Белла Свон

– Посмотрите-ка на неё. Она улыбается.

– Что? – оторвав взгляд от своего ланча и учебника, я смотрю на Кейт, которая стоит с другой стороны от стола.

– Ты улыбалась! – Весело хихикнув, она тычет пальцем в мою сторону.

– Не правда! – отвечаю я, а потом начинаю смеяться, потому что нелепо защищаться и отнекиваться от улыбки.

– А, так она ещё и смеётся! – Кейт усаживается за стол и вытаскивает учебники из сумки. – Не то, чтобы я жалуюсь, ведь здорово, когда ты радуешься, но что такого хорошего произошло? – Её тихий голос противоречит её недавнему шутливому тону.

Я колеблюсь, всё ещё не желая раскрываться перед Кейт после того, что она сказала, когда я вернулась из Форкса. Но мы с Джаспером уже три недели общаемся по телефону, и я уже умираю, как хочу рассказать об этом в надежде, что она изменит своё мнение, когда узнает, что мы просто болтаем обо всём подряд. Я не могу рассказать о Джаспере Джейку – пусть у него и есть Лея, такая новость была бы не очень уместна между нами; Питера я тоже пока не готова посвятить в это.

– Я просто думала о том, что Джаспер сказал на днях по телефону.

– Джаспер? – Она вопросительно вскидывает брови.

– Да, мы немного болтали.

– Ох. – Кейт дёргает обложку одной из книг, внимательно изучая моё лицо. – И как вы?

– Всё хорошо. С ним так легко разговаривать. Меня это успокаивает.

Кейт фыркает в ответ. – Может, примешь Валиум или ещё какой–нибудь антидепрессант? Или сходи к той девушке, на четвёртом этаже, которая массаж делает, не помню, как её там зовут?

– Заткнись, Кэтрин, – со смехом отвечаю я. С ней классно прикалываться, а я так давно не чувствовала себя в своей тарелке. В воскресенье вечером мы разговаривали с Джаспером, и он успокоил меня, как только смог; находясь так далеко, он помог унять боль от бездны в моей душе, которая, казалось, только увеличивалась на протяжении последних пяти недель, и я стала чувствовать себя лучше.

– И... вы поговорили о том, что произошло? В Форксе? – Она снова заговорила серьёзно, и всё у меня внутри сжалось.

– Вообще-то, нет.

– Как нет?

– Так. Не обсуждали это. – Я закрываю свой учебник и откидываюсь на спинку стула, защищаясь, скрещиваю руки перед собой, не отрывая взгляда от Кейт.

– Он не извинился?

Я делаю глубокий вдох, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно. – Ему не за что извиняться, Кейт.

– Я всё ещё не верю в это, Белла.

– Я знаю, что не веришь, но ты не знаешь его. Он бы никогда не поступил так. И тебя там не было. Ты не знаешь, как это было. Господи, это всё такая хрень. – Я подношу руки к лицу, потирая глаза, стараясь выбросить из головы воспоминания, которые вдруг вернулись и начали преследовать меня, подступая к границам новой построенной мной крепости. – И Джаспер был... он был... – Я пытаюсь подобрать слова о Джаспере, которые не заставят Кейт снова раздражённо закатить глаза. Мне в голову приходят мои недавние мысли о том, как он успокоил меня, когда мы разговаривали перед похоронами. – Он для меня был, словно рай... словно гавань. Спокойная гавань. – Я опускаю руки и снова смотрю ей в глаза. – Он заставил исчезнуть всё это дерьмо, окружившее меня. Как будто его и не существовало. Я чувствовала, будто так хорошо будет всегда, и не будет никаких проблем.

– Но...

– Нет, с меня хватит, эта тема закрыта. Это не он воспользовался ситуацией, это я воспользовалась им. Мы стоим друг друга.

По Кейт видно, что она расстроена, но предпочла промолчать. Я смотрю на неё, жду, когда она заговорит, но в итоге вижу, как она вскидывает руки в знак перемирия. – Хорошо, Белла. Ты права, я не знаю его. Мне приходится принимать твои слова на веру. Но, – продолжает она, – это не значит, будто я уверена в том, что это хорошая идея – так любезничать с ним.

– Кейт, – устало выдыхаю я.

– А что твой брат думает по поводу этих ваших разговоров с Джаспером?

Я опускаю взгляд, беру ручку и начинаю нервно выстукивать ею по книге. – Он не знает.

– Почему? Ты ведь всё рассказываешь ему.

– Я не рассказываю ему всё.

Кейт многозначительно смотрит на меня. – Неужели? Так это было правдой или ты так и не рассказала Питеру о том, что у вас произошло с Заком Стивенсом на отрывной вечеринке на втором курсе?

Я становлюсь похожей на помидор от воспоминаний о том событии. – Ладно, я поняла, что ты имеешь в виду. – Ручка выскальзывает из моих пальцев, и мне наплевать, что он скатывается на стол. – Не знаю, почему не рассказала ему. Может, по той же причине, по которой и тебе не говорила.

– Потому что знала, что мне это не понравится?

Пусть это отчасти правда, я отчаянно выдыхаю – по горло сыта этим разговором. Уже можно спокойно послать подальше моё восприятие этой ситуации, но я всё ещё пытаюсь держаться за остатки позитива, после того, как мы с Джаспером вместе заснули по телефону несколько дней назад. – Нет, просто... Приятно иметь что-то такое...

– Что–то своё? Личное? – тихо спрашивает Кейт.

– Да, – я улыбаюсь ей, радуясь тому, что она понимает меня хотя бы в этом.

Она задумчиво кивает. – Да, это я ещё могу понять... – Хоть её голос и звучит уверенно, мне хочется всеми способами удержать этот разговор от перехода на уровень словесного противостояния. Не думаю, что смогу выдержать его сейчас. Я только-только начала спокойно краситься без мысли о том, что смогу разрыдаться в любой момент. А этот разговор с Кейт может смыть с моих глаз так тщательно нанесённую с утра тушь. – В любом случае, я рада, что ты улыбаешься, какой бы ни была причина. – Она собирает учебники и встаёт со стула.

– Спасибо, Кейти. Встретимся в комнате?

– Конечно. Можем пробежаться по записям по Статистике и понять, какого чёрта думает этот Продавец, сделаем задание на четверг.

Я машу ей вслед, затем снова открываю книгу. Пытаюсь не позволить этому разговору расстроить меня, но неизбежно осознаю то, что священная тайна наших телефонных разговоров была нарушена, и это беспокоит меня, хоть я и не могу понять почему.

Последняя суббота Марта, и я почти задыхаюсь от смеха.

– Представь, папа заходит домой, на Питере шарф и непонятный искусственный фрукт на голове, как у Кармен Миранды (прим. пер. бразильская и американская певица и актриса), ещё один шарф вместо лифчика и фартук-юбка. И больше ничего! – Я помираю со смеху так, что живот болит, судя по голосу Джаспера, он тоже.

– Офигеть, и что твой папа сказал?

– Ты бы его видел. Он взглянул на Питера, потом на маму и выдал: "А я тебе говорил, надо было назвать его Самантой!" – Я плачу от смеха и не могу вспомнить, когда смеялась так в последний раз.

– Я тебя умоляю, скажи, что у тебя есть фотки.

– Ну, они были, пока я не нашла одну в выпускной год и не показала Лорен. После этого Питер нашёл все остальные и порезал.

– Саманта, – невнятно произносит Джаспер, и мы снова взрываемся от смеха, как больные.

– Мой Бог, – выговариваю я, смахивая с глаз слёзы. Несколько минут мы только смеёмся и пытаемся выровнять дыхание. Мне так легко, очень хорошо быть счастливой.

– Я тут подумал... – вдруг начинает Джаспер, в его голосе уже нет той уверенности, как несколько минут назад.

Я тоже начинаю напрягаться. Обычно так хорошие разговоры не начинаются. "Я тут подумал" обычно ведёт к "нам надо поговорить" в списке фраз, убивающих все отношения. Разговор был лёгким, а теперь краски начинают сгущаться.

– О чём ты подумал...? – Я надеюсь, что этот вопрос не выдаёт внезапно нахлынувшее на меня волнение.

– В общем... – Он снова замолкает, а во мне продолжает расти это напряжение от его очевидной нерешительности. – Мы ни разу не говорили о том, что произошло в Форксе... – Я сдерживаю своё сбивчивое дыхание, по телу пробегают мурашки. Честно, не могу разобрать, нервничаю я, или это приятная дрожь предвкушения разговора, которого мы так долго избегали. Не успеваю разобраться, он продолжает говорить. – Думаю, стоит обсудить это, поговорить о том, что произошло. То, чем мы занимались. – Он будто боится, что я буду возражать, и, наконец, договаривает. – Мне очень нравится разговаривать с тобой, Белла, и я не хочу, чтобы это прекратилось. Просто, думаю, мы должны разобраться с этим. Что скажешь?

Я думаю, как ответить, и ничего не выходит. Он заслуживает лучшего ответа, чем получил в пошлый раз, когда в Форксе сказал, что мы должны поговорить, а я просто отшила его и провела ночь в слезах и одиночестве. Мне не хочется, чтобы это повторилось.

Мысль о том, что мы открыто обсудим это, одновременно и отталкивает, и манит. Мы уверенно избегали этого разговора, не решаясь переходить эту черту от "приемлемых" тем к "опасным".

Ему тоже кажется, что над ним нависла грозовая туча?

– Да, – отвечаю я. – Это хорошая идея.

– Правда? – голос Джаспера звучит менее напряжённо, и я улыбаюсь, не смотря на моё желание спрятаться куда–нибудь под кровать. – Не был уверен, что ты захочешь... – Джаспер обрывает предложение, я слышу какой-то шум. – Чёрт. Подожди секундочку. – Я слышу шум, потом голоса, но не могу разобрать, что говорят.

Через полминуты я снова слышу голос Джаспера. – Белла?

– Всё в порядке?

– Да. Хотя, нет. Мне нужно идти. – Он говорит неохотно и обрывисто.

– Ох. – Разочарование накрывает меня одной волной.

– Я забыл об этой грёбаной фигне сегодня, и парни просто завалились ко мне. – Он разочарован не меньше. – Белла, прости меня.

Часы показывают 12:15. – Уже поздно, – тихо говорю я.

– Знаешь что? Пойду, скажу, что не хочу идти с ними. – Его разочарование понятно, я буквально вижу, что он потирает висок, на котором я заметила шрам, как он пару раз делал в Форксе. Замечает ли он сам, что делает так? Это одна из многих тайн Джаспера Уитлока, которую я хочу раскрыть.

– Нет, Джаспер, иди. Мы можем поговорить в любое время.

– Можем... Ты позвонишь? Завтра?

На секунду я задумываюсь, оценивая его слова. В первый раз кто-то из нас осмелился предложить точное время для разговора, и меня удивляет счастье, сменившее беспокойство от предстоящего Большого Разговора.

– Конечно, позвоню завтра.

– Думаешь, Кейт... Блин, подожди секунду. – До меня доносится ещё больше голосов. – Прости. Думаешь, она будет дома?

Я быстро прикидываю. Нельзя узнать наверняка. – Если она будет тут, я придумаю что-нибудь. Позвоню пораньше или пойду в прачечную или ещё куда-нибудь.

– Здорово, просто здорово. – По его голосу я слышу, что он успокоился, и сама нервничаю меньше. – Мне правда жаль, что приходится идти.

– Всё в порядке, правда.

– Поговорим завтра. – Я улыбаюсь, потому что, судя по голосу, его это радует.

– Поговорим. Иди, веселись!

– Спасибо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Джаспер.

Я нажимаю кнопку "отбой" и начинаю обдумывать эмоции, которые переживаю.

Я расстроена, что мы не можем обсудить это сейчас: когда он начал этот разговор, мысль о том, чтобы прояснить ситуацию, открыться друг другу, постоянно крутиться у меня в голове. Но в то же время, я успокоилась: у меня есть целые сутки, чтобы подумать над тем, что хочу сказать ему, что хочу рассказать.

Хочу ли рассказать ему, что чувствую? Или просто о том, что думаю, как чувствую себя? Есть что–то, что я не могу объяснить самой себе, определить для себя. Но это лежит на поверхности, и каждый раз, как я говорю с ним, даёт о себе знать, желая вырваться наружу.

Возможно ли, что он чувствует то же, что и я?

Мой внутренний голос шепчет мне о том моём постоянном притяжении к нему, когда я была потеряна в своём горе.

И если раньше наши разговоры отвлекали моё внимание от воспоминаний о его теле и того, что он творил с моим, то теперь, чем больше мы разговаривали, тем больше я снова думала об этом. Я чуть не умерла от смущения одним утром в начале недели, когда Кейт, выразительно посмотрев на меня, поинтересовалась, что мне снилось? Что-то милое? Пробормотав: «не помню», – я второпях выскочила из комнаты.

А думал ли он об этом, как и я?

Что если он захочет большего, чем поздние ночные разговоры?

А что, если не захочет?

А как всё будет происходить?

Я стараюсь сдержать себя, думая об этих двух крайностях, и совладать с бешено колотящимся сердцем. Он же не сказал ничего определённого, по крайней мере, пока. Так что не надо волноваться из-за пустяков.

Я делаю несколько глубоких вдохов. Со дня похорон прошло уже немало времени… Может быть, то, что мы отложили этот вопрос, поможет нам пообщаться более спокойно и рационально, чем, если бы мы, заикаясь, прорывались сквозь эмоции и неловкость, пытаясь всё выяснить в тот же вечер. В любом случае, это даже к лучшему, теперь Джаспер для меня не просто привлекательный, милый друг моего брата. Хотя с другой стороны, я всё ещё чувствую вину за то, к чему склонила едва знающегося меня парня, и надеюсь, он не собирается говорить мне, как сожалеет о случившемся.

Я готовлюсь ко сну, а затем уютно укутываюсь в одеяло. Когда пару часов спустя, сон, наконец, захватывает меня, оказывается, что он наполнен светлыми волосами, голубыми глазами; почти не осталось той тоски, которая пронизывала мои сны, после возвращения из Форкса.

. . . . .
На следующий день, ближе к обеду, звонит Питер. Меня это немного удивляет, обычно мы разговариваем вечером, но я не зацикливаюсь на этом.

– Как учёба?

– Хорошо. Все готовятся к выпуску. Не могу поверить, что этот день скоро настанет.

– Да, всего-то шесть недель осталось?

– Ага, я буду скучать по колледжу, но с нетерпением жду перемен.

– Рад слышать.

– Как Лорен? – Они регулярно созванивались и старались видеть друг друга почаще, насколько позволяло четырёхчасовое расстояние между ними.

– Собственно, она рядом, приехала на выходные с Джесс. Сейчас в душе. А Джесс бродит где-то в коридоре, - Питер замолкает, и я чувствую, что это не всё, поэтому не пытаюсь заполнить образовавшуюся в разговоре паузу. – Могу я кое о чём спросить тебя, Беллз?

Он говорит каким-то странным тоном, и я осознаю, что эта интонация присутствует в его голосе с той секунды, как он сказал «Привет». И я вдруг опасаюсь того, что он хочет сказать мне. – Конечно, спрашивай.

– Ты разговаривала с Джаспером?

Я застываю. Ни к чему хорошему этот вопрос не приведёт. Тихий глубокий вздох, и я спокойно отвечаю. – Да. Мы пару раз созванивались, – я балансирую на грани со своей ложью, называя не менее десяти звонков "всего-то парой", но не в этом дело.

– Зачем?

– Как зачем?

– Просто. Зачем?

– Ну, он милый парень. Он был добр ко мне в Форксе, ну и я просто… поговорила с ним.

– Так вы много общались, пока были дома?

– Нет, немного, в основном в твоё отсутствие, – я начинаю ощущать неловкость, и не могу понять, чего добивается Питер.

– В день похорон он сказал, что нашёл тебя расстроенную в кабинете отца и утешил. – Опешив, я опускаюсь на жёсткий край своей кровати. Не знала, что Джаспер рассказывал ему об этом. Насколько Пит осведомлён о том, как далеко зашло это самое "утешение"?

Я встряхиваю рукой, когда понимаю, что ладонь настолько сильно сжимается в кулак, что ногти глубоко впиваются в кожу. Со слов Питера неясно, что конкретно ему известно. Не знаю, может, это ловушка, но Пит в жизни не играл в подобные игры. Когда он хочет о чём-то узнать, он всегда спрашивает прямо и открыто, и если он желает, чтобы я в чём-то призналась – почему не спросит меня как есть? – Да, так и было. Я рассматривала фотографии с мамой, и мы поговорили… ни о чём. Мне стало полегче, а через несколько минут он ушёл.

Если Питер что-то подозревает, не знаю, достаточно ли я сказала, чтобы его подозрения подтвердились. А если бы Джаспер сказал ему о произошедшем, сообщил бы он об этом мне? Вчера вечером мы разговаривали, и он не упоминал, что мой брат в курсе всей этой «ситуации».

Питер молчит довольно долго, и я задерживаю дыхание, ожидая… всего того, что он собирается сказать мне. И когда он, наконец, говорит, его слова даже отдалённо не касаются того, что я ожидаю услышать.

– Он совсем не такой, как ты думаешь, Белла.

– Что ты имеешь в виду?

– Он… Он рассказывал тебе о Марии?

Мой пульс ускоряется, и я чувствую, как глупые слёзы наворачиваются на глаза. Имя мне ни о чём не говорит, и я не хочу поддаваться Питеру, но он просто не оставляет мне выхода, я должна знать. – Это его девушка?

Он отрывисто смеётся, подобный резкий звук я редко слышу от своего брата. – Нет, она аспирантка, он трахал её на втором курсе.

Я сижу, неспособная пошевелиться и не понимающая, что сказать в ответ. Но Питеру кажется моё молчание безразлично.

– Я тогда его ещё не знал, но я слышал об этом. Да, чёрт, новость была просто бомба. Кто-то говорил, что они просто трахались, а другие утверждали, что она крутила с одним из профессоров в то же время. Я даже слышал, что они втроём…

– Замолчи, Питер.

– Что не так, Беллз? – голос Питера кажется мне просто приторным и невинным, в то время как внутри меня разрастается ярость. Никогда прежде мой брат не разговаривал со мной в подобном тоне, не знаю, чем это вызвано, но мне не нравится.

– Зачем ты рассказываешь мне всё это? Ты ведь даже не знаешь, что из этой херни правда!

– Я просто хочу, чтобы ты знала, он не особо порядочный парень, когда дело касается девушек, – Пит замолкает, и я стараюсь совладать с дыханием, и это трудно, потому что грудь сжало до невозможности, словно кто-то или что-то сжало её до боли. – Все говорят об этом, – продолжает он. – Кроме того, есть и другие девушки, которые постоянно крутятся возле него, когда мы…

Я стараюсь не замечать, как до боли сжимается мой желудок, и обрывая его, возвращаясь к первоначальной теме разговора. – Ты когда-нибудь говорил с ним об этом?

– Нет…

– То есть, ты никогда не слышал его версию событий?

– Нет, но…

– Тогда раз уж ты не слышал всей истории, перестань быть конченым мудаком, – и я понимаю, что мои слова относятся уже и не к ситуации с Джаспером и Марией, только вот не знаю, доходит ли это до Питера. Всё-таки должна быть причина, почему он вдруг рассказывает мне про это.

Слёзы текут по моему лицу, и я неистово смахиваю их со щёк. Встаю с постели и начинаю расхаживать по комнате, пытаясь избавиться от напряжения, скопившегося во мне. Я зла на Питера до чёртиков за его тайные подтексты, но и на себя я злюсь тоже.

Я чувствую, что за эти дни узнала Джаспера довольно хорошо. Наши разговоры всегда наполнены лёгкостью и светом, мы никогда не говорим ни о чём серьёзном, но он поделился со мной историями из своего детства и рассказами про семью, у нас так много общего, мы любим одни и те же веши. Я знаю его любимый фильм и книгу. Я знаю про его дурацкий страх перед лошадьми, и что это началось с нескольких забавных случаев, когда он рос в Техасе. Я знаю, он останется со мной ночью, чтобы успокоить, если меня потревожит кошмар…

Я так же уверена в том, как он действует на меня и на моё тело, точно зная, как именно ко мне прикоснуться и что сделать. Это очевидно, хоть мне и не хочется об этом думать, но после того, как мы сблизились, я понимаю, что он довольно опытный. Поопытнее меня, во всяком случае, но и я не девственница. Учитывая его ум и привлекательность, это не удивительно.

Мысли о руках другой женщины, ласкающих его тело, делают меня абсолютно безумной, и я не хочу признавать, что чувствую ревность, хоть и знаю, что это именно она, но прежде напоминаю себе, что у меня нет никаких прав расстраиваться по этому поводу. Я не могу заставить себя поговорить с Джаспером о случившемся в Форксе или сдвинуть наши беседы с этого платонического уровня, и уж точно у меня нет права беспокоиться, чем он там занимается в своё свободное от разговоров со мной время.

К ревности прибавляется разочарование – он, возможно, совсем не такой, коим я вообразила его себе, и становится совершенно ясно, что я зря надеялась, будто эти звонки – нечто большое, чем простые разговоры.

Но в жизни немало проблем. Выпускной не за горами. Мои планы на стипендию и аспирантуру остаются в силе. Тогда чего я жду от Джаспера? На что надеюсь? Он, конечно, не будет посылать всех вьющихся вокруг него девушек ради голоса на другом конце телефонной линии и тащиться на Восточное побережье ради девушки, которую едва знает, даже если между ними и случился секс, когда она была расстроена и поглощена горем.

Я резко вздыхаю, когда эти мысли начинают лезть ко мне в голову, осознавая, что именно это и надеялась услышать от него сегодня, когда мы созвонимся чуть позже.

Это шокирует меня.

Смущённо застыв посреди комнаты, я размышляю, насколько далеки мои ожидания от реальности, когда голос Питера в телефоне возвращает меня на Землю.

– Белла? Белла, ты всё ещё здесь?

Теперь его тон обеспокоенный, и вопреки всему мои слёзы начинают душить меня ещё сильнее. Я прочищаю горло и стараюсь не шмыгать носом, чтобы он не понял, насколько сильно расстроил меня. – Да, я тут.

– Ты в порядке?

– А почему мне не быть в порядке?

– Слушай…

– Ой, забей, Питер, всё в норме, – я пожимаю плечами, но это видят лишь Грегор и моя пустая комната.

– Белла, я просто беспокоюсь о тебе, и хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.

– Не о чем беспокоиться, Пит, – когда он вздыхает, я осознаю свою ошибки. Я никогда не звала его Питом. Зажав голову руками, я, чувствуя себя окончательно разбитой, падаю на кровать.

Мы оба молчим недолго, а затем Питер снова говорит. – Просто папы нет рядом… И я… я должен позаботиться о тебе, как позаботился бы он, – на последнем слове его голос срывается, и я слышу в нём слёзы. Прикрыв рот рукой, я удерживаю рыдания. – Ты – всё, что у меня есть, Белла. Я не могу позволить, чтобы что-то случилось с тобой, и я сделаю всё возможное, чтобы защитить тебя. – Он неуверенно вздыхает и усмехается, но этот слабый звук, ничем не напоминает его обычный смех, хотя в нём больше нет той вульгарности, что я слышала прежде. – Боже, это так грёбанно сложно.

Я точно понимаю, что он имеет в виду. – Я люблю тебя, Питер. Знаю, ты просто пытаешься присматривать за мной.

– Так и есть, Белла, честно. Прости, за мой кретинизм.

– Всё в порядке.

Он что-то бормочет, я не могу разобрать слов, и затем добавляет. – Чёрт, мне надо идти. Я позвоню попозже, ладно?

– Конечно, ещё созвонимся.

– Спасибо, Беллз, – он произносит это тихо и вешает трубку до того, как я успеваю ответить.

Перевернувшись на спину, я изучаю потолок. Нет, Питер безусловно прав. Родственники и близкие друзья поддерживают нас, но когда жизнь катиться к чёрту, есть только он и я. Что бы ни происходило с моей жизнью, Питер – самый близкий, самый родной человек для меня.

Я не могу допустить, что бы что-то встало между нами, а сейчас, очевидно, он не одобряет моего общения с Джаспером Уитлоком.

Я хочу психануть. Хочу топнуть ногой и воскликнуть, что я уже взрослая девочка, и могу сама выбирать себе друзей, что не нуждаюсь в защите. Но после трёх лет без брата на другом конце страны делать что-то подобное тяжело. Мы уже физически далеки друг от друга, не хватало ещё возвести эмоциональные барьеры.

Я неохотно признаюсь себе, что он прав, пусть даже и не в курсе, как я воздействовала на Джаспера, и как много мы узнали друг о друге за эти недели – но есть то, что мне неизвестно о Джасе. В моей памяти всплывают обрывки воспоминаний и мыслей, я пытаюсь сложить их в один большой пазл, чтобы понять…

Чем я занимаюсь – ночными разговорами с парнем, которого, по всей вероятности, больше никогда не увижу? Украдкой любуюсь на фото, когда никого нет поблизости? У меня скоро выпуск, экзамены – вот о чём надо думать. А ещё заняться поисками жилья в Колумбии, планировать свою новую жизнь вне стен университета. И насладиться последней по полной до того, как выйду в реальный мир. А не мечтать осесть на Восточном побережье, витая в глупых мечтах о парне, с которым встречалась лишь однажды. О парне, с которым просто перепихнулась, когда мне надо было выпустить пар.

И то, что мы так и не созвонились с ним вечером, несколько успокаивает меня. Мог ли он сказать, что хочет созваниваться почаще? Я бы согласилась?

И кому бы из нас было больнее в результате?

Я поднимаю сотовый, который всё ещё сжимаю в ладони, и открываю телефонную книгу.

Жест не более, чем символический, но я очищаю список звонков и стираю пропущенные без всяких колебаний.

Второй раз за двенадцать часов я ощущаю мощнейшее разочарование и чувствую, что мне надо просто завалить себя делами.

Пару минут я размышляю, чем заняться в оставшуюся часть дня, и решаю позаниматься в библиотеке. Встав, собираю книги и кидаю сотовый на кровать. Имя и номер абонента на дисплее медленно гаснут.