарушал мое уединение, мое собственное чистилище, мешал нашему с болью разговору.
Она нетерпеливо нахлынула еще одной волной, подсказывая, что я не плачу, не смеюсь, и не разговариваю с июня. Нет, у меня не пропал голос, и не парализовало мимику.
Не понимаю, зачем это все. Слезы. Мелкие капли, появляющиеся после унижения или чего-то мерзкого. Смех. Пронзительные громкие звуки, означающие что-то счастливое, вызывающее улыбку. Слова. Мелочные, низкие, они не способны выразить мысли, как бы ты не старался. Из-за них, кто-то вечно что-то понимает не так, прикрывает ими ложь, втирается в доверие… Гадкая штука.
Все мерзкое со мной уже случалось, и лимит рыданий в подушку исчерпан, радости же и вовсе нет места, а молчать всегда лучше, чем что-то говорить.
- Белла! Ты же вся промокла! Идем, я отвезу тебя домой!
Слишком много на себя берешь.
- Прекрати, слышишь? – Эдвард сел на корточки, и, держа над нами зонт одной рукой, второй несильно встряхнул меня за плечо. – Ну, скажи мне хоть слово, Белла.
И я, наконец, посмотрела ему в глаза. Мне не составило особого труда понять, что он снова под кайфом.
После того, как Эдвард «спас» меня, я не проронила ни слова. Ему пришлось лезть в мой рюкзак, найти права, адрес, отвезти домой.… И только там, Рене сказала, как меня зовут, что в июне я потеряла голос, и, возможно, частично, память, потому что никто не знал, что со мной случилось.
Судя по шишке на голове, заработанной после того, как Чарли швырнул меня на кровать, врач предположил, что я неудачно упала и получила в результате амнезию. По его словам, было просто чудом, что не забыла адрес своего дома и как водить машину.
Это, конечно, странно, что от падения не только память по его словам потеряла, но и голос, даже абсурдно, но… Возможно, доктор сам не понимая в чем дело, наплел Рене, рассказав о том, что когда вернется вся память, вернется и способность говорить.
Глупая и милая мама. К твоему приходу, я уже пришла в себя настолько, что была в состоянии выкинуть джинсы в мусорку, принять душ, переодеться и лечь в кровать. Единственное, что я не смогла сделать, так это унять дрожь, но она сама прошла через несколько бессонных ночей, переполненных тихими хрипами и знакомством с болью.
Я не очень хорошо помню ту неделю. Только то, что не выходила из своей комнаты, кроме как по нужде, ела раз в день, да и то немного, и почти все время лежала на кровати, блуждая взглядом по потолку.
Потом, пыталась забыть.
Удивительно, но Каллен навестил меня через четыре дня. Рене пустила его, и он два часа провел в моей комнате, рассказывая про что-то. Особо не вслушивалась, но его приятный глубокий голос действовал на меня монотонно, и я задремала. Когда проснулась, его уже не было, но на подушке, возле щеки лежал маленький белый прямоугольник бумаги, на котором от руки был выведен номер сотового.
Он стал навещать меня каждый день. Иногда, был очень веселый, рассказывал о себе, а иногда, нервный и раздражительный, и тогда мы просто сидели в тишине, каждый думая о своем.
В последних числах августа, Каллен неожиданно ворвался в комнату, сгреб меня в охапку и вытащил на улицу. Я несколько раз пыталась вырваться, но это оказалось бесполезным занятием. Эдвард погрузил меня в свой Вольво, и, включив какой-то классический позитив, отвез в парк.
Там, Каллен устроил пикник под дубом, в одном из самых укромных уголков, и тогда, боль впервые за все время, осмелилась оставить меня, посчитав, наверное, что ее защитная броня и предостережения мне пока что не нужна.
- Милая… - Эдвард осекся на полуслове, встречая мой взгляд.
Когда я действительно хотела что-то донести до него, мне не нужны были слова.
Дождь барабанил по зонту над головой, и, отгороженная от неба, почувствовала себя неуютно.
Его карие глаза сверкнули пониманием, лицо сморщилось, а я принялась разглядывать траву возле себя. Все уже сказано.
- Ты видела.
Даже кивка не нужно. Эдвард не спрашивает, а утверждает.
- Я.… Все не так, как ты думаешь.
Никак не отреагировала на эту заезженную всеми мужчинами фразу. Пустое.
Половину сентября, Каллен все так же ухаживал за мной, не оставляя попытки разговорить. А потом, в какой-то момент, я заметила, как из его кармана вывалился маленький пакетик белого порошка.
Все встало на свои места. И его частые смены настроения, и долгая задумчивость, и порой лихорадочный взгляд, и носовые кровотечения…
Неделю спустя, в его квартире, я, свернув из фольги воронку, вдохнула свою первую и последнюю «дорожку». То чувство эйфории, настигнувшее меня тогда.… Это невозможно описать. Я воспарила над собственным телом, в голове, впервые за очень долгое время не осталось ни одной мысли.
Его горячие руки ласкали меня, губы исследовали плечи, шею, лицо, обжигая своими касаниями, длинные пальцы были повсюду.…
Я все оборвала. Боль прорвалась за стену воздушного замка, созданного наркотиком, и реальность снова предстала передо мной со всей своей неумолимостью. Эдвард сразу отстранился от меня, забормотал извинения, но уже через пять минут крошил для себя следующую «взлетную полосу».
После этого, мы несколько дней не виделись, пока поздно ночью, точнее, под утро, от него не пришла смс: Ты мне нужна.
Он заехал подвезти меня до школы (администрация отнеслась к моей «амнезии и потери голоса» с пониманием, и я сдавала только письменные работы, и то не всегда), и едва оказалась в машине, как Каллен настойчиво прижался ко мне, захватывая губы.
Так закончился сентябрь.
Я медленно сближалась с Эдвардом, позволяя ему касаться меня, целовать, но не более. Он, видя мою неготовность к чему-то серьезному, ни на чем не настаивал, но я замечала его желание. Каллен подавлял в себе это, отводил взгляд, резко менял темы в своем монологе, и старался скрыть все за какой-нибудь глупой шуткой.
Мне было хорошо рядом с Эдвардом, но иногда, его присутствие угнетало. К моим собственным мыслям, добавлялся бред, сказанным Калленом под кайфом.
Больше всего, я ненавидела, когда он что-то начинал делать быстро. Его хаотичные движения нарушали мой замерзший мир, наполненный неизбежной болью и успокаивающим никотином.
На самом деле, все было именно так, как я думаю. Вряд ли можно понять как-то по-другому его, активно двигающегося в Тане Денали, в подсобке клуба.
- Белла… Я не знаю, что на меня нашло. Ты все время меня отталкиваешь, а я ведь не железный. У меня есть желания, которые надо удовлетворять. У нас с Таней ничего не было, кроме тех пятнадцати минут…
Будь я на шесть месяцев моложе, Каллен уже был бы засыпан моими острыми насмешками и ядовитыми замечаниями, но…
- Поверь, я люблю тебя, - он проникновенно посмотрел на меня.
Хорошо играет. Мы оба знали, что по-настоящему он любит только кокаин.
- Это было только один раз, Белла.
Ему не надоедает постоянно лгать? Теперь в моем взгляде могла проскользнуть легкая ирония – максимум, который я способна выдать.
- Ты знала все это время, - шепчет он, отпуская ручку зонта, и хватает меня за плечи.
Да. Я знала про Таню, Лорен, Джессику, знала почти про каждую, в ком он купался после моих холодных поцелуев. Знала, и ничего не чувствовала. Он был мне не нужен. Сомневаюсь, что мне вообще кто-то необходим. Я делаю что-то только потому, что так надо или принято, но не по желанию. Для того чтобы что-то по нему делать, оно должно появиться.
Громыхнуло где-то над самым парком, и я снова сфокусировалась на Эдварде.
- Прости меня.
Где-то я сегодня это уже слышала. А, точно. Неважно прислал мне несколько сообщений. Тварь.
Боль ласково погладила меня, вновь накрывая своим щитом.
Ты такой дурак, Каллен. Мне все равно, где ты и с кем. Пока ты сам о себе не напомнишь, я о тебе не думаю, кроме как о помешавшем мне встретиться с дьяволом раньше.
И сигареты нет. Надо пойти, купить.
- Господи, да ты вообще хоть что-нибудь можешь сказать? – заорал Эдвард, встряхивая меня.
Господи, возможно, и может.
Изучающее посмотрела на выражение его лица. Яростный взгляд, поджатые губы, чуть расширившиеся ноздри, нахмуренные брови, сошедшиеся на переносице.… Разозлился.
А я давно уже не испытывала гнев. От него нет толку. А от боли есть. По крайней мере, для меня.
Отцепив его руки от себя, поднялась с земли, чувствуя, как холодная вода течет за шиворот. Эдвард встал следом, подбирая откинутый зонт.
Я взяла рюкзак, заметно потяжелевший из-за мокрой материи, с усилием надвинула его на такую же мокрую куртку, и отжала волосы.
Чуть красноватая молния раскинула свои ветви прямо над нами, отражаясь в лужах, и тут же исчезла.
- Белла! Я с тобой разговариваю, - процедил Эдвард.
А я с тобой нет. Боль захихикала.
Каллен схватил меня за руки, снова отбрасывая свой несчастный зонт.
Я перевела взгляд с длинных пальцев, сжимающих мои запястья, на черные пуговицы его пальто, выше, и встретилась с карими глазами.
- Прости меня, - тихо попросил он.
Вернулся к первой тактики раскаянья. Позорно.
Боль согласилась, нашептывая ответ. Ему надо это сказать. Нужно подвести черту, тем более, я приняла решение.
Вырвавшись из его рук, отошла на пару шагов.
- Мы никого не прощаем.
Среди дождя и ветра, это прозвучало неестественно громко, словно раскат грома. Наверное, мне показалось. Я так давно не слышала свой собственный голос, что теперь даже еле слышное бормотание покажется гудением колоколов.
Эдвард застыл в шоке.
Воспользовавшись этим, поворачиваюсь и иду прочь, сопровождаемая бурей, осенью и болью. Триадой, поддерживающей во мне жизнь.
Мы никого не прощаем. Слова, которые нельзя понять или интерпретировать по-другому.
Выхожу из парка, и в ближайшем магазинчике, покупаю сигареты. Те самые. Крепкие.
Минуту спустя, на второй затяжке, мне открывается то, к чему давно подталкивала боль. Я возле моста.
Знакомые перила холодные и скользкие, перегибаюсь через них и смотрю на почти черную реку, изрешеченную кругами от крупных капель дождя.
Снимаю рюкзак, достаю телефон и швыряю вниз. Следом летят тетради, пара книг, какие-то открытки, и разная дребедень, найденная в недрах сумки.
Когда остаются только документы, плеер с зарядкой и две пачки сигарет, я застегиваю молнию и снова натягиваю лямки на плечи.
Смотрю вверх на темное небо, вспыхивающее молниями, вниз, на черную реку, вперед, на расплывающиеся из-за пелены дождя городские огни и закрываю глаза, советуясь с болью.
Она говорит, что так правильно. Я с ней солидарна. Сдираю рюкзак обратно, расстегиваю молнию и достаю свои пожитки.
Пусть, для этого города, я останусь вечно молодой Беллой.
Распихиваю немногочисленное имущество по карманам куртки и джинс, а потом бросаю рюкзак в воду, следом за остальным дерьмом из прошлой жизни.
Поворачиваюсь, засовываю руки в карманы и иду вверх, по-прежнему прикрываемая своей триадой.
Изабеллы Свон больше нет. Правду знают только я, боль, и пока не дождавшийся меня дьявол.
Когда выхожу за пределы города, уже почти ночь. Оборачиваюсь и долго смотрю на его призывные огни.
Мы никого не прощаем. Эта заповедь, единственное, что я унесу с собой вместе с болью.