Бостон, штат Массачусетс, май 2010 г.

Проснулся он внезапно, будто от невидимого толчка.
«Неужели проспал?»
Нет, на часах, извлеченных из-под подушки, четверть восьмого. До звонка будильника еще пятнадцать минут. Тусклый свет проникал в комнату сквозь задернутые шторы.
Четверть восьмого. Серое туманное утро неспешно опускалось на бостонские улицы.

Лежа в огромной кровати, он пытался найти причину дурному настроению.

Звонок Элис о том, что она не приедет на уикенд?
Сорвавшийся разговор с Танжером: все побережье Африки накрыл мощный циклон, и непонятно вообще, когда восстановится связь?
Вчерашний затянувшийся ужин в клубе?

Или просто тот факт, что ему сегодня исполнилось пятьдесят девять лет, и до заветной цифры «шестьдесят» остался один шаг?

Пожалуй, последнее, ведь он с детства терпеть не мог день рождения.

Рывком выбросив из постели свое пятидесятидевятилетнее, но еще крепкое тело спортсмена, он босиком пошел в ванную. Затылок неприятно пульсировал, во рту ощущался горьковатый привкус – последний коктейль был, определенно, лишним.
Машинально отправляя утренний гигиенический ритуал, он думал о вчерашнем бездарно проведенном вечере.
«Пустая болтовня, тщеславие и откровенная глупость».

«Тебе уже шестьдесят лет, Каллен, а ты до сих пор не свыкся с человеческими пороками!»
- Нет, - автоматически поправил он себя. – Пока пятьдесят девять.

Свежая рубашка, галстук, темный однобортный костюм. Стоя перед зеркалом, Карлайл мрачно оглядел усталое лицо.

«Джеймс Стюарт. Вот кто вчера вывел его из себя».

Конгрессмен Стюарт собирается баллотироваться в сенат. Вчерашнее выступление в клубе было своеобразным пробным шаром, попыткой выяснить настроения и заручиться поддержкой бостонской элиты.

Джеймс Стюарт. Сорокапятилетний промышленник, удачливый бизнесмен, кандидат от демократической партии. До начала политической карьеры подвизался в адвокатуре, не брезговал уголовными делами, собаку съел на допустимой самообороне.
Оба раза удачно женат.
Щедрый благотворитель, сделавший себе неплохую рекламу мизерными, но регулярными пожертвованиями в Фонд Защиты Животных.
Животным от его денег ни холодно ни жарко, зато имя Стюарта снискало добрую славу.

В Бостоне популярен благодаря семье своей второй жены Хейл.

Карлайл, не раз сталкивавшийся с ним в зале суда, считал Стюарта эксгибиционистом и позером. Риторика и гладкая речь, демонстрация учтивой доброжелательности – все это было актерской маской, умело прикрывающей нутро жесткого бизнесмена.

Самое отталкивающее – то, что эта маска прочно срослась с лицом, стала второй кожей, а правильные, округлые фразы вошли в повседневный обиход.

Вчерашняя речь в клубе, среди своих, могла бы быть живой и открытой.

Но, нет! Опять клише. Опять отвратительное лицемерие фарисейско-ханжеского типа.

На прямой вопрос: зачем он идет в сенат, Стюарт отвечал ничтоже сумняшеся, что-де там он сможет лучше послужить родному штату.

Тут Каллен не выдержал, заявив не без сарказма, что, во-первых, родным штатом уважаемого Стюарта является все-таки Луизиана, где его креольские предки выращивали хлопок и коноплю.
А во-вторых, крайне сомнительно, что в сенате Стюарт будет блюсти чьи-либо интересы, кроме собственных.
И все это прекрасно понимают. Бостону необходим закон об ограничении использования низкооктанового бензина. Ну, кто в здравом уме поверит, что держатель контрольного пакета Стандарт Ойл будет лоббировать экологические нормы?
Это то же самое, что красть из собственного кармана.

Высказывание Каллена осталось без ответа, гости торопились перейти к неофициальной части, раздувать прения никто не желал.

Карлайл, похоже, испортил настроение только себе, но промолчать было еще гаже.
То ли возраст делает его нетерпимым, то ли ухудшение здоровья, - непонятно.

Только ему больше по душе циничная откровенность профессора Клитуотера, доктора психиатрии, который признался, что баллотируется в сенат в расчете на новых пациентов.

Или же ответ Джерри Льюиса на тот же вопрос: мол, в политику его толкает супруга, а ради мира в семье он готов принести любую жертву.

Но штампованные фразы так прочно въелись в мозг будущего сенатора Стюарта, что лишили его и чувства юмора, и чувства меры.

Остряк Клитуотер, пользуясь случаем, подпустил шпильку по поводу молодой жены Джеймса. Мол, бедняжка сбежала в Африку, не вынеся мертвящего занудства супруга.

Карлайл не поддержал тему, опускаться до злословия не в его правилах.

Но свербящее, противное чувство неловкости довлело над ним весь вечер. Он уехал до окончания банкета, сославшись на завтрашнее заседание в суде. Заседание действительно имело место, но этим утром наедине с собой Каллен не мог отделаться от дурацкого стыда за вчерашнюю выходку.

«Тебе скоро шестьдесят, а ты обращаешь внимание на подобные мелочи».

Быстро сбежав по ступенькам кованой лестницы в стиле барокко, Карлайл направился к выходу, попутно отметив, что почту еще не принесли.
Тяжелая дубовая дверь старого особняка в тюдоровском стиле захлопнулась за ним с глухим звуком.
На дворе сыро и промозгло, май в Бостоне с большой натяжкой можно считать весенним месяцем.

- Черт, очки… - он тоскливо оглянулся на окно кабинета, где предположительно находились забытые очки.
Возвращаться не хотелось, да и время поджимало. Слушание назначено на 08.30, Каллен терпеть не мог заставлять себя ждать.

- Сэр, - водитель приветственно распахнул дверцу авто.

По давней привычке Карлайл читал свежую прессу в машине по дороге на работу. Интернетом он пользовался в редких случаях, офтальмолог посоветовал свести к минимуму время за компьютером. Это не слишком-то огорчало юриста: он считал всемирную паутину свалкой всяческого мусора, дешевых сенсаций и непроверенной информации.
Бостонских газет он не читал по той же причине, справедливо полагая, что все, достойное его внимания, напечатает Таймс.

Каллен уселся на заднее сидение, не без сожаления откинув в сторону пачку остро пахнущих типографской краской газет.

«Давно пора завести специальные очки для чтения в машине».

Он раздраженно вздохнул, зная, что никогда этого не сделает. Это бы означало расписаться в собственном бессилии, признаться себе, что и память начала сдавать вслед за зрением.
А на это он не способен. Пока.

- Коллинз, включи радио. Должен я чем-то отвлечься, чтоб не умереть от страха, глядя на дорогу.

Водитель, как и очки, появился недавно. Сужение полей зрения прогрессировало, и как ни крути, водить машину самостоятельно уже небезопасно.

Каллену дорого обошелся такой компромисс, несмотря на категорическое мнение Эдварда, он не хотел уступать место за рулем кому бы то ни было.

Вопрос решился однозначно после аварии, в которую попал Карлайл.
Он, к счастью, не пострадал, но, по выражению Эдварда, намек понял.
С тех пор перешел в категорию пассажиров.

Всяк, кто ездит по Бостону на машине, играет со смертью. Не зря город занимает первое место в Америке по числу дорожных происшествий, опережая даже Лос Анджелес.
Здешние водители носятся, как угорелые, и каждый день по дороге на работу Карлайл встречал искореженные автомобили и кареты скорой помощи, развозящие по больницам свежие жертвы.

Хейл винил в этом депрессию. Эдвард утверждал, что дело в вероисповедании. Садясь за руль, бостонские католики уповают на покровительство Всевышнего, и бездумно прут через двойную разметку на встречную полосу.

- Программа визита премьер-министра…

- Найди музыку, - Карлайл досадливо поморщился. Слушать эту тарабарщину не было никакого желания. Нужно еще раз пробежать речь, а это лучше всего удавалось под легкий джазовый аккомпанемент.

- Курс евро на 9:00 составляет… Никакой девальвации, только плавное укрепление национальной валюты при сохранении… Сегодняшний день для Водолеев… По сообщению агентства Рейтер пятеро сбежавших преступников принадлежали исламистской группе Фронт Освобождения Алжира. В настоящее время подробности обстоятельств побега уточняются. Официальный представитель Интерпола от комментариев воздержался…

Водитель переключал радио, и, наконец, нашел музыку.

Рваные аккорды блюза заполнили салон автомобиля, пробуждая ностальгическую тоску по иным временам и давно ушедшим людям.

- Le coeur quand ça bat plus, с'est pas la peine d'aller chercher plus loin...(1)

Хрипловатый голос певицы с надрывом шептал о любви, бренности счастья, страсти мимолетной, как дым; о расставаниях и встречах, что оставляют в сердце глубокие раны.

Но раны заживают, и только старые шрамы напоминают о них. Старые шрамы, как аттестат зрелости.
Каллен покачивал головой в такт музыке.

«Как она сказала о них - годичные кольца на срубах многовековых деревьев».

О, та, другая женщина знала толк в душевных ранах.

Тридцать лет минуло, а он до сих пор помнит каждое мгновение.

Карлайл впервые встретил ее на одном из протокольных приемов в доме на Капитолийском Холме.
Он был по тем временам уже не новичком в Вашингтоне, посещение подобных вечеров вошло в привычку.

Явившись с тонко рассчитанным опозданием - слишком ранний или припозднившийся гость обременяет хозяев - он прошел прямиком к бару, желая убить двух зайцев: занять руки и немного развязать язык.

Вечер был в самом разгаре, звенели бокалы, шли разговоры; оживленный гомон людских голосов разбавлялся жалобным звучанием скрипок румынского оркестра.
Непрестанно щелкали фотоаппараты, и все притворялись, будто не замечают, что их фотографируют.
Запах духов, ослепительные улыбки, оголенные плечи женщин в сверкании подлинных и фальшивых бриллиантов – все это создавало непринужденную атмосферу праздника.

Каллен тщетно искал знакомых, и, отчаявшись, уже собирался присоединиться к какой-нибудь группе умеренных гостей для светской беседы.
Все лишь бы не торчать, как столб, посреди прокуренного зала, привлекая ненужное внимание к своей персоне.

Так он стоял, прислушиваясь к бурному диспуту о судебной реформе, выжидая удачного момента, чтоб вставить реплику.
Так он стоял, потягивая мартини, когда его взгляд случайно скользнул по ней, и замер, пораженный.
Так он увидел ее.
Ту женщину.

Красота ее не бросалась в глаза, но она излучала безмятежность и свежесть.
В продымленном насквозь зале, битком набитом полупьяными адвокатами, прожженными политиками, карманными журналистами и громогласными адмиралами, эта женщина казалась особенно чистой и безыскусной.

Невысокого роста, брюнетка, тяжелые волосы уложены в старомодную прическу, а ля Грета Гарбо.
Подойдя ближе, Карлайл отметил безупречную, как свежевыпавший снег, кожу и миндалевидные кастильские глаза глубокой, безмерной синевы.
Ни одного украшения, кроме старинной броши в виде стрекозы на правом плече.
Руки затянуты в белый атлас, округлые, точно лебединые шеи. Движения их просты, в них не было вульгарной нарочитости.

Рот, чуть тронутый перламутровым блеском, выглядел юным и непорочным.

Разговаривая с вдовой прокурора, она не рыскала алчным взглядом по комнате, как большинство присутствующих дам. Жесты, мимика, осанка – все в ней дышало внутренним благородством, без капли жеманства и высокомерия.
Черты лица не были миловидными по общепринятым меркам, но лишь строгий ценитель нашел бы в них изъян.

И хотя дом, где это происходило, был полон сногсшибательных красоток, на запястьях и в мочках которых висел годовой бюджет Либерии, а коллекционные наряды переливались всеми оттенками радуги, Карлайл вдруг перестал замечать остальных гостей.

Толпа, окружавшая ее, потускнела, люди слились в одно темно-серое дрожащее облако.
И в этой безликой массе только одна фигура сохраняла цвет, словно золотистый луч прожектора вырывал ее из черно-белого мира немого кино.

Тонкая изящная кисть в перчатке, фужер с шампанским, взмах ресниц, глоток, легкий наклон головы, выражающий неподдельное внимание к собеседнице.

Кадры чередовались, как в рапиде, и Карлайл окончательно позабыл, где он и зачем.

Все мысли куда-то исчезли, испарились, осталось лишь страстное желание встать рядом с ней, взять под руку и утонуть в прозрачной синеве глаз.
И не слыша ее, не зная совершенно, Каллен не секунды не усомнился, что это «та женщина».
Он почувствовал, что скромность, утонченность во всем ее облике мешают другим разглядеть то, что сразу увидел он, - какая она красивая.

Весь вечер он искал случая оказаться поближе. Когда, наконец, таковой представился, Карлайл, дрожа от нетерпения, не зная, куда девать вспотевшие ладони, обратился к ней в изысканно-учтивой манере:

- Здравствуйте. Вы меня, вероятно, не помните. Мы столкнулись на приеме в Карнеги-Холле, - вдохновенно импровизировал он. - Мое имя Карлайл Каллен.

- Отчего же? Прекрасно помню. Вы ведь друг моего мужа?
- Мужа?
- Эсме Мейсен, - с улыбкой представилась она, протянув руку. – Рада с Вами познакомиться.

Ровно через три года ее муж разбился в небе над Гватемалой, выполняя тренировочный полет на модернизированном Дугласе «Харриер».

А еще через два года новоиспеченная вдова с восьмилетним сыном пошла под венец с лучшим другом покойного.

Им был, конечно, Карлайл.

* * *

В судьбе Карлайла Каллена было две, как он считал, большие удачи: несостоявшееся покушения на Рейгана в 1981 году и трагическая гибель Френсиса У.Мейсена, капитана Королевских ВВС, в 1984 году.

Первое событие обеспечило головокружительный взлет карьеры: президент потребовал, чтобы делом Хинкли занялся молодой адвокат - не республиканец и с незапятнанной репутацией.
Выбор пал на Карлайла.
По ходу следствия ему не раз приходилось общаться с Рейганом; завязались пусть и не дружеские, но весьма теплые отношения. Разумеется, после процесса имя молодого юриста заняло прочное место в списке самых влиятельных людей США.

И никто уже не удивлялся, встречая его в Белом Доме. Все двери открылись перед ним. Сенаторы и конгрессмены искали с ним знакомства. Респектабельные юридические конторы наперебой предлагали ему, едва оперившемуся адвокату, партнерство на беспрецедентных условиях.

Стать партнером в 30 лет – разве не это пресловутая Американская Мечта?

Для полного счастья Каллену не хватало супруги, желательно из уважаемой семьи с крепкими связями. Жена придала бы его вечерам элегантную непринужденность, а дому – недостающий блеск.
Но не просто эстетическая составляющая, а жена-помощница, жена-советчица, мудрая женщина необходима была ему.

И Карлайл обрел ее благодаря удару молнии в корпус фюзеляжа тактического истребителя.

Френсис Мейсен был его другом, но кто виноват, что Эсмеральда в девичестве Альварес, из семьи потомков испанских конкистадоров – единственная женщина, пленившая сердце Каллена, принадлежала другу на законных основаниях?

Тридцатидвухлетний капитан британских ВВС сгорел заживо, удостоившись посмертного звания майора.
Карлайл получил Эсме с восьмилетним Эдвардом в придачу.
Спустя два года появилась Элис.
И они были счастливы.
Но по иронии судьбы их счастье продлилось лишь восемь лет – ровно столько же, сколько просуществовал брак Эсме и Френсиса.

«Не возжелай жены ближнего своего».

Было ли это местью богов, или трагической случайностью из разряда тех, что и метеоусловия в небе над Гватемалой?
Так или иначе, смерть уравняла их счет.

Рак легких, четвертая стадия, неоперабельный, поставил точку в жизни необыкновенной женщины, которая так и не смогла забыть первую любовь. Последние месяцы она держалась на морфии, от укола к уколу. И эти периоды все укорачивались.

Болезнь не щадила ее; разум помутился. Эсме не узнавала никого, кроме сына, которого порой называла Френсисом.
Но последние слова были все-таки обращены к Карлайлу. «Позаботься о детях», - просила она.
И ушла с улыбкой на устах. Той самой, как в день их знакомства.

- Avec le temps, аvec le temps, va, tout s'en va, оn oublie le visage
еt l'on oublie la voix…(2)

- Приехали, мистер Каллен, - голос шофера прозвучал неожиданно громко.
Пелена воспоминаний развеялась, и Карлайл увидел, что их машина встала у подъезда к зданию окружного суда. Прохожие с любопытством рассматривали внушительный черный Крайслер с тонированными стеклами.
«Сколько они здесь торчали, пока он спал с открытыми глазами?»
Лицо водителя оставалось бесстрастным, точно маска.
- Заберешь меня в четыре, - Каллен подхватил кожаный портфель и, хлопнув дверью, влился в толпу на входе во Дворец Правосудия.

Avec le temps,
Avec le temps, va, tout s'en va
L'autre à qui l'on croyait,
Pour un rhume, pour un rien
L'autre à qui l'on donnait
Du vent et des bijoux
Pour qui l'on eût vendu son âme pour quelques sous,
Devant quoi l'on s'traînait comme traînent les chiens

Avec le temps, tout s'évanouit... (3)
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
1. Когда больше не бьётся сердце, нет смысла искать где-то ещё…
2. Со временем, со временем всё проходит, забываешь лицо, забываешь голос…
3. Со временем,
Со временем всё проходит.
Кто-то, в кого верил напрасно,
Просто так,
Кто-то, кому дарил
Ветер и сокровища,
Ради кого продал свою душу за несколько су,
Перед кем ползал, как ползают собаки

Со временем – все прекращается.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Дорогие друзья! Огромное спасибо тем, у кого хватило терпения дочитать до конца.

Личность Карлайла Каллена в ОС не номинальная, это важный персонаж.
Его история, хоть и основана на реальных фактах, но не более чем смелая экстраполяция.

Жду Ваших отзывов, замечаний, пожеланий и жалоб, если таковые найдутся.
Приходите на ФОРУМ!

Выражаю глубокую признательность замечательной Бете! Саша - ты неиссякаемый источник терпения!

В этой главе использованы фрагменты песни Патрисии Каас Avec le temps.
По-моему, эта песня звучала в фильме Клода Лелуша «А теперь, дамы и господа!»
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»