- Ты ездишь на все школьные матчи?

В кои-то веки у нас в гостях Рон и Гермиона. Хотя Гермиона еще не пришла, а потому, будет она здесь или нет – большой вопрос. С другой стороны, она всегда отличалась ответственностью и пунктуальностью, так что, скорее всего, придет.

Джинни возится на кухне, хотя я уже говорил ей, что не нужно ничего готовить. Она ответила что-то про обезжиренные продукты, диетические добавки и прочую ерунду и убежала.

- Да, я стараюсь бывать на всех матчах, в которых принимают участие мои сыновья, - я улыбаюсь, вспоминая о детях. – А Хьюго играет?

- Нет, - качает головой Рон, – он еще слишком мал. Хотя, он, конечно, пытался попасть в команду, но ничего толком не вышло. Я его не тороплю, успеет еще.

Гермиона работает целыми дням и не может заниматься воспитанием детей. Так было, когда я уезжал, так продолжается до сих пор. Рон в доме бывает чаще и потому с детьми проводит больше времени. Вот и сейчас школьными неурядицами занимается он, в то время как ей кажется, что такие проблемы они должны решать сами.

- Он ведь учится на втором курсе, - говорю я, – может, на следующий год уже и попадет в команду.

- Может, и попадет, - пожимает плечами Рон.

Он меня удивляет. Насколько я его помню, для него всегда было важно начать играть в квиддич. Он с детства увлекался этим видом спорта, был горячим болельщиком «Пушек Педдл» и просто мечтал стать капитаном школьной команды. Однако он спокойно относится к тому, что его сын еще не сделал почти никаких успехов в спорте.

Не то, чтобы я мерил детей по школьным достижениям, просто я помню, каким был Рон, и мне кажется странным, что он так мягок со своими детьми.

Друг смотрит на меня и улыбается. С годами он стал значительно проницательнее, чем раньше.

- Я стараюсь не требовать от них совершенства. Не то, чтобы мои родители давили на меня, но я всегда чувствовал обязанность стать кем-то. Даже после войны и всего прочего я продолжал слышать фразы вроде: «Все уже нашли свое место в жизни, а кем будешь ты? Разве ты еще не решил?». Приятного мало. И знаешь, что я решил?

Я качаю головой: «Не знаю, скажи».

Мне действительно интересны все эти перемены, произошедшие с ним.

- Я решил, что мое детство было не настолько счастливым, каким могло быть, лишь от того, что я все время пытался что-то из себя вылепить. Мне все время ставили в пример старших братьев, отличников, тебя… И я, забыв о том, что сам являюсь другим человеком, примерял на себя чужие роли. Я – никудышный актер. И когда родились мои дети, я понял, что не смогу требовать от них успехов. Пусть будут самими собой. И если уж они начнут кому-то подражать и за кем-то тянуться, пусть это будет их выбор.

Рон был несчастен? Мне и в голову такое не могло прийти. Я всегда завидовал его семье, родителям, заботе, которую он получал от них. Мне казалось, что у него есть абсолютно все, чего только может пожелать ребенок. И я никогда не задумывался над тем, что он может считать себя несчастным.

- А если они что-то учудят? – спрашиваю я. – Я просто не знаю, что в таких случаях делают. Обычно с подобными проблемами разбирается Джинни, но ведь я тоже должен знать, как поступают в такое время.

- Каждый раз поступать нужно по-разному. Но я никогда не позорю своих детей и не посылаю им эти чертовы вопиллеры.

Мне есть чему у него поучиться. Он хотя бы всегда был со своими детьми, и его сын смотрит на своего отца, как на друга, а не как на предателя.

- Ты это к тому спрашиваешь, что завтра матч? – интересуется он.

- Да, - честно признаюсь я – завтра мы с Джинни едем в школу. Вдруг что-то выяснится.

- Ничего страшного, завтра суббота. После матча можете забрать их домой на одну ночь. Я, допустим, именно так и собираюсь сделать. Роза всегда радуется возможности побыть с Гермионой. Пусть пообщается с матерью, пока ей это еще нужно.

- В смысле? – я опять его не понимаю.

- Я о том, что когда ребенок еще маленький, ему нужны родительские советы и ласка. А если родители все время заняты и не могут ему этого дать, то проходит время, и он сам учится со всем справляться. Набивает себе шишки, грызет подушку, курит по темным углам – но справляется сам. И если после этого мы подойдем к ним и начнем играть в заботливых мамочек и папочек, они запросто могут нас послать. Мне, допустим, так и хотелось сделать. И я часто думаю о том, что Гермиона должна уделять Розе больше внимания. Пока Роза в ней еще нуждается.

- Ты ее осуждаешь?

- Я? Кого, Гермиону? Нет, что ты, Мерлин с тобой! Разве я имею право осуждать ее? Она продолжает дело, начатое еще в школе. Улучшает мир и борется со злом. Очень поэтичное занятие, достойное похвалы. Только эта работа забирает ее всю целиком. И на нас времени уже не остается. Нужно же выбирать между миром и семьей. Прагматичная миссис Уизли, в девичестве Грейнджер выбрала мир – одним махом всех и вся. А таким недотепам, как я, остается только работать в магазинчиках и воспитывать детей. Я у нас за маму, а она – за отца.

Самое странное – он не жалуется. Он просто говорит. Все правильно, мы ведь хотели пообщаться.

- А у вас как? У вас, наверное, все, как положено, - смеется он.

Да уж, как положено…

Только совсем недавно мне удалось стать мужем. Когда я смогу стать отцом – неизвестно.

- Хотя ты меня, конечно, извини, но когда ты уезжал, дела у вас были ни к черту.

- Знаю, знаю. Было такое дело. И все, по-моему, это знают.

- Она была так взволнована, когда ты вернулся. Я не думал, что вы сможете сблизиться вновь.

Перед ним я тоже виноват. Значительно меньше, чем перед собственной семьей, но виноват. Я его обманул. Говорил, что со мной она будет счастлива, а сам…

- Я люблю ее. В этот раз все получится, - зачем-то говорю я.

- В этот раз я тебе верю, - снова улыбается Рон. – С мальчиками будет сложнее, но ты уж поверь – оно того стоит. Да и потом, не за горами время, когда им придется пройти той же дорогой. Может, они и не завернут налево, как ты, но понять уж точно смогут. В мире ведь все повторяется, ничего нового еще не придумано.

Неужели он и Гермиона тоже проходили через это? Я отчего-то думал, что в их семье были другие проблемы. Хотя кто их знает.

- Думаешь, все будет хорошо?

- Откуда мне знать? Я просто надеюсь. Теперь я могу позволить себе надеяться на это.

- А раньше что было не так?

- Раньше, когда я спрашивал Джинни, любит ли она тебя, она, не задумываясь, отвечала, что любит. И это было неправдой, потому что это был просто зазубренный факт, который так нравился всем окружающим. Когда ты вернулся, я спросил ее, любит ли она тебя. Она ответила, что не знает. Это было честно. Вчера я посмотрел на вас и понял, что вы, ребята, только сейчас и полюбили друг друга. Лучше поздно, чем никогда, как говорят некоторые.

Я не могу не спросить его:

- А ты любишь Гермиону?

Мы ведь все-таки не чужие люди. Мне хочется, чтобы и у них все было в порядке.

Рон задумчиво смотрит на меня и, кажется, не знает, что ответить. Наконец, он вздыхает и говорит:

- Насчет «люблю» не знаю. Но жить без нее уже не могу.

Я рад за них. Действительно рад.

***

Гермиона никогда не опаздывает. Она может задержаться, но не опоздать.

- Привет, - весело бросает она и проходит на кухню.

Я даже не слышала, чтобы в дверь кто-то стучался. Должно быть, Гарри впустил ее.

- Привет, - улыбаюсь я. – Иди мыть руки.

- Ты со мной, как с маленькой, - она смеется и качает головой.

- Прости, - я пожимаю плечами.

У меня действительно выработалась стойкая привычка в отношении тех, кто приходит с улицы. В нашем доме всем, даже Гарри приходится напоминать о том, чтобы мыли руки перед тем, как зайти на кухню.

Гермиона исчезает на пару минут, а потом снова появляется.

- На улице страшный ветер, - сообщает она.

Я смотрю на нее и, улыбаясь, говорю:

- Это заметно.

Волосы у нее сейчас лежат прямо как в школьные времена – то есть никак. Торчат во все стороны.

Она проводит рукой по волосам:

- Точно. Но ладно, я так устала, пусть пока так…

- Трудности на работе? – спрашиваю я, не отрываясь от кастрюли.

- Да, есть немного, - неопределенно отвечает Гермиона и подсаживается к столу. – Знаю, что ты ответишь, но не могу не спросить.

- Что? – я оборачиваюсь к ней.

- Помощь нужна?

- Нет.

- Так я и знала.

- Мы с тобой знакомы не первый год, а ты все никак не перестанешь спрашивать у меня, нужна ли мне помощь.

- Да, мы с тобой знакомы целую вечность, а ты все никак не перестанешь отказываться от помощи.

Вот блин. Ладно, Гермиона, твоя взяла.

Я накрываю кастрюлю крышкой и опускаюсь на стул напротив нее.

- Мужчины в гостиной? – улыбается она.

- Ага. Пусть поговорят. У Гарри почти нет друзей, а с Роном он давно не виделся. Думаю, им есть о чем поговорить.

- Да о чем же, кроме нашей большой и проблемной семьи еще можно говорить? Хотя ты права. Я бы хотела, чтобы Рон хоть как-то развеялся. А то он все время крутится то в магазине, то в доме, то с детьми. И я совсем не успеваю ему помогать.

- Но ведь он не жалуется?

Я не должна осуждать ее, хотя очень хочется. Иногда мне кажется, что она бросила моего брата на произвол судьбы и теперь занимается выстраиванием собственной карьеры. Возможно, я неправа.

Вообще я точно знаю, что неправа. Рон никогда не хотел работать так, как Гарри или Гермиона. В детстве ему нравилось бывать в центре внимания лишь потому, что все старшие братья неизбежно притягивали к себе все восторги окружающих и прочую ерунду. На самом деле он всегда от них отличался. Так что сейчас, как я думаю, он ведет как раз ту самую жизнь, о которой мечтал. Сидит тихо, работает в семейном деле и воспитывает детей. Никакая другая женщина, кроме Гермионы, не стала бы терпеть мужа-домохозяйку.

- Не жалуется, - согласно кивает она, а потом неожиданно выдает: - Я взяла отпуск.

Отпуск? Это хорошо. Только вот…

- Но ведь детям до каникул еще почти месяц…

- Не для них. Для него.

Гермиона – сухарик. Никогда не скажет, что любит моего брата. Но я знаю, что любит. Иначе как бы они уживались?

- И надолго?

- На две недели. Больше не дают.

- Он будет рад и этому. Он скучает по тебе.

- Я знаю. Ты, конечно, не обижайся, но именно вы и натолкнули меня на этот поступок.

- Мы?

Я действительно не понимаю, как мы могли натолкнуть ее на такие действия.

- Да. Я вчера посмотрела на вас и поняла, что могу себе такое позволить.

- И почему я должна обидеться?

Гермиона опускает глаза и сразу становится лет на двадцать моложе. Она всегда так делала, если нужно было сказать что-то важное, но неприятное.

Некоторое время мы обе молчим, а потом она, наконец, собравшись с мыслями, начинает говорить.

- Я знаю, что ты изменяла ему. О том, что Гарри находил себе любовниц, знают все. Но о твоих похождениях не знал никто. Почти никто. Не спрашивай, как мне стало известно. Я тебя не осуждаю, Джинни.

Гермиона, которая не осуждает? Даже сейчас, после стольких лет знакомства, мне сложно поверить в это.

- И даже если бы Рон узнал, он бы тоже не осудил, правда. Но он не знает. В отличие от Гарри. То, как он себя вел, когда рядом с нами стоял Виктор – это, без сомнений, проявление его ревности. И вот что я вчера увидела. Ты, без сомнений, знаешь о его изменах. Он знает о твоей. И вы, ребята, сумели простить друг друга. Как такое возможно?

Я тоже отвожу взгляд. Никогда не думала, что придется сказать это именно ей. Мы ведь не были по-настоящему близки – просто дружили в школе, а потом породнились по закону. Но теперь я чувствую, что пришло время. Я вздыхаю и говорю:

- С тех пор, как красный поезд скрылся в клубах серого дыма и исчез, я подумала, что жизнь стала невыносимой. Наши дети уехали, а мы остались. Что нам было делать? Мы остались одни в большом доме. Мы уже давно не любили друг друга, и каждый жил своей жизнью. Без детей нас уже ничего не связывало. Так и было, клянусь. Но я не успела понять, когда все изменилось. Я не знаю, в какой момент мы сдались и все простили. Но я знаю точно, что нам и прощать-то нечего – оба виноваты.

- Я знала, что у вас все получится. Он ведь так любит тебя. Все эти мелочи, незаметные жесты… взгляды, в конце концов. Вы красивая пара.

- У вас с Роном тоже все получится.

- Я знаю. Я ведь тоже люблю его. То есть… вот знаешь, «люблю» странное слово. Оно и большое, и маленькое одновременно. По крайней мере, для того, чтобы выразить то, что чувствую я – оно слишком маленькое. Я просто не представляю себе другой жизни, в которой не было бы его.

- И не нужно представлять, - я смеюсь и поднимаю глаза, чтобы посмотреть на нее. – Жизнь сложилась так, как должна была. И твоя, и моя.

- И ты ни о чем не жалеешь?

- Ни о чем.

Кажется, я ее очень удивила. Она несколько секунд смотрит на меня, пытаясь понять, серьезно я это говорю или шучу.

- И о том, что было с Виктором, ты тоже не жалеешь? – уточняет она.

- И даже о том, что там у него было с Габи, я тоже не жалею. Это было нужно.

- Может, ты и права.

Конечно, она меня не понимает. Такой уж она была всегда – прямая, как стрела. Готова поклясться, что даже в минуты искренней неприязни к Рону у нее и в мыслях не было сходить налево.

- Понимаешь, нам это было нужно. Понять, чего мы в этой жизни хотим. Может, вам с Роном и было достаточно пару раз оказаться на краю гибели в обнимку, но у меня с Гарри таких приключений не было. Мы ведь вообще друг друга не знали.

- Вы были знакомы с десяти лет…

- Да, мы были знакомы, но не знали друг друга по-настоящему. По-моему, ты знала о нем гораздо больше, чем я. И я, сказать по правде, не понимаю, как он мог полюбить меня. Он меня совсем не знал. Скорее всего, он нарисовал себе какой-то образ, который идеально подходил к моей внешности и поверил, что я и есть его мечта.

- Гарри бы никогда…

- Вот видишь. Ты знаешь, что бы «он никогда», а я не знаю. И поэтому нам нужно было удостовериться в том, что мы сделали действительно правильный выбор. Посмотреть мир, так сказать. Для сравнения.

Я все время ее перебиваю и выгляжу последней грубиянкой. Но сейчас она должна меня понять. Мне сейчас меньше всего нужны осуждающие взгляды.

- А я думала, что ты сделала это назло ему. Ведь ко времени твоего романа с Виктором, Гарри уже несколько лет… сама знаешь.

- Ох, Гермиона, если бы это было назло, вряд ли это смогло бы продлиться так долго. Я искала замену своему мужу.

- Он знает?

- Гарри? Да, я ему все рассказала.

- Господи, Джинни, и как он тебя не убил после этого?

- А разве он не занимался тем же самым?

Она пожимает плечами. Так было всегда – все находили оправдания для него, а все, что делала я, считалось блажью. Сейчас я уже достаточно взрослая, чтобы не обижаться на это.

- Вы, ребята, просто больные.

- Я не отрицаю. Такие мы и есть, но это только наше дело. Но я не думаю, что у вас с Роном дела идут проще, чем у нас. У каждого свои тараканы.

Гермиона медленно кивает и смеется:

- Это уж точно. У нас все, наверное, еще сложнее.

- Ничего, справитесь.

- Справимся, - соглашается она.

***

Они остались на ночь. Завтра с утра все вместе отправимся в Хогвартс. Решили сделать это по старинке – поездом.

Я целую вечность не ездил школьным поездом. Когда мы еще учились в школе, никто не думал о том, для чего ходит Хогвартс-экспресс. Мы все наивно полагали, что ездит только для нас. То есть мы думали, что он нужен лишь для перевозки школьников. А теперь я знаю, что поезд ходит каждый день, несмотря на то, что школьники бывают на вокзале всего несколько раз в год.

И все-таки это будет здорово – прокатиться, как в старые добрые времена.

Джинни лежит рядом со мной и делает вид, что спит. Я легонько тормошу ее:

- Я знаю, что ты не спишь.

Она недовольно открывает глаза.

- И что с того?

- Ничего. Поговорить хочу.

- Ну, говори.

- Как Гермиона?

Джинни поворачивается ко мне и потирает глаза.

- Нормально. Она взяла отпуск.

- Это хорошо. А ты как?

Я знаю, ей всегда было сложно проводить время к Гермионой. Они все-таки слишком разные.

- Знаешь, - Джинни облизывает губы и загадочно улыбается – я только сегодня поняла, что испытывают маглы, когда ходят на исповедь.

- И?

- Им становится намного легче.

- Я рад за тебя.

Джинни двигается ко мне, и я обнимаю ее. Так гораздо теплее.

- Завтра мы поедем в Хогвартс. Как когда-то давно, - шепчет она и смеется.

Завтра мы увидим детей, и это здорово. Сейчас их очень не хватает.