Быть или не быть? That's a question
Эдвард Я вернулся домой около двух часов ночи, так как не хотелось сидеть в помещении, хотелось застрять в лесной чаще и опьянеть от лесного наичистейшего воздуха. На моем лице прописалась глупая мальчишеская улыбка, увидь меня кто-нибудь с этим выражением лица, сто процентов расхохотался бы и не помедлил отпустить колкость. Но мне сейчас совершенно плевать. Я доволен. Я хочу улыбаться, словно мне пять лет и по морде съездили кирпичом, вот и буду это делать. Ночью среди деревьев, слушая далекое уханье сов и шушуканье сверчков, думалось совсем иначе, чем в светлое время суток. Я люблю лес, только здесь можно что-либо осознать; в собственной комнате, лежа на удобном диване, почему-то приходишь к совершенно другим выводам, чем тут, сидя на сыром поваленном дереве.
Мое предчувствие меня не обмануло: как я и предполагал, поездка к Скифу подарила мне и Белле нечто большее, чем спасенная моя физиономия, а вместе с ней и репутация. Пока я наблюдал за этой стервой в джинсовых шортах, еле-еле прикрывающих ее ягодицы, и работой мастера, мне удалось увидеть Беллу с другой стороны, распознать на ее лице, сдерживавшемся от боли, новую для себя нотку. Неужели, она такая ранимая, эта Белла?
Как-то не особо верилось. Свон всегда держала голову вверх, уверенная походка, пронзительный испепеляющий взгляд, острый язычок. А тут перед моими глазами она была совсем иной: нижняя губа посинела от силы хватки ее белоснежных зубок, брови сомкнулись над переносицей, чем дали жизнь неглубокой морщинке. Место, которое Белла выбрала для набивания татуировки, очень чувствительное – внутренняя часть бедра, но ни разу не пикнула, только лицо говорило об испытываемых болезненных ощущениях. Девушка решила отказаться от трайбла и ограничилась пятью маленькими следами кошечки, которые вели в ее лоно. Очень красноречивая татуировка, да и намек тонким не назовешь. Ну не стерва ли Свон, а?! Я тоже выбрал зоостиль – вокруг левого соска Джим набил мне след от кошачьего укуса и чуть ниже на груди – следы от когтей и коготь. Острый такой, страшный и соблазнительный одновременно. Мы оба: и Беллс, и я, нашли эти рисунки очень сексуальными, согласились, что это как раз наш с ней случай – тропа именно моих следов ведет в святая святых Беллы, следы зубов и ногтей именно этой девушки кусают и царапают мою грудь. Таким образом, мы с ней неосознанно выразили права друг на друга. Странно, но я был совершенно не против такого расклада.
Всё было бы здорово, но это обыкновенное событие посеяло нечто необыкновенное в моем разуме. Перед глазами так и стояла ранимая Белла с посиневшей губой. Моя правая рука до сих пор горела от ее сильных сжиманий. Мне-то что? На груди делать тату совершенно не больно: кожа толстая, кости не задеваются. А вот Беллс, моя маленькая стервоза, страдала. Всё это непродолжительное время мне хотелось встать, ударить Скифа, наорать на него, неужели он не видел, что причинял девушке боль. Ох уж этот Скиф! Мною до сих пор овладевает гнев, когда вспоминаю его взгляд на формы Беллс. Урод! Никто не смеет на нее пялиться таким образом, тем более прикасаться к ее оливковой коже! А он еще посмел напомнить, что через некоторое время придется повторить, чтобы не позволить контуру посинеть. Р-р-р! Только через мой труп!
После того как мы, наконец, вышли из «Терры» и сгоняли в аптеку за мазью, я и Белла поехали на берег реки и долго сидели, практически молча. Обоим было о чем подумать – о пережитом совместно. Беллс легла в своем белом топе на постеленный мой пиджак и положила голову мне на колени, я же сидел, гладил ее остриженные Зайцем волосы и смотрел то на нее, то на воду. Девушка закрыла глаза и, кажется, наслаждалась ощущениями. Я рад, что мог хоть как-то помочь ей забыть об испытанной боли.
– Знаешь, а тебе так лучше, – сказала она, не открывая глаз.
– Правда?
– Конечно! Теперь все девчонки с новым рвением начнут на тебя вешаться. Готовься, Каллен! – Пригрозила Белла мне.
– У-у-у! Как страшно звучит. Может, перекраситься в ядерно-рыжий, пока не поздно? – улыбнулся я этой затее.
– Пф-ф… Зачем? Я же сказала, что рыжих не люблю, особенно ярких. Неужели перспектива заполучить вновь в свои объятия каждую тебя настолько не радует, что ты готов стать уродом?
– Ну, как тебе сказать, Беллс, уродом, конечно, быть не хочется, но и каждая мне не нужна. Вот прицепится ко мне дурнушка Джейн, что мне делать придется?
– О да! Джейн – это наказание сплошное. Хотя знаешь, она не так плоха, только одевается как настоящий фрик и красится странно. А так, Стенфорд очень даже ничего.
– Тогда помоги ей, преврати страшилу в красавицу, я буду не против проверить, насколько Джейн хороша, – продолжал я подначивать девушку.
– Как-нибудь когда-нибудь. Я подумаю над этим, Эдвард, – вздохнула она и отвернулась от меня.
– Скажи честно, Беллс, о чем ты сейчас думаешь?
– Зачем тебе это? – Не поворачивается. Дуется, что ли?
– Просто ответь. Мне это интересно и важно.
– Важно? Ты перегрелся? – Точно дуется, раз не смотрит на меня донельзя расширенными глазами.
– Белла! – закатил я глаза. – Хватит относиться ко мне, как к дебилу! – Что она тогда со мной водится, раз не верит и считает последним мерзавцем?
– Тебе это не понравится. – Уж слишком тяжелым получился ее вздох…
– А ты рискни.
– Лучше я совру, можно?
– Ты же не любишь врать. – Так всё плохо, что ли? Я уже начинал напрягаться потихоньку.
– Черт! Верно! Ну, может, попробовать стоит, а?
– Нет. Давай уже колись. – Еще чуть-чуть, и я начну ее щекотать, пытать и… совращать.
– Я думаю, что я нисколько не влияю на твою жизнь, Эдвард. Что я есть, что меня нет – одна туфта.
– Ты не права. – Моя очередь глубоко вздыхать.
– Вот как? Просвети, пожалуйста. – Лишь теперь ее очаровательные карие глаза взглянули на меня. Прогресс!
– Без тебя всё намного мрачнее было бы. А так – ты моя надежда на светлое будущее, моя опора, мой друг и, в конце концов, девушка.
– Хех! Чудной ты, раз такое говоришь. Ты все еще лелеешь надежду меня уложить раньше выпускного?
– Честно? Да. Но говорю это не за этим. Так и есть на самом деле – ты та, как я и сказал. Можешь смеяться и не верить, сколько влезет. – Эд, похоже, сейчас ты откровенен, как никогда еще в жизни. Даже с самим собой ты не был столь честным.
– Я боюсь тебе верить, Эдвард. Точнее, я тебе верю, но я боюсь допустить мысль, что ты держишь меня не только из-за собственного комфорта.
– Я тебя держу? – изумился я. Вот это номер!
– А ты не видишь? Как бы ты это сам назвал?
– Я не думал над этим. Мне всегда казалось, что это ты ко мне тянешься, как цветок к солнцу, а не наоборот.
– Однако всё именно наоборот. Хотя, не скрою, я действительно тянусь к тебе. По-другому, не так, как ты.
– Поподробнее можно?
– Не стоит. Эдвард, мы не готовы к этому разговору. Сегодняшний день, да, что-то он нам с тобой принес. И сейчас мы лежим здесь и разговариваем о том, о чем молчали все эти годы, ты гладишь мои волосы лишь в состоянии аффекта. Понимаешь?
– Ты права. Я еще не готов задать тебе вопрос, который задают тебе твои друзья.
– Вот и не надо. Пока.
– Но ты не забывай, на первом месте у меня стоит желание познать тебя, Беллс. – Подмигнул я ей, чтоб хоть как-то разрядить обстановку и самому себе напомнить, что я – свинтус Эдди.
– Кто бы сомневался, Каллен! И я очень горжусь собой, что в тот вечер, во время нападения на себя, я поставила на кон именно свою честь.
– Необдуманный, я бы сказал, ход.
– Не-е-ет, Эд. Согласись, ты узнал о моем существовании лишь в тот вечер, до этого в упор не замечал мини-юбки через парту. Затем, ты меня спас и, естественно, рассчитывал на награду. А тут я со своим обещанием Судьбе сохранить невинность до получения аттестата, если меня не тронут. Ну разве я не гений?! И я цела, и ты еще питаешь ко мне интерес. Причем нездоровый, Каллен. Я знаю, – улыбнулась девушка лукаво. Кажется, говорить, какой я мерзавец, ей было намного проще, чем об истинных чувствах между нами. Что ж, так оно и есть. Я тот, кто есть, и меняться мне будет крайне сложно. Да и нужно ли вообще? Вот, в чем вопрос…