Глава 13. Тяжелое решение

Воистину, весть о скором появлении наследника надолго способна выбить мужчину из колеи. Лионель, за свою жизнь не проигравший ни одной важной карточной партии, только что из-за невнимательности «подарил» своему сопернику полвека долгой, обеспеченной и счастливой жизни, а все потому, что мысли его в последнее время были далеки от сбора душ и заключения сделок. Его падшие наниматели будут в ярости, когда узнают, что он не справился с задачей. Правда, самого ведьмака оное заботило мало. Куда важнее было защитить и Аврору, и малыша от дурного глаза обитателей Преисподней. Да только в голову, как назло, ничего не приходило. И чем больше он думал об этом, тем сильнее отчаивался.

Таким, как они, не позволялось вступать в интимные связи, и уж тем более – заводить детей. Однако если это все-таки имело место быть, отпрыски подобных союзов насильно отнимались у родителей, с ранних лет пополняя ряды армии проклятых. Именно поэтому Лионель отдал дочь на воспитание чужим людям. Тогда это решение далось с трудом, но сейчас оно и вовсе казалось невозможным. Этот малыш… он был так нужен сейчас! Его рождение могло стать подарком небес, крепче связать судьбы его родителей, сделать настоящей семьей… или разрушить всё то, за что они сражались долгие века. Ведь если Авроре придется отказаться и от этого ребенка, девушка от горя потеряет рассудок, навеки отделив себя от него. Это будет конец, ведь глядя ему – Лионелю в глаза, она будет видеть мужчину, который не сумел защитить собственного ребенка. Да что уж говорить, он сам будет себя презирать за проявленное малодушие.

– Мсье Лайонел, – прохрипел мужчина, лет семидесяти с сильным английским акцентом, сидящий перед ним за столом. – Как принято у нас говорить: «долг платежом красен». Это партия, как и все предыдущие, осталась за мной, –ведьмак взглянул на своего соперника невидящим взглядом, неосознанно перебирая колоду в руках.

– Вы правы, лорд Адельберт, – кивнул Лионель.

– Не расстраивайтесь, мой друг, сегодня просто не ваш день, – сверкнув глазами, ухмыльнулся мужчина. – Итак… Вы сказали, если я выиграю, Вы вернете мне мои лучшие годы, состояние и долгую жизнь. Надеюсь, это не было шуткой, иначе клянусь…

– Я не настроен шутить, мсье. И всегда держу свое слово, – Лионель сгреб в кучу все фишки, лежавшие на столе, и проскрежетал какое-то заклятие. В одночасье черепки вспыхнули и обратились в серебристый пепел.

– Что за чертовщина! – осеняя себя крестом, прохрипел старик, едва не слетев со стула от удивления и страха.

– Ваши годы, ваше богатство, – ведьмак собрал горсть пепла, поднеся к губам, разжал ладонь и подул на руку, распыляя серебристую пыльцу на мужчину. Тот, закашлявшись, отскочил в сторону, пытаясь стряхнуть с сюртука пепел, который, казалось, проникал везде, заполнял дыхательные пути, душил.

– Что? Что Вы сделали со мной? – хрипел и кашлял мужчина, опустившись на четвереньки от боли, раздирающей все его нутро. – Вы – убийца. Вы… – он ухватился за лицо, чувствуя, как стягивается дряблая кожа на щеках, как уменьшается огромное брюхо. Но потом кашель и хрипы его стихли… секунда, и тишину нарушил мучительный крик.
Несчастный скорчился на полу, кровавая слюна хлынула из его рта, и старик был вынужден перевернуться, чтобы не захлебнуться собственной желчью и кровью. Эти страдания продолжались не дольше пяти минут, хотя, по ощущениям прошла целая вечность. Но вскоре боль отступила, и мужчина поднялся на ноги, с негодованием глядя на колдуна, который раскуривал ароматную сигару.
– Что это было? Вы…

– Я лишь исполнил свои обязательства, – перебил его Лионель, выпуская изо рта петельки серого дымка. – Оглянитесь! – лорд Адельберт повернулся вокруг своей оси, раскрыв рот от удивления.

– Матерь Божья, это чудо! – он поднес ладонь к щеке – гладкой, без единой морщины; накрутил на палец длинный локон, цвета спелой пшеницы; лучезарно улыбнулся, демонстрируя ряды ровных белых зубов. Казалось, из отражения в зеркале на него смотрел совсем другой человек, даже взгляд его изменился, ибо в небесных глазах не осталось и капли старческого скептицизма и усталости. Нет, отныне в них плясали искорки юношеского озорства. Мешки под глазами ушли, отечность в теле спала. С трудом верилось, что он и есть этот красавец-мужчина.

– Не благодарите Богородицу за то, чего она не совершала, – произнес Лионель. – Но знайте, сути Вашей сделки это не изменит. Ваша душа, как и прежде, принадлежит Преисподней, а я… я лишь дал Вам время и возможность дольше продлить свое пребывание в мире живых.

– О, поверьте, для обреченного на адские муки дорог каждый прожитый на Земле день! А я получил целых пятьдесят лет.

– Что касается богатства, отныне каждому Вашему начинанию будет способствовать успех. Вы получите признание и всюду Вас будет ждать почет. Однако, никогда, помните, никогда не переходите дорогу тем, кто даровал эти блага. А теперь, прощайте. И помните, что сделка будет действительна до тех пор, пока о ней никому не известно. Если кто-нибудь узнает об особенностях нашего договора, колдовство рассеется.

– Мне это известно, мсье, прощайте, – мужчина отвесил ему легкий поклон и вышел прочь, растворившись в белесом тумане старого погоста. Проводив его взглядом, Лионель устало потер переносицу, уже собираясь сбросить чары со склепа, когда дверь вновь заскрипела.

– Что-то забыли, лорд? – переспросил Лионель, не поднимая взгляда от укрытого пеплом зеленого сукна на игровом столе.

– О, нет. Я всего лишь хотела переговорить с Вами с глазу на глаз, мсье, – пропел тонкий девичий голосок. – Должна признаться, это весьма необычное место для игры в покер, хотя… зная специфику ставок, я ничуть не удивлена. Признаться, Вы всегда казались мне человеком загадочным. Ваша репутация вполне оправдана.

– Должен выразить Вам свое восхищение, мисс, не многие могут подойти ко мне незамеченными.

– Это не везение, – девушка отвела в сторону полы плаща, показывая небольшой мешочек, притороченный к поясу. – Новый Орлеан – родина магии Вуду и смешанных форм ворожбы. В свое время моя нянюшка обучила меня делать обереги и несложные заклинания, за что в последствии была продана на аукционе, но это к делу отношения не имеет.

– Видимо это она научила Вас призывать демонов, не думаю, что данное умение слишком облегчило Вашу жизнь. Что ж, признание в обмен на признание: скажу честно, я никак не ожидал нашей встречи так скоро, – скрестив руки на груди, произнес ведьмак, наблюдая за девушкой, которая с любопытством разглядывала каждую деталь интерьера. – Вы слишком юны, чтобы искать встречи со мной и желать возвратить прожитые годы. Так чем же я обязан чести видеть Вас, мисс Борегар?

– Я рада, что Вы зрите сразу в корень. Всегда приятно иметь дело с человеком, который не видит смысла скрывать свою истинную личину. А вот мадемуазель д’Эневер долгое время отрицала Вашу причастность к происходящим в городе «чудесам». Но, поверьте, я привела вполне весомые доводы, и она отступила.

– Откуда Вы узнали о нас, мадам?

– Сначала я обратила внимание на кольцо Вашей сестры на приеме, который устраивал мой отец. Приметный перстенек, явно не принадлежащий женской руке.

– Это семейная реликвия, – брезгливо заметил Лионель. – Не понимаю, каким образом она могла указать Вам на род наших занятий.

– О, поверьте, о ювелирных изделиях мне известно многое, но никогда и нигде я не видела подобной работы. Эта красота сотворена не рукой человека, а камень добыт не в недрах земли. К тому же, на перстне имеется гравировка: «Все пройдет». Библейское сказание об этом не знает разве что простак. Не сомневаюсь, что некоторое время хозяином этой реликвии был царь Соломон, хитростью заполучивший сей магический артефакт. Однако не многие знают, что самым первым и истинным его владельцем был и остается демон Асмодей. Во многих источниках говорится, что он может вручить тому, кто покорит его, Кольцо Силы, что может сделать человека непобедимым, помочь найти клады и спрятанные сокровища, наделить его магией и великими знаниями. Представьте, какого было мое удивление, когда я увидела этот перстень у Вашей сестры. Видимо, мадам Аврора женщина особенная, раз сумела заполучить этакую диковинку.

– И это все? – усмехнулся Лионель. – Этого мало, чтобы вызвать подозрения у человека не посвященного.

– Подобный перстень я видела на пальце самого Асмодея, только то был волк, зажавший в пасти черный оникс. Без сомнения это работа одного мастера.

– Вы наблюдательны, но это не делает Вам чести. Я полагал, что женщины Юга слишком зажаты в рамках принятых в обществе условностей, они чинны и набожны, так что же сподвигло Вас, моя дорогая, пойти на сделку с демонами?

– После Вашего визита на бал у меня зародились сомнения, – проигнорировав его вопрос, она продолжила: – и позже я их подтвердила, проследив за Вами и Маркусом Хэвортом. Я видела, что Вы с ним сделали тогда на кладбище.

– Видели… и все равно не побоялись явиться сюда?

– Скажу Вам то же, что и Вашей сестре: я уже потеряла душу, едва ли могу потерять что-то большее! – без приглашения усаживаясь на кресло против него, произнесла Элеонора. – К тому же, договор с Асмодеем оберегает меня от Ваших посягательств. «Пока не закончится отмеренное свыше» – так он сказал.

– И чего же Вы от меня хотите? Едва ли это партия в покер…

– О, нет, Боже, нет! – хохотнула она. – Я желаю вернуть душу, а не подвести себя к последней черте.

– Вернуть душу, – усмехнулся ведьмак, наградив свою собеседницу уничижительным взглядом. – Это невозможно, уж поверьте. И если Вы разговаривали с моей сестрой, то наверняка уже слышали об этом.

– Но Аврора живой пример того, что нет ничего невозможного.

– Это скорее исключение, доказывающее правило. Как бы мне не хотелось, чтобы Вы оказались правы, но увы… ее присутствие в мире живых не освобождает от проклятого клейма и службы. В любой момент Асмодей властен призвать ее в свой мир и никто не посмеет ему помешать.

– Тогда почему бы нам вместе не сделать это правдой? – при этих словах брови Лионеля медленно поползли вверх от удивления.

– И какая Вам от этого выгода, мисс Борегар?

– Раз в Вашем мире все решают сделки, я готова помочь Вам освободить душу Авроры…

– Вы? – презрительно усмехнулся Лионель, не веря собственным ушам. – И чем же Вы сможете мне помочь?

– Вам известно, что демоны – существа алчущие наживы, а души представляют собой разменную монету, а значит, одну всегда можно обменять на другую, более светлую, безгрешную, готовую на самопожертвование, не так ли? – Лионель молчал, сверля глазами свою собеседницу. – Я могу предложить Вам обмен: одна чистейшая душа в обмен на душу Авроры и еще одного человека, который при жизни не отличался благочестием, и высокой моралью, так что грош ему там цена. Мне нужно, чтоб в этой сделке Вы стали моим посредником.

– И что же Вы желаете получить взамен?

– Место Вашей сестры! – холодным, словно сталь, тоном произнесла она, обратив на Лионеля испытующий взгляд.

– Я не совсем Вас понимаю…

– О, всё очень просто: очевидно, что мадмуазель д’Эневер тяготится бременем жницы человеческих душ. И если она получит свободу, я в свою очередь, могу использовать шанс получить бессмертие, и став служительницей Сатаны, буду находиться по эту сторону жизни, и в дальнейшем наверняка мне выпадет возможность обменять свою душу на более чистую. Это моя цена! Свободой Авроры я оплачу Вашу услугу посредничества в этом вопросе.

Сказать, что Лионель был поражен – это не сказать ничего. Столько бессонных ночей, столько сомнений, а решение оказалось таким простым. И как только он сам не додумался до подобного? Возможно, Асмодей в силу своей привязанности и откажется выменять одну душу на другую, но что если ему предложить пять, десять чистых душ? Природная жадность демонов обязательно взыграет в его душе. Это был шанс, пусть и небольшой. Во всяком случае – это лучшая идея из всех, что у него были.

– И почему Вы считаете, что я соглашусь? Что мешает мне воплотить в жизнь этот план без Вашего участия?

– Банальное отсутствие времени, мсье.

– Простите….

– Мадам Аврора беременна, и я подозреваю, что от Вас. Не думаю, что меж вами есть кровное родство, а вот амурная связь… женщины всегда подмечают такие вещи, – поглаживая тонкими пальчиками карты, лежащие перед ней, произнесла Элеонора. – Не стоит так удивляться, одна из моих рабынь присутствовала в госпитале, когда ее осматривал доктор. И Вам не хуже меня известно, что станет с ней и малышом, если Ваши работодатели узнают правду. Не так ли?

– Да как Вы смеете мне угрожать? Я Вас уничтожу…

– Пожалуйста, не нужно меня стращать, – срываясь на крик, перебила она, но тут же взяла себя в руки, вернув взгляду прежнюю рассудительность. Сейчас не место для того, чтобы показывать свои эмоции, и Элеонора, воспитанная по образу и подобию настоящей леди, прекрасно это понимала, хотя при каждом слове у нее тряслись поджилки от страха. Но она сильная, у нее все получится. И вовсе не имеет значения, что истинная леди никогда бы не позволила очернить себя подобным поступком – цель оправдывала средства. Ее душа стоила десятка душ, по крайней мере, в ее собственных глазах. – О том, где я, известно многим. К тому же, я оставила весточку, которая, случись со мной что неладное, на черных крыльях полетит прямиком к Асмодею, да и я сама, перейдя на ту сторону вечности, непременно сообщу ему об этом деликатном факте. Так что Вам, как никому, выгодно, чтобы я осталась в этом мире, так помогите мне. Могу ли я считать этот день началом нашего продуктивного и долгого партнёрства?

– Я не могу Вам ничего обещать. Оное не зависит от меня.

– Уверена, что годы непоколебимой службы и авторитет помогут Вам договориться об этом.

– Кто она? Та чистая душа, которую Вы предлагаете в обмен за душу Авроры…

– Алексия Штерн. Не так давно ее супруг отошел в мир иной, умоляя спасти его проданную, порочную душу от демонических лап. И она… она готова на все, чтобы исполнить его последнюю волю.

– Ей известно о том, кто мы?

– Этого я не говорила, как не рассказывала и об аспектах подобных сделок. Будет лучше, если это сделаете Вы.

На несколько минут Лионель погрузился в молчаливую задумчивость, в очередной раз вставая перед дилеммой выбора. Алексия была не просто чистой душой, свернувшей с истинного пути, она была подругой Авроры, единственной, кто вставал на ее сторону, когда остальные поворачивались спиной, и если он согласится на эту сделку, то рискует навсегда ее потерять. Однако если он не сделает этого, то рискует потерять собственного сына. Что ж, порой величайшие акты любви совершать труднее всего. Любовь – это всегда жертва, и если такова цена, он заплатит ее.

– Хорошо, – кивнул Лионель, до хруста сжав пальцы в кулак. – Приходите завтра в шесть часов в наш особняк, Аврора как и всегда будет в госпитале, и нам никто не помешает.

– С Вами куда приятнее иметь дело, чем с Вашей сестрой, – вставая, произнесла Элеонора.

– Вы что-то сказали ей о своем плане?

– Нет. Может я и молода, мсье Лайонел, но я научилась читать людей. Ваша сестра слишком чтит святость чужой жизни. Она присутствовала на похоронах каждой из ваших жертв, и грусть в ее глазах была настоящей. Мисс Аврора слишком добра, чтобы согласиться обменять свою душу на душу другого человека.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул ведьмак. – Пусть так и останется.

– Даю Вам слово, – с легким поклоном ответила Элеонора, и скрылась за дверью. Что уж говорить, не женщина – огонь. Страстная, расчётливая, прекрасная внешне и темная душой, безусловно, не лишенная ума, мисс Борегар напомнила Лионелю другую роковую красотку, сыгравшую важную роль в его жизни. Даже обликом своим она была похожа на Барбело: мягкий овал лица, пухлые губы, большие строптивые глаза и золотые волосы, вьющимися локонами падающие на плечи. Отчасти Элеонора даже переняла манеру поведения демоницы: холодную, сдержанную, бесстрастную. Поразительно! Видимо существовало где-то в междумирье место, где ковались такие женщины и такие характеры. Найти бы этот адский уголок и уничтожить змеиное логово на корню, чтобы больше ни одна тварь не покинула его пределов. И почему только судьба ставила их на его пути? Хотя, сейчас он был даже благодарен своей новой «компаньонке» за идею и за возможность спасти возлюбленную и ее не рождённого ребенка, оставалось только воплотить их план в реальность.

***

Беременность стала настоящим ударом для Авроры. Она страдала и морально, и физически, по обыкновению пытаясь отвлечься от тяжких мыслей тяжелой работой, несмотря на горячие возражения доктора Джонсона. С удвоенным рвением она ухаживала за больными, но мысль о том, что в скором времени ей придется отказаться и от этого своего ребенка, доводила девушку до отчаяния. Всю свою смертную жизнь она мечтала о семье, о детях, о любимом муже, но теперь все эти планы летели к чертям, уж лучше бы ей совсем не иметь детей, чем столкнуться с таким горем.

Да и сам малыш еще до рождения вел себя плохо — то ли из-за жары, то ли оттого, что мать не была счастлива, этого Аврора и сама не понимала. Ее мутило не только по утрам, но целыми днями, и пора бы давно прекратиться этой тошноте, а ей ни конца, ни края не видать. В весе она прибавляла мало и медленно, а между тем ее сильно мучили отеки, и так подскочило давление, что доктор Джонсон всерьез забеспокоился за ее здоровье, прилагая все усилия к тому, чтобы отправить упрямицу домой, но она была непреклонна. И, к собственному ужасу, девушка объясняла это упрямство нежеланием рожать малыша. И ребенок будто понимал это. Он был зачат против воли и не желал появляться на свет. Аврора чувствовала: крохотное существо внутри нее протестует, как может, не хочет расти и жить. И все же, как ни несчастна была Аврора, сознательно повредить ребенку она не хотела. В довершение всего, как назло, магия, способная облегчить ее физические мучения, оказалось бессильна, будто высшие силы, завещавшие женщинам в муках рожать детей, наложили вето на подобную ворожбу.

Закончив с перевязкой раны пострадавшего от взрыва, Аврора тыльной стороной ладони отерла вспотевший лоб. Голова нещадно кружилась, но нюхательные соли помогали ей вынести эту нескончаемую муку. Сделав глубокий вдох, девушка уже собиралась подойти к очередному несчастному, но взгляд ее застыл на собственном отражении в старом потрескавшемся зеркале. Небольшой, едва заметный холмик появился там, где раньше был плоский живот – верный знак к тому, что теперь, дабы избежать пересудов придется выбирать платья свободного кроя. Невольно она повернулась туда-сюда, разглядывая себя под разными углами… Как будто, если найти правильный ракурс, эта интересная припухлость исчезнет. Аврора провела по животу ладонью. Он оказался неожиданно твердым, как камень. И в тот же миг, будто ответом на ее прикосновение, произошел толчок, удивительно сильный для еще несформировавшейся крохи, а за ним последовал нестерпимый жар. От неожиданности девушка даже вскрикнула, опустившись на край кровати только что перевязанного больного.

– Мисс, мисс, Вам дурно? – прохрипел мужчина, пытаясь поддержать Аврору, хотя и сам едва мог сидеть.

– Не может быть! Просто невозможно! – проигнорировав его слова, произнесла девушка, повторно приложив руку к животу, но ничего не произошло. Поднявшись на дрожащих ногах, она попыталась сделать шаг, но конечности ее будто налились свинцом, даже пальцем пошевелить и то было сложно. Она ошарашено потрясла головой. Но как же… Нет, это полнейшая несуразица. Демоны, особенно высшие, не способны иметь детей – это было их очередное проклятие. К тому же, если бы хоть малейшая возможность существовала, разве не ходили бы по миру сотни и тысячи полукровок, зачатых в грешной связи. А она за долгие годы своей бытности в Аду и службы на Земле ни разу не слышала о подобном. Это люди рассказывали подобные сказки, не имевшие ничего общего с реальностью.

Сознание ее сейчас работало наполовину – часть перебирала факты, теории и легенды, пытаясь скорее опровергнуть внезапную догадку, чем ее подтвердить, а вторая часть, та, что отвечает за движения, как будто погрузилась в оцепенение. Одеревеневшими губами Аврора пыталась попросить воды, но ни слова, ни единого звука не вырвалось из ее груди. Она вновь всмотрелась в собственное отражение. Лицо в зеркале уже не казалось ошеломленным, скорее, анализирующим. Девушка прикрыла глаза, пытаясь вступить в немой диалог с малышом, но ответом была лишь тишина.

– Глупости все это, – проговорила она себе, отирая молчаливую слезу, скатившуюся по щеке. – Просто разыгравшееся воображение, – она даже не была уверена в том, что эта ночь с Асмодеем имела место быть, а уж ребенок – это вообще нечто невообразимое. Аккуратно поднявшись на ноги, девушка вышла из палаты. Сил и настроения работать больше не было, да и не хотелось в очередной раз стать предметом пересудов в госпитале, поэтому накинув на плечи шерстяную шаль с растительным узором, Аврора вышла на улицу.

Жара стояла нестерпимая, удушающая и, будто проклятием на голову людям, налетела саранча. Сотни маленьких насекомых облепили растения, сметая на своем пути все живое, будто настоящий ураган. И хотя об очередной библейской напасти говорить было еще рано, волна религиозного ужаса вновь прокатилась по городу, и сотни несчастных столпились на соборной площади, обращая свои очи к небесам, без должного понимания вторя священнику, проводившему службу. На миг застыв у ограды, будто сомневаясь в том, имеет ли она право переступить священный порог, девушка прошла дальше.

Позади остались разряженные домишки Французского квартала, ее собственный особняк, погруженный в мрачную сонливость, набережная, отделявшая элитные строения города от «черного» квартала, и вскоре перед глазами Авроры вырисовалась небольшая деревянная церквушка, воздвигнутая на отшибе города. Здесь практически не было прихожан, а кругом разносилось приятное сладковатое благоухание ладана. Несколько секунд простояв на пороге, девушка с усилием отворила тяжелую резную дверь, и осмелилась зайти.

Изнутри церквушка выглядела еще скромнее, чем снаружи. Не было здесь монументальной роскоши католического собора, не было массивных скульптур и высоких сводов с их величием – это был простой приход для простых людей. Шла служба, священник с сопутствующим звяканьем размахивал кадилом, застыв взглядом на юной девушке, застывшей в дверях.

Вокруг было светло, и свет этот давил на Аврору, так же, как и направленные на нее взгляды. Невольно ей захотелось куда-то спрятаться. Оно и понятно, рабам и низшему городскому сословию не часто доводилось видеть благородную даму в этих стенах. И это вызывало куда больший интерес, чем скучное бормотание пастыря.

Стараясь не обращать внимания на направленные на нее взгляды, Аврора медленными шажками пошла вперед. Люди сидели лицом к алтарю, кто-то и вовсе встал на колени, наверное, или что-то просили, или слишком нагрешили. Глупцы, неужели они считали, что подобным рвением можно было заслужить искупление. Аврора долгие полвека горела в адском пламени, и разве кто-то проявил к ней милосердие. Порой ей начинало казаться, что обитатели высшего мира ничуть не великодушнее их падших «братьев», и уж точно более глухие к призывам отчаявшихся. И все же… как ей сейчас хотелось, чтобы на нее снизошла Божья благодать.

Справа, вдоль стены, Аврора заметила дубовую неширокую, но длинную скамью, и направилась к ней. И тут на глаза попались две исповедальни. Она решительно отворила дверцу и вошла внутрь. Точнее сделала шаг, опустившись на колени. Было тихо, пахло сырым деревом, что ж, это всяко лучше потных, гниющих тел. Судя по тишине за закрытым окошком никого не было, девушка просидела так несколько минут, и уже собиралась выйти из этой коморки, когда деревянное оконце скрипнуло и отворилось.

– Благословите меня, Отче, ибо я согрешила, – произнесла Аврора. Произнесла интуитивно, повторяя слова, которые с детства засели у нее в голове.

– Что привело тебя ко мне, дочь моя? – отозвался священник. Ох, знал бы святой отец, какой путь прошла грешница, наверное, счел ее историю сущим безумием. Что поделать, таков был век: даже служителям Церкви было сложно поверить в демонов во плоти и в войну потусторонних сил, чьи отзвуки докатились до Земли. И все же, она хотела рассказать, хотела поделиться своим горем с тем, кто не знал ее; с тем, кто забудет о ее существовании, едва она закроет за собой дверь исповедальни. – В чем твой грех, дитя?
– не выдержав затянувшейся паузы, переспросил священник.

– Я очень давно не исповедовалась, Отче, – проговорила девушка, пытаясь вспомнить, а исповедовалась ли она когда-нибудь вообще, пытаясь воскресить в памяти не те «детские» визиты в церковь вместе с воскресной школой, а самую настоящую исповедь взрослой жизни. Бывало ли такое?

– Значит, тебе есть в чем покаяться, дочь моя.

– Мне кажется, что я проклята с самого рождения. Вся жизнь моя, начиная с отрочества, была постоянной борьбой за свою душу. И… отче, я ее проиграла.

– Расскажи мне всё…

– Долгие годы я живу грехом и во грехе. Его коварные сети опутали меня так, что не вырваться, не спастись. Я не хотела этого, но была вынуждена причинять людям боль, губить их души, а иногда и отнимать жизни, – Аврора сделала паузу, ожидая реакции священника. Поначалу она думала, что услышав ее последние слова, мужчина подберет полы сутаны и пустится прочь, но он не двинулся с места. Неужели сюда приходили люди с более тяжелыми грехами? Или он просто ей не верит? – Я не буду искать себе оправдания, отче, – продолжила она, – потому что свершенным мной злодеяниям невозможно найти оправдание, и уж тем более простить. Я каюсь, каюсь в каждой жизни, которую я подвела к последней черте. И я пытаюсь искупить каждый свой грех, хотя знаю – мне одна дорога, ибо душой я привязана к Преисподней. И это оставило на мне свой отпечаток: я стала сухой внутри, порою хладнокровной, будто разбитое сердце обратилось камнем. Я утратила вкус и смысл жизни, и самое ужасное, я не знаю, как убить ту, кем я постепенно становлюсь. Вот, пожалуй, и вся моя жизнь, за небольшим исключением.

– Ты поведала мне историю своей жизни, дитя. И если ты смогла мне всё это рассказать, значит, твоё сердце не обратилось в камень, ибо ты смогла открыться передо мной, хотя далось оное с трудом. Знай, дитя, отпущение твоих грехов не принесет тебе истинного прощения, ибо властью такой обладает лишь Бог, я же могу указать тебе верный путь и попробовать залечить духовные раны, что терзают тебя. Ты впустила в себя тьму, которая начала пожирать дух изнутри, но своим рассказом ты убедила меня, что испытываешь скорбь, сожаление, раскаяние. В тебе ещё теплится вера и надежда, сохрани их в своем сердце, ибо они понадобятся, когда ты предстанешь перед судом Всевышнего. Я верю, что тебе хватит сил отбиться от темноты, найти свой путь и стать той, кем ты была когда-то. Я благословляю тебя и прощаю тебе все твои грехи. Ступай с миром, дочь моя.

– Это еще не все, отче, – произнесла девушка, когда священник уже собирался покинуть исповедальню. – Я…я ожидаю ребенка, но этот дар небес обернулся для меня очередным проклятием, ибо ради того, чтобы обеспечить ему достойную и безопасную жизнь, свободную от рабства и тьмы, что окружает меня, я вынуждена отказаться от него. И это не дает моей душе покоя. Христианство проповедует жертвенность и страдания, и поверьте, я готова нести этот крест, но скажите, в чем виновно еще не рождённое дитя? Скажите мне, отче, верно ли я поступаю?

– Отказ от ребенка – тяжкий грех, и церковь не может его оправдывать, и уж тем более поощрять. Хотя, нам известны случаи, когда матери готовы были отдать своих отпрысков в чужие руки, ради их спасения. Тебе известна история суда Соломона?

– Вы имеете в виду сказание о том, как царь ради установления истины готов был разрубить дитя пополам, вручив каждой женщине, что претендовала на материнство по половине мертвого тельца? Да, отче, мне это известно.

– И ты считаешь, что Бог ставит тебя перед таким же выбором. Смерть ребенка в твоих руках или жизнь в чужих.

– Именно, Отче. Поверьте, Ваше отпущение не освободило меня от Ада, не освободило мою душу. И я знаю, если они прознают о том, что я понесла, они сами заберут его, превратив в раба, творящего зло в угоду темных сил или того хуже – убьют.

– Говоря «они» кого ты имеешь в виду, дочь моя?

– Демонов, святой отец. Злых существ, что населяют наш мир. Один из них, возможно, является отцом моего ребенка.

– Возможно? – переспросил священник, и в голосе его прозвучало удивление, смешанное с недоверием. Собственно, оно и понятно, все больше исповедь Авроры начинала походить на ничем не прикрытый бред или напитанный метафорами рассказ. И нет ничего странного в том, что служителя Церкви посетила мысль: а не разыгрывают ли его?!

– Да, – глотая слезы, произнесла Аврора. – К моему стыду, я не ведаю, кто из двух мужчин, с которыми я делила ложе, стал отцом моего ребенка. Одного из них люди называют сущим дьяволом, другого – чернокнижником на службе у вышеупомянутого зла, меня же саму – падшей женщиной. В общем, – Аврора с досадой всхлипнула, – они правы. Именно поэтому я хочу уберечь своего сына или дочь от подобного наследия, но в то же время не могу найти в себе силы от него отказаться. Так что же мне делать?

– На всё воля Божья, дитя. Если ты сказала мне правду, наверняка у Всевышнего есть планы и на тебя, и на младенца, которого ты носишь под сердцем.

– Что это за Бог такой, если он желает разлучить мать с ее чадом?

– Пути Господа неисповедимы, а страдания… он не дает человеку больше испытаний, чем он способен вынести. Ты должна верить!

– Верить…о, как Вы ошибаетесь, отче! – вспыхнула она. – Многим людям достаточно веры, потому что не обременены знанием, я же знаю наверняка: Бог существует, существуют ангелы и демоны. Они так же реальны, как Вы и я. И в большинстве своем, им нет дела до наших проблем и молитв. О, да… скуки ради они насылают искушения на наши головы, но они глухи к нашим призывам. Их интересуют только наши души.

– Это не правда, дочь моя. Просто твой взор туманит страх, гордыня и злоба. Ты не сомневаешься в существовании Творца, но не веришь в то, что он переживает о тебе и об остальных своих творениях. И эти сомнения прячут тебя от его глаз, приближая к темноте. Тебя окутал ее туман. Подобно многим другим ты желаешь, чтобы Бог избавил тебя от страданий, хотя должна просить у него силу все преодолеть. Если ты считаешь, что во имя спасения должна отдать ребенка чужим людям, сделай это, но не опускай рук, борись и верь. И рано или поздно тьма отступит, и ты воссоединишься с теми, кто тебе дорог. И помни, Господь никогда не отворачивался от тебя, это ты отворачиваешься от него. А он… он есть добро, есть свет… есть спасение и прощение. Покайся и он простит.

– Благодарю Вас, отче, – проговорила девушка, покидая исповедальню.

– Ступай с миром, дитя. Я благословляю тебя во имя Отца, и Сына, и Святого духа, аминь, – прошептал пастырь, осеняя хрупкий силуэт незнакомки крестом.

Неведомо почему, но после разговора со священником, девушка почувствовала некое умиротворение. Может и была в его словах крупица истины, может, действительно ей следует не проклинать Бога за свою тяжелую судьбу, а взывать к нему с мольбами, дабы он помог ей все преодолеть. Но это было так сложно! Так туманно! Едва ли она, любовница демона и прислужница Преисподней могла рассчитывать на отпущение грехов. Это казалось немыслимым, но вот надежда воссоединиться со своим ребенком, пройдя сквозь испытания, крепко засела в ее сердце. И Аврора, упав на колени пред вратами Церкви, взмолилась… с таким фанатичным неистовством, коего не было в ней даже тогда, когда она молила Матерь спасти Асмодея. Она даже сама не понимала, о чем именно просила… важным было лишь остаться рядом со своим малышом, потому что еще одной разлуки она не переживет.

В тот же момент ее охватил нестерпимый жар, будто на коже ее выжигают очередное клеймо, и девушка вскрикнула от нестерпимой боли. Ей даже привиделось, что она почувствовала тошнотворный запах горящей кожи. В ужасе Аврора положила ладонь на лопатку, надеясь, что это поможет утихомирить боль, но вместо пылающей кожи она почувствовала пальцами какой-то порошок. В страхе она отняла руку от спины, растирая меж пальцами серовато-черные песчинки. Пепел! Она вновь поднесла руку к лопатке, стряхивая порошок, боль в мгновение отступила, и пальчики прошлись по нежной шелковистой коже. Не было ни шрамов, ни ожогов, не было печати, будто какая-то сила выжгла эту дьявольскую метку с ее тела.

– Быть не может! Господь Всемогущий! – пискнула она, заливаясь слезами и неустанно ощупывая кожу на спине. – Свободна! – не веря в произошедшее, девушка подскочила на ноги, бросившись к особняку. Нет, ей не достаточно было это почувствовать, она должна была узреть это чудо собственными глазами, увидеть в зеркальном отражении чистую кожу на своей спине. Это стало такой же острой необходимостью, как глоток воздуха. Неужели после стольких лет Бог услышал её мольбы. Неужели это правда! Нет! Она просто не могла поверить своему счастью. Неужели её освободили от проклятия, чтобы дать шанс сохранить и вырастить своего ребенка достойным человеком. И хоть разум упорно твердил ей о ловушке, которая может последовать следом, о коварстве судьбы, сердце ее ликовало. Если это действительно так… О, Боже… чудо!

***

Чудес не бывает! В жизни людям приходится творить их самостоятельно, ибо Господь слишком занят для этого! И знала бы Аврора о том, что происходило сейчас в стенах ее особняка, не спешила бы благодарить высшие силы за подобное милосердие, ведь ценой такого дара оказалась чья-то душа.

Когда Алексия Штерн, облаченная в черное вдовье платье с длинной вуалью, переступила порог дома, Лионель в своих воспоминаниях невольно вернулся к тому дню, когда на кону стояла жизнь Авроры. Поразительно, насколько девушки отличные друг от друга внешне, были похожи душой – незапятнанные, добрые сердцем, несгибаемые волей, чувствительные, прозрачные, словно два бриллианта, готовые пожертвовать собой, ради спасения близких. На миг ведьмак даже усомнился в собственном решении, но вот тень Элеоноры Борегар, проскользнувшая за ней, в момент вернула мысли в прежнее русло, заставив Лионеля зайтись очередным приступом ненависти к себе. Но на какие только грехи не идут люди во имя любви?! Главное, чтоб все получилось, а отвечать он будет на высшем суде.

– «Все это для Авроры, и для малыша», – проговорил он сам себе, пропуская девушек вперед.

– Мы останемся здесь? – удивленно проговорила Алексия, когда Лионель указал им на небольшую каменную скамью, прежде являвшую собой образчик садового интерьера Викторианской эпохи. – Я думала, что подобные ритуалы вершатся на закате и непременно в темных затхлых помещениях.

– Удивлен, что это единственное, о чем Вы решились спросить меня, – проговорил ведьмак, усаживаясь против своей гостьи.

– Простите, – вспыхнула Алексия, мысленно дав себе звонкую оплеуху.

Все это от волнения! Еще несколько дней назад, как и все просвещенные люди, она не верила в существование демонов и Ада, а теперь собиралась продать собственную душу в обмен на райское бытие для своего супруга. Это даже звучало абсурдно! И когда Лионель впустил ее в свою обитель, это беспокойство, еще больше нагнетаемое тишиной и скрипами половиц при каждом шаге, вырвалось наружу и обратилось в абсолютно глупый вопрос. Тогда это показалось ей лучше неловкого молчания, но сейчас девушка почувствовала себя еще более неуютно.

– Мисс Штерн, зачем Вы здесь?

– Я... я думала, что Вы знаете, – округлив глаза, проговорила Алексия.

– Я хочу это услышать от Вас.

– Боже, я… когда мой Мартин умирал, он рассказывал об ужасных вещах: о том, что продал свою душу в день одержимости в монастыре, о том, что попадет в руки рыцарей Ада и душа его будет гореть до скончания веков. Вы ведь верите мне и не считаете умалишённой после таких слов?

– Да, верю.

– Он просил помолиться за него! Спасти его душу! – она отерла кружевным платком глаза, наполнившиеся слезами. – Это была последняя воля умирающего, понимаете? Я должна…обязана ее исполнить.

– Алексия, – он присел на одно колено, заглянув ей в глаза, читая мысли, как раскрытую книгу, – скажите, чего Вы желаете получить от меня?

– Элеонора сказала мне, что у Вас… у вас есть некая связь с загробным миром. Я…я понимаю как глупо это, наверное, звучит, – она запнулась, страдальчески посмотрев на Лионеля, молчаливо умоляя, чтобы он не заставлял ее продолжать.

– Миссис Штерн, поверьте, за свою жизнь я видел много странного. И если бы начал обо всем рассказывать, меня бы давно направили в госпиталь для душевнобольных. Я понимаю, насколько тяжело говорить о подобных вещах и все же… если вы сами не скажите об этом, я не смогу Вам ничем помочь. Таков закон.

– Я бы хотела с Вашей помощью вызволить душу Мартина из Ада. Молю, помогите. Сделайте так, чтобы они его отпустили! Я отдам все, что Вы попросите. Только спасите его.

– Алексия, цену подобным услугам устанавливаю не я. Хочу, чтобы Вы знали, что единственный способ высвободить душу одного человека – это обменять ее на душу другого, и то подобные ходатайства являются редкостью и не всегда удовлетворяются. В данном случае, речь идет о Вашей душе.

– Я всегда любила Мартина, и не могу позволить ему гореть в Аду.

– Даже если он этого не заслуживает? Даже если ради Вас, он не пошел бы на такую жертву? Даже если он не любил Вас так же сильно, как любите его Вы? – испытующе взглянув на нее, проговорил Лионель.

– Не Вам и не мне судить о том, чего он заслуживает, – проговорила Алексия, – это будут делать судьи высшего мира, я лишь хочу, чтобы этот суд был справедлив, а демоны отказались от притязаний на его дух. Что до любви… неважно насколько сильно он любил меня, моей любви хватало на двоих, и я не хочу тратить свои силы на осуждение… не сейчас, никогда! В этом мире и так слишком много ненависти: идет война, и брат поднял оружие против брата. Мы убиваем друг друга, грабим, обращаем в рабство. Не самые лучшие поступки, не самая желанная судьба для любого человека. Любовь же — противоположная сторона ненависти. Тот, кто познал это чувство, отдает себя другому, жертвует, помогает, делает всё возможное, чтобы лучше было не ему самому, а его половинке. Счастливый влюблённый добрее к окружающим, чище мыслями, честнее в своих поступках. Я думаю, что Вы меня понимаете! Ведь так?

– И Вы готовы пойти на любую жертву, чтобы спасти возлюбленного? – речь Алексии коснулась сокровенных струн души Лионеля, и вопрос этот предназначался скорее не для нее – для него. Если такая чистая душа, как Алексия Штерн, придерживается такого же мнения, пусть так и будет. Пусть она сама решит собственную судьбу.

– Да, мсье, – после некоторых раздумий, произнесла она. Что же, если этой жертвы стоил развратник-судья, то безусловно ради Авроры ему стоило оставить свои сомнения.

– Готовы отдать свою душу?

– Да.

– Что ж, пусть будет так.

Ведьмак вышел в соседнюю комнату и через несколько минут вернулся к своим гостьям, неся в руках какой-то тканевый сверток, глубокую старинную чашу с растительным орнаментом из червленого серебра, несколько красных свечей и мешочек с оккультными принадлежностями, расставляя все это на старом столе, укрытом черной скатертью.
Алексия, будучи не в силах скрыть своего удивления, маленькими шажками подошла к нему, застыв за спиной. Никогда она не думала, что станет свидетельницей темного ритуала – раньше одна мысль об этом казалась крамольной. Что ж, если уж решила связаться с чертом, нужно разучиться удивляться. На скатерть с вышитыми белыми символами встала серебряная чаша, наполненная кристально-чистой водой, свечи расположились по углам стола и запылали по мановению руки темного мага. От неожиданности девушка даже отпрыгнула в сторону, прижав ко рту крохотную ладошку.

– Алексия, ты готова? – Его бархатистый голос разнесся по пустому, лишенному мебели, особняку и, подхваченный эхом вернулся обратно.

– Готова… готова…готова…– вторя ему, произнесло эхо.

– Да, – едва слышно отозвалась девушка, принимая протянутую ведьмаком руку, и встала у противоположной стороны стола.

– Тогда дайте мне свою ладонь!

– Что Вы собираетесь делать?

– Такие договоры не пишут на бумаге. Их подписывают кровью. Это формальность, которую нам придется соблюсти, – неуверенно сглотнув, юная вдова подала ему дрожащую руку. В глазах сверкнула яркая вспышка, отразившая на лезвии солнечный свет, и острый кинжал скользнул по ее ладони, оставляя тонкую алую полоску. В ту же секунду багровая струйка устремилась вниз, окрашивая воду в чаше в розовый цвет.

– Отдаешь ли ты, Алексия Штерн, свою душу в вечное и безраздельное владение падшему ангелу Асмодею в обмен на душу твоего супруга?

– Да, – кивнула она.

– Клянешься ли ты безоговорочно выполнять волю своего владыки, после того, как он вступит в право собственности? – с этими словами, мужчина распорол серебряным острием собственную ладонь, смешивая их кровь в магической чаше.

– Клянусь, – потупив взор, ответила она. Лионель бросил в чашу магические артефакты, что находились в мешочке, а так же небольшую скляночку с красной жидкостью, похожей на кровь, произнося заклинания на каком-то мертвом языке, вглядываясь в собственное отражение. Минута… две… три… ожидание, казалось, растянулось на целую вечность, играя на нервах присутствующих омерзительную мелодию.

– Почему он не отвечает? Почему так долго? – взволнованно произнесла Элеонора Борегар, подходя к ним. – В прошлый раз он явился в мгновение ока. Разве так должно быть?

– Нет! Что-то не так, – покачал головой Лионель. Ожидание действительно затянулось, когда он заключал сделку с Авророй, ответ последовал через несколько секунд, но сейчас, вглядываясь в зеркальное дно ритуальной чаши, колдун не видел ничего. Асмодей не отверг сделку, не отверг прошение об освобождении своей рабыни, в знак уважения произнесенное на языке Еноха. Он просто молчал, и молчание это было тяжелее ноши Атланта. Алексия от религиозного ужаса забыла, как дышать, Лионель хмуро глядел на застывшую водную гладь, пытаясь уловить в ней малейшее колебание, а Элеонора до хруста сжимала пальцы.

– Может, ты неправильно провел ритуал? – проговорила генеральская дочка.

– Я не ошибаюсь! Никогда! Я проводил подобные сделки тысячу раз, – отозвался Лионель, злобно сверкнув глазами. – Дай ему время.

И вновь потянулись долгие минуты. Лионель уже и сам не рассчитывал на то, что его затея увенчается успехом. Связь Асмодея и Авроры, как бы ему была не отвратительна эта мысль, стала особенной. Когда они встречались, мир вокруг них будто замирал, а воздух наэлектризовывался, только слепец мог этого не заметить. И все же…

Лионель прочел еще раз заклинание, а потом еще, значительно повысив голос, будто крик мог что-то решить… Когда он уже собирался оставить эту затею, жидкость в чаше забурлила, из красной обратившись в черную, а потом снова в прозрачную и в тот же миг замерзла.

– Он согласился! – произнес ведьмак. – Владыка дает свое согласие на заключение договора! На том считаю сделку свершенной! Все мы получили желаемое, – он обвел взглядом присутствующих.

Элеонора застыла на месте, пытаясь унять сияние триумфа в глазах, сам Лионель почувствовал облегчение. С трудом верилось, что после стольких веков это закончилось… так просто! Все это время нужно было предложить лишь выгодный обмен, а природная алчность Асмодея сделает все остальное. Видимо, когда свет души Авроры померк, он без лишних вопросов отказался от нее, выменял на новую и более дорогую игрушку. Оное вполне в духе демонов, жаль нельзя будет рассказать об этом самой Авроре. Но в тот момент, когда колдун перевел взгляд на Алексию, сердце его пропустило удар, и совесть вновь взяла его за горло мертвой хваткой. Это её жертвой он выкупил собственное счастье, с его легкой руки эта невинная овечка будет растерзана бездушными хищниками. Еще одна невинная душа на его совести – радость сразу улетучилась. – Вам дурно, миссис Штерн?

– Нет, – Алексия покачала головой. – Что со мной будет дальше? Я попаду в Ад?

– Когда Мойры порвут Вашу нить… да! Рано или поздно мы всем там окажемся. Для нас это неизбежность.

– И как долго… как долго мне осталось?

– Покажите Ваши ладони, – он подошел вплотную к ней, разглядывая паутинку складочек на обеих руках: одни глубокие, другие едва заметные. И тут, к собственной горечи и стыду, он заметил второго мужчину, заметил семью и счастливое будущее. Алексии Штерн не суждено умереть в одиночестве, вспоминая о былой любви, она найдет в себе силы жить, а значит, ее жертва напрасна с самого начала. Она обязательно о ней пожалеет. Пусть не сегодня, пусть через несколько лет… От осознания этой истины на сердце стало еще тяжелее. – У вас длинная линия жизни, вы обязательно увидите свет нового столетия. Я вам обещаю.

– А что будет с Мартином? Его дух попадет в Рай?

– Сначала он пройдет очищение в Чистилище, а потом… да. Асмодей и прочие демоны не будут претендовать на его душу. – Алексия ничего не ответила, сделала глубокий реверанс в знак прощания, оправила черную шаль и направилась к выходу. Да и что она могла сказать? Произошедшее сейчас не поддавалось логическому осмыслению и еще не до конца отпечаталось в ее сознании. Рай, Ад, ангелы, демоны, продажа собственной души – недавеча, как вчера, все это казалось ей величайшей мистерией, которая сейчас жестокой правдой ворвалась в ее жизнь. Ей нужно было время, чтобы все это осознать, чтобы привыкнуть к новой реальности, и только потом задавать вопросы…

– Алексия, – Лионель в два шага преодолел разделявшее их расстояние, развернув девушку лицом к себе, – скажите честно, почему Вы это сделали? Последняя воля умирающего не стоит такой жертвы. Вы будто сознательно хотите себя наказать. Но в чем Вам каяться?

– Я спасаю любимого мной человека, – слукавила Алексия, умолчав о той ссоре перед отбытием эскадрона на передовую. – Разве могла я поступить иначе?

– Так Вы думаете сейчас! Но что будет через год, два?

– Зачем Вы задаете мне эти вопросы, мсье? Чтобы облегчить собственную совесть? Вы хотите увериться в том, что я не пожалею о содеянном, не буду упрекать Вас? На этот счет будьте спокойны, не передо мной Вам придется держать ответ. Всем нам дадут слово на суде Всевышнего, а это…это лишь испытание нашей веры.

Алексия была права, Лионель действительно делал это для своей совести. Почему-то сейчас ему было важно знать, что она не обвиняет его, может тогда и он сам сможет найти оправдание своему поступку. И она не обвиняла. Точно так же, как не обвиняла Аврора. Он разрушил не одну судьбу, сотни людей: кто-то заслуженно, кто-то – нет, стали жертвами его былого тщеславия, но треклятая совесть поедом ела его только за одну невинную душу… за две, начиная с сегодняшнего дня.

– Прошу Вас сохранить ритуал в тайне. Никто, кроме нас троих, не должен об этом знать, иначе Ваша долгая жизнь оборвется раньше, чем я Вам предрекал.

– На этот счет не извольте волноваться, – выходя прочь, проговорила Алексия, нос к носу столкнувшись с Авророй, которая едва дышала от быстрого бега.

– Миссис Штерн, мисс Борегар, – проговорила она, с сомнением взглянув на Лионеля, произнесла она, – никак не ожидала встретить Вас.

– Мы приходили собирать пожертвования для госпиталя, – быстрее всех придя в себя, отозвалась Элеонора. – Ваш брат любезно предоставил нам сто долларов серебром. Этого должно хватить, хотя бы на некоторое время.

– Мы благодарны за вашу помощь Конфедерации, – поддержала ложь Алексия, стараясь не поднимать глаз на недавнюю подругу.

– Надеюсь, Вы нас извините, но нам еще нужно совершить несколько визитов.

– Разумеется, – Аврора отступила, освобождая им дорогу. Когда же они скрылись из виду, она обратила на Лионеля сияющий, полный радости взор.

– Это произошло. Сегодня на меня снизошла благодать Господня. Все не так плохо, как мы думали. Я…я свободна! Меня простили, – Аврора влетела в холл, сбрасывая на пол плащ, и, ничуть не стесняясь, стянула рукав платья, обнажила часть груди и спину. Захваченная этими эмоциями, девушка повернулась спиной к высокому зеркалу, через плечо глядя на собственное отражение. – Это чудо. Столько лет отрицания и проклятий, я думала, Бог меня покинул, но сегодня я исповедалась и… что у тебя с рукой? – пережив такую бурю эмоций, девушка не сразу заметила, как старательно Лионель прятал от нее перевязанную носовым платком ладонь, пытаясь оттеснить свою возлюбленную в соседнюю комнату.

– Так… пустое. Поранился, когда брился.

– Рана совсем свежая, – она попыталась взглянуть на порез, но ведьмак лишь сильнее сжал кулак, чтобы сокрыть от нее ритуальный след.

– Что происходит? Ты… – и тут сердце Авроры остановилось. За спиной ведьмака она заметила угол стола, на котором стояла та самая проклятая чаша. – Что ты натворил? – правда обрушилась на нее всей своей мощью, грозя безжалостно раздавить сознание. Аврора машинально протянула руку, чтобы найти опору и не упасть. И Лионель тут же пришел ей на выручку. – Как я могла быть такой слепой! Чудеса – это иллюзия, обман неопытной души. Это не Божье благословение, а очередная анафема.

Тяжело дыша, Аврора опустилась на скамью, нервно сминая подол платья. Когда Алексия проходила мимо, ведьма заметила ореол черной энергии, окружающий ее. Такой сопутствует лишь тем, кто отмечен печатью падшего. Однако радость усыпила бдительность, и девушка уверила себя, что это тень проклятия Элеоноры Борегар окутала все вокруг. Как же она могла быть такой наивной.

– Это сделал ты. Ты выменял мою душу на душу Алексии, – Лионель молчал, медленно сгибаясь под ее взглядом, полным осуждения. Впервые Аврора смотрела на него так, что ему захотелось провалиться под землю, лишь бы не видеть этих глаз. Он спас ее, зная, что его возлюбленная подобной жертвы не приемлет, а потому искренне надеялся, что о том она и не узнает. Каждый день Аврора до ночи пропадала в больнице, а тут сработал пресловутый закон подлости, и она вернулась домой, едва первые звезды показались на небесах. Вернулась, и застала его на месте преступления. – Ты знал, что Алексия была мне единственным другом, она была той непреодолимой стеной, которая сдерживала волну общественного презрения, и так ты ей отплатил за доброту…

– Я сделал то, что должен был. Меньше всего я желал зла Алексии, но если эта цена твоей свободы и свободы нашего ребенка, я готов сделать подобное тысячу раз. Одна душа в обмен на две, даже на три – простая арифметика говорит в мою пользу.

– Я этого не позволю! Если мне понадобится ради этого спуститься в бездну, я сделаю это! Я не позволю Алексии пройти через эти муки из-за меня.

– Она пошла на сделку не ради тебя, а ради спасения своего супруга, твоя душа лишь стала платой за мое посредничество.

– И с каких пор ты выдвигаешь дополнительные условия? – фыркнула она, с силой сжав перила скамьи.

– С тех пор, как нас стало трое! – голосом, не терпящим пререканий, прогрохотал Лионель. – Я не позволю тебе оспаривать эту сделку. Не позволю рисковать благополучием нашего ребенка, спускаясь в чертоги бездны. Что сделано – то сделано, и ты ничего не сможешь этому помешать! Асмодей скрепил сделку, и от своих слов он не отрекается. Тебе ли не знать?!

– Это подло! – взвизгнула она.

– И я этим не горжусь. Но наш ребенок… он не должен страдать из-за наших ошибок. Аврора, с этого дня он будет свободным, как и ты. Нам не придется скрываться или отдавать его чужим людям. Отныне никто из падших не посмеет предъявить на него права, разве не этого ты желала? Порой нам приходится принимать тяжелые, но нужные решения, – медленно в ее разум проникал смысл его слов, и девушка инстинктивно приложила руку к животу, прислушиваясь к малышу, будто спрашивая совета, но ответом стала тишина. Затаившись в ее чреве, он боялся даже пошевелиться, чувствуя напряжение матери.

– Это не то, чего она заслуживает, – возразила ведьма.

– Это не то, чего заслуживала ты. Произошедшее – моя оплошность, ты из-за меня приняла смерть в огне, из-за меня попала в Ад, и я поклялся себе, что сделаю все, чтобы это изменить, – садясь против возлюбленной, проговорил Лионель, сжимая ее ладошку.

– Совершив один грех, ты не прикроешь другой.

– Я и не стремился к этому. Ты сама говорила, что поступаешь так, как велит тебе твое сердце. Я сделал так же, – Аврора несколько минут сидела в молчаливом оцепенении, борясь сама с собой, но когда тишина стала оглушающей, она поднялась, оперевшись на его плечо, и направилась в опочивальню. – Что ты собираешься делать?

– Я не знаю, – не поворачиваясь, ответила она. – Я хочу побыть одна и все хорошенько обдумать.

– Аврора, прошу, только не делай глупостей. Помни, что ты сейчас отвечаешь не только за свою жизнь.

Она лишь кивнула в ответ. Это было единственное, на что хватило сил. Боль, разочарование, муки совести смешались в ядовитый коктейль, отравляющий сознание. Временная радость обернулась глубоким унынием: Бог по-прежнему был глух к ее мольбам, это Лионель выторговал ее свободу. Но какой ценой? Она не знала всех аспектов этой сделки, но все внутри нее восставало против этого решения. Кто угодно, но только не Алексия Штерн! Аврора просто не могла ей позволить пройти по такому пути. Но что она может сделать? Что сможет предложить Асмодею, чтобы он согласился аннулировать договор. На ум приходило лишь одно – ее ребенок, но ведь ради него все это и вершилось. Нет! Не бывать тому, никогда она расскажет властелину о том, что носит под сердцем малыша. Никогда не отдаст его в руки демона, пусть хоть земля разверзнется под ногами, и ее вновь протащат по раскаленным камням на невольничий рынок. Но что тогда оставалось? Разум лихорадочно искал варианты, пока на нее не снизошло озарение. Никогда не думала Аврора, что разыграет этот козырь, но сейчас… Лионель прав, иногда нужно было принимать тяжелые решения.

Прижав к груди магический перстень, девушка зашептала какое-то заклятие. Медленно, разгораясь, словно восходящее солнце, изумруд окутал силуэт ведьмы своим прозрачным сиянием, в тот же миг в комнату ворвался ветер, выбивая вьющиеся локоны из прически и разбрасывая их по плечам. А свет становился все ярче, сильнее, проходя сквозь тело Авроры, он заставлял светиться зеленым огнем каждую венку на ее теле, а потом вспыхнули ее глаза. Секунда, и ответом на отчаянный призыв последовала такая же вспышка, прорезавшая стену в ее комнате. Омут Ада разверзся, открывая свои пламенные объятия.

– Если сомневаешься, иди вперед! – проговорила она себе, делая шаг в бездну. – И пусть свершится предначертанное.

Предыдущая глава || Следующая глава