Глава 64
У меня наконец появляется свободное время. Хотя я все равно не знаю, чем заняться. Чем вообще занимаются нормальные люди, попав в чужой дом? Ну то есть, если они не воры и их не пригласили на какой-то праздник. Видимо, правильного ответа на вопрос не существует. Хотя бы потому что слово "нормальные" в нем лишнее и смотрится, как камень, брошенный в реку. Ясно же, что нормальные люди не оказываются просто так посреди чужой столовой и не ломают голову над тем, чем бы этаким заняться и как скрасить тягостные часы безделья.
Можно было бы сесть и все обдумать, но размышления в сложившихся обстоятельствах кажутся мне ничуть не более простым и приятным занятием, чем рытье собственной могилы. Что мне на самом деле необходимо, так это физическое напряжение сил для того, чтобы заглушить сотни голосов в голове и не дать им разорвать мой мозг на мелкие кусочки.
Выбравшись из-за стола, я более тщательно осматриваю первый этаж, обходя комнату за комнатой. Естественно, избегая той, где на диване отдыхает Луиза. Судя по всему, она служила прежним хозяевам гостиной. Помимо нее, есть небольшой пустынный холл с пустыми кадками из-под давно умерших растений, ванная, просторная столовая и крохотная кухня, размерами напоминающая платяной шкаф. Несмотря на тесноту, атмосфера этой комнаты кажется уютной и по-домашнему милой. Мебель светлого дерева, украшенная цветочным орнаментом, устаревшая бытовая техника и старомодные обтянутые тканью сиденья на стульях. Если убрать нелепые белые жалюзи и расставить на подоконнике горшки с цветами, то мог бы получиться прекрасный образец интерьера в стиле прованс.
На полке в холодильнике стоит несколько баночек йогурта с большим сроком хранения, но даже он давно вышел. Подумав, я отправляю свою находку в мусорное ведро. Кроме этого, из еды мне удается найти разве что упаковку сахара и специи, насыпанные в красивые стеклянные баночки. В шкафах расставлены тарелки, пара кастрюль и несколько бокалов. Посуда явно неновая, судя по всему, ей часто пользовались – цветочный рисунок местами стерся, кое-где видны царапины и сколы. Кто-то сильно любил этот сервиз и не мог с ним расстаться, даже когда пришло время.
Закончив с кухней, я возвращаюсь в холл и по узкой, покрытой вытертой синей дорожкой лестнице, поднимаюсь на второй этаж, где располагается еще одна ванная, две спальни, кабинет и маленькая пустая комнатка, о назначении которой мне трудно судить. Это с равным успехом могла быть и гардеробная, и "игровая" из тех, в которых нынче принято лупить друг друга плетками и связывать веревками. Абсолютно голые бежевые стены и гладкий, выложенный матовой белой плиткой, пол.
Как и на первом этаже, почти отовсюду убраны личные вещи, хоть что-нибудь из того, что способно было бы рассказать мне о прошлых владельцах дома. В ванной нет даже зубных щеток. В пустом шкафчике над раковиной стоят неподписанные пузырьки с таблетками, а на крючке рядом висит единственное полотенце.
Когда я хочу приступить к осмотру одной из спален, снизу раздается голос Луизы.
- Белла, иди сюда. Принеси мне воды.
Меня снова пробирает дрожь от мысли о том, во что я по собственной глупости ввязалась. Взвалить на плечи заботы о чужом ребенке – само по себе нелегкое бремя, но если ребенок инвалид и не в силах сделать самые простые вещи, то подобная ноша может раздавить. Дело в том, что мне приходится с этим считаться, а, значит, я должна выполнять все прихоти дочери Эдварда. И если вдруг она скажет мне встать на голову и петь, значит, я встану и буду петь. Я не имею морального права ей отказать.
Спустившись на кухню, я наливаю в один из уцелевших бокалов воды. Луиза пластом лежит на диване. Ее пустой взгляд упирается в низкий потолок, а на лице отпечаталось странное выражение, расшифровать которое я просто не в состоянии. Видимо, маленькое чудовище продолжает строить планы и просчитывать вероятности того или иного события в будущем. Расставляет на воображаемой доске фигурки людей, передвигая их, как пешки, с клетки на клетку в соответствии с собственными желаниями.
На протянутый стакан Луиза не обращает внимания. Мне приходится громко ее позвать, прежде чем она возвращается к реальности и начинает жадно пить. Несколько капель воды стекает по подбородку и падает, застывая темными пятнами на белой обивке.
- Послушай, Луиза, я не умею ухаживать за детьми, тем более за больными, - я на секунду запинаюсь, не знаю, как она воспримет мое замечание, но, наверное, оно придется ей по душе. Ей ведь хочется играть роль девочки-инвалида, которую все жалеют, а, значит, упоминание о болезни вряд ли оскорбит.
- Я это знаю. Ты и за собой ухаживать не умеешь, так что не стоит и повторять.
Пропустив ядовитое замечание мимо ушей, я продолжаю:
- Тебе требуется определенный уход, помощь. Ты ведь должна была об этом подумать, когда убегала...
- Я подумала. И это не твоя проблема.
- Твою мать, она именно моя. Потому что я оказалась здесь вместе с тобой. И даже несмотря на мое отношение к тебе, я хотела бы помочь. Хотела бы, но не могу.
- Белла, успокойся. Я же сказала, что обо всем подумала. Неужели ты считаешь, что я могла убежать, рассчитывая лишь на помощь криворукой истеричной идиотки вроде тебя?
Не дав мне ответить, она продолжает:
- Конечно, нет. Я договорилась с сиделкой. Пока ты шарила по чужим шкафам, я позвонила ей. Она скоро приедет.
- Какая еще сиделка? Ты ведь не можешь довериться первой попавшейся сиделке?
- Она ухаживала за мной в больнице. Год назад у меня было воспаление легких, и меня на пару месяцев перевели из элитной психушки в обычную клинику.
Она замолкает, вспоминая те давно минувшие события. Я терпеливо жду, однако проходит пять минут, а Луиза продолжает хранить молчание.
- А дальше?
Она вздрагивает, бросает на меня недовольный взгляд.
- Я подружилась с медсестрой. Сорок лет, разведена, одна воспитывает двоих детей. Неплохая женщина, но излишне побитая жизнью, озлобленная. Она добровольно превратилась в прислугу для собственных дочерей. Этакий инкубатор, с той лишь разницей, что теперь они находятся не внутри нее, а тянут жизненные соки снаружи. И поскольку маленьким паразиткам постоянно требуется деньги, было не так трудно уговорить Лоран оказывать мне некоторые услуги. Именно она следила за домом и оплачивала счета, - Луиза замолкает. – Но, главное, мы заключили договор. Я плачу ей сто тысяч. Взамен, как только мне потребуется ее помощь, она приедет и будет за мной ухаживать. Месяц или два, до тех пор, пока я не найду надежного человека на подмену.
Я должна бы испытать облегчение, но все что я чувствую, это раздражение. Хочется кричать оттого, что члены этой бешеной семейки используют меня так, как им заблагорассудится, таская по незнакомым домам и заставляя играть странные роли. При этом никто из них даже не считает нужным мне платить. Словно я кукла или игрушка, единственное назначение которой доставлять удовольствие и скрашивать досуг. Словно я никогда не имела собственной точки зрения, а мысль о моем неподчинении не приходит ни мистеру Садисту, ни его сумасшедшей дочери в голову.
Хлопнув дверью, я выхожу наружу, попадая в мягкие зеленые лапы устроенного за домом небольшого парка. Назвать это садом язык не поворачивается. Теплый ветер свободно гуляет между пышных крон яблонь и груш. Разбитые между деревьями клумбы горят ярким многоцветьем позднего лета. От бордовых, алых и желтых цветов рябит в глазах, а от их тяжелого душного запаха идет кругом голова.
Побродив по затейливым изгибам дорожек, посыпанных каменной крошкой, сияющей белизной под жарким солнцем, я окончательно впадаю в подавленное состояние. Маленькое чудовище заманило меня в ловушку. Как и отцу, ей что-то от меня нужно, но что именно, остается только гадать.
Возможно, она просто мстит мне за то, что я заняла место Тани. Но она же умная, могла бы сообразить, что не стоит беспокоиться на ровном месте. Мистер Садист обожает бывшую жену до помрачения, и я никогда не поднимусь на те вершины, где обитает святая память об идеальной миссис Садист. Неужели я вообще могла быть настолько убедительной, что мне поверили? Или убедителен был Эдвард? Как бы то ни было, плоды нашей дикой игры пожинать мне.
Проходят часы, а Лоран не появляется, и я начинаю сомневаться в реальности ее существования. Что, если санитарка – очередная выдумка Луизы, порождение искалеченного рассудка? Меня все сильнее одолевает чувство голода, и я понимаю, что уход и забота требуются не только немощной дочери Эдварда, но и мне самой. Хоть я много лет жила практически самостоятельно, но никогда не умела справляться с самыми простыми бытовыми вопросами. Что и говорить, я даже готовить не научилась. И если не приедет Лоран, я, наверное, умру, отравившись просроченным йогуртом.
К моему счастью, ранним вечером, когда солнце еще достаточно высоко висит над линией горизонта, но воздух становится заметно свежее, за изгородью раздается ужасающий скрежет и звук торможения. Вскочив с травы, кое-как отряхнувшись и пригладив растрепанные волосы, я быстрым шагом направляюсь к калитке. По ту сторону стоит немолодая женщина. Она головы на две выше меня и в три раза шире в плечах. Такое чувство, как стеснение, Лоран неведомо – поверх белой футболки на ней одет шокирующе обтягивающий комбинезон, украшенный золотыми заклепками и вышивкой. Если и этого будет мало для того, чтобы любой ее заметил, Лоран озаботилась украсить себя десятками колец, браслетов и кулонов. Ее короткие белые волосы перетянуты красным шелковым шарфом. Но пугают меня не ее внушающие размеры, огромные руки, приторные духи и обилие кричащей позолоты, а то, что Лоран чернокожая. Разумеется, я нормально отношусь к людям с другим цветом кожи, но из-за того, что никогда близко с ними не общалась, чувствую странную неловкость. Как будто бы испытываю чувство вины за десятилетия притеснений и издевательств. В моей католической школе меня окружали только белые девчонки, все мои подруги и знакомые были либо типичными представителями среднего класса, либо теми, кого принято называть "белым мусором". Так или иначе, их кожа если и приобретала темный оттенок, то лишь после длительного пребывания на солнце.
Лоран кажется другой, жительницей незнакомой планеты. Мне становится не по себе оттого, что она будет жить под одной крышей со мной, станет частью моей жизни. Да, она такой же человек, как я, но, с другой стороны, все люди разные, у каждого свои правила и внутренние кодексы. А когда напоминание об этом столь явно и достаточно одного взгляда, чтобы вспомнить о различиях, притирка друг к другу может стать делом не из легких. Однако мистер Садист научил меня играть и притворяться, поэтому на моем лице не отражается ни то, насколько сильно я потрясена, ни моя растерянность по поводу будущего.
Лоран быстро осматривает дом и берет дело в свои крепкие руки. Она находит в подвале тряпку и чистящее средство. Наливает в ведро воды и говорит мне помыть полы и вытереть пыль, потому что горничная должна будет придти только в конце следующей недели, а Луизе нельзя сидеть в такой грязи. У нее, видите ли, и без того слабое здоровье. Сама Лоран в это время обещает съездить в супермаркет за продуктами и прочими необходимыми вещами, а потом приготовить ужин. Не знаю как, но сиделка с первого взгляда сумела оценить мою неспособность стать королевой плиты и сковородки. Наверное, стоит мне бросить взгляд в сторону кухни, как сквозь все маски и слои притворства на моем лице проступает отчаянье и горькие воспоминания о неудачных попытках приготовить что-нибудь. Я имею в виду что-нибудь съедобное.
Старый красный «понтиак» скрывается за поворотом, я медлю, перед тем как вернуться в дом. Стою с тряпкой в руках на пыльной обочине и пытаюсь собрать разбегающиеся мысли. Хочу я того или нет, но меня, кажется, втянуло в центр урагана посреди топкого болота, каждый шаг по которому и без того мог оказаться последним.
Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr