…Какой смешной финал!
Я б оценил его, когда б не знал,
Как страшно ноет это место внутри,
Где я тебе доверял…
Лора Бочарова «Узник Азкабана»

— У тебя кто-то есть. — Это был не вопрос — утверждение.

— Рон!..

— У тебя кто-то есть, — повторил Рон уверенно, во вкрадчивом голосе зазвучала угроза. Он стоял, чуть покачиваясь и засунув сжатые кулаки глубоко в карманы джинсов.

— Рон Уизли, немедленно выйди и закрой дверь: ты пьян! — Гермиона изо всех сил старалась не показать, что напугана. Вид Рона не предвещал ничего хорошего.

— Я уйду, но сначала давай проясним этот вопрос… Кто у тебя завелся? — последнее слово неприятно царапнуло Гермиону.

— Заводятся блохи, Рон, а вообще — тебя совершенно не касается моя личная жизнь! — отчеканила она, вскинув подбородок, и испепеляя бывшего парня горящими от ярости глазами. Рон нимало не смутился.

— А что у тебя в руке? — он шагнул к ней и попытался поймать за руку, но Гермиона проворно спрятала ее за спину. От Рона разило спиртным, и она с ужасом разглядела безумие в налитых кровью глазах.

— О-о-о, да ты, похоже, пивом сегодня не ограничился, — она с отвращением отстранилась, но Рон обхватил ее за талию, прижав к себе, и свободной рукой попытался отнять письмо. Гермиона с тоской подумала о палочке, оставшейся на дне сумки.
«Да какого черта!.. — отчаянно сопротивляясь, она, тем не менее, ухитрилась сосредоточиться: — Ступефай!!!»
Обездвиженного Рона швырнуло к двери. Гермиона мысленно отправила десять баллов в Слизерин и, тяжело дыша, дрожащей рукой убрала волосы с лица. Метнувшись к сумке, вытащила палочку и направила ее на неподвижного Рона.

— Фините Инкантатем!
Рон, застонав, схватился за голову: падая, он основательно приложился о косяк. Гермиона молила Мерлина, чтобы на шум не прибежали друзья. С палочкой она почувствовала себя намного увереннее. Ее лишь угнетала необходимость использовать ее против друга.
Рон медленно поднялся, держась за стену, и ошарашенно уставился на Гермиону ошалевшими глазами. Та, пользуясь его замешательством, быстро взмахнула палочкой и наложила Отрезвляющее заклятие — вслух. На невербальные сил не осталось.
Рон согнулся пополам, и его вырвало прямо под ноги.
Отдышавшись, он дрожащей рукой отвел с лица влажные от пота рыжие волосы. Гермиона некстати вспомнила летучую платиновую челку Малфоя. Чуть слышно вздохнув, она направила палочку на пол и брезгливо — совсем чуть-чуть — поморщившись, убрала заклинанием грязь.

— Отличница… — одновременно с восхищением и обидой выдавил Рон. Гермиона поджала губы, пряча улыбку. Напряжение потихоньку отпускало.

— Рон, извини… Ты напугал меня.

— Это ты меня прости. Чертово пиво, — Рон скривился. — Ты это… Не говори Джинни, ладно? Она мне мозг вынесет. А за тебя вообще порвет, — его передернуло, и Гермиона не сдержала нервный смешок.

— Ладно. Но если ты еще раз себе позволишь…

— Я понял! — прервал ее Рон, поднимая руки в знак примирения, и тут взгляд его упал на скомканный пергамент, который Гермиона по-прежнему сжимала в руке. Насупившись, Рон угрюмо спросил:

— И все-таки: кто этот твой… таинственный друг?

— А… это… неважно. Рон, тебя это никоим образом не касается, — устало ответила Гермиона.

— Быстро ты мне замену подыскала, — Рон смотрел на бывшую девушку с горечью. «Серые глаза, — отстраненно подумала Гермиона, — снова: серые глаза, и тоже дороги мне… Тоже?!»

— Да нет, ну что ты. Какое там «быстро», уж больше года прошло. Вполне пристойный срок, не находишь? — она надеялась, что слова ее не прозвучали цинично.
Рон как-то сгорбился и поник.

— Ладно. Хочешь скрывать — скрывай. Только это ненадолго, — предупредил он и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
«Что значит — ненадолго? — Гермиона настороженно раздумывала над этим словом, не меняя позы — словно продолжала обороняться. — Ох… завтра что-нибудь придумаю. Все — завтра…»
Однако ложиться она не спешила. Открыв ящик стола, Гермиона вытащила чистый пергамент, взяла перо и секунду подумала.

«Я рада, что Нарциссе лучше!
Буду завтра около полудня — не против?

P.S.: Гермиона.»

Ей нестерпимо захотелось подписаться именем: возможно, он наконец его запомнит и перестанет звать ее исключительно по фамилии? Почему-то ей это было важно и даже необходимо. Может, потому, что сама она как-то незаметно привыкла, что он — Драко. Не Малфой, не хорек, не молодой — бывший — Пожиратель, а Драко. Красивое имя — даже написано на гербе Хогвартса: эта занятная мелочь занозой сидела в ее голове с первого курса. Похоже, на всю школу такое имя носил он один, впрочем, как и она — свое.
Крепкий черный кофе, редкие имена и одиночество — вот их точки соприкосновения. Что ж, не так и мало.
Вздохнув, Гермиона свернула пергамент, вышла из комнаты и на цыпочках прокралась в конец коридора: там — временно — в бывшей спальне Регулуса у них была совятня. Маленькая рыжая — под стать хозяйке — сипуха Джинни и сменившая Хедвиг пестрая неясыть Гарри — вот и все ее жильцы. Сегодня ночью компанию разбавил бессменный Ронов сычик, и ей в голову пришла неожиданная мысль.
Спустя минуту Сычик со скоростью кометы унесся в Уилтшир. Гермиона осмысливала свою выходку, стоя у открытого окна: ночной воздух нес желанную прохладу пылающему лицу. Послать с совой Рона письмо Малфою — поступок, достойный Слизерина. В груди родился истерический смешок, и она прижала руку к губам. С кем поведешься, от того и наберешься, ей-богу. Чего стоит ее мастерский невербальный Ступефай в лоб лучшему другу и бывшему парню. Почему не Импедимента?.. Не Мелофорс*, в конце концов, вот его Рон точно заслужил? Спасибо, хоть Непростительным не шарахнула. Хороша гриффиндорка. Гермиона устыдилась, но в глубине души признала, что не поступила бы иначе, будь у нее даже Маховик Времени — ну разве что заперла дверь. Рон и так вломился бы, но не увидел письма… Гермиона начала как-то по-новому смотреть на вещи.

Малфой лежал на кровати, листая «Путь зельевара: от Пожирателя до героя», — на удивление оперативно сляпанную вездесущей Скитер книжонку с биографией Северуса Снейпа, — и зачитывал портрету особенно изощренно перевранные и тошнотворные места. Его немало развлекало наблюдать за выражением лица профессора — разумеется, когда тот не поворачивался спиной. Драко нравилось мстить Снейпу за его нежелание общаться.
Внезапно раздался шорох крыльев: в комнату влетел лохматый комок и принялся с верещанием кружить над Малфоем. Тот вскочил на кровати, не без труда поймал птицу и, отплевываясь от перьев, отцепил от лапки пергамент.

— Что за чучело, прах тебя побери, — проворчал Драко, разворачивая записку. Пробежав ее глазами, он усмехнулся, подняв бровь.

— Гермиона, значит, — пробормотал он с неожиданным для него самого теплом в голосе и замолчал, уставившись на полоумную сову. Сычик не собирался улетать: продолжая рассыпать по комнате пушистые перья, он носился из угла в угол, придушенно вереща от счастья. В это место его никогда еще не посылали, и он явно чрезмерно собой гордился. Ко всему, очевидно, ожидал от Малфоя ответного послания. Драко расхохотался:
— Ну хорошо, подожди, чокнутый птенец, — и вытащил из ящика старинного бюро кусок пергамента. Быстро начертав несколько слов, он подманил Сычика и привязал записку к крошечной лапке. Птица довольно ухнула и сорвалась в темноту. Драко, ухмыляясь, проводил ее взглядом.

— Мистер Малфой, — негромкий скрипучий голос заставил его вздрогнуть от неожиданности. Драко резко обернулся.

— О-о, профессор?.. — злорадно протянул он, не думая скрывать удивление. — Ушам не верю: вы вспомнили мое имя? Я сражен: такая честь!

— Не тратьте попусту время, мистер Малфой, вам меня не задеть — даже вашими идиотскими вечерними чтениями, — от знакомых изысканно-саркастичных интонаций у Драко заныло сердце.

— Профессор Снейп, почему? — Малфой бросил разыгрывать холодность и запустил тонкие пальцы в волосы, взъерошив их. — Почему вы отказываетесь со мной разговаривать? Вы мне нужны, черт вас дери, неужели не понимаете?..
Он не замечал ни слез, бегущих по щекам, ни того, что сорвался в крик. Снейп скорбно поджал губы и молча ждал.
Выкрикнув последнее: «Почему?!..» Драко закрыл лицо руками и затих — лишь плечи вздрагивали, словно сведенные судорогой.

— Видите ли, мистер Малфой, — мягко, как к тяжелобольному, обратился к нему профессор, — мне…нечем вам помочь. Все, что я мог — и даже более — я уже дал вам в свое время. Мою скуку вы вполне развеиваете чтением этой омерзительной книжонки: она местами даже забавна. Вы считаете себя одиноким, мистер Малфой — о, я мог бы рассказать вам о настоящем одиночестве. Но не стану — увы.

— И что же вас заставило заговорить сейчас? — Малфой нажал на последнее слово, поднимая на Снейпа сухие горящие глаза. Профессор скривил тонкие губы в подобии усмешки.

— Это письмо, что вам принесла сумасшедшая птица Уизли…

— Уизли?!

— Вы невнимательны к мелочам, мистер Малфой — я всегда вам об этом говорил. Это сыч Рона Уизли, чтоб вы знали, такой же нелепый, как его хозяин. М-да, — Снейп с преувеличенным вниманием изучал свои длинные пальцы: пятна от зелий въелись в них навсегда.
Драко безмолвно переваривал факты, пытаясь понять, что они означают, — и не понимал.

— Хм, так вот, — продолжил зельевар. — Эта девушка, мисс Грейнджер… что у вас с ней, Драко?
Малфой нахохлился, как воробей перед дракой. Похоже, «эта девушка» никого равнодушным не оставляет: вон даже Снейп разговорился. Мерлиновы яйца, что за бред вокруг него?.. Драко тоскливо поморщился и вздохнул.

— Она вернула к жизни Нарциссу, профессор. Один Мерлин знает, как это вышло, но так и есть. — Драко помолчал и добавил с усмешкой: — И ваш портрет она мне привезла. В лучших традициях Гриффиндора.

— Это прекрасно, Драко, прекрасно. Я искренне рад за Нарциссу. Меня беспокоите вы. — Снейп пристально разглядывал Малфоя. — Вы не поняли вопроса: что у вас к этой девушке? Только не говорите мне о благодарности, я и так знаю: вы ей обязаны и бла-бла-бла.
Малфой изумленно взирал на бывшего декана, не зная — злиться ему или смеяться. Определенно смерть пошла на пользу профессору Снейпу — по крайней мере в общении он стал свободнее… Когда вообще пожелал это общение начать.

— Профессор, простите, но я вас не понимаю.

— Все вы отлично понимаете, мистер Малфой, — не трудитесь казаться глупее, чем вы есть, — Снейп в раздражении отбросил упавшую на лоб черную прядь. — Я вас спрашиваю о том, что вы чувствуете к мисс Грейнджер — помимо благодарности. — И сухо добавил, отчищая несуществующее пятнышко на рукаве мантии: — Куда только девалось ваше фамильное самообладание? Все написано у вас на лбу — не будьте Поттером, в самом деле, — с этими словами Снейп возвел глаза к небу.

— А от кого мне здесь фамильным самообладанием прикрываться? — огрызнулся Малфой, сел на подоконник и закурил, пуская дым в ночное небо. Пачку сигарет он взял с подоконника. Сигариллы из старых запасов — это для гостиной и Грейнджер, как и фамильное самообладание. Для спальни и Снейпа сойдет и обычное магловское курево.
Бывший декан, однако, имел, что сказать, хотя Драко уже был тому не рад. Почему все, чего так истово желаешь, либо у тебя уже было, либо приходит не вовремя?

— Мистер Малфой, — вновь заскрипел Снейп, облокотившись на рамку, — вы мне некоторым образом небезразличны: как бывший студент и как сын своей матери. Мне не хотелось бы лицезреть… м-м-м… крушение ваших надежд.

— Каких, к гоблинам, надежд? — Драко со злостью швырнул сигарету в окно и, спрыгнув с подоконника, по-кошачьи скользнул к портрету. — Каких надежд? На что вы, тролль вас забери, намекаете?
Снейп невозмутимо откашлялся.

— Вы, Драко, дитя войны — что да, то да. С изломанной психикой и без ясных перспектив. Но вы молоды, а на улице — май, и в дом ваш зачастила молодая красивая — будем откровенны — девушка, свободная от определенных обязательств.
Драко мрачно смотрел на профессора, а тот — на него. Интересно: сохранил ли Снейп, став портретом, способности легилимента? Впечатление было, что все при нем. Или — скорее всего — Малфой действительно позволяет чувствам светиться на лице, как это вечно бывало с Поттером. Мерлин, докатился… Драко со свистом втянул воздух сквозь зубы. Его мучительно раздражало собственное состояние, скользящее от черной хандры к беспричинной радости и обратно. Последние дни выбили его из колеи: Грейнджер, Нарцисса, Снейп — он чувствовал, как теряет контроль над собственной жизнью, а это всегда бесило.

— Извините, профессор. Меня утомила наша беседа. Продолжим в другой раз. Если снизойдете, — не удержался Малфой от колкости перед тем, как аккуратно повернуть портрет к стене. Бывший декан смотрел на него с… состраданием? Драко поздравил себя с полным падением, ощутил омерзение к самому себе и задул свечу.

Сычик влетел в комнату как маленький смерч, но его ждали. Гермиона ловко схватила совенка — он так и оставался для всех птенцом, хоть и вырос — осторожно отцепила от лапки пергамент и судорожно выдохнула: она боялась, что Сычик вернется без ответа.
Совенок ласково прихватил ее за палец, ухнул и упорхнул в соседнее окно.
«Спасибо, малыш», — прошептала Гермиона и медленно развернула письмо. Оно оказалось совсем коротким.

«Жду тебя, Гермиона.

Д.М.»

* Мелофорс — тыквоголовое заклятие. Превращает голову объекта в тыкву.



…Ваш урок не позабуду я впредь,
Душа молчит по правилам чести.
Взвести курок, смеясь — и терпеть,
Не так ли?..
Лора Бочарова «Малфой окончил школу (Тик-так)»

Утро субботы выдалось нежным. Нежно розовел краешек неба на горизонте в ожидании рассвета.
Нежно поблескивала роса, рассыпанная по траве, словно ночью прошел дождь из алмазной крошки.
Нежным был сам воздух — нежным и сладким, им хотелось надышаться впрок.
Драко всегда был ранней пташкой, а сегодня его вынесло из постели и вовсе ни свет ни заря. Но его так пленила хрупкая тишина этого утра, что он не мог оставаться в постели и, стараясь производить как можно меньше шума, вышел на улицу. Ноги сразу стали мокрыми от росы, но это было даже приятно. Драко закрыл глаза и медленно, глубоко вдохнул это утро — до боли в легких. Утро пахло розами.

— Мам... У нас сегодня будет гостья.

Драко с матерью сидели в плетеных креслах на той полянке, где «гуляла» Нарцисса в дни своей болезни, и пили кофе после завтрака.
Нарцисса вопросительно посмотрела на сына.

— Гермиона Грейнджер, — бесстрастно пояснил Драко.

Брови Нарциссы поднялись еще выше. Она вгляделась в лицо сына. Она знала это лицо до последней черточки: высокий лоб, длинный, идеально прямой нос, тонкие, красиво очерченные губы. И — серые глаза в обрамлении пушистых темных ресниц. Она умела читать в них, как в раскрытой книге, еще с того дня, как эти глаза впервые взглянули на нее осмысленно. С тех пор минуло много лет — ее мальчик вырос, а умение осталось. И то, что она видела сейчас, ее беспокоило.

— Гости — это прекрасно, — с легкой улыбкой произнесла Нарцисса. Драко недоверчиво взглянул на мать. — Да-да, милый: прекрасно, гостья — значит, гостья. Тем более — такая.

В глазах Драко появилось любопытство. В разговорах они пока обходили тему роли Гермионы Грейнджер в пробуждении Нарциссы, и он не знал, что именно мама помнит и как к этому относится.
Нарцисса удивила его.

— Знаешь, Драко... Все это время, пока меня не было, — она так называла свою болезнь, — вокруг меня словно приглушили свет и звуки. Мне кажется, это как палата для буйных в Мунго, — Нарцисса горько усмехнулась. — И впрямь: похоже... А потом вдруг дверь распахнулась, и — свет. Красный, сияющий. Я сразу не поняла, что это, а потом на меня обрушился аромат.

Нарцисса поднесла к губам тонкую руку и прикусила костяшку пальца. Драко замер, не сводя с матери встревоженных глаз. Спустя минуту она продолжила:

— Розы... Они сработали, как портключ, и вот я — здесь, — она посмотрела на сына с какой-то беззащитной улыбкой, от которой у того захолонуло сердце. — Эта девочка умеет колдовать без палочки, Драко. Имей в виду, — улыбка стала лукавой. Драко вдруг необъяснимо захотелось плакать. Вместо этого он взял Нарциссу за руку, безвольно лежащую на столике, и поцеловал прохладные пальцы. И в который раз подивился, как она умудряется ясно видеть то, в чем он себе-то боится признаться.

Гермиону разбудил звон посуды и заливистый смех Джинни: внизу, похоже, уже завтракали. Она открыла глаза и сощурилась от яркого света. Ночью она оставила окно распахнутым, и теперь солнце весело хозяйничало в комнате. Гермиона со слабым стоном зарылась в подушку, искренне желая провалиться обратно в сон: она была законченной совой, и все шесть школьных лет изо дня в день совершала по утрам маленький подвиг. Седьмой — военный — год, полный лишений и смертельно опасный, на эту ее особенность ничуть не повлиял. Дотошная и упорная, здесь Гермиона потерпела полное поражение и бросила бесполезную борьбу с собственным организмом. Она лишь пыталась высыпаться по выходным. Однако с ее шумными соседями это было сложновато. Поэтому по утрам — по крайней мере до первой чашки кофе — она была, мягко говоря, не в себе.

— Кикимер... Принеси мне кофе, — попросила Гермиона, поспешно уточнив: — Кофе Блэк, пожалуйста, — и села в кровати, морщась от рези в глазах: утро было солнечным совсем по-летнему.

---