Глава 52. Накануне Рождества. Он
Розали говорит, что любовь меняет все.
На ее месте я бы тоже так считал.
Но я на своем.
И уже давно не верю в чудеса.
Конечно, вселенная Роуз полна сказок. Волшебных соединений сердец. Крепости семейных уз, взаимопонимания и поддержки. Но в моей вселенной все иначе.
ОК. Может быть, и в моей жизни когда-то было что-то подобное. Но оно лишь вспыхнуло, всколыхнув мои чувства, а потом безвозвратно ушло. И глупо думать, что можно повернуть время вспять и вновь испытать те незабываемые чувства защищенности, нужности и счастья. Особенно, если ты потерял все исключительно по своей вине.
Я ничего не обещал Роуз. Даже в этот период небывалой открытости в наших отношениях, я ничего не рассказал ей о соглашении с Эдвардом. О моих чувствах, когда я вижу Алека рядом с Ренесми. О тех чувствах, которые я испытываю, когда просто вижу ее. Но, по сути, для Розали это было и неважно. Я видел, что ей достаточно просто быть рядом со мной. И порой я даже чувствовал себя некомфортно, осознавая себя носителем такой вселенской любви и доброты, какими она окружила меня. Полагаю, нарочно. Все еще надеясь изменить мое намерение уехать. Одному. В никуда.
Прошло ведь совсем немного времени, но Роуз сделала все, чтобы расшевелить во мне воспоминания о прошлой жизни. Она будто бы невзначай вспоминала о моих достижениях в спорте, разжигая внутри меня тоску по соревнованиям. Вскользь упоминала о бывших партнерах по команде, которые в отсутствии меня вышли на первые роли, всколыхивая дух соперничества. Она говорила, как важно, когда есть кто-то, с кем ты всегда можешь поговорить, заставляя меня осознавать свое одиночество. И совсем бесстыдно заявляла, как жизненно необходимо для каждого проводить праздники с родными и близкими. И в контексте неумолимо приближающегося Рождества, я понимал, к чему она клонит. К тому же, Роуз выполнила свою главную миссию – заставила меня еще больше думать о Ренесми. О нашем прошлом, настоящем и будущем. «Ты никогда не уедешь от нее. Даже если окажется далеко, твои мысли всегда будут рядом с ней», - сказала она. И как я ни старался, я не мог выкинуть эти слова из головы.
Я больше не пытался встретиться с Ренесми. После той не самой удачной встречи у колледжа Эдвард позвонил мне и сказал, что будет лучше дать Ренесми какое-то время, чтобы прийти в себя (как будто бы я этого не понимал, и как если бы мне самому не нужно было то же самое). И мы решили, что будет лучше оставить наш новый разговор до рождественского бала в доме Калленов. И хоть мне не слишком-то хотелось снова возвращаться в Грейшотт (слишком много самых противоречивых воспоминаний было связано с этим домом), я согласился.
Время до Рождества летело на удивление быстро. Неотвратимость новой встречи с Несс придала моим нервам выдержки, а чувствам передышку, и я смог, наконец, расслабиться и дать себе отдохнуть. Конечно не один, а под домашним присмотром и развлечениями с Розали и, не заставившим себя долго ждать, Эмметом. В первые две минуты нашей встречи он воинственно изучал меня, а потом раскрыл свои медвежьи объятия, и когда я не поспешил к нему на встречу, сам как-то по-отечески сгреб меня в охапку. А Роуз сначала довольно наблюдала за нами, а потом подошла поближе и тоже «влилась» в это «семейное-переплетение-тел».
Но, вы же понимаете, мы живем в реальном мире и все не могло быть так радужно слишком долго. Гром грянул оттуда, откуда я уже перестал его ждать. За день до вечеринки у Калленов мне вдруг позвонил Эдвард и без объяснений заявил, что больше не нуждается во мне, а мое приглашение на бал недействительно.
И это означало конец. Конец меня и Ренесми.
Так думал Эдвард. Так обещал ему я. Так мы планировали.
Но сейчас, перед лицом вечной разлуки, я вдруг осознал, что перспектива больше никогда не видеть Ренесми произвела на меня эффект разорвавшейся бомбы. На какую-то долю секунды я будто бы потерял ориентацию в мире. Я чувствовал растерянность. Пока на ее место не пришла паника. Мгновенная. Острая. И очень неприятная. И не нужно было быть Эйнштейном, чтобы понять – я не готов так просто уйти. Чем бы не обернулось для меня это решение, я пообещал себе еще раз встретиться с Ренесми. Не чтобы позлить Эдварда, и узнать, что заставило его изменить планы. А чтобы дать себе и Ренесми еще один шанс… Шанс поговорить и простить. Чтобы было проще жить дальше.
После нашей эмоциональной встречи я не сомневался – это было нужно нам обоим.
Вместе с расторжением договора с Эдвардом, пришла свобода в мыслях. Ну, в том смысле, что я больше не был обязан оставлять свой разум открытым для вторжения, и, конечно, воспользовался этой возможностью. И сразу почувствовал себя в разы увереннее.
Мне стало интересно, что подумал Эдвард, поняв, что я больше не в его власти. Очевидно, что с его стороны было совсем нелогично так бескомпромиссно «отшивать» меня. Но кто я такой, чтобы понимать Эдварда Каллена? У этого чувака на уме всегда одна неразбериха…
Как бы то ни было, подбадриваемый Розали, я без особого напряга дождался заветного дня. Сначала она пыталась настоять, чтобы мы провели Рождество втроем – я, Эммет и она, но когда я сказал ей, что хочу повидаться с Ренесми на празднике, она искренне обрадовалась. И даже не стала задавать лишних вопросов. Лишь улыбнулась, а ее лицо засияло как рождественская лампочка.
Я настоял на том, что в Грейшотт поеду один. Вот уж чего мне не нужно было – так это сопровождения «взрослых». Так что в назначенный день я надел новый костюм, накинул на плечи плащ с красной подкладкой, захватил с собой маску и без пятнадцати девять покинул свой номер в отеле.
Я мог бы еще очень долго рассуждать о своих чувствах в тот день. Соотносить их с праздником, с маскарадом, с размахом банкета и прелестью декора, но все это пустое. Ничто, по сравнению с тем, что я испытывал, понимая, что вот-вот увижу Ренесми. Я горел изнутри. И огонь этот вызывала одна лишь Она. Она и мысль о нашей скорой встрече.
Я не знал, что скажу ей. Я пробовал репетировать речь, какое-то объяснение, но выходило так отвратительно сентиментально, что я сдался. Решил, что в нужное время мозг включится и подскажет мне верные слова. На самом же деле случилось прямо противоположное. Когда я, наконец, увидел Ренесми в нарядной толпе, такую божественно прекрасную в своем золотистом одеянии, с сияющими глазами, с разрумяненными от танцев щеками и смеющимися губами, мой мозг отключился окончательно. И я больше не мог не то, что логически рассуждать, а вообще мыслить связно. Мне оставалось лишь смотреть. А смотреть было на что.
Ренесми развлекалась. От души, полностью отдавшись безудержному веселью. Такие моменты как этот случались нечасто. А может быть, просто я становился их свидетелем лишь изредка. Но я помнил Ренесми такой свободной, раскрепощенной и жизнерадостной лишь в тот короткий период, который мы вместе провели в Лондоне. Только вдвоем, еще не отягощенные вампирскими заморочками и запретами. Молодые, страстные, веселые. Мы любили друг друга, гуляли, развлекались. И на одной из вечеринок Ренесми танцевала вот прям как сейчас. И как сейчас, я тогда не мог отвести от нее глаз.
Она веселилась совсем как ребенок. Так искренне. Так полно и глубоко. Она морщила носик и запрокидывала голову, когда смеялась. Ее волосы, уложенные короной, переливались здоровым блеском. Золотая диадема почти неприлично вспыхивала в отблесках фонариков. Длинные серьги подпрыгивали.
А танцевала она совсем как богиня. Легко. Непринужденно. Естественно. Ее не смущало ни длинное платье, ни узкий корсет, ни туфли на каблуках. Она радостно крутилась и вертелась, взмахивала руками, поводила плечиком, из-под подола ее платья то и дело появлялись носики ее туфлей и тонкие щиколотки. Грудь вздымалась. Бедра соблазнительно покачивались…
В ту минуту меня как громом поразило, и я вдруг понял… Раньше не понимал, а теперь понял. Понял, что вновь увидев Ренесми, вновь почувствовав и подышав ею, я исполнился отчаянного желания быть рядом с ней, быть частью ее жизни и чтобы она снова стала частью моей. И только это, а не дурацкое предложение Эдварда или муки совести, заставило меня остаться. Только это. Потому что в глубине души я всегда знал, что любовь никуда не уходила… И сейчас, пройдя сквозь столько испытаний, преодолев столько преград, она может быть даже стала сильнее. Если такое вообще возможно.
Мне стало почти физически больно от желания вернуть Ренесми. Внутри меня все вдруг вспыхнуло, веном заструился по венам, а перед глазами стали мелькать картинки другой, возможной реальности….
Вот я звоню ей, как ни в чем не бывало. И она рада меня слышать. Или вот я встречаю ее после колледжа, а потом слушаю ее болтовню о занятиях, сидя в уютном кафе и глядя, как она потягивает латте. Или вот я в ее комнате, сижу на кровати, а она рисует. И я вижу, как сосредоточенно она грызет деревянный кончик кисти, а потом, когда на нее снисходит озарение, она начинает рисовать. И я снова наблюдаю все перемены в ее настроении. Чувствую, когда она рада, и когда грустит. Когда она спокойна, и когда бушует. Радостно ожидаю утро, зная, что день подарит мне встречу с ней. И счастливо встречаю ночь, глядя, как она засыпает…
В тот момент я совсем не думал о причинах, по которым я оставил ее. О причинах, которые все еще были актуальны. О той боли, которую я причинил нам обоим. О жажде. Об опасности. О невозможности нашего воссоединения. Тогда я не мог думать о них. Или просто не хотел. Просто не мог испортить сказку этого вечера. А для меня, все это и было сказкой. Сказкой, которая случилась со мной в ночь накануне Рождества.

Я стоял у стены и жадно наблюдал за ней. Несколько минут, а может быть час. И было странно оставаться незамеченным так долго. Но Ренесми была так поглощена своим весельем, что будто бы вообще отключилась от окружающего мира. И я с радостью принял это положение вещей. Потому что для меня это были подсмотренные моменты Ренесми в беззаботности и легкости – ведь рядом со мной она уже давно не могла вести себя так же. Раньше могла, а теперь нет. И уже, наверное, никогда не сможет. И понимая это, я не торопился в душе и не бежал вперед в реальности. Я ждал и упивался моментом…
… И когда Ренесми, наконец, заметила меня, я даже расстроился. Потому что когда наши взгляды встретились, она сразу напряглась и занервничала. Улыбка исчезла с ее лица, и она замерла, удивленная и обескураженная. И даже на тысячную долю не такая счастливая, какой она была мгновения назад.
Но у нашего, возникшего лишь от взгляда, эмоционального контакта, были свои плюсы. Электричество. Такое бурное и опасное, что мне пришлось приложить изрядные усилия, чтобы не броситься к Ренесми в тот же миг. И наслаждение. Извращенное наслаждение от одной лишь возможности рассмотреть ее как следует. С ног до головы. Не пропуская ни миллиметра…
И люди, будто в кино, расступились, делая нас еще ближе друг к другу. Оставляя между нами все меньше преград. И только несколько метров вибрирующего воздуха, и она и я на разных полюсах.
Ренесми была восхитительна в самом прекрасном смысле этого слова. Жалко, что я не художник. Если бы был им, я бы рисовал только ее, находя в этом утонченно-извращенное удовольствие. Я бы выписывал каждый сантиметр ее кожи, грацию ее фигуры, блеск волос, прелесть лица. Я бы любовался ею. И только ею.
Но я не был художником. Я был испорченным Дэниэлом Дэвисом. И никакие возвышенные чувства не могли сравниться с тем бешеным сексуальным влечением, которое проснулось во мне, когда мы встретились. Я не мог оторвать от нее глаз. Дух захватило, а в горле пересохло. В этот момент я желал ее так сильно, что мне казалось, будто все вокруг чувствуют мою страсть, так реальна она была. И будь я проклят, но она чувствовала тоже самое. Такую страсть, какая была у нас, невозможно было игнорировать. И я почувствовал эгоистичное удовлетворение, что даже спустя столько времени, я все еще способен вызывать в ней ответную реакцию…
Я не хотел напугать ее, но так вышло. Так вышло, и я ничего не мог с собой поделать. Так что когда она ушла, словно сбросила оцепенение, вызванное нашим взаимным влечением, мне пришлось пойти следом за ней. Потому что в тот вечер я не мог быть вдали от нее.
Я помог ей налить пунш. Она так разволновалась, что не могла сделать это самостоятельно. И хоть я был против того, чтобы она много пила, я испытывал искреннее наслаждение, помогая ей. И чувствовал себя едва ли не на 10-м небе, когда наши пальцы невзначай соприкоснулись.
Но Ренесми явно не была также счастлива, находясь в непосредственной близости от меня. Она залпом опорожнила свой бокал, и убежала от меня. А я отправился было за ней, но на моем пути встала Роуз.
Прекрасное видение в бело-серебристом.
Снежная королева.
Она обняла меня и шепнула на ушко, что я на правильном пути и она на моей стороне. И еще она сказала, что Алек уехал, а я могу больше не волноваться…И мне сразу стало понятно поведение Эдварда. Но внезапно это перестало иметь хоть какое-то значение. В моей рождественской сказке не было места ни Вольтури, ни Калленам. Только Ренесми и я. И я не позволил себе вдаваться в подробности и что-то выяснять. С неожиданной даже для себя нежностью я обнял Розали и сказал, что она прекрасна, и я ее люблю. И когда она просияла, ласково погладив меня по щеке, я ушел…
Наверное, мы с Несс действительно были магнитами. Она плюсом, а я минусом. И когда мы находились в одном помещении, мы просто не могли не замечать друг друга. А как иначе объяснить то, что я увидел ее, как только отвернулся от Розали?
Она стояла одна в другом конце зала, но все мои мысли, чувства, ощущения сразу распознали ее в толпе. И я не смог противиться, да и не пытался, и пошел к ней навстречу. А тут еще, как по моему специальному заказу, оркестр затих и вместо бравурной мелодии, заиграла медленная и очень романтичная.
Я затаил дыхание, а потом медленно вдохнул ее запах и тихо сказал:
- Потанцуй со мной.
Мне кажется, она ждала чего-то подобного. Меня – определенно. Но она все равно вздрогнула, и когда резко обернулась, в ее глазах застыло изумление. Но заглядывая в их выражение глубже, тщательнее и пытливее, я мог увидеть в них другое… Покорность. Будто бы она знала, что я приду. И приняла это. Потому что мы оба понимали, что что-то уже происходит между нами. Что-то, что не зависит от нашего желания и поступков, потому что это сильнее нас. И нам не осталось ничего, как только сыграть свою роль, а это «что-то» расставит все по своим местам…
Но я отвлекся. От резкого движения ее корона немного сдвинулась набок, и я с нескрываемым удовольствием водрузил ее на место раньше, чем это успела сделать она. И в ее глазах на долю секунды вспыхнули негодование и протест, но они так и не успели перерасти в нечто иное. Потому что я вытянул руку вперед ладонью вверх, жестом приглашая ее танцевать со мной.
- Боишься, Ренесми? – тихо поддел я, видя, что она не торопиться принимать мою руку. И получил самое утонченное удовольствие, понимая, что она ни за что не откажет, учитывая во внимание этот вызов.
И я не ошибся. Она горделиво вздернула подбородок, сверкнула глазами (Боже! Она была великолепна в этот миг!) и вложила свою ладошку в мою.
Я с трудом сдержал вздох изумления…
Может быть это была магия? Или все то же, а я просто так и не смог привыкнуть к тому невообразимому накалу страсти между нами? Страсти, которая вспыхивала от малейшего прикосновения, близкого дыхания, мимолетного касания. Страсти, которая билась и искрилась. Страсти, которая покоряла и возвышала. Страсти, которая делала все вокруг неважным…
Остатки связных мыслей и приготовленных для встречи слов вылетели из моей головы. Чувствуя себя где-то в неведомых глубинах рая, я обнял Ренесми и привлек ее к себе.
И мы танцевали.
Слегка напряженная вначале, к середине танца Ренесми будто бы перестала бороться и расслабилась. Она как раньше, уткнулась лбом в мое плечо. И это было так неожиданно, что на мгновение я опешил. А потом лишь привлек ее еще теснее. И она отвечала мне. На все мои невысказанные вслух чувства, на мои эмоции и чувства. Я сразу почувствовал это, поскольку знал ее, как самого себя. В этот миг она вновь принадлежала мне.
Я думаю, Ренесми была специально придумана для меня. Иначе, как объяснить тот очевидный факт нашего полного и безоговорочного физического дополнения друг друга? Когда ты будто чувствуешь наперед движения другого, его касания и повороты, его сердцебиение и дыхание. Это как привязанность к сноуборду, только еще глубже и сильнее. Это феерическое ощущение, когда ты полностью уверен в чем-то и не боишься. Тогда даже самые экстремальные вершины нипочем…
Я старался держать себя в руках. Старался не выплеснуть на Ренесми все то, что я чувствовал, чтобы не испугать ее. Но накопившаяся горечь, накопившаяся страсть и тоска рвались наружу.
- Ренесми, - тихо начал я, но она замотала головой, не давая мне продолжить.
Но я уже не мог остановиться.
- Ренесми…
Она вздохнула и отстранилась от меня. И в ее глазах я увидел разочарование. И будто окончание нашей сказки.
- Что тебе нужно? – спросила она.
- Что мне нужно? – повторил я.
«Мне нужно, чтобы ты простила меня».
«Мне нужно, чтобы ты позволила мне вернуться»
«Мне нужно снова быть рядом с тобой»
Я не сказал ничего из этого. Не смог. Потому что я был слабак и тюфяк.
И я как и прежде «нажал» на наше непререкаемое сексуальное притяжение. Слегка подался вперед, нарочно касаясь губами ее волос и мочки уха.
- Отпусти меня, - тут же пробормотала она.
Но я не мог. Боже, я не мог отпустить ее по своей воле.
- Я испытываю страшное и неприличное желание… - сказал я внезапно севшим голосом, чувствуя, что просто не могу больше сдерживаться. - Поцеловать тебя.
И еще до того как я произнес эти слова, я понял, что совершил непростительную ошибку. Музыка еще не закончилась, но Ренесми оттолкнула меня. Бросила на меня взгляд полный презрения и гордо удалилась. А я был настолько выбит из колеи стремлением к прощению, плещущейся через край любовью, жаждой обладания, что не последовал за нею.
Это было чересчур.
Это было ненормально.
Это было взрывоопасно, приближаться к ней так близко.
Это было на грани между злом и еще большим злом, у той самой черты, за которой я полностью переставал контролировать себя.
Я был обескуражен. Не самой встречей, а своим поведением. Своим полным забвением. Отторжением реального мира. Своими неконтролируемыми инстинктами рядом с ней. Своей бешеной страстью. Своей пышущей любовью. Своими чувствами, от которых хоть кричи, хоть плачь, не скрыться…
Чувствуя странное головокружение, я кое-как нашел выход на террасу. Очутившись на холоде, я слегка наклонился вперед и стал массировать виски пальцами, стараясь привести себя в более или менее нормальное состояние… Здесь меня и нашел Эдвард. И едва ли это было самым удачным временем для нашего разговора.
Если бы я мог, я бы ушел. Но я не мог. Не из-за внезапного физического недомогания, нет. Я не мог уйти, потому что Ренесми оставалась здесь. Понимать это было страшно. Еще никогда раньше я не чувствовал такой полной и такой сильной власти Ренесми над собой. И мне кажется, только сейчас я полностью осознал всю силу моих чувств к ней…
- Решил испытать степень моего терпения? – между тем холодно бросил Эдвард.
- Я говорил тебе, что мне нужно поговорить с Ренесми, - тихо ответил я, изо всех сил пытаясь привести себя в норму. Потому что сейчас, когда я остался один на один с Эдвардом, мне нужна была трезвая голова и уверенность.
- Кажется, ты забыл условия нашего договора! – вскрикнул он, и я думал, что сейчас он растерзает меня, такой злобой загорелись его глаза. Но ничего не случилось. Эдвард на то и был Эдвардом, чтобы внезапно успокоиться и тихо сказать, указывая на дверь в библиотеку:
- Поговорим здесь.
Я смутно помню наш разговор. Я старался сосредоточиться и объяснить Эдварду, что мне все еще необходимо поговорить с Ренесми, но в голове шумело и искрило. Потому что я никак не мог прийти в себя после того, как вторично «открыл» в себе безбашенную любовь к ней. Я понимал, что мне не убедить Эдварда, что я не хочу ничего плохого. Что я боготворю его дочь и что я скорее умру, чем еще раз сделаю ей больно. Я понимал, и поэтому даже не пытался что-то сделать, лишь будто во сне стоял на своем. И проснулся лишь когда Эдвард совсем распалившись зашипел: «Это будет война. Я не для того выдергивал Ренесми из лап Алека, чтобы отдать ее тебе», а у двери послышался вскрик.
Я обернулся на голос. И Эдвард сделал тоже самое. И тогда и я, и он поняли, что этот наш никчемный разговор только что изменил свой статус, превратившись в самое важное событие этого дня.
Если бы все не было так серьезно, я бы рассмеялся. Все выглядело как в пошловатом фильме. И на Эдварда было страшно смотреть, когда он понял, кто стал невольным свидетелем нашего объяснения. Он был не то в шоке, не то в панике, не то в печали…
«Никогда не прощу тебя за это! Никогда!» - раздалось у двери, а потом зашуршали юбки и я увидел удаляющуюся тоненькую фигурку Ренесми.
Эдвард хотел было броситься за ней следом, но потом вдруг сгорбился и тяжело и как-то обреченно опустился на кресло у стены.
- Я найду ее, - тихо сказал я, чувствуя, как адреналин прогоняет прочь меланхолию и туман из сознания. Я не хотел, но тон, каким я произнес эти слова, вышел извиняющимся. Но я знал, что мне не за что было просить прощения. Только не на этот раз.
Эдвард даже не взглянул на меня и ничего не ответил. Да мне и не нужно было его позволение.

Я мог представить, как Ренесми чувствовала себя сейчас. Так, словно у нее из-под ног ушла земля и больше не на что опереться. И не осталось никого вокруг, кому бы она могла довериться…
Я сам чувствовал нечто подобное. Раньше. Не сейчас. Сейчас Ренесми и мысль о том, что я должен вернуть ее в свою жизнь стала моей опорой.
Обшарив взглядом бальную залу, в которой все еще толпился народ, и не найдя ни следа Ренесми, я поднялся наверх. Оставшись незамеченным, я осторожно проверил ее комнату, стараясь не поддаваться дикой смеси ностальгии, эйфории и затаенной боли, которая всколыхнулась в моей душе, едва я зашел туда. Туда, где случилось непоправимое, и где я однажды уже попрощался с Несс. Тогда я думал, что навсегда и ради нее. Сейчас я просто не знал.
Убедившись, что в комнату Ренесми не возвращалась, я открыл окно в ее спальне… А в следующий миг уже обходил кругом дом, пытаясь отыскать следы. И я нашел. Узенькую дорожку следов, уже слегка припорошенную падающим снегом, ведущую от парадного входа в особняк, мимо заднего двора к озеру.
Чувствуя поднимающуюся в душе панику, я шел по следу, отгоняя пугающие мысли о тоненьком льду на озере. Конечно, Ренесми была в состоянии позаботиться о себе. Она это всем доказала. Но сейчас она была такой подавленной, такой одинокой… Такой возбужденной и взволнованной, что, конечно, он и не думала об осторожности.
Как я и предполагал, тропинка следов, петляя через деревья, вывела меня к озеру, покрытому тонкой коркой льда. Здесь я остановился.
Хотя до особняка Калленов было не больше пяти минут ходьбы, озеро, окруженное густым лесом, казалось, находилось на какой-то другой планете. Было тихо. Огни деревни здесь не властвовали. И только серебристая луна освещала ночь. На мгновение у меня появилось странное ощущение полной оторванности от мира. Словно я совсем один. Словно Ренесми вообще не существовало…
И как раз когда ощущение уединения стало совсем полным, я вдруг увидел ее. Она стояла там, где озеро почти сливалось с лесом, поэтому я сразу не заметил ее. Одинокая фигурка в золотистом платье, поверх которого было наброшено черное пальто. Одинокая и печальная. Даже через разделяющее нас расстояние я чувствовал ее грусть. Может быть по сгорбленной спине, может быть по обхватывающим тело рукам или по тому самому потоку электричества, которое шло от нее ко мне и обратно…
Чувствуя необъяснимую робость, я подошел к ней и остановился рядом. Она медленно повернула голову, встретилась со мной глазами.
Я сглотнул.
На меня будто посмотрел призрак. Бледное лицо в свете серебристой луны казалось безжизненным, глаза – совершенно пустыми.
Так и не сказав ни слова, она снова отвернулась от меня.
Я не стал торопить ее, что-то говорить, стараться вывести ее из этого транса. Я дал ей время самой прийти в себя. Самой, но не одной. Мне было важно, что она знает, что я рядом.
Мы простояли молча еще несколько минут. И, наверное, стояли бы еще какое-то время, но я вдруг почувствовал, как тело Ренесми едва заметно содрогается. Внимательно осмотрев ее с ног до головы, я отметил голую шею, руки без перчаток и, самое ужасное, золотистые туфельки, утопающие в снегу.
Мысленно я отругал себя за тупость и недальновидность. Нужно было сразу подумать о холоде! И хотя бы захватить пальто. Тогда бы я смог хоть немного согреть ее, а не стоять сейчас в растерянности, понимая, что я ничего не могу ей предложить…
- Хватит, - решительно сказал я, разворачивая Ренесми к себе, как куклу, и быстро застегивая пуговицы на ее пальто. Конечно, это ее не согреет, но хотя бы немного защитит от снега и ветра. – Пойдем, ты совсем окоченела.
Она подняла на меня глаза, и мне показалось, что сейчас она скажет мне катиться ко всем чертям, но я ошибся. Посиневшими от холода губами (я еще раз ругнулся на себя и свою тупоголовость) она шепнула:
- Я не хочу домой.
- Я отвезу тебя в другое место, - тихо пообещал я, неловко растерев ее плечи.
В молчании мы проделали весь обратный путь. И только снежинки танцевали вокруг нас. Ренесми шла довольно быстро, но, конечно, не так как я. Я легко мог взять ее на руки – тогда мы дошли бы быстрее, а значит, она согрелась бы быстрее, но я этого не сделал. Это было бы слишком мелодраматично. И еще мне казалось, что Ренесми сейчас важно держать дистанцию. Со всеми. Скорее из-за этого, а не из-за киношности возможного поступка, я не даже не предложил ей этого.
Бок о бок, выдерживая дистанцию между нашими телами, мы проделали путь до дороги, обойдя стороной дом Калленов.
- Подожди меня одну минуту, - тихо сказал я. – Я заберу машину с парковки.
Она лишь кивнула.
Я боялся ее оставлять, потому что не знал, дождется ли она меня. Мне казалось, что если она встретит машину, то махнет рукой и уедет. И даже не вспомнит, что я рядом…
Я приехал за ней минуты через две. Она стояла на том же месте. Как маленькая ледяная скульптурка.
Я вылез из машины и открыл для нее дверь.
- Рыцарь с большой дороги, - с иронией прошептала она дрожащим голосом, но все же села.
Когда я завел мотор, она секунду пытливо смотрела на меня, а потом закрыла глаза и откинулась на сиденье. И все это в почти звенящей тишине…
Я вырулил с обочины и, набирая скорость, понесся вперед. Ренесми сидела неподвижно. И если бы не ее прерывистое дыхание, я бы подумал, что она спит. Печка работала на полную, но ее по-прежнему била дрожь. Мне очень хотелось как-то согреть ее, но я не знал, как. У меня в машине не было ни пледа, как раньше, ни чужой куртки, а у меня самого температура тела была едва ли не минусовая… Хотя сегодня рядом с Ренесми меня постоянно бросало в жар…
Я думаю, мои мысли кажутся вам обрывочными. Но они и были такими в эту рождественскую ночь. Странную, непредсказуемую и невыносимо чувственную ночь, когда события развивались со скоростью света и в таких направлениях, которые никто и предположить не мог.