На стол поставили пару бутылок Хейнекена для меня и Ники, содовую для Кристен и тарелку поджаристых тостов. Музыка в баре звучала негромко, что меня очень порадовало, потому как голова раскалывалась после напряжённого рабочего дня. Работа над проектом ещё не началась, а усталость уже даёт о себе знать. Получается, что в моей жизни каждый день – рабочий, даже тот, где надо лишь стоять и получать вспышки в глаза. Цена за любимое дело так высока… Несколько человек торчали у барной стойки, а те, что сидели за столиками, казалось такие же отдыхающие актёры как и мы. Люблю маленькие тихие города….
- Неплохое место, - сказала Крис, а Ники кивнула и потянулась за сигаретами. Она всегда тянется за сигаретами, едва ощутив безопасность и комфорт. Это было своеобразным знаком – Ники тянется за сигаретами, значит можно расслабиться. Я улыбнулся мысли.
Отчего-то я чувствую себя очень комфортно с девушками. Не то, чтобы я их понимал больше, чем парней (в этом плане девушки навсегда останутся для меня загадкой), но мне было с ними комфортно, как Ники с её сигаретами. Я по-прежнему не знаю, как себя вести, чтобы создать нужное впечатление, но дружба с ними для меня так же ценна, как мои друзья-ребята. И хотя девушки, окружающие меня сегодня – не стремятся оправдывать эталоны женственности своим характером, мне приятно с ними, они часть моей жизни, возможно на долгие годы вперёд. У нас не было сил говорить, это безумие исчерпывает все силы.
- Как твоя собака? – спросил я Кристен, делая глоток пива, который тут же разлился по телу ледяным эликсиром, послал импульсы в голову, заставив пелену перед моими глазами чуть расступиться.
- Да пока неважно… - Крис чуть сдвинула брови, сосредоточенно подбирая слова. – Врач сказал, что лечение нельзя прерывать, придётся на время отдать её маме. Это так нелепо – у меня даже нет времени ухаживать за ней…
Я сделал глубокую затяжку от сигареты, снова согревая себя изнутри после глотка пива. После порции никотина тут же последовало расслабление.
- Я до Рождества не видел свою собаку почти год, - сказал я, вспоминая, как Пэтти, тявкая, кинулась ко мне. Она подпрыгивала выше моих колен, настойчиво желая достать до лица. Жизнь, в которой как воздух нужна частичка реальности и покоя, не позволяет осуществить даже самые обычные дела. Теперь, приходя домой, я хотел бы запустить руку в её пушистую белоснежную шерсть, но у меня больше нет такой возможности, поэтому я прихожу в бар, чтобы убить время и головную боль. Я запускаю руку в карман, расплачиваюсь и ухожу спать в одиночестве.
- Как только выдастся выходной, рвану в конюшню, - вдруг сказала Ники, выпустив струю дыма вверх. В её голосе звучали нотки безразличия, но я знал, что это от усталости. – Кстати, со мной не хотите?
Я улыбнулся и многозначительно посмотрел на Ники.
- О-кей, о-кей.., - она подняла ладони, протестуя, - это я уже слышала, ты свалишься, покалечишься, вообще не выживешь, и всё такое, - её голос был добрым, и мне даже захотелось покалечиться на её лошадях. Кристен захихикала, печально улыбаясь, глядя на нас. Я сделал глоток пива, снова ощутив волну свежести, ударившую в виски. Помещение медленно заполнялось дымом всё сильнее, он окутывал всё вокруг, обволакивал стаканы, бутылки, спинки стульев и табуретов, барную стойку и светильники, которые тут же тускнели.
- А я поеду, почему нет? – наконец сказала Кристен. Мне тут же захотелось покалечиться снова. Соблазн увидеть её в седле подкупал. Хотя «подкуп» и «Кристен» - не очень хорошее сочетание.
- Отлично, - согласилась Ники (будто со мной) и затушила сигарету в пепельнице, основательно вдавив её в дно с пеплом. – В прошлый раз у тебя тоже не сразу получалось, но потом-то за уши не оттащишь. Лошади они такие… Главное – уважать их, как равных.
Я понимал, о чём говорит Ники, и полностью был с нею согласен, но уж так получилось, что я ужасно неуклюжий, постоянно попадаю в передряги, как Белла. Безумие какое-то.
Над нами витал дым, голоса и музыка, Ники чуть покачивала головой в такт блюзовой мелодии, пока Кристен рассматривала банку с содовой.
- Можно мне?... – вдруг услышал я её голос среди ровного гула и далёкой музыки. Крис указывала на бутылку, которую я к этому моменту уже судорожно сжимал в руке.

Суета на съёмочной площадке – это такая же норма, как и суета в муравейнике. Тишина здесь наступает, только после волшебного слова, которое в праве произнести только один человек. Мой задумчивый взгляд отвлекли руки костюмера, неистово трепыхающиеся в воздухе.
- Пожалуйста, внимание! – актёры, как по команде, словно чуя, кому принадлежит голос, обернулись за звук. Хотя, могу поспорить, все обернулись на руки. – Очень вас прошу, осторожнее с сигаретами и едой на улице, да и в зале. Сегодня ветрено, у нас уже есть инцидент с костюмом. Они у нас в одном экземпляре! – взволновано протараторила костюмер. Она для подтверждения своих слов, обернулась к стоящей рядом Ники. У неё был очень недовольный вид, скорее всего ей было неловко за прожжённый подол длинной тонкой кофты Розали.
- Роберт! На грим, быстро, - крикнули мне издалека.
Я проковылял в гримёрную, где уже собрались мои «братья». Женщина по имени Рэйчел, хитро сверкая глазами, усадила меня в кресло. Она уставилась на мою кожу, и мне очень хотелось сейчас проследить ход её мыслей.
- Так, - начал я, помахивая указательным пальцем в воздухе. – Вы что-то задумали, да?
- Мы хотим попробовать кое-что, - ответила она с улыбкой, обхватив моё лицо руками так, чтобы мы оба теперь смотрели на моё отражение в зеркале. Её пальцы были холодными и пахли сигаретами и парфюмом. Закончив твой чисто профессиональный ритуал осмотра моего лица, она обошла мой стул и взяла со стола заранее заготовленный Пинцет. Я всегда особо выделяю это слово, потому что оно имеет у меня стойкую ассоциацию со словом «боль». Я поднял глаза на Рэйчел, и она понимающе покачала головой.
- В жизни не поверю, что Эдвард делает это каждый день, - мрачно замети я, и фраза рассмешила гримёра.
- Все женщины мира делают это, так что у тебя есть уникальная возможность прочувствовать, как это замечательно, - зловеще проговорила Рэйчел. Я лишь обречённо вздохнул, нахмурив брови, приготовившись к боли. Но женщина настойчиво провела пальцами мне по бровям.
- Нет, так не пойдёт, расслабься. – И я попробовал расслабиться, но, похоже, вышло не очень. Боль пронзила мой лоб насквозь, действуя на все нервные окончания сразу, в глазах появилась резь. Будто я резко тут вот решил заплакать о своей нелёгкой доле.
- Ааай.. это было жёстко, - констатировал я, но Рэйчел победно ухмыльнулась.
- Между прочим, я самый нежный гримёр! – и она засмеялась над собственной шуткой. Должен признаться, это чуть приободрило меня, слова немолодой женщины, такой уверенной и весёлой, почему-то заставили меня почувствовать себя гораздо лучше. Наверное, у неё очень хорошая энергетика.
Сделав мне Экстримально-Идеальные-Брови-Эдварда-Каллена, Рэйчел принялась за цвет лица. Я уже увидел в её руках знакомую краску (иначе это зло не назвать), которую она лёгкими движениями набирала спонжем, чтобы потом покрыть этим моё лицо и шею. Но прежде она приложила холодное полотенце к участкам кожи, где она зверски разделалась с тем, что я тоже считал частью бровей.
- О…опять театр кабуки, - простонал я.
- Зато как замечательно держится, заметил?
- Да уж. Все говорят, что я не моюсь, а я только и пытаюсь отмыть эту дрянь после съёмок…
- Хахаха! Тут такие вещества, что не закупоривают поры, поэтому лицо кажется естественным, а не накрашенным, к тому же он впитывается и не стирается одеждой, а это очень важно, иначе мы бы замучились… - приговаривала Рэйчел, тщательно покрывая моё лицо тональным кремом нового поколения. Кожу вокруг глаз она оставила нетронутой, потому как мои вечные недосыпы смогли бы заменить любой самый навороченный грим. Я закрыл глаза. Ещё поколдовав над моим лицом и шеей, она отложила крем и взяла другую баночку. Я внимательно следил за её движениями. Просто хочу сказать, что любые изменения в герое, в которого любой актёр вносит частичку себя, заслуживают того, чтобы я о них знал. Я должен буду провести в образе Эдварда не один год, возможно, поэтому вся шумиха вокруг возможных перемен меня волновала. В прессе много чего говорили о Новолунии, но некоторые подробности до сих пор не известны даже мне. Например, я не знал, что они захотят «сделать моё лицо рельефным».
- Мы хотим попробовать сделать твоё лицо рельефным, - призналась Рэйчел, колдуя над моей переносицей, оттеняя её со всех сторон цветом чуть темнее кожи Эдварда. То же самое она уже успела сделать с моими скулами. Я поморщился, глядя на своё отражение в зеркале. Будто применяя на меня этот новый грим, она крутила мою голову то чуть влево, то чуть вправо, ища удачный ракурс. Честно говоря, с таким нововведением удачный ракурс мы вряд ли найдём. Начнём с того, что я вообще не понимаю, зачем на мне столько грима. Смирно выдержав окрашивание губ, я был готов.
- Вообщем, попробуем так, - глядя на результат своей работы, сказала женщина. – Посмотрим, как будет смотреться в кадре.

Фильм с неподражаемым Биллом Мюрреем незаметно превратился в титры на экране моего подуставшего телевизора. Я тихонько переваривал пиццу с тунцом и бутылку пива, отлично ладившие вместе уже четвёртый день подряд. Наверное, нужно прекращать есть однотипную пищу и переходить, например, на суши, ну или пасту… Но много из того, что пришлось бы по душе моему желудку, можно достать в ресторане, кафе, забегаловке, а выходить на улицу не хотелось. Потому что любые перебежки – это всегда стресс.
Телефон в кармане завибрировал, и я поднёс трубку к уху. Мамин голос заставил моё сердце сжаться, хотя я, конечно, не подал виду, как маленький. Неужели есть какой-то смысл в том, чтобы скрывать свою радость? Но я постоянно делал это, обманывая самого себя.
- Здравствуй, Роберт, - по интонации я понял, что она собирается со мной поговорить не о погоде и даже не о здоровье. – Я тут читала…
- О, мам, пожалуйста, не начинай… Разве до сих пор непонятно, что там правду даже о погоде не пишут?
Мамино хобби. Хобби, начинающее перерастать в одержимость. Не имея возможности видеть меня часто, но, имея возможность получать информацию от сомнительных источников (по имени СМИ), она может часы проводить, исследуя содержимое Интернета на предмет её сына. Она верила мне и не обращала внимания на бред, который читает, но любопытство каждый раз брало над нею верх, заставляя снова и снова читать форумы юных воздыхательниц и пышущих ядом ненавистников. Первые ей льстили, а вторые пугали, как любую мать (как она сама любит добавлять, чтобы оправдать любое своё волнение). Сейчас я пока понятия не имел, что снова прочла мама.
- Ну, знаешь…. Учитывая, как «часто» ты звонишь, мне остаётся довольствоваться малым, - чуть обиженно проговорила она. – Просто хочу сказать, что лишь сейчас узнала о подробностях относительно твоего фильма о Дали.
Я понял, что пришло то самое время – время объясниться, хотя я пытался отсрочить этот разговор как можно больше, ему просто суждено было состояться сейчас. Как будто я не мог этого предвидеть! Придётся объяснить матери моё мимолётное желание чего-то нового и совершенно экстраординарного. Я поудобнее устроился на диване, хотя очень скоро понял, что удобно мне будет только, когда разговор на эту тему будет исчерпан.
- Я не думал, что тебя станет интересовать этот фильм.
- Меня интересует всё, что касается моего сына, - гордо сказала мама, и я улыбнулся, ничего пока не отвечая, чтобы не выдать улыбку. – Почему ты не поделился с нами, не посоветовался…?
- С вами? – я готов был подпрыгнуть. – Я не собирался обсуждать это с отцом! – я стал царапать спинку дивана правой рукой, переложив трубку в левую руку.
- Успокойся, пожалуйста. Я не думаю, что он горит желанием говорить об этом.
- Так он знает?
- Ты думаешь, он не узнает?
- Боже, - я закрыл глаза и только сейчас почувствовал, как судорожно вдавливаю голову в подушку.
- Ты ведь и не собирался говорить. И знал, что я рано или поздно узнаю. Это не очень приятно, знаешь ли.
- Почему это не собирался?
- Потому что ты даже не спросил, что за подробности я имею ввиду.
Даже за тысячи километров эта женщина способна раскусить меня. Вывернуть меня наизнанку, посмотреть, что внутри, и снова залатать.
- Послушай, я просто хотел необычную роль.
- О, это очень необычная роль! – саркастично заметила мама, но по её тону я понял, что она улыбается. Она видит меня насквозь, поэтому доверяет мне. Она знает, что ей не о чем волноваться, кроме того, что её «как всякую мать» расстроило собственное неведение. Лучше бы она и не знала. Я буквально представлял, как её богатое воображение то и дело рисует кадры, которые, я надеюсь, она никогда не увидит. Я актёр, но я по-прежнему уязвим, когда дело касается близких. Ближе них никого нет, но стыд именно перед ними сильнее всего.
- Нам было очень неловко. Мы не ловили от этого кайф, - схватился я за соломинку.
- Знаешь, другого ответа мне и не представить! – рассмеялась мама. – Ладно. Официальная часть закончилась. Расскажи мне, как твои глаза…
Я вздохнул. Вопрос был не из лёгких, когда его задавала мама.
- Нормально всё. Навыписывали всего, хотя единственное, чего я хочу – это никогда не надевать больше эту дрянь.
- Роберт.
- Ну, правда! Всё, чего просят мои глаза – это не носить линз.
- Так что же они будут делать?
- Пока не знаю. Но заменить линзы компьютерными эффектами отказываются. Наверное, просто заменят линзы.
- Тебе вообще противопоказано их носить, раз такая реакция.
- Я знаю, но ничего не поделать. Остаётся надеяться на новые технологии…
- Напиши мне, как сходишь к врачу.
- Напишу.
- А говорил, что был у врача.
- Не говорил. Боже, мама, ты превращаешься в агента 007! Перестань, пожалуйста, я просто не хочу тебя расстраивать. Я схожу к врачу.
- Хорошо. Просто не забывай мне звонить или писать, ладно? – спокойно проговорила мама, и мне тут же захотелось в родной дом. Подальше от линз, расцарапанного моей нервной рукой дивана, одиночества и вспышек. Сейчас я плыву по течению, какие-то направления я выбираю сам, оправдываюсь за них перед близкими, шутливо рассказываю о них чужим людям с микрофонами, а течение, тем не менее, продолжает нести меня в бесконечное Нечто.