Эдвард

Огонь, зажженный в камине, разливал по комнате приятное тепло. Тихо потрескивали поленья. Снегопад прекратился, и за окном стояла какая-то нереальная тишина. Мы лежали на мягком ковре, Белла перебирала пальцами мои волосы, положив подбородок мне на грудь. Иногда она слегка приподнималась, чтобы взять вишню из небольшой тарелочки возле ее ног и тут же возвращалась обратно. В такие минуты рубашка слегка соскальзывала, и моему взору представало ослепительно белое плечо. И мне трудно было удержаться, чтобы не прикоснуться к нему губами. После дня проведенного дома, я чувствовал себя совершенно удовлетворённым и абсолютно счастливым. Из одежды на нас было всего одна рубашка и одни джинсы... на двоих... Причем рубашка была одета на Белле, джинсы - на мне, и меня совершенно устраивало такое развитие событий. Это был тихий, спокойный и ласковый вечер. Мы говорили ни о чем и обо всем. Жаль, что этот вечер когда-нибудь закончится.
- Эдвард, покажи мне город, таким, каким его видишь ты.
- Не понял, - я приподнялся на локтях. Что именно ты хочешь увидеть, моя Белла?
- Я хочу увидеть Париж, глазами вампира, - терпеливо объяснила она.
- Париж, глазами вампира, - задумчиво повторил я, пробуя слова на вкус.
Крыши домов... Безлюдные мостовые под ногами... Тихий плеск ночной Сены... Горгульи на соборе Парижской Богоматери, к которым можно притронуться рукой... а почему бы и нет?
- А почему бы и нет, - повторил я, поднимаясь на ноги. - Пойдем, я покажу тебе город, в котором жил. Одевайся.
- Я мигом, - она радостно направилась к ступенькам наверх.
- Тебе помочь? - запоздало спросил я вслед.
Она удивленно обернулась.
- В чем помочь? Подняться по ступенькам?
- Ну, хотя бы, - я подскочил к ней.
- А ты не боишься, что я вконец разучусь ходить по лестницам? - рассмеялась она.
- Не боюсь, - со всей серьезностью заверил я ее. - Тогда я постоянно смогу носить тебя на руках.
- Ни за что, - она легонько коснулась пальцами моего подбородка.
- Ну, тогда... я могу помочь тебе одеться, - предложил я.
- Эдвард, ты всерьез в это веришь? По-моему у тебя прекрасно получается именно обратный процесс. Я, пожалуй, оденусь сама. Через 10 минут буду готова...

***
За последние 50 лет Латинский квартал совершенно не изменился. Даже в столь поздний час его улицы были полны студентами самых разных возрастов и дисциплин. Ресторанчики и бистро вокруг Сорбонны не закрывались и в 12-ом часу ночи. Шумная толпа школяров с хохотом и шумом наплывала волнами на питейные заведения и, схлынув, оставляла за собой грязные скатерти, недопитые бутылки и скромные чаевые. Сегодня, как и много лет назад, студенты были веселым и бесшабашным народом.
Но чем глубже мы продвигались в квартал, оставляя за собой стены университета, тем тише становилось вокруг, и безлюднее делались улицы. Вот, быстрым шагом, пробежала мимо нас, коротко стриженая девушка. Мелькнула в распахнутых полах пальто длинная, цветастая юбка. Последнем на нашем пути, встретился тощий парень с длинным тубусом почему-то ярко красного цвета. Бросив в нашу сторону хмурый взгляд, он скрылся в подворотне.
Улочки становились все уже и уже. Дома, непохожие один на другой, - все ниже и беднее. Некоторые из них я помнил довольно отчетливо. Очертания других - почти начисто стерлись из памяти.
Небольшая кованая калитка приютилась между бакалейной лавкой и домом старого грустного еврея, торговца книгами, непонятно каким чудом попавшего в латинский квартал. Его жена, никогда не поднимавшая глаз, исправно рожала ему по ребенку каждый год. Младшая девочка с библейским именем Рeбекка выбрала меня в свои лучшие друзья. Она ходила за мной по пятам и приносила леденцы. Я старательно избегал ее общества, так как пахла она удивительно вкусно, но мне это плохо удавалось, этот ребенок был удивительно настойчив.
- Нам сюда? - голос Беллы выдернул меня из воспоминаний.
- Прости, я задумался, - ответил я, одной рукой обнимая ее за плечи, другой, толкая калитку. Давно заросший сад встретил нас посеребренными снегом деревьями. Запертый дом с закрытыми ставнями, тяжеловесными скульптурами и готическими сводами, наверно, выглядел довольно неприятно для человеческого взгляда. Но что поделаешь, вампиры никогда не любили легких, воздушных построек, во все времена, отдавая предпочтение мрачной готике.
Белла судорожно вздохнула и покрепче прижалась ко мне.
- Не бойся, я рядом, - прошептал я, привлекая ее к себе.
- Я не боюсь, - ответила она. Просто здесь... неуютно.
Еще бы, - невесело усмехнулся я про себя. Мои собратья никогда не стремились создать уют. Их целью было - напугать. И надо отдать им должное, в этом они преуспели.
- Хочешь вернуться? - спросил я.
- Нет, ведь это часть твоей жизни, - ответила она и, помолчав, добавила, - а скоро и моей.
Я не ответил. Мне нечего было возразить ей. Сколько ей отведено человеческой жизни? 50 лет? 70? А что потом? Я, наверно, эгоист, но без нее я не смогу существовать. Теперь - точно не смогу. Раз, поняв, что такое, быть с кем-то одним целым, совершенным и абсолютным... дышать ею... чувствовать ею... быть ею... Как я смогу продолжать ходить по земле без всего этого? Если для того, чтобы быть вместе всегда, мне придется отнять ее жизнь, я сделаю это. Я... Мы... просто не сможем иначе.
- Хорошо, - как можно мягче улыбнулся я, обходя дом и направляясь вглубь сада.
Человеческий взгляд не различил бы маленькую, неприметную дверь в каменной стене небольшой постройки, скрытой за деревьями. Я же очень отчетливо мог видеть даже причудливые узоры, созданные рукой старого мастера. Протестующе заскрипели десятилетиями не смазанные петли, дохнуло подземельем и сыростью.
- Закрой глаза, - прошептал я, подхватывая Беллу на руки и делая шаг вперед.
Она послушно закрыла глаза и прижалась лицом к моей шее. Я постарался идти как можно быстрее, насколько это было возможно в узких, земляных коридорах. Света, разумеется, не было, но он и не был мне нужен. Я и так прекрасно помнил дорогу и мог проделать ее даже с закрытыми глазами, впрочем, в темноте я видел так же хорошо, как и при дневном свете. Идти было довольно легко. Не смотря на то, что этим ходом давно никто не пользовался, неизвестные строители работали на совесть. Тщательно утоптанный пол был все таким же ровным, земля нигде не осыпалась и не обваливалась. В некоторых коридорах воздух был очень спертым, очевидно, отверстия для воздуха все же со временем засорились, а мои собратья, не обращавшие внимание на подобные мелочи, не сочли нужным их прочистить. В этих местах, я еще больше прибавлял шагу, понимая, как мучителен наверно для Беллы воздух не достаточно насыщенный кислородом.
Минут через десять мы достигли противоположного конца туннеля, закрытого такой же дверью, как и снаружи. Медленно открыв дверь, я ступил под высокий свод огромной залы, окутанной полумраком. Вдалеке были слышны гулкие шаги охранника.
- Можешь открыть глаза, - предложил я Белле, осторожно опуская ее на пол.
Она медленно оглядывалась по сторонам. Потом отошла от меня на пару шагов, внимательно разглядывая картину, висевшую на стене. Лучи сигнализации прорезали воздух красноватым светом. Это немного портило общее впечатление, но работа все равно была прекрасна. Я подошел и встал за ее спиной.
- Эдвард, - шепотом спросила она, не оборачиваясь, не отрывая взгляда от шедевра. - Неужели это... это... это действительно она? И ты привел меня в Лувр? Ночью?
- Да, Белла, - подтвердил я, наслаждаясь ее потрясением. - Это действительно Мона Лиза. И мы в Лувре.
Довольно долго она молчала. Потом спросила. - Ты часто приходил сюда?
- Одно время, я приходил в Лувр почти каждую ночь. Охранников я мог слышать задолго до того, как они появлялись в залах. Так что, все сокровища Франции были открыты для меня. У Джоконды я проводил особенно много времени. Мне интересно было понять, чем взгляд этой, в сущности заурядной женщины, так пленяет миллионы людей. В один из дней я увидел эту игру света, о которой довольно много писали. Ее лицо действительно преобразилось, глазницы впали, рот превратился в оскал. Передо мной была смерть, в своем первозданном виде. Этот эффект не виден не на фотографиях не в репродукциях. Гениальный мастер сумел показать жизнь и смерть в одном лице. Жизнь и смерть, как две части, составляющие одно целое. И тогда эта картина пленила меня. Сейчас Белла, мы с тобой в точности как она: ты - жизнь, я - смерть, и вместе мы - одно целое. Больше возле картины не было произнесено ни слова. О чем думала Белла, глядя на творение Великого Мастера, я не знал. Но когда спустя несколько минут, она посмотрела на меня, лицо ее светилось.
Потом мы гуляли по бесконечным анфиладам комнат. Я водил Беллу в те залы, которые были освещены даже ночью. Когда охранники приближались слишком близко, мы прятались и попросту ожидали, когда опасность минует. В такие минуты, мы по большей части целовались, и случалось, задерживались в наших укрытиях надолго больше необходимого. Наконец, я подвел Беллу к двери в конце, широкого коридора, украшенного статуями рыцарей.
- Здесь выход из музея, отвезти тебя домой, или пойдем гулять еще куда-нибудь?
- Конечно, погуляем еще, - улыбнулась она.
- Ты уверенна, что не устала, - уточнил я. Словно откликаясь на мои слова, колокол на соборе пробил два часа ночи.
- Уверенна.
- Ну, тогда пойдем, - я снова подхватил ее на руки и вошел в подвал.
На этот раз, Белла не стала закрывать глаза, с удивлением и почти детским восторгом разглядывая коридор по которому мы шли. Я нахмурился. Судя по всему, этот ход вовсе не был заброшен так, как тот, по которому мы пришли. Об этом говорили и горящие электрические лампочки, и ни с чем не сравнимый запах крови, впитавшийся в стены. Мне бы очень не хотелось встретить здесь старых друзей. Говорят, фортуна милосердна к влюбленным... и не ошибаются. Нам никто не встретился по пути, и мы беспрепятственно вышли у узкого моста, переброшенного через Сену.

***
В Париже, впрочем, как и в любой другой странице мира, можно нанять такси в любое время дня и ночи. Поэтому, как только мы вышли на ярко освещенный бульвар, я поднял руку. Не прошло и пяти минут, как возле нас остановился серебристый пежо. Водитель был сама любезность, хотя, на мой взгляд, он был бы гораздо любезнее, если бы помолчал хотя бы пять минут. Впрочем, нам с Беллой это не особенно мешало. Мы сидели на заднем сидении, тесно прижавшись, друг к другу. Наши пальцы, словно бы жили отдельной жизнью, переплетаясь и прикасаясь, друг к другу. За окнами мелькали привычные картины ночного города. Привычные, и в то же время необыкновенно яркие. В первый год, который я провел в Париже, я не уставал восхищаться живописными улицами, дворцами и фонтанами. Меня приводил в восторг, тот факт, что я легко мог видеть и царапину оставленную скульптором у основания статуи, с легкостью разглядеть надпись на колоколе собора Сен Люпис, услышать за несколько улиц шум от крыльев голубей, снявшихся с площади. А потом я попал в Булонский лес и город померк. Мир, взорвался новыми красками, запахами, ощущениями... а вот Париж... Париж потускнел. Под тонким налетом цивилизации и роскоши, обнаружился звериный оскал человечества. Много лет спустя, я понял, что в тот вечер, изменился не город, а я сам. Фонари, улицы, дома, все осталось тем же, просто я теперь смотрел на них, сквозь искривленное зеркало собственной души.
И вот теперь, все вновь изменилось. Засияли отраженные в сугробах окна дворцов, вода в Сене вновь была прозрачной и чистой, а воздух наполнился свежестью и прохладой. Как мало и как много нужно для счастья...
Мигнув на прощание фарами, разговорчивый таксист завел мотор и исчез за поворотом. Мы остались одни на безлюдной улице.
- Пошли? - спросил я Беллу, взяв ее за руку.
- Пошли, - улыбнулась она, не спрашивая, куда мы идем.
Карлайл не любил ни мрачной архитектуры, ни показной роскоши. Дом, окруженный высоким забором, находился в конце улицы. Дверь открылась бесшумно, и нашему взору предстал небольшой, но безупречный парк. Обнаженные кусты и деревья были аккуратно подстрижены, подъездная дорожка, тщательно расчищена. Что ни говори, а все дома, принадлежавшие нашей семье, всегда оставались ухоженными. Об этом заботилась Эсме.
Судя по всему, этот дом не навевал на Беллу страха. Она довольно спокойно приблизилась и крыльцу, подняв голову, посмотрела на окна на втором этаже. Потом, не говоря не слова, начала обходить дом вокруг. Я молча следовал за ней, гадая, о чем она думает. Наконец, мы вернулись на порог.
- Это твой дом? - тихо спросила она.
- Да, - ответил я.
- Тот самый? - уточнила она.
- Тот самый, - подтвердил я.
Тот, откуда я сбежал много лет назад, и тот, куда я вернулся, поняв, что не хочу больше отнимать жизни у людей.
Мы еще не много помолчали. Потом она провела рукой по отвратительным царапинам на стене возле входной двери. Карлайл не хотел их заделывать, а я не настаивал, и они остались... как воспоминание... и напоминание.
- Когда ты оставил их? Когда уходил, или когда вернулся?
Мои брови взлетели вверх: как ты догадалась, что это следы именно моих пальцев?
- Я не догадывалась, - спокойно ответила она. - Я просто знаю.
Как ни странно, этот ответ меня вполне удовлетворил. Именно так и должно быть. Именно так и есть правильно. Она просто знает.
- Когда уходил, - ответил я, вспоминая, как стоял у двери, раздирая пальцами побелку стены, думая, что скажу Карлайлу, и, понимая, что сказать мне в сущности нечего.
- Хочешь зайти? - спросила Белла.
- Нет, - я покачал головой. - Не хочу. Внутри только полупустые комнаты, холодные стены и накрытая чехлами мебель. А еще там слишком много того, о чем я не хотел бы думать о и чем не хотел бы помнить.
- Я поняла, - она сделала шаг по направлению к улице. - Пойдем тогда?
- Пойдем, - согласился я, сжимая ее маленькую ладошку в своей руке.
Уже за оградой, под старым фонарем, козырек которого почти полностью был засыпан снегом, она очень тихо, словно бы сама себе прошептала: - Спасибо что разделил со мной свои воспоминания.
- Спасибо, что разделила со мной свою жизнь, - так же тихо ответил я.
И не сомневался - она меня услышала.
И снова замелькали за окном городские улицы. Уставший и от этого молчаливый таксист вез нас на противоположный берег Сены. Предрассветная дымка уже почти развеяла угрюмые оттенки этой ночи, и все вокруг неуловимо изменилось. Краски из размытых стали более яркими, и даже воздух казался кристально чистым.
Мы вышли в неприметном переулке и, пройдя буквально пару шагов, оказались почти у самой кромки воды. Дом, возле которого мы стояли, сохранился именно таким, каким я его помнил.
- Обними меня за шею, - попросил я Беллу, и ее руки немедленно обвились вокруг меня. Одной рукой я обхватил ее за талию, притягивая к себе, другая легла на водосточную трубу. Несколько привычных движений, и мы уже на балконе последнего этажа. Мне даже не пришлось искать новый путь наверх. Тело само помнило каждый выступ, на который можно было поставить ногу, каждый кирпич, за который можно было ухватиться пальцами.
- Эдвард, - укоризненно прошептала она. Мы напугаем жильцов.
- Не напугаем, - заверил я ее, здесь никто не живет. - У этого дома, дурная слава...
- Дурная слава? - насмешливо переспросила она. - Признавайся, твоя работа?
- Моя, - смутился я.
Белла хотела еще что-то добавить, но в этот момент я осторожно развернул ее к себе спиной и сделал шаг к перилам.
- Это невероятно, - только и смогла произнести она.
Это действительно было совершенно невероятное зрелище, и именно поэтому я проводил на этом балконе почти каждое утро моей прошлой жизни.
Прямо перед нами, словно на ладони лежал город. Солнце, медленно встававшее из-за горизонта, позолотило башни соборов и окрасило всеми оттенками розового крыши домов...

Белла

Прикоснувшись тремя короткими поцелуями к плечу Эдварда, я прижалась к нему щекой и закрыла глаза, чувствуя покой и безмятежность. Гул огня в камине и потрескивание поленьев, жар от огня на наших телах, аромат ели, запах Рождества. Всё так привычно, хорошо и в то же время необыкновенно. Перевернувшись в руках Эдварда, я уткнулась носом ему в шею, наши пальцы переплелись, медлительно играя друг с другом. Я слегка устала, занимаясь любовью, в то время, как Эдвард был неутомим.
Я почувствовала, как его рука скользит по моей спине вдоль позвоночника, вверх и вниз. Ласковые монотонные прикосновения не то чтобы усыпляли, они, словно погружали меня в блаженную нирвану. Всё вокруг - этот уютный коттедж, гостиная с камином и пушистым ковром, ставшим нашим излюбленным местом вечерних объятий, маленький городок буквально в километре отсюда - всё это стало моей жизнью, её неотъемлемой частью.
Теперь Форкс казался мне таким далёким, таким нереальным, словно воспоминание из прошлой жизни. Весь остальной мир стал ненужным и неважным, ведь теперь моим миром стал Эдвард. Всё заключалось только в нём. С первой минуты нашей встречи я сразу почувствовала, что он особенный, необыкновенный, - мой... Я улыбнулась собственным мыслям. Я становлюсь собственницей и эгоисткой.
Эдвард, он как всегда был чуток и внимателен, и был готов исполнить любое моё желание, любой каприз. Только вот мне не надо было ничего. Я могла бы провести с ним две недели, вообще не выходя из дома. Только он и я. Но я надеялась, что у меня ещё будет моя вечность, где я восполню этот пробел.
Он рассказывал, что уже жил в Париже с Карлайлом несколько лет. Я вспомнила тот разговор на балконе в его комнате, вспомнила, как он нехотя рассказывал мне о себе, боясь оттолкнуть, но вместе с тем считая, что я обязана знать, на что себя обрекаю своим желанием связать судьбу именно с ним. Он думал напугать меня? Но нет - я всегда принимала, и буду принимать его таким, какой он есть, со всем его прошлым, которое не было для меня столь ужасным, каким оно являлось в его глазах.
Да, я пока не вампир, и я не знаю того, что известно Эдварду, не прошла через то, через что прошёл он, но я была готова к любым испытаниям, лишь бы они привели меня к жизни с моим любимым. Провести годы рядом с ним - завидная перспектива, но мне было недостаточно этих лет в теории, мне хотелось вечности.
Я кинула короткий взгляд на окно, ясное небо стремительно темнело, приближая ночь.
Париж днём был прекрасен, город для туристов... показная романтика с искусным налётом чувственности. Но мне хотелось увидеть его таким, каким его видел и знал Эдвард. Тёмным и мрачным, но от этого не менее привлекательным.
С лёгким вздохом я приподнялась над ним и, коротко прижавшись к его губам, поцеловала, прервав наш контакт до того, как он успел углубить поцелуй.
- Эдвард, - откинув локоны с его лба, начала я, - покажи мне город, таким, каким его видишь ты.
Он удивлённо посмотрел на меня и приподнялся на локтях.
- Не понял. Что именно ты хочешь увидеть, моя Белла?
- Я хочу увидеть Париж, глазами вампира, твоими глазами. Покажи мне те места, где ты был, я хочу пройтись по тем же улицам - безлюдным и пустым, побывать там же, где когда-то бродил ты.
- Париж, глазами вампира, почему бы и нет, - он улыбнулся, увлечённый моей идеей.
Поднявшись, он протянул мне руку. - Пойдем, я покажу тебе город, в котором жил. Одевайся.
- Я мигом, - я шагнула с ковра, но его слова меня остановили.
- Тебе помочь?
- В чем помочь? - бросила я через плечо, улыбаясь. - Подняться по ступенькам?
- Ну, хотя бы, - он сделал шаг ко мне, его рука скользнула за ворот его рубашки, одетой на мне, и ласково погладила ключицу, от чего по моему телу пробежала лёгкая дрожь. Интересно, я когда-нибудь перестану так сильно хотеть его?
Сбросив оцепенение, я рассмеялась.
- А ты не боишься, что я вконец разучусь ходить по лестницам?
- Не боюсь. Тогда я постоянно смогу носить тебя на руках.
- Ни за что, - я нежно провела по его тёплой щеке, нагретой моими прикосновениями и жаром, исходящим от камина.
- Ну, тогда... я могу помочь тебе одеться.
- Эдвард, ты всерьез в это веришь? - Я покачала головой, чувствуя, что с его помощью, всё это, скорее, превратиться в обратный процесс. - Я, пожалуй, оденусь сама. Через 10 минут буду готова...

***
На город опустилась ночь. Фасады разноликих, старинных домов сливались для меня в одно сплошное пятно. Сначала мы шли по хорошо освещённым улицам, заполненным отдыхающими, туристами, припозднившимися прохожими, просто гуляющими парижанами, но постепенно мы сворачивали на всё более безлюдные улочки и проходы, и с каждым новым поворотом мы оставляли позади себя яркий свет, окунаясь, всё в более редкие пятна от фонарей. Наконец, мы вступили в район, освещённый лишь светом луны и далёких звёзд.
Эдвард, погружённый в свои собственные мысли, был молчалив и задумчив. Крепко держа меня за руку, он уверенно шёл вперёд, давно известной ему дорогой. Я уже было, подумала, что моя идея оказалась не совсем удачной, мне не хотелось сталкивать его лицом к лицу со своим прошлым, которым он вовсе не гордился. Но Эдвард вёл меня за собой, и я следовала за ним, вступая в новый квартал Парижа, ещё более мрачный и серый, с низкими малоэтажными домами, стены которых начали крошиться от времени и от безденежья их хозяев.
Наконец, Эдвард остановился, смотря рассеянным взглядом на слегка погнутые прутья кованой решётки, за которыми светлел засыпанный снегом сад.
- Нам сюда? - робко спросила я, видимо, прерывая поток его воспоминаний.
Эдвард вздрогнул, словно я резко оборвала ход его невесёлых мыслей.
- Прости, я задумался, - он прижался поцелуем к моему виску, затем, одной рукой обняв за плечи, толкнул калитку. Тоскливо скрипнули петли, и мы вступили на белое, не истоптанное никем покрывало.
На искривлённых временем ветках невысоких деревьев серебрился вечерний иней. Мы сделали несколько шагов, сад словно бы расступался перед нами, открывая обзор на небольшой старинный особняк, с закрытыми ставнями, кое-где заколоченными узкими досками. Мрачные мифические скульптуры на фасаде придавали строению особую печальную неприветливость.
Свет от луны скользнул по заострённой морде горгулье на углу крыши, искажая черты и, словно бы оживляя её. Казалось, она сейчас взмахнёт крыльями и спикирует вниз, с растопыренными когтями устремляясь прямо в нашу сторону.
От разыгравшегося воображения у меня вырвался судорожный вздох, и я сильнее прижалась к Эдварду, меланхолично, но отнюдь не равнодушно, взирающего на дом.
Заметив мою реакцию, он ближе привлёк меня к себе.
- Не бойся, я рядом, - раздался шёпот над моим ухом.
- Я не боюсь, - ответила я, храбрясь. - Просто здесь... неуютно.
- Хочешь вернуться? - уточнил он.
- Нет, ведь это часть твоей жизни, - пожав плечами, ответила я, и, подумав, добавила, - а скоро и моей.
Он медленно повернулся ко мне, смотря внимательно и пристально. Я смело встретила его взгляд, пытаясь, в свою очередь, вложить в собственный всю уверенность того, что не за горами тот день, когда я разделю с ним его сущность, стану ему окончательной парой, на веки, навсегда
Эдвард не стал по обыкновению возражать, наоборот, он мягко улыбнулся мне и тихо выдохнул:
- Хорошо.
Взяв за руку, он повёл меня вокруг дома. Свежий, не примятый никем снег поскрипывал под нашими ногами. Пару раз я споткнулась о незаметные, спрятанные под этим снегом, корни деревьев, но Эдвард не давал мне упасть, крепко держа мой руку в своей. Я бы могла ему доверить всё, что угодно. Я уже ему доверила. Себя и свою жизнь.
Мы прошли к высокой кирпичной стене, так же потрескавшейся от времени. С самого её верха до земли спускались ветки, сухие и серые. Возможно, летом вся эта старая стена покрывалась зелёным плющом или другим цепким кустарником.
Я не заметила той небольшой двери в стене, к которой подвёл нас Эдвард. Толкнув её, он, привлёк меня к себе и, прошептав: закрой глаза, - подхватил на руки, шагнув в тёмный проём.
В нос ударил запах сырости и затхлости. Кромешная темнота вовсе не смущала Эдварда, он нёс меня вперёд так, словно бы шагал при свете дня.
Прижавшись лицом к его шее, я зарылась носом в воротник его куртки, жадно вдыхая чудесный, ни с чем несравнимый аромат. Так пах только он, только Эдвард. Это не поддавалось описанию. По тому, как Эдвард несколько раз сворачивал в боковые проходы, ответвлениями расходящиеся в разные стороны, я могла предположить, что система этих тоннелей или ходов была довольно древней. Использовали ли её только вампиры, или изначально это являлось итогом человеческой работы.
Мои губы ненадолго прижались к его холодной щеке, затем я вновь опустила голову ему на плечо, а он всё шагал и шагал вперёд, в темноту, которой, казалось, не будет конца.
Но я ошибалась.
Ненадолго распахнув глаза, я заметила тонкий намёк на тусклый свет, как оказалось, мы достигли противоположного выхода. Я снова зажмурилась. Через несколько секунд над моим ухом раздался мягкий голос:
- Можешь открыть глаза, - я послушно заморгала, привыкая к серой, а уже не чёрной темноте вокруг.
Не выпуская моей руки, Эдвард повёл меня дальше и вот, наконец, мы ступили в широкую залу, освещённую красными и зелёными лучами. Я потрясённо оглянулась, не веря собственным глазам. И каким образом мы оказались здесь?
Ещё несколько раз, покрутившись, я застыла и уставилась на Эдварда, неужели мы и правда находились в Лувре, в этой средневековой крепости, дворце французских королей, вот уже 800 лет стоявшем в самом сердце Парижа.
Мой взгляд скользнул в сторону и наткнулся, на подсвеченную красными лучами сигнализации, картину. Сделав шаг, другой, я медленно приблизилась к этому, так тщательно охраняемому раритету.
- Эдвард, - прошептала я, чувствуя всем своим телом, что он подошёл и стоит позади меня. - Неужели это... действительно она? И ты привёл меня в Лувр? Ночью?
- Да, Белла, - он опустил ладони мне на плечи, притягивая к своей груди. - Это действительно Мона Лиза. И мы в Лувре.
Я молчала, разглядывая картину.
- Ты часто приходил сюда? - спросила я Эдварда.
- Одно время, почти каждую ночь, - тихо и размеренно произнёс он; сам, как и я, поглощённый рассматриванием Джоконды. - Охранников я мог слышать задолго до того, как они появлялись в залах. Так что, все сокровища Франции были открыты для меня.
Он поделился своим впечатлением от картины, и я задумалась, какова разница между ним и мною, что мы воспринимаем искусство немного по-разному, но всё же находим эти точки одинакового соприкосновения с прекрасным.
- Сейчас Белла, мы с тобой в точности как она: ты - жизнь, я - смерть, и вместе мы - одно целое, - добавил он, подводя итог всему, что сказал. Я положила ладонь поверх его руки, слегка сжимая пальцы и думая, что лишь в одном он ошибался. Он не мог быть моей смертью, никогда, он - моя жизнь, долгая и счастливая, и пусть ради будущего с ним мне придётся отказаться от много: от моей человечности, семьи, друзей, пищи,... биения сердца, - это всё казалось таким несущественным, ведь после, я получу его, как равного, и только ради этого, я была готова умереть, чтобы воскреснуть в новом состоянии и навсегда остаться рядом с ним.
Больше часа мы гуляли по залам, не сталкиваясь с охраной, от которой нас уводил Эдвард. Смотрели на признанные известные произведения искусства, любовались шедеврами и наслаждались обществом друг друга.
Несколько раз Эдвард затаскивал меня в ниши и за тяжёлые бархатные занавеси, где мы с упоением целовались, пока по коридору или по залу проходила с вечерним обходом охрана.
Наконец, пройдя через длинный зал и оружейную, мы вышли в глухой коридор, заканчивающейся, закрытой кованой дверью.
- Здесь выход из музея, - сообщил Эдвард, - отвезти тебя домой, или пойдем гулять еще куда нибудь?
- Конечно, погуляем еще, - улыбнулась я.
- Уверенна, что не устала, - он был как всегда предупредителен и внимателен.
- Уверенна.
- Ну, тогда пойдем, - открыв дверь и подхватив меня на руки, он снова шагнул в темноту.

***
Мы вышли в ночь, не так далеко от нас был слышен тихий плеск Сены. Поднявшись по ступеням и пройдя через узкий переулок, мы оказались на оживлённом, ярко освещённым бульваре.
Стоило Эдварду взмахнуть рукой, как рядом с нами затормозило такси. Он что-то сказал водителю на идеальном французском и мы, забравшись на заднее сидение, тесно прижавшись, друг к другу, продолжили наш путь.
Таксист что-то говорил и говорил, но я не чувствовала и не видела ничего, кроме пролетающих за окном улиц и холодных пальцев Эдварда, переплетающихся с моими.
Наконец, мы остановились на очередной безлюдной улице. Я обернулась, смотря как исчезают вдали габаритные огни пежо, на котором мы приехали сюда.
- Пошли? - беря меня за руку, сказал Эдвард.
- Пошли, - я улыбнулась, шагая за ним.
Улица, по которой мы шли, то расширялась, то сужалась, дома, разной высоты, без всяких промежутков между собой, делали её похожей на каменный туннель. Наконец, мы подошли к небольшому уютному дому. За высокой оградой темнел аккуратный парк. Меня не посетило ощущение заброшенности или мрачной депрессии, которые охватили меня перед первым домом, в том, немного таинственном призрачном саду. Я не могла поверить, что в этом доме уже долгое время никто не жил.
Медленно приблизившись к крыльцу, я посмотрела на дверь и на толстые стёкла окон первого этажа, от которых отражался свет луны и звёзды. Осматриваясь, я пошла вокруг, Эдвард двинулся вслед за мной.
- Это твой дом? - тихо спросила я, ловя себя на мысли, что могу прекрасно представить, как он жил здесь. Этот дом, он подходил ему. Никакой готичности - уют и спокойствие. И именно отсюда начался отсчёт его десятилетнего отсутствия, его борьбы с самим собой и примирения, как итога.
- Да.
- Тот самый? - уточнила я.
- Тот самый.
Мы снова вернулись к крыльцу, я молча поднялась по ступенькам, Эдвард следовал за мной. Тяжеловесная деревянная дверь, в железной окантовке, блестящая ручка, серые камни фасада.
Я коснулась кончиками пальцев не очень глубоких царапин на стене, чувствуя себя так, словно переношусь в прошлое и могу наблюдать со стороны, как Эдвард делает выбор, мучаясь и ненавидя самого себя. О том, был ли он правильный или неверный, - даже не стоило говорить. Это его опыт. И в любом случае, он стал таким, какой он есть именно благодаря этому опыту. Это что-то дало ему, помогло осознать, пропустить через себя чувства: боли, ярости, смирения, - и помогло вернуться обратно.
Я любила этого сильного прекрасного мужчину, стоящего рядом со мной и со своим прошлым.
- Когда ты оставил их? Когда уходил, или когда вернулся?
- Как ты догадалась, что это следы именно моих пальцев? - казалось, он был искренне удивлён моему вопросу.
- Я не догадывалась, - обернувшись, бросила я. - Я просто знаю.
- Когда уходил, - наконец, ответил он.
- Хочешь зайти? - я смотрела прямо в его янтарные глаза, которые вовсе не были равнодушными и такими спокойными, каким Эдвард казался со стороны.
- Нет. Не хочу, - он отрицательно покачал головой. - Внутри только полупустые комнаты, холодные стены и накрытая чехлами мебель. А еще там слишком много того, о чем я не хотел бы думать о и чем не хотел бы помнить.
- Я поняла, - взяв его за руку, я потянула его за собой с крыльца. - Пойдем тогда?
- Пойдем.
Выйдя за ограду, я обернулась, бросая последний взгляд на дом. - Спасибо, что разделил со мной свои воспоминания.
За моей спиной раздался его тихий голос. - Спасибо, что разделила со мной свою жизнь.
Я улыбнулась, легко и кратко, самой себе и прошлому Эдварда.
На этот раз таксист нас привёз на противоположный берег Сены, где у самой воды примостился небольшой пятиэтажный дом.
- Обними меня за шею, - прошептал Эдвард, подхватывая меня одной рукой и, прижимая к себе, буквально взлетел на широкий балкон последнего этажа.
- Эдвард, мы напугаем жильцов, - я не знала, смеяться мне или удивляться его действиям.
- Не напугаем, - серьёзно проговорил он, привлекая меня к себе и коротко целуя в тёплые губы. - У этого дома, дурная слава...
- Дурная слава? - рассмеялась я. - Признавайся, твоя работа?
- Моя, - серьёзно подтвердил он.
Ничего больше, сказать я не успела, Эдвард развернул меня, прижимаясь к моей спине и кладя подбородок мне на макушку. Вместе мы шагнули к периллам.
- Это невероятно, - потрясённо прошептала я, прижимая к себе, обнимающие меня руки, желая передать Эдварду все свои ощущения через наше крепкое объятье.
Внизу раскинулся Париж. Занималось утро. Горизонт на востоке постепенно светлел. Серебристые звёзды тускнели, под пробивающимся сквозь темноту ночи малиновым рассветом. И вокруг сыпал снег, крупными, пушистыми хлопьями...

Ждём ваших отзывов на форуме