Edward's POV

Когда все только начиналось, я искренне надеялся, что эпидемия обойдет стороной нашу семью. Я предпочитал думать, что весь кошмар «испанки» не затронет нас, что мы окажемся более удачливыми, чем наши соседи, чем мой школьный друг Тод, чем многие наши знакомые, чьи жизни болезнь уже успела забрать.
Как глуп и наивен я был…
В среду утром я чувствовал легкое недомогание, меня клонило в сон, немного болели мышцы, но я считал, что это всего лишь результат бессонной ночи, проведенной за чтением. Раньше я часто любил засиживаться допоздна, читая что-нибудь, а в ту ночь я сильно увлекся; на часах было почти три, когда я пошел спать.
Я погасил настольную лампу в библиотеке и вышел в темный коридор. Свет был погашен во всем в доме, поскольку все домашние уже давно спали. В темноте идти я не решился, потому что запросто мог споткнуться или наткнуться на что-то, подняв тем самым шум, а будить родителей мне не хотелось, поэтому я зажег настенный светильник. Мягкий свет залил небольшой коридор второго этажа, выхватив из темноты стены, оклеенные в светлые обои бежево-кремового оттенка, двери и завешенное тяжелыми шторами окно в самом конце коридора. По пути в свою комнату я слышал, как из спальни родителей доносился кашель, но я был слишком уставшим, чтобы придать этому должное значение. Я отправился спать. И, что самое любопытное - бессонница, мучившая меня в последние несколько дней, отступила: я уснул сразу же, как только голова коснулась подушки.

Проснулся я в самом настоящем кошмаре. К тому, что мое собственное состояние оставляло желать лучшего, прибавилась еще и лихорадка отца, начавшаяся прошлой ночью. Он был бледен, лоб, щеки и руки покрылись испариной, у него был жар, а кашель не прекращался почти ни на минуту. Мама крутилась возле него все время, стараясь обеспечить для него все возможное, но я видел, что и она чувствовала себя не самым лучшим образом. Я понимал, что это значит, понимал, что с ними случилось и знал, что будет происходить дальше.
Мне стало страшно. Я не хотел умирать так рано, всего лишь в семнадцать лет, когда настоящая жизнь только начинается. Я был слишком молод для смерти, а мои родители просто не заслужили ее.

Я застал маму на кухне за приготовлением обеда. Наша домработница – Мэган, которая проработала у нас целых пятнадцать лет, три недели назад уволилась и переехала к родственникам в Филадельфию. Мы так и не нашли ей замену. С тех пор вся работа по дому снова легла на хрупкие плечи моей мамы.
Обычно она выглядела довольно молодо, как на свой возраст, но сегодня на ее лице отражались все ее сорок четыре года и даже с лихвой. Тщательно уложенные волосы пламенно рыжего цвета сегодня были неаккуратно собраны в тугой конский хвост, некоторые пряди, выбившиеся из прически, спадали на лицо. Она выглядела уставшей, а покрасневшие глаза выдавали признаки болезни. Она старательно нарезала овощи, громко стуча ножом по разделочной доске, изредка ей приходилось прерываться, чтобы стереть со щеки очередную слезу. Меня она, конечно, не замечала, пока я сам не разоблачил своего присутствия.
- Мама, - застыв в дверном проеме, позвал я, - иди, отдохни. Ты выглядишь очень уставшей.
Она шумно выдохнула и, не оборачиваясь, ответила.
- Сынок, я не могу, я должна готовить обед, - голос мамы слегка подрагивал. У меня не было сомнений на счет того, что она знала о своей болезни, но она упорно продолжала делать вид, что все в порядке. Точно так же вел себя и я. Сейчас я понимал, что должен быть сильным, мне ни в коем случае нельзя было раскисать, плакать и жалеть себя. Я должен заботиться о них – только это важно.
- Я сам все сделаю. Не волнуйся, иди, поспи немного, - настаивал я, нежно касаясь плеч мамы. Не говоря ни слова, она отложила нож в сторону, развернулась и устремила на меня взгляд своих заплаканных глаз. У меня сердце обливалось кровью, когда я видел, как она плачет, а сейчас… сейчас мне стало так больно, что я обнял ее, уткнувшись лицом ей в плечо, чтобы она не увидела моего лица. Чтобы не узнала, как я боюсь того, что ждет нас всех.
- Эдвард, сынок, мне так страшно… Но мне не за себя страшно, а за тебя, - она почти плакала. – Что с тобой будет, мальчик мой, после того, как нас с отцом… - она замолчала, не в силах договорить.
- Все у нас будет хорошо, мама. У всех нас, - пообещал я, обнимая ее крепче. У нее уже был жар, я чувствовал ненормально высокую температуру ее тела даже через одежду. – Все должно быть хорошо, - повторял я, понимая, что хорошо уже не будет никогда...

Это был последний раз, когда я видел ее в сознательном состоянии…

Я отчетливо помню резкий неприятный запах лекарств, спертый воздух от дыхания множества, целой толпы людей, длинные, кажущиеся бесконечными, очереди и слезы, много слез; где-то неподалеку слышится детский плач; а я сижу в приемном покое и чего-то жду. Наверное, я жду, пока у меня начнется лихорадка. Еще недавно мне было страшно представить, что такое может случиться со мной, а теперь я жду этого. Жду, как спасения, потому что мне очень больно принимать действительность такой, какая она есть. Я хочу забыться.
Но в то же самое время я понимаю, что совершенно не хочу умирать. Ведь я еще так молод! Столько вещей я еще не успел сделать в своей жизни, столько планов не успел реализовать, столько идей воплотить… Все мои жалкие семнадцать лет теперь, с высоты последних дней, а может и часов жизни, кажутся мне одним мгновением, которое пролетело так быстро, почти незаметно, я и понять-то толком ничего не успел.

Начиная с того момента, как я оказался в госпитале, мне становилось все хуже и хуже. Время от времени у меня из памяти ускользали некоторые события и даже часы. Я периодически терял сознание, а, когда приходил в себя, меня хватал такой сильный кашель, что хотелось снова провалиться в беспамятство. Но я не сдавался, я не звал смерть, чтобы она пришла ко мне быстрее, я отчаянно цеплялся за жизнь, как будто в самом деле у меня была возможность сбежать от своей судьбы.

Когда в очередной раз дверь в мою палату открылась и сразу же тихо закрылась, я не мог точно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как я оказался в госпитале. Я чувствовал себя настолько плохо, что не мог найти в себе сил, открыть глаза и посмотреть, кто пришел ко мне. Я слышал чьи-то мягкие шаги, тихое женское всхлипывание, но это не могла быть мама.
- Эдвард, - где-то рядом со мной раздался незнакомый, искаженный болью, но все равно очень приятный женский голос. Я сделал усилие над собой и приоткрыл глаза.
На меня смотрела юная особа, лет восемнадцати на вид, не больше. Она сидела на стуле, стоящем рядом с кроватью, чуть склонившись ко мне, слезы катились из ее глаз по бледной матовой коже. Я мог видеть только ее глаза, цвета молочного шоколада, такие выразительные, глубокие, почти бездонные глаза, смотрящие на меня, как на что-то очень дорогое ее сердцу. Она смотрела на меня так, как обычно смотрят жены военных, когда те уезжают на войну. Ее лицо было спрятано под марлевой повязкой, и я не мог его видеть, но мне почему-то показалось, что она должна быть красивой. Ее лицо – единственное, что я мог видеть четко и ясно, все остальное вокруг нее расплывалось перед моими глазами, будто меркло, как если бы она была небесным ангелом.
- Эдвард, - снова повторила она, еще ниже склонившись надо мной. Казалось, что еще немного, и она упадет мне на грудь. Она крепко сжала мою руку – эта девушка, которую я видел впервые в жизни – и с железной уверенностью в голосе сказала. - Пусть я тебе полностью безразлична сейчас, но я все равно не дам тебе умереть. Ты будешь жить, обещаю.
А потом она стремительно выбежала из палаты, оставив меня в полном замешательстве. Кто она такая? Почему она так говорила? Почему смотрела на меня так, словно роднее меня у нее никого нет? Неужели она действительно могла помочь мне победить болезнь, и, если так, то каким способом? И может ли она спасти остальных?
Столько вопросов крутилось у меня в голове после визита этой загадочной незнакомки, но ответа не было ни на один из них. Очередная волна убийственного кашля накрыла меня с головой после того, как звук ее шагов окончательно стих, растворившись в шуме коридора. Дышать стало очень трудно, горло будто сдавливали невидимые цепи, избавиться от которых было невозможно. Меня постепенно погребала темнота...

…
Bella's POV

То, что Карлайл придумал для нас с Эдвардом, нельзя было назвать по-настоящему хорошим вариантом решения проблемы, по крайней мере, я знала более действенный способ, но убедить его превратить еще и меня, было невозможно. Он твердо стоял на своем: пока моей жизни не угрожает смертельная опасность, я остаюсь человеком.
Есть вещи, которые никогда не меняются, какими бы ни были обстоятельства.
Было решено, что Карлайл снимет для меня жилье где-нибудь в тихом и спокойном районе Чикаго, а может и вообще за городом, на первое время, и параллельно мы оба займемся поиском способа переместиться обратно в будущее. Версия с тем, что мы найдем его – этот способ, в существовании которого я очень сильно сомневалась, казалась совершенно нереальной, в точности как и мое путешествие в прошлое.
Проще говоря, теперь моя жизнь – это одна сплошная научная фантастика.

Когда я снова, но теперь уже вместе с доктором Калленом, оказалась в палате Эдварда, он не спал. Его глаза были открыты, а рассеянный отсутствующий взгляд был направлен в потолок, но он никак не отреагировал на наше появление.
- Эдвард? – позвал Карлайл, склонившись над ним. – Ты слышишь меня, Эдвард?
Вразумительного ответа не последовало. Он лишь пробормотал что-то вроде: «она» и «ангел», я не могла расслышать точно. Я стояла позади у самой двери, не в силах оторвать взгляд от Эдварда, хотя смотреть на него мне было ужасно больно.
- Дело плохо, - осведомился Карлайл. - Он бредит, а это значит, что у нас осталось очень мало времени.
- Что делать? – испугано спросила я, наблюдая за тем, как он взял какую-то ампулу и свежий шприц.
- Я должен как-то незаметно вынести его из госпиталя. У меня есть план, - задумчиво отвечал Каллен, наполняя шприц содержимым ампулы. – Ты умеешь водить машину?
- Конечно, у нас почти каждый старшеклассник умеет, - быстро ответила я.
- Тогда вот что: я дам тебе ключи от своей машины, ты поедешь ко мне домой и будешь ждать меня там. Хорошо? Я надеюсь, управление в машинах вашего времени не сильно отличается от того, что в нашем?
- Не очень, - снизала плечами я. В самом деле, я была немного неуверенна, но своего сомнения показывать не стала. – Думаю, я разберусь.
- Тогда отлично, - Карлайл несколько раз встряхнул шприц, пряча пустую ампулу в карман халата.
Я все еще не понимала, что он собирался делать, хотя некоторые соображения у меня уже имелись. «Сначала я отвез его мать в морг, и затем возвратился за ним. Никто не заметил, что он все еще дышал. Не хватало глаз, чтобы удержать под контролем и половину того, в чем нуждались пациенты. Морг был пуст – по крайней мере, в нём не было признаков жизни. Я вынес Эдварда через черный ход, и нес его по крышам к моему дому», - вспомнилось мне с той ночи, когда я поранилась на дне рождения. В моей памяти тот вечер, как и все слова, что были сказаны тогда, останутся навсегда, на всю мою жизнь.
Буквально через несколько секунд после укола, глаза Эдварда закрылись.
- Он спит, - пояснил Карлайл. – А теперь иди, Бэлла, быстрее, прошу тебя. У нас не так много времени.
Я не стала возражать и, не задерживаясь ни на минуту дольше, вышла из палаты.

На улице уже давным-давно стемнело. Было достаточно тепло, пожалуй, жарко; даже ветер был горячим. Безоблачное звездное небо смотрело на меня сверху в немом молчании. В Форксе такое чистое небо было большой редкостью, не то, что здесь. Хотя, по правде говоря, сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы любоваться небом, но оторвать глаз от сияющих во мраке ночи звезд я не могла. Сегодня было новолуние, как и в тот день. Я заметила, что по какой-то странной ужасающей закономерности все самые плохие повороты в моей жизни происходили именно в этой фазе луны. Или это просто совпадение, - успокаивала я себя, - нет никакой закономерности.

Обратный путь занял у меня достаточно много времени. Несмотря на хорошее освещение улиц, я с трудом отыскала нужную мне дорогу. Я долго петляла по улицам города, каждый раз оказываясь в незнакомом месте, пока, наконец, не без чужой помощи, не выехала на загородную трассу. А дальше было несложно.

…
Carlisle's POV

Я знал, что это в любом случае будет непросто для меня – дать этому мальчику вторую жизнь. В первую очередь, я боялся, что может оказаться слишком поздно. Каждую секунду его сердце просто могло перестать биться, и это значило бы не только его смерть, это означало бы так же, что умер мой сын. Удивительно, но еще до того, как Бэлла рассказала мне свою историю и историю Эдварда, я уже чувствовал, что люблю этого мальчика, как своего родного сына. А во-вторых, я очень боялся, что не смогу остановиться и убью его вместо того, чтобы спасти.
Это был первый раз, когда человеческая кровь коснулась моих губ. И этот вкус, он почти свел меня с ума. Я не думал, что найду в себе силы остановиться, но я должен был, потому что с минуты на минуту здесь могла появиться Бэлла. Я не думал, что это будет настолько серьезным испытанием для меня и моей отточенной двумя столетиями выдержки. Но теперь все осталось позади. Теперь можно вздохнуть с облегчением и ждать, пока пройдут эти три дня.

Бэлла почти не отходила от него в первые сутки, пока я приводил в порядок свои чувства, охотясь неподалеку. Она постоянно была рядом с ним, успокаивала, разговаривала и просто держала за руку, давая понять, что она рядом. А ведь он даже не знал ее имени, и она прекрасно это понимала, но все же не отчаивалась. Понятия не имею, что она собиралась с этим делать, но у самой Бэллы, похоже, был какой-то план. В любом случае, все выглядело так, будто она знала, как будет поступать в дальнейшем.
Она не переставала удивлять меня силой своего характера, своей выдержкой и тем, как сильно она любила Эдварда. Я уверен, что не многие поступили бы так же, оказавшись в подобной ситуации: некоторые могли просто сдаться, некоторые - впасть в отчаяние, а Бэлла оставалась верна чувству до конца. Это еще раз доказывало, что ее любовь к Эдварду невероятно сильна.

Когда прошла половина от положенного срока, я уже почти уладил все необходимое для того, чтобы Бэлла могла переехать на время. Мы обсуждали кое-какие детали, как вдруг случилось нечто невероятное. Всего на несколько мгновений я перестал чувствовать сердцебиение Эдварда. Я попросил Бэллу подождать, а сам бросился к нему, но она, конечно же, не послушала меня, она слишком беспокоилась о нем, чтобы оставаться в стороне.
У меня не было никаких догадок относительно случившегося с ним. Эдвард не мог умереть из-за яда, поддерживающего в нем жизнь до полного превращения, но превратиться окончательно он тоже еще не мог: слишком мало времени прошло. Он по-прежнему больше походил на человека, чем на вампира: его кожа не была достаточно бледной и твердой, но внешний вид изменился, черты лица приобрели некое очарование, свойственное нам, появилась мужественность и то, что, глядя на нас, люди называют нездоровой бледностью. Запах его больше не был похож на человеческий, но и вампир, определенно, не мог быть таким. Но больше всего удивляло сердце, которое вдруг забилось снова. Медленно, как для человека, но ровно, уверенно.
А в следующую секунду он открыл глаза.

Дорогие читатели , пожалуйста потратьте пол минутки , забежите на ФОРУМ и сделайте автору приятно ,оставьте свое мнение))