В паре метров от нас стоял Эдвард Каллен, его приглушённый бархатный голос не предвещал ничего хорошего:

- Отпусти девушку, Ньютон, она не желает с тобой разговаривать.

Майк на секунду отвлёкся, ослабил хватку, но у меня всё равно не доставало сил вырваться.

- А тебе что нужно, Каллен? Это не твоё дело, - выплюнул он, его пустые голубые глаза потемнели, он начал по-настоящему злиться, мне показалось, что сейчас затрещат кости, с такой силой он схватил меня за запястье, боль стала невыносимой, потому что его большой палец как-раз надавил на старый заживающий синяк.

- Я сказал «отпусти», - прорычал Эдвард, его лицо в этот момент напоминало маску, искусно высеченную из белого, неизвестной породы, камня: заострившиеся яркие черты, сжатые в идеальную тонкую линию губы и холодные, цвета тёмного янтаря глаза, смотрящие с убийственной ненавистью прямо в глаза Майка. Было в его облике что-то дикое, неуправляемое, страшное, я буквально почувствовала, как по коже побежали мурашки и, судя по внезапно побледневшей физиономии Майка Ньютона, не у меня одной.

Майк отпустил руки, резким движением надел капюшон куртки и обронив напоследок:

- Мы ещё встретимся, Каллен, - быстро зашагал в сторону корпуса.

Я так и стояла на месте, не в силах отвести взгляд от Эдварда, вода стекала мне за воротник, бежала по лицу, волосы слиплись и беспорядочно пристали к щекам, подбородку. Зато сильный ливень никак не отразился на внешнем облике моего спасителя: взъерошенные и мокрые волосы выглядели ослепительно, словно над ними полдня трудился самый модный стилист. Вся его поза могла показаться расслабленной кому угодно, но только не мне. Я знала, каким устрашающим и злым бывает Эдвард Каллен.

- Спасибо, - пробормотала я.

Он только пожал плечами. Я ждала, что он сейчас убежит, испарится, исчезнет как тогда на поляне. Но он остался на месте, неподвижный и великолепный. Ожили только глаза, с пристальным вниманием изучавшие меня. Я отметила, что их цвет действительно золотистый. Неужели мне показалось? Нет, психопатией я не страдаю, провалов в памяти никогда не было. Значит, что-то не так с ним?

Он молчал. Я тоже не знала, как начать разговор, да и стоило ли? Оставалось только уйти. Я медленно развернулась и побрела в сторону стоянки. На физкультуру решила не ходить, я вообще была не в состоянии видеться сейчас с кем-нибудь. Я понимала, что прогуливать нехорошо, но утешала себя мыслью о том, что смогу сдать все зачёты потом: школьный фитнес не такой уж и сложный.

И только в машине, включив печку и почувствовав себя в безопасности, я расслабилась. Организм, находившийся целый день в состоянии стресса, не выдержал, механизм, отвечающий за здравый смысл, сломался, и меня прорвало. Я зарыдала так, как никогда, всё тело дёргалось, из груди вырывались полускрипы-полустоны, руки тряслись, я никак не могла попасть ключом в замок зажигания. Остатки сознания кричали, что школьная парковка – не время и не место для истерики, но я ничего не могла с собой поделать. Всё, что копилось во мне за последние дни, выплёскивалось наружу нескончаемым потоком горьких слёз и отчаянных рыданий.

В момент очередного приступа, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, я не сразу заметила, что стоянка начала заполняться студентами: кончились занятия. Неужели я проревела целый урок? В голове словно сработал стоп-кран, истерика прекратилась, я вытерла слёзы тыльной стороной ладони, и стала выбираться с парковки.

Дома я бросилась на постель, уткнувшись лицом в подушку…

Проснулась в полумраке собственной комнаты, будильник на прикроватной тумбочке показывал шесть часов. Интересно, вечера или утра? Я спустилась вниз, электронные часы, висящие в гостиной, поведали мне о том, что я проспала весь день и всю ночь. Выполнив привычный комплекс упражнений и, сходив в душ, я решила приготовить себе очень плотный завтрак.

Желудок надрывался от голода, ещё бы, последний раз я ела почти сутки назад. Взбалтывая яйца для омлета, я размышляла, как же я умудрилась стать самой обсуждаемой персоной в городке, а, главное, что мне теперь с этим делать…

Единственным верным решением было не оправдываться и, сцепив зубы, дождаться, когда обывателей захватит какая-нибудь другая сногсшибательная сплетня. Легко сказать! Логически меня рассуждать вроде бы научили, а вот практического курса выживания среди людской злобы и ненависти, никто не преподал.

«Справлюсь»! – твёрдо решила я, выходя из машины. Но моя решимость и уверенность таяли как первый снег с каждым шагом, который приближал меня к главному корпусу школы.

Этот день можно охарактеризовать одним словом – ад!

То, что было накануне, мне показалось цветочками, потому что сейчас никто не перешёптывался, сплетники и сплетницы открыто обсуждали мою бурную интимную жизнь. Я прекрасно понимала, что коллективные фантазии на эту темы не могли возникнуть на пустом месте, их уже с утра должны были подпитать новыми подробностями профессионалы, мастера своего «дела». Что-то подсказывало мне, что на эту роль годятся две моих хороших знакомых – Лорен, в силу своей природной вредности и Джессика, чей разум был затуманен ревностью к Майку Ньютону.

Так что на ланче, до которого я каким-то невероятным образом умудрилась дожить, передо мной встала настоящая дилемма: сидеть за столиком вместе с этим сосредоточением женского зла мне совсем не хотелось, а просить Анджелу пересесть со мной я не могла. Мне не хотелось, чтобы мои проблемы сказались на ней.

Поэтому я села за отдельный столик в дальнем углу, причём спиной к большей половине зала. Но даже так я постоянно ловила на себе любопытствующие взгляды и едкие усмешки. Стараясь отгородиться от этого ужаса, я мысленно считала про себя «раз, два, три», как на тренировке, сосредоточившись лишь на тщательном пережёвывании пищи. У меня почти получилось. Потому что, на обратном пути из столовой, мои ноги и руки почти не дрожали, а краска с лица стала постепенно отходить.

Я так и продолжала мысленный счёт, пока не подошла к кабинету биологии, открывая дверь, я вспомнила, что у меня теперь новый сосед. Сердце привычно заплясало, дыхание сбилось, самоконтроль, державший меня на плаву весь этот тяжёлый день, резко исчез, приказав долго жить.

Хорошо, что я пришла первой: без пустых и утомительных разговоров ланч прошёл быстро. Я достала тетради и учебник, выложила на парту ручку и привычно закрылась прядью своих волос.

Почти неслышно отодвинулся соседний стул, Каллен сел рядом со мной. Скосив глаза, я наблюдала, как на столе возникла тетрадь, как тонкие музыкальные пальцы покрутили ручку, словно барабанщик палочку, как эти безупречные идеальные руки замерли поверх конспекта.

Я боялась пошевелиться, сидела с ровной спиной, не касаясь спинки стула. От этой неудобной позы затекли мышцы, но я боялась пошевелиться. Мне казалось, что любое неосторожное движение нарушит натянутую тишину между нами, и может произойти непоправимое. Что именно, я себе не представляла. Но моё сердце, мудрый советчик, подсказывало, что нужно терпеть и молчать.

Впрочем, Каллен был так же неподвижен, как и я.

Интересно, о чём он думает? Как он отнёсся к вчерашнему инциденту? Господи, как стыдно.

Я чуть повернула голову в его сторону, одного маленького взгляда на его перекошенное лицо мне хватило с головой. Он чуть поморщился, словно его обдало дурным запахом. Это длилось крошечную долю секунды, но мне было достаточно. Потом он снова нацепил на себя отчуждённость и непроницаемость.

Ясно! А чего я ожидала? Комплиментов и восторженных взглядов?

Ему неприятно наше вынужденное соседство, он его просто терпит.

Слава богу, молчит.

Сама не знаю почему, но мне хотелось рассказать ему правду, чтобы он знал, что сплетни про меня – всего лишь досужие домыслы…

Но, боюсь, этого он не узнает никогда, или не захочет знать, или не станет слушать, потому что ему это совсем не интересно.

Как только прозвенел звонок, я побросала тетрадки в рюкзак и опрометью бросилась вон из класса. Я торопилась на стоянку, чтобы уехать первой.

Напрасно.

Лорен и вся честная компания стояли на входе, когда они заметили меня, обсуждения прекратились. Майк смотрел на меня исподлобья, Джессика же буравила меня откровенно ненавидящим взглядом, (И что он ей наговорил?) Лорен же просто наслаждалась моментом:

- Торопишься к своему мужчине, Белла? А мы думали, для чего тебе занятия фитнесом? Оказывается, тоже для занятий, сугубо интимных, - язвительные смешки зевак стали дополнительным фоном к этому заранее подготовленному самодеятельному выступлению.

Я стиснула зубы, чтобы не наговорить гадостей, и быстрым шагом двинулась к своему пикапу.

Вслед неслось мерзкое улюлюканье.

До чего же паршиво стало на душе, словно меня только что окатили из ведра свеженькими помоями.

Реветь по дороге в Порт-Анджелес я себе запретила. Ещё не хватало, чтобы меня на работе видели с заплаканными глазами. Но от мисс Молли моё состояние не укрылось. Я закончила уборку раньше, в зале проходили уроки стриптиза. Я с безучастным видом смотрела на то, как раздевались девушки, смотрела без эмоций, без интереса. Мозг просто фиксировал, что раздеваться нужно начинать с блузки, и пуговицы расстёгивать снизу, а не сверху, иначе можно запутаться ногами в одежде и растянуться.

А когда я на автомате повторила приседание: стоя вполоборота, чтобы правое колено было ровно по центру, а левое развёрнуто на девяносто градусов, при этом руки должны плавно скользить от бедра к коленям, мисс Молли не выдержала и подошла ко мне. Она легонько встряхнула меня за плечи:

- Белла, что случилось, ты можешь сказать?

Она так внимательно и серьёзно смотрела мне в глаза, что хотелось разрыдаться, её сочувствия я бы не вынесла.

- Ничего, - прошептала я, сглатывая непрошеные слёзы, и пряча взгляд.

- Ничего? – она снова меня встряхнула, - человек, у которого ничего не случилось, тупо не пялится на репетицию ходячих, а идёт к пилону и отрабатывает переход от крутки на партер! – она повысила голос, - или я не права?

Хрипотца голоса мисс Молли и её сильные руки привели меня в чувство. Я огляделась. Да, я даже не в том зале нахожусь! Я молча кивнула и поплелась на выход.

Я занималась с таким остервенением, что удивила даже Джоуи. Мои руки неожиданно перестали скользить, элементы давались удивительно легко. Я словно впервые в жизни почувствовала своё тело, боязнь сорваться сменилась непонятным для меня чувством равновесия, кто-то догадался включить музыку, и я уже не считала про себя «раз, два, три», а двигалась в такт...

- Молодец, девочка, - похвалила меня мисс Молли, - умница!

Музыка стихла, я сошла со сцены.

- Белла, - восхищённо прошептала Рэйчел, бросившись мне на шею.

Эйфория от достигнутого успеха прошла, я обхватила её руками и зарыдала, уткнувшись носом ей в плечо. Она обняла меня за плечи и повела к барной стойке, усадила на высокий стул, налила стакан воды и подсунула мне его под нос.

Жадно глотая воду, я успокаивалась. Сделала глубокий вдох и выдох и выложила Рэйчел всё, что накопилось в моей душе за эти долгие две недели. Она слушала внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Когда я выговорилась, она прижала меня к себе, как младшую сестру, и сказала только одно:

- Всё образуется, успокойся, всё будет хорошо.

Ни советов, ни притворных вздохов, ни показного сочувствия.

Всё-таки, Рэйчел – удивительная.

Домой ехать совершенно не хотелось, не хотелось возвращаться в пустой и одинокий дом, поэтому я задержалась в клубе. Первый раз я видела настоящее шоу своими глазами. То, что вытворяли девчонки на сцене, словами не описать, это надо видеть. Мне до такого мастерства ещё ох как далеко, - думала я.

Клуб постепенно заполнялся посетителями, становилось жарко. Странно, но я всегда думала, что завсегдатаи таких мест – одинокие и обиженные жизнью и вниманием женщин, мужчины, я была сильно удивлена разномастностью публики: семейные пары, молодёжные компании, из приват-кабинета доносился гогот будущего жениха, там проходил мальчишник…

В общем, после одиннадцати вечера жизнь в клубе кипела вовсю, яркая, нереальная, я бы даже сказала, гротескная. А мне было пора домой: завтра вставать с утра в школу…

Я попрощалась с Рэйчел, через служебный вход зашла в гримёрку, где остались мои вещи, переоделась и поехала домой.

Я не доехала до Форкса немногим больше пяти километров, как мой пикап резко заглох.

Я несколько раз поворачивала ключ зажигания, он начинал оглушительно реветь, но потом резко смолкал. Сердце бешено колотилось, к горлу опять подступил комок. Я взглянула на приборную панель. Идиотка! Бензин был на нуле, я забыла заправиться.

Трясущимися руками я нащупала рюкзак, пытаясь отыскать там мобильный. Я переворошила его весь, даже вытряхнула содержимое на пассажирское сиденье, затем обшарила карманы.

Мобильного телефона не было! Я умудрилась забыть его дома!

«Дура! Безответственная растяпа»! – ругала я себя, но какой от этого смысл?

У меня было два варианта. Первый – идти в Форкс пешком, под проливным дождём топать пять километров и ещё парочку по городу. Второй – надеяться на удачу и проезжающих мимо авто.

Второй вариант был безопаснее, но не совсем подходил для реализации его в захудалом городишке, где в десять вечера наступает мёртвая тишина.

Я собрала раскиданные с сиденья тетрадки и ручки в рюкзак, вынула из замка ключи, закрыла двери и пошла по дороге.
Я прошла метров триста, когда из-за спины меня осветил свет дальних фар. Меня заметили, потому что водитель тут же переключился на ближний. Я прикрыла глаза от ослепляющего света.

Автомобиль резко затормозил передо мной…

Когда я опознала машину, сердце тут же ушло в пятки...