Мы уселись в Vanquish, и бар вместе случившимися с нами байкерами вскоре остался позади нас. Теперь, когда выработка адреналина приостановилась, меня начало немного трясти. Сегодня я убил как минимум шестерых человек; Джаспер убил больше. Но его это, казалось, совершенно не заботило.
Может быть, он не вел им учета. Возможно, его действительно не заботит, скольких он убил. Может быть, он не знал их количества, и это не мешало ему спать ночью. Может быть, эти люди были для него лишь препятствием; штукой, которую нужно устранить, как картонные фигуры на тренировочном поле спецназа, лишенные лиц, имен и смысла существования.
Я бы тоже хотел так реагировать на происходящее, не возвращаясь к нему снова и снова. Мне нравился Джаспер, но то, что его не заботило окончание жизни, не было человечным. Мне это казалось неправильным. Хотел бы я знать — при этом тошнота подкатила к моему горлу — чем действительно отличался Джаспер от обычного убийцы-социопата, которых хватало в этом городе. Да, были кое-какие мелкие отличия, но по своей сути чем отличалось его отношение к жизни? И существовало ли это отличие вообще?
Мы долго молчали, проезжая через город в нормальном темпе. Мы остановились на красный свет; старушку, пересекавшую улицу, сбил с ног парень, вырвавший у нее сумочку и отпихнувший ее плечом, промчавшись через дорогу. Джаспер бросил Vanquish прямо на линии пешеходного перехода, шумно сбив парня капотом. Двое мужчин, которые видели, что произошло, схватили парня за куртку и оттащили с проезжей части. Джаспер дал задний ход и вернулся к светофору, ожидая изменения света.
Как работал его мозг? Как вообще для него могло быть нормальным вмешаться в мелкое воровство и не вмешиваться в убийство, которое произошло в двух шагах от его дома, если только это убийство не совершалось у него на глазах? Почему он выслеживал лишь некоторых убийц, всего лишь некоторых мешков с дерьмом, позволяя другим жить дальше? Каким образом он судил, кто должен жить дальше, а кто должен был понести наказание?
- Двенадцать, - спокойно произнес он, отрывая меня от моих мыслей.
Я был сбит с толку.
- Прости?
- Двенадцать, - твердо произнес он. - Это количество детей в возрасте до тринадцати лет, которые были изнасилованы и впоследствии убиты человеком, целесообразность убийства которого я ставил под сомнение. Это было после того, как меня отправили за ним. До этого он прикончил еще семерых.
Я потрясенно молчал. В его глазах был лед и выжидание, но язык его тела говорил о том, что он расслаблен и спокоен.
- Я непосредственно несу ответственность за те двенадцать жизней. Если бы я убил его сразу, они бы остались живы. Двенадцать детей. Двенадцать семей, матерей, отцов и остальных родственников, опустошенных потерей, которую я бы мог предотвратить простым нажатием спускового крючка. Я не знаю, сколько монстров я убил за эти годы. Меня это не волнует. Меня волнует только одно-единственное число. Двенадцать. Я подвел их. Я позволил их изнасиловать и убить. Я принес горе в их семьи. Ты не прав, Эдвард. Ты думаешь, что я должен смириться с теми, кого я убил. Но я так не думаю, потому что я не убивал людей. Я убивал монстров, чудовищ, хищников. Они не были людьми, только не для меня. Сколько девочек Джеймс Роарк Младший изнасиловал и убил до того, как ты добрался до него, Эдвард? Семь? Девять? А скольких он убил за то время, пока ты был в тюрьме?
Я стиснул челюсти, потрясенный внезапно нахлынувшей болью и стыдом. Я опустил взгляд на свои руки, сглотнув.
- А скольких девочек ты бы спас, если бы ты просто прострелил ему голову той ночью, вместо того, чтобы кастрировать его? Ты думал об этом?
Да. Я думал об этом. Каждую гребаную ночь. Каждый гребаный день, проведенный во внутреннем тюремном дворике. Пока я был беспомощен, монстры бродили по городу, выискивая невинные души себе на пропитание.
- Не думай, что ты не несешь ответственности за них, - спокойно продолжал он. - Чем сильнее ты становишься, тем больше у тебя обязательств защищать их. Я считаю, что ты ответственен за те смерти. Настолько, насколько я считаю себя ответственным за судьбу тех двенадцати семей, которые никогда больше не будут прежними лишь потому, что я слишком много трусил, прежде чем убить человека.
Он переключил скорость и свернул на авеню. Автомобиль заурчал. Перед глазами все расплывалось из-за слез. Я не мог дышать; страдания сдавили мое горло. Боль в груди была острой и обессиливающей.
- У него была семья. Жена и двое детей, которые не знали, что их отец был монстром. Я разрушил и их жизнь. Они вырастут, зная, что их отец был насильником и убийцей, и будут думать, что он совершил самоубийство от стыда. Но как ты думаешь, если бы он пришел сам в полицию, был осужден согласно процедуре, для них это было бы лучше? Знать, что твой отец остаток жизни проведет в тюрьме? Навещать его по выходным, разговаривать с ним по телефону, будучи разделенными стеклянной перегородкой? Я верю в то, что я делаю, Эдвард. Я сам сделал этот выбор, и я придерживаюсь его со всеми последствиями, которые он влечет за собой. У меня есть вера в мою миссию. Я верю, что я делаю миру лучше, когда я убиваю. Я не колеблюсь, и не сожалею.
Он свернул в сторону и припарковал машину, а затем убрал руки с руля, уставившись вдаль. Я посмотрел на него. Его лицо было невыразительным и спокойным. Его глаза были бездонными и непостижимыми, как океан или небо. Им было сотни лет; они были синими ледниками, скрывающими тысячи тайн.
- Твоя жизнь, - спокойно сказал он, - и жизнь Беллы также лежат на моей совести. Я мог убить Джеймса Роарка Старшего много лет назад, но я выбрал иной путь. Я решил использовать город, чтобы медленно уничтожить его, чтобы потом, как только я устраню его, гарантированно не возникло вакуума власти. Каждый день кто-то умирает, и эта смерть лежит на моей совести. И твоя жизнь, которая была разрушена его сыном, и жизни родителей Беллы, которых он убил, и ее собственная, безвинная жизнь, тоже являются моим бременем. Но это бремя я выбрал сам, и я несу его с готовностью. И ты, ты, должно быть, думаешь, что ты знаешь меня. Но ты и понятия не имеешь о том, как я жил, что я видел и где я побывал. Ты ничего не знаешь обо мне, и ты не знаешь, какой путь привел меня к тем решениям, которые я принял или как я стал тем, кто я есть. Ты не имеешь права судить меня или находить ошибки в моей жизни. Ты всего лишь маленькая рыбка, которая плавает рядом с акулами. И я бы посоветовал тебе следить за своим хвостом. Ты мне нравишься, и я уважаю твои умственные способности. Но я не настолько люблю тебя и уважаю твой ум, чтобы позволить тебе жить, если ты снова намекнешь мне, что жизнь, которой я живу, и поступки, которые я совершаю, ошибочны.
Я не знал, в какой момент его тихий голос стал угрожающим. В конце концов, его объяснение превратилось в предупреждение. Мое сердце дико колотилось в моей груди; мои пальцы похолодели. Я не мог определить отправную точку того, когда он стал угрожать мне, и когда я испугался его. Внезапно он стал абсолютно чужим для меня. Не ироничным и саркастичным человеком, с которым я с легким сердцем мог шутить, а хладнокровным, безразличным и твердым человеком, который без колебаний убьет меня, стоит мне сказать что-то не то.
Я не отвечал ему. Но, что бы он ни искал в моих глазах, он, похоже, нашел то, что ему было нужно, и отвел глаза, отпуская меня, как капкан отпускает лисью лапу.
- Я убивал, - тихо сказал он. – Но я никогда не был убийцей. Если хочешь, то поищи отличия.
Между нами возникло долгое молчание, и я чувствовал, как неровно дышу. Я пытался успокоиться, но я чувствовал, как мое сердце с шумом работало в моей груди. Я задавался вопросом: не возникнет ли у меня приступ паники? В данных обстоятельствах это будет совсем унизительно.
Но именно в этот момент Джаспер переключил мое внимание совсем на другое.
- Это Старый Город.
Я с изумлением смотрел в окно. Над стенами здания, стоящих вдоль авеню, вился длинный, черный столб дыма в морозном небе.
Это могло быть все, что угодно. Сотни людей жили в Старом Городе. И тысячи – в его окрестностях. Дым мог идти откуда угодно из этих мест, и совсем не обязательно, чтобы его причиной могла быть Седьмая Улица.
Если бы мы были кем-то другим. Если бы время было другим.
Джаспер сдал назад, маневрируя змеей мимо других автомобилей. Десять минут спустя мы на огромной скорости пролетели через ворота, едва ли дав охранникам время, чтобы поднять их, и стрелой помчались к Седьмой Улице.
Он не потрудился даже припарковать машину, бросив ее посреди улицы, и мы высунулись наружу, пытаясь осмотреться.
Длинные оранжевые и ярко-желтые языки пламени плясали в окнах на обоих этажах. Подъезд был в огне. Тяжелый черный дым лениво полз в небо. Огонь лизал деревянные стены, пульсируя, как живое существо, которое вдыхает окружающие вещи и наслаждается производимым им разрушением.
Я быстро оглянулся, но нигде не увидел Элис.
Мои глаза снова вернулись к адскому месту, в которое превратился ее дом.

перевод и редактура Bellona

У переводчика нервы ни к черту и едет крыша. Есть гениальная идея о том, что ваши комменты здась и на форуме смогут спасти беднягу