Глава 8. Доброволец.

Вокруг ежедневных перемен, которые занимали достаточно времени, со мной рядом был Эдвард. После того, как раньше я проживала снова и снова один и тот же день, я привыкла к обычной рутине, и оказалось довольно сложно сломать былую схему. Если я не проходила по привычным шагам своего дня, то волновалась, что стану причиной чего-то ужасного, даже в том случае, когда не могла представить, как жизнь может стать ещё хуже. Я думала, что буду только рада этим переменам, но они оказались устрашающими, словно меня выкинуло в космос, и я не могу видеть границы Вселенной – слишком много пространства, слишком много свободы, слишком много неизвестного. Я пыталась делать по одной новой вещи в день, медленно отходя от привычного порядка, позволяя ему развиваться из одноклеточного организма в многоклеточный. Мои дни двигались черепашьими темпами, будто я постепенно уходила от жизни в океане и училась выживать на суше: от ползания на четвереньках до, в конечном итоге, прямохождения.

Эдвард же мог отдыхать на диване в гостиной целый день с закрытыми глазами. Он сказал мне, что вампиры не спят, но мог и обмануть. До этого я бы ходила кругами, навещала комнату Чарли посреди ночи, но теперь я имела обыкновение спать всего лишь несколько часов на диване с Эдвардом. Странным был контраст холода позади и вокруг меня и, в то же время, тепла моего собственного тела, укрытого одеялом. Это было похоже на плавание в океане, где каждое движение рук и ног, каждая волна, что сбивала меня, могла принести различную температуру, толкая то во внезапное тепло, то в невыносимый холод.

Я вспомнила, как мы с Рене когда-то давно ходили на пляж – несколько лет назад мы ездили во Флориду на зимние каникулы. Мама смотрелась потрясающе в своем раздельном купальнике, большой широкополой шляпе на голове и в темных очках, словно у Голливудской звезды. Кожа на её животе была гладкой и упругой, несмотря на то, что однажды она была беременна мной. «У меня великолепные гены», - говорила она, если кто-то спрашивал. У меня же был сплошной купальник с цветочным узором и оборками – того фасона, который подходит разве что девятилетним.

Я убегала от нашего места на песке и прыгала в пенистые волны, кричала от холода и извивающихся водорослей вокруг моих ног. Я плыла туда, где могла добраться до дна до того, как большая волна ударит сзади. Время от времени я смотрела на маму, маленькую яркую точку на песчаном холсте. Она махала мне, сидя на своем одеяле и щурясь, я могла видеть узор крема для загара на её коже, именно из-за этого крема она пахла словно фруктовое пюре.

Я изучала в научном классе о SPF (прим. переводчика: степень защиты от ультрафиолета) и говорила Рене о том, что по моему мнению, масло для загара не может достаточно хорошо защищать её кожу. Она ерошила мои волосы и говорила: «Белла, милая, это просчитанный риск. К тому же я одеваю шляпу. С моим лицом будет все в порядке». Я волновалась о ней так сильно, что просыпалась посреди ночи и беспокоилась, что она может получить рак кожи, а я лишусь матери. Я едва не рассмеялась, когда подумала о том, какими незначительными и крошечными были мои переживания по сравнению с тем, что произошло на самом деле. Сейчас я знаю, что она всё время была права – что хорошее мог бы дать крем с наивысшим уровнем защиты, пусть даже в том случае, когда им покрыто всё тело – от головы и до кончиков пальцев, если вирус всё равно забрал бы её через несколько лет? В конце концов, она грелась на солнышке и жила так, как хотела, её действия не были продиктованы страхом, как сейчас мои. Хотелось бы мне быть хоть чуточку похожей на неё, когда у меня была такая возможность.

Возможность жить так, как ты хочешь.

Как мне сейчас жить, жить полной жизнью, если я оказалась в ловушке? Я села в кресло Чарли и наблюдала за отдыхом Эдварда. Он становился слабее с каждым днем, но не мог умереть. Какой ужас. Я читала ему, не зная, мог ли он меня слышать. «Ты слушаешь?» - спрашивала я иногда.

- Мне нравится слышать твой голос, - говорил он, едва шевеля губами, и я не была уверена, не показалось ли мне, что он вообще отвечал.

Каждое утро я читала ему газету, последнюю газету, ту самую, с которой я каждый раз начинала свой день – я привлекала его к моему распорядку. Я завтракала в гостиной вместе с Эдвардом и чувствовала себя виноватой потому, что я ела, а он не мог. Но тогда я напоминала себе, что он просил не оставлять его, даже когда он не мог меня видеть.

- Я слышу, как бьется твое сердце, даже когда мои глаза закрыты, - говорил он. – Пока твое сердце бьется, я ничего другого не помню.

Я бы пошла на улицу и ходила в поисках каких-либо запасов, глядя на небо и надеясь на дождь. Я вспомнила время, когда ненавидела, постоянную влагу скучного Форкса, но теперь я была бы рада и частым ливням. Остальные мои… наши дни я бы читала Эдварду в то время, как он отдыхал всё ещё измученный и голодный.

Мы заканчивали «Гроздья гнева»^[1], пожалуй, не самую веселую книгу для чтения в наших условиях, но Эдвард сказал, что он никогда не читал Стейнбека. Я бы лучше почитала «К востоку от Эдема»^[2], но все веселые семейные моменты Гамильтонов принуждали ещё больше скучать по Чарли. Всё же было легче кое-как справляться со стойким потоком страдания «Гроздьев гнева». Подавляющее страдание Джоадсов было практически комфортным. Так я чувствовала себя менее одинокой. Я начала чтение последней сцены, где Роза Сарона обнажила свою грудь и кормила голодного человека. Я слегка покраснела оттого, что читала эту сцену Эдварду.

- Странное окончание, - сказал он, когда я закрыла книгу.

- Но в какой-то степени и красивое, не так ли? – парировала я, хотя впервые прочитав книгу для занятия по английскому, была растеряна по этому поводу. Должно быть, я была плохо знакома с идеей грудного вскармливания вообще – я имею в виду, черт побери, у меня были проблемы с питьем молока, если я об этом слишком много думала, но потом кормить грудью взрослого человека – абсолютно незнакомого – тем более делало это ещё противнее. Но теперь я читала эту сцену по-другому. Я сейчас увидела, что Роза отдала единственное, что у неё осталось, даже после потери ребенка. Она не позволила трагедии, горю и нищете победить её и заставить игнорировать тех, кто действительно в ней нуждается.

И на тот момент я знала, что должна сделать.

- Я пройдусь, - сказала я, махая рукой.

- Хорошо, - сказал Эдвард хриплым голосом. – Будь осторожна.

Я рассмеялась. – Что может мне навредить? Здесь больше нет ничего опасного.

Я хорошо завязала шнурки на кроссовках и пробежала полторы мили к старой клинике. Я натянула футболку на нос, чтобы не дышать слишком глубоко. Здесь умерло столько людей, что врачи ежедневно приходили на работу даже когда сами были больны, потому что кто-то должен был ухаживать за умирающими. Что они могли сделать, кроме как помочь чувствовать себя комфортно, используя столько морфия, сколько позволяли уменьшающиеся запасы?

Удивительным было также то, что некоторые врачи умирали просто на ногах, прислонившись к стене. Я лишь надеялась, что их врачебные принадлежности ещё остались.

Я не была уверена в том, что именно ищу, воспоминания со школы о сборе крови были смутными. Мне необходима была подпись Чарли на форме для согласия, ведь мне ещё не было семнадцати. Я помнила, как кололи палец для проверки уровня железа в крови – эта часть была самой болезненной. Мне также задавали много неудобных вопросов о том каким видом секса я занималась и занималась ли вообще. Я знала, что моя кровь была чиста, и я не страдала анемией, ведь была единственной, кто выжил. Мы же могли пропустить все формальности. Мы, кто мы? Есть только я.

Йод. Мне понадобятся йод, бинты и иголка, также пакет для сбора крови. Где же я могу всё это найти? Я бродила по темным коридорам, пока не нашла чулан с запасами. Дверь была перевернута, видимо ещё со времен грабежей, и люди уже использовали все болеутоляющие средства. Но никому не нужны были донорские пакеты. А йод, что он мог кому-то дать? Я нашла огромное количество бутылок. Затем схватила бинты, йод, ватные тампоны, пакеты марли и даже нашла одну из резинок, которые используются для перевязки руки.

В здании было слишком темно и мрачно для того, чтобы совершить здесь эту безумную вещь. Я вышла на улицу, осторожно переступив битое стекло входной двери, и присела на скамейку рядом с объездной дорогой, которая вела к отделению «скорой» помощи. Хоть солнца и не было, но бледный и слабый свет вcё же пробивался. Я понятия не имела, что делать, пусть и была бы посмелее. Как бы я нашла вену?

Я протерла руку, удивляясь, как холодно чувствовался йод на коже. Я подождала, пока он высохнет, наблюдая за тем, как кожа на внутренней стороне руки приобретает странный оранжево-коричневый оттенок. Затем перевязала руку выше локтя резинкой так туго, как могла.
Я чувствовала, как отбивает мой пульс, бьется словно метроном, как часы. Забавно. Часы работают только тогда, когда тикают, также как и люди. Нет тиканья – нет жизни. Словно мой пульс повторял: «Я жива! Я жива!» Несмотря на всё случившееся на планете, моё сердце отказывалось останавливаться. Упрямое.

Я ощупала сгиб локтя, пытаясь понять, где пульс чувствовался сильнее. После вытащила стерильную иглу из упаковки, страшно было то, что она оказалась довольно толстой. Я глотнула и покачала головой, стараясь успокоиться. Боже, Чарли, кто там ещё, – молилась я, – направьте мою руку. Помогите мне это сделать. Неважно, насколько это больно.

Я постучала по руке несколько раз, думая, если наркоманы делают это, то мне не требуется медицинская подготовка. Затем я закрыла глаза и направила иголку, надеясь не промахнуться.
Я не плакала, даже после того как игла начала щипать и жечь, но всё же дождалась, пока болезненная пульсация остановится, чтобы открыть глаза. Трубки, которые отходили от иглы, постепенно заполнялись багряной жидкостью, редкой, как темпера (прим. переводчика: вид краски). Это зрелище было удивительным. Я сжимала и разжимала кулак, вспомнив совет школьной медсестры. Коснувшись трубки своей свободной рукой, я удивилась, как текла по ней теплая кровь, такая же теплая, как и температура моего тела. Пакет наполнялся медленно и чтобы убить время, я подумала о Розе Сарона и голодающем человеке. «Она посмотрела на меня через сарай и её губы собрались вместе в загадочной улыбке».

После того, как пакет заполнился, я переложила его к себе на колени, думая об Эдварде, который сейчас лежал под одеялом на диване, и улыбнулась. Я взяла пакет в свободную руку наслаждаясь его весом в ладони. Конечно же, это поможет ему.

Я не знала, набрала ли уже достаточно, но взяла кусочек марли и приложила на верхушку иголки, аккуратно вытаскивая её. Я полулежала на скамейке, крепко придерживая марлю, чтобы остановить кровь. Свою руку я подняла высоко над головой, словно знала ответ на вопрос, который задавало мне солнце. Оно светило слабо, не согревая лицо.
___________________________________________________________________________________

[1] – Действие романа происходит во времена Великой депрессии. Бедная семья фермеров-арендаторов, Джоуды, вынуждена покинуть свой дом в Оклахоме из-за засухи, экономических трудностей и изменений в принципах ведения сельского хозяйства. В практически безвыходной ситуации, они направляются в Калифорнию вместе с тысячами других семей «оки», надеясь найти там средства к существованию.
[2] – Роман классика американской литературы Джона Стейнбека «К востоку от Эдема», по определению автора, главная книга всего его творчества. Это – своего рода аллегория библейской легенды о Каине и Авеле, действие которой перенесено в современную Америку; семейная сага, навеянная историей предков писателя по материнской линии.

главу перевела: lena_solnce
редактура: Sladkaya