Белла POV

Остановившись всего на секунду, чтобы перевести дух и крепче прижать заснувшую дочь к себе, я продолжила свой путь, стараясь внимательно смотреть под ноги. В темноте было почти невозможно ничего разглядеть, но я все равно периодически опускала взгляд. Мне было тяжело, усталость чувствовалась в каждой клеточке тела, но останавливаться было опасно. Я боялась услышать шаги, принадлежащие мужу, позади, означающие, что он близко и вот-вот настигнет нас, потому и продолжала путь, превозмогая себя. Вдруг мои волосы зашевелились, и какая-то часть меня, у которой был предел физической выносливости, обрадовалось пробуждению дочки. Я опустилась с Мелани вниз, ставя ее на ноги и стараясь подбодрить улыбкой. Моя девочка крепко-крепко взялась за мою руку, я повесила на плечо наспех собранную сумку с некоторой одеждой, и мы продолжили движение вперед. Спустя несколько минут Мелани замерла и указала пальчиком вдаль, и в ее непривычно серьезных сейчас глазах читался вопрос. Я проследила за направлением, которое указывала ее маленькая ручка, и ответила чуть заметным кивком.

Дочка внезапно сорвалась с места и со всех ног припустила по направлению к маячившему на расстоянии нескольких десятков метров дому, а мне оставалось лишь не отставать. Я давно здесь не была, но все равно чувствовала, что никакие изменения не коснулись ни фасада, ни внутреннего убранства за эти годы. Оказавшись на крыльце и опустив на него небольшую сумку, я присела, чтобы найти ключ от двери. Его не оказалось на месте, но дом был погружен во тьму, и не было никакой уверенности, что дверь мне поддастся. Тем не менее, я решилась прикоснуться к дверной ручке и чуть надавила на нее, но не спешила радоваться тому, что у нас есть место, где можно переночевать.

Мелани собралась было ворваться вовнутрь первой, но я завела ее к себе за спину, взглядом призывая молчать и надеясь, что она меня поняла. Оказавшись внутри, я растерялась от незнания того, что делать дальше. Любой мой шаг мог выдать мое присутствие, но нужно же было как-то выяснить, пустой дом или нет. Но не успела я сдвинуться с места, как вздрогнула от звука, который означал, что что-то разбилось. Дочка виновато взирала на масштабы разрушения и, наклонившись к осколкам вазы, уже виновато смотря на меня, а не на то, что когда-то было собственностью Эдварда.

Моя девочка отошла на шаг в сторону, и ее ручки резко взметнулись вверх и прикоснулись к глазам, на которых уже выступили первые соленые слезы. Осторожно переступив через осколки вазы, я оказалась рядом с дочерью и обняла ее, шепча на ушко, что не злюсь на нее и ругаться не стану. Она затихла в моих объятьях и стала успокаиваться, а я размышляла, что никогда, наверное, не смогу за что-то ее наказать, даже если будет, за что. Просто не представляю проступка, который заставит меня изменить своему правилу.

Едва расслабившись, мое тело снова инстинктивно напряглось, когда со стороны комнаты Эдварда до меня донеслись звуки торопливых шагов. Внезапно включился свет, и мне пришлось зажмурить глаза. Когда я смогла открыть их, то далеко не сразу поверила в то, что вижу перед собой. Я сплю? Мне все это кажется? Эдвард… Настоящий, живой, реальный. Он был здесь, стоял на расстоянии в несколько шагов. Как будто и не было всех этих лет. Он вернулся… А я… я не дождалась, вышла замуж… И все равно первой моей мыслью было подбежать к нему, крепко обнять и позволить себе разрыдаться на его плече. Больше всего я хотела прикоснуться пальцами к такому родному лицу и очертить каждый его контур, но это была непозволительная роскошь, учитывая незнание того, есть ли у него чувства ко мне, или уже все давным-давно прошло, растаяв в дымке времени. Просто созерцать его было так просто, и я делала это, испытывая целый спектр эмоций. Моя любовь только усилилась из-за препятствия в виде разлуки, она лишь подпитала мои чувства, и меня переполняло счастье от того, что с ним все хорошо.

Но совершенно не к месту пришли воспоминания о том, как он причинил мне боль, сам того не подозревая, лишь тем, что больше не написал, когда все во мне ждало очередной весточки, чтобы использовать найденную смелость, которой не хватило в первый раз, и сказать кое-что очень важное. Я чувствовала еще и обиду от того, что он приехал, но даже не попытался найти меня и встретиться со мной. Сердце стало искать оправдания этому, и оно нашло. Быть может, Эдвард знает о моем браке. Если это так, то так, как раньше, больше не может быть. Конечно, он не прикоснется ко мне и тем более не поцелует, ведь я теперь под запретом. Удивительно, как все изменилось, правда? Мы словно поменялись местами. Это трудно уложить в голове.

Я опустила взгляд в пол, боясь увидеть, что глаза, прежде смотрящие на меня с любовью, больше не излучают этого чувства, и в них только пустота или, что еще хуже, ненависть, тесно смешанная со злостью. Куда я пойду, если любимый схватит меня за руку и выставит прочь, не давая произнести и слова, не позволяя остаться даже нашей дочери? Мне больше некуда деваться. Он - моя последняя надежда, а я, чувствуя вину, даже не имею понятия, как с ним заговорить и убедить его позволить нам остаться хотя бы на одну ночь.

- Белла, - выдохнул Эдвард, и по его голосу было очевидно, что он не ожидал меня здесь увидеть, да еще и не одну, и для него все это шок. – Посмотри на меня.

Больше всего я хотела послушаться и исполнить его просьбу, но боялась. Мне нужны были его объятья, тихий и успокаивающий шепот, что все хорошо, даже если это не так, но было неблагоразумно рассчитывать на это. Выйдя замуж, я сама лишила себя возможности почувствовать его руки, обнимающие мое лицо, пока он сам склоняется ко мне, чтобы, не найдя в моем взгляде сомнений, медленно и нежно поцеловать мои губы. Я даже не осознавала, как сильно скучала по нему, пока мы не встретились. Он совсем не изменился. Все осталось прежним: лицо, голос, запах. Это доставляло необъяснимую радость, хотя на первый взгляд казалось, что для нее нет повода. Но если бы у меня были крылья, я бы уже парила над землей.

- Мама, я качу спать.

Доченька дернула меня за рукав платья, привлекая внимание к себе, и ее слова, произнесенные с запинками, скорее всего вызванными тем, что время позднее, заставили меня оторваться от рассматривания пола и мельчайших трещинок в нем и с мольбой посмотреть на Эдварда.

- Мы можем остаться?

Я неосознанно крепче прижала к себе дочь и с замиранием сердца стала ждать ответа на свой вопрос. У Эдварда нет никаких причин, по которым он бы позволил остаться нам, кроме одной: обычного сочувствия. Но нужно ли оно мне без его любви? Не думаю. Между тем он посмотрел на меня долгим взглядом, сожаление в котором не осталось мною незамеченным, и чуть заметно кивнул в сторону гостиной, где находился диван. Боже, к чему мы пришли? Я люблю человека, который больше не может заговорить со мной. Все, что он произнес за те несколько минут, что мы находимся здесь, это только мое имя.

Взяв дочь за руку, я пошла в указанном направлении и, стянув с ее ножек запылившиеся ботиночки, убедилась, что ей комфортно и удобно на диване. Проведя рукой по волосам дочери, я собрала их в свободный хвостик, чтобы они не мешали ей ночью и не лезли в глаза, и вздрогнула, когда услышала до боли знакомый бархатный голос над своим ухом.

- Я принес одеяло, - чуть слышно обронил Эдвард, видимо, не желая тревожить покой уже засыпающей Мелани.

Я встала на ноги и развернулась лицом к своему любимому. Но незнание, как близко он находится ко мне, привело к тому, что наши губы оказались в паре сантиметров друг от друга и почти встретились, но я отодвинулась, не позволяя себе верить в то, что Эдварда, как мне показалось, это расстроило. Я была несколько озадачена тем, что спустя столько лет близость Эдварда все так же влияет на меня, заставляя желать большего, и смущена своей реакцией, которую он, возможно, и не замечал. Когда одеяло оказалось в моих руках, наши пальцы соприкоснулись всего на долю секунды, и по моим венам словно побежало тепло от столь близкого и неожиданного контакта. Задвинуть мысли об Эдварде подальше было не так просто, учитывая, что он стоял прямо за моей спиной и иногда тяжело вздыхал. Я, убедившись, что дочка, кажется, спит, повернулась к нему и сказала одно единственное слово, которым пыталась выразить всю свою благодарность:

- Спасибо.

- Рад помочь. Я не буду мешать. Спокойной ночи, - как-то отстраненно и холодно сказал он и просто выскользнул за дверь, закрыв ее за собой, словно бы показывая, что говорить нам не о чем.

Неужели я ему так ненавистна, что он воспользовался первой же возможностью, чтобы уйти, и даже не оглянулся на меня, ту, которую так любил? Куда все ушло? Почему он бросил писать? Что произошло? Могла ли я все же употребить в своем письме запретную фразу и не заметить этого? Мне хотелось побежать за ним вслед и получить ответы на свои вопросы, но я чувствовала себя просто ужасно для того, чтобы сделать это и не испытать при этом еще большей боли. Мне казалось, что я кричу, но меня никто не слышит, в особенности тот, чьего внимания я хочу больше всего на свете. Эдвард просто оставил меня с горьким чувством вины, разъедающим мою душу изнутри, и по моим щекам скатились первые слезы. Мне хотелось зарыдать в голос, но я не могла этого сделать и не только потому, что рядом спала дочка, но еще и потому, что не хотела, чтобы любимый услышал меня и мою слабость.

Я прилегла на диван в надежде заснуть, но ворох мыслей, блуждающий в моей голове, не позволял этого сделать. Страх перед будущим завладел моим сердцем, и ничто не могло помочь мне успокоиться. Даже размеренное дыхание дочери рядом с моей рукой, обычно оказывающее умиротворяющее воздействие на мое сознание, было бессильно в качестве способа взять себя в руки и думать о том, что все будет хорошо. Бесперспективность моих попыток заснуть довольно скоро стала очевидной, и мне пришлось познать поражение и то, что основную часть ночи мне суждено провести без сна. Диван подо мной тихо заскрипел, когда я приняла сидячее положение и почувствовала на своих пальцах ручку дочки.

- Мамочка? – обратилась ко мне Мелани и крепче ухватилась за мою ладонь, заглядывая мне в глаза так, что создавалось ощущение, что она смотрит прямо в душу, раскрывая ее потаенные уголки.

- Я буду поблизости, не волнуйся и просто спи, - пообещала я дочери, мягко поцеловав ее в лоб.

После я прошла к двери и, выйдя в коридор, бесшумно закрыла ее за собой. Осколков вазы нигде не было видно. Должно быть, Эдвард убрал их перед тем, как удалиться к себе и лечь спать. Соблазн подойти к его двери и удостовериться, что любимый находится в комнате, даже если там царит тишина, был слишком велик, но я поборола его и пошла в направлении кухни, в убранстве которой после включения света не заметила никаких бросающихся в глаза изменений. Глубоко вздохнув, я села за стол и стала теребить белоснежную ажурную скатерть, которой он был накрыт, лишь бы чем-то занять себя, свои руки и свои мысли.

Но все мои усилия, направленные на то, чтобы отвлечься, были безуспешными, и вся мыслительная работа, осуществляемая в моей голове, касалась размышлений об Эдварде, нашем с Мелани будущем и невольно затрагивала и Джейка, который по-прежнему оставался моим мужем. Утром он придет в себя и поспешит на поиски исчезнувшей жены и ее дочери. Не нужно много думать, чтобы понять, что первым делом он посетит моих родных, поэтому то, что они не знают, где я, поможет выиграть мне время.

Сосредоточившись, я не сразу поняла, что мое уединение нарушил Эдвард, быстрым шагом приблизившийся к стулу, на котором сидела я. Бежать было поздно, но попытка не пытка, и я решилась подняться. Правда, сильные мужские руки не позволили мне большего и с небольшим применением силы опустили меня вниз, едва коснувшись моих плеч. Я напряглась, когда любимый присел на соседний стул и развернул меня лицом к себе. По его лицу было видно, что у него есть вопросы, и я лишь могла надеяться, что найду ответы хотя бы на некоторые из них.

- Может быть, расскажешь мне, что привело тебя сюда, - наконец, прервал затянувшуюся и гнетущую тишину Эдвард, и я ощутила прилив некоторой благодарности к нему за то, что не мне пришлось делать первый шаг.

- Я не знала, что ты вернулся и будешь дома. Если бы я знала, я бы не пришла и не побеспокоила тебя, прости.

Его резкий взмах рукой заставил меня умолкнуть, едва я договорила фразу, и опустить взгляд в пол. Для меня такая реакция Эдварда служила безмолвным напоминанием о пропасти, возникшей между нами, и казалась подтверждением того, что он ничего не хочет знать ни обо мне, ни о моей жизни без него. Эдвард на долю секунду отвел от меня свой взгляд, и по задумчивому выражению его лица я поняла, что он основательно и глубоко погрузился в свои мысли. Я, кажется, даже перестала дышать в ожидании его дальнейших слов или действий. Они не заставили себя долго ждать, и Эдвард, повернувшись ко мне лицом, стал вглядываться в мои глаза, а в его взгляде я видела безграничную нежность, заботу и проблески неподдельной тревоги. Она была настоящей, и любимый, позволяя себе испытывать все эти чувства, позволяя мне видеть их и обнажая передо мной свой внутренний мир, скрытый от посторонних глаз, становился таким же. Настоящим и искренним. Таким, каким я его запомнила. Но любил ли он меня еще? Мне это только предстоит узнать.

- Не говори глупости. Ты не побеспокоила меня, - сорвалось с его уст, и, судя по выражению лица Эдварда, он и сам не ожидал от себя такой откровенности. – Белла, я… Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе, вернее, вам с дочерью потребуется, - исправился он и посмотрел на меня так, словно хотел что-то спросить.

- Эдвард, ты можешь спросить. Я постараюсь ответить на любой вопрос, - обманчиво спокойным голосом произнесла я, ощущая внутри себя очень много эмоций, от радости и счастья до растерянности и беспокойства.

- Почему ты не ответила на мое письмо, Белла?

С моим слухом что-то стало? О чем он только что спросил? Я не ослышалась? Нужно постараться успокоиться. Смирившись с тем, что Эдвард не позволит мне подняться, чтобы отойти на некоторое расстояние, к окну, например, не позволит отвернуться, я подняла на него свой взгляд и, глубоко вздохнув, сказала:

- Я могу спросить то же самое. Ведь это я не получила от тебя ответное письмо и потому не понимаю, о чем ты сейчас говоришь.

- Ты написала мне? – неуверенно, тихо произнес Эдвард, как будто внезапно перестал понимать, во что верить, где правда, а где ложь.

- Конечно, да, - громко, со всей уверенностью, встав и посмотрев на Эдварда сверху вниз, ответила я, наверное, чтобы он услышал ее в моем голосе, отставил все сомнения насчет честности и понял, что я говорю только правду и ничего, кроме нее. – Я ответила тебе. Ты – нет.

Надо уйти отсюда. У нас не получится нормального разговора. Время сыграло с нами злую шутку. Мы больше не слышим друг друга. Он сомневается в том, что я сказала ему, а я не верю в то, что он, правда, не получал мое письмо. Одно из двух. Либо с ним что-то случилось, и оно не дошло. Либо Дени не отправил его, как я просила. Но он не мог так поступить. Это же мой братишка, который пытался помочь мне с написанием ответа. Дени не мог не исполнить мою просьбу, не мог забыть о ней и не мог решить за меня, что будет лучше, если написанное мною с таким трудом письмо, в которую я вложила всю свою душу, не найдет свой путь к Эдварду, человеку, которого я все еще люблю. Он знал, как мне важно было поддерживать связь с любимым, и не поступил бы так никогда.

Я отвернулась, чтобы выйти из кухни, но Эдвард взял меня за запястье и удержал на месте, разворачивая лицом к себе.

- Пожалуйста, останься. Не уходи. Не знаю, что случилось, но я не получал от тебя письма. Мне приходилось уезжать, но если бы оно приходило, то его было бы кому получить. Оно бы дождалось меня. Что еще я могу сказать? Мне очень жаль, - все это было произнесено расстроенным тоном, с долей раскаяния, но я поняла, что, куда бы ни пропало мое письмо, в этом нет вины Эдварда. Он честен, это слышно в искренности его слов и видно по грусти в его печальных глазах.

- Я думала, что все кончено, - призналась я в том, что больше всего заставляло меня переживать.

Это далось мне неожиданно легко, наверное, потому, что передо мной Эдвард, и мне никогда не удавалось закрыться от него, и все, что происходило в моей жизни, немедленно становилось известным ему. Вот только сейчас я молчала о самом главном. О том, что Мелани его дочь. Если он спросит, мне будет намного проще рассказать про свое замужество, о котором Эдвард, быть может, уже знает, чем о том, что я родила ему ребенка, будучи при этом готовой отдать свою жизнь за плод нашей любви.

- Ничего не было кончено. И сейчас не кончено. И мне все равно, что ты не свободна.

- Ты знаешь?

- Да. Дени.

Значит, они все же встречались. Первое, что сделал Эдвард, вернувшись, это поехал ко мне домой? Так сильно хотел увидеть меня? У него, похоже, еще остались чувства ко мне. А что сделала я? Опустив голову, я внезапно ощутила, что будто предала их, предала Эдварда, перестав верить в нас, ждать, потеряв надежду, что он хочет быть со мной, перечеркнув все, что было между нами, своим браком. Но, быть может, еще не все потеряно? И если мы постараемся, то все получится?

- Поговори со мной. Только не молчи, - попросил ласково Эдвард и наконец сделал то, чего я ждала с того самого мгновения, когда, придя сюда, увидела его. Обнял меня так нежно, что от счастья и чувственности такого просто действия сжалось сердце. - Ты счастлива в браке? – Эдварда словно бы передернуло, когда он спросил об этом, и я задумалась, отчего он так реагирует. Быть может, по причине того, что у него ко мне есть чувства, они не исчезли за время нашей вынужденной разлуки, а я не дождалась, пойдя на жертву ради дочери, надеясь полюбить мужа, но этот день так и не настал, зато, боюсь, велика вероятность того, что Эдвард для меня потерян.

- Эдвард… Зачем тебе это?

- Я хочу знать все. Это же я, Белла. Не бойся.

И эти его слова заставили меня решиться. И я рассказала ему все о том, как жила без него, но так, чтобы он не чувствовал себя виноватым и не уловил отчаяния в моем голосе, пока я говорила. Но думаю, что Эдвард все равно физически ощущал, что мне было тяжело. Я сомневалась, что стоило затрагивать тему своего замужества, но он настоял, и у меня не нашлось сил, чтобы возразить.

- Нет, я не счастлива. Он всегда хорошо ко мне относился, и я благодарна ему за многое. Мне казалось, что для счастья и для того, чтобы полюбить в ответ, этого достаточно, но я ошибалась, думая так. Я больше не могла продолжать жить с ним. Я ушла от него. Вот так мы и оказались здесь. Это так неожиданно, видеть тебя, но одновременно и счастье. Ты знаешь, я…

- Знаю, - не дал закончить мне Эдвард, и я видела по его глазам, что он понимает меня без лишних слов, а я ведь даже не надеялась на то, что в этом отношении все останется по-прежнему.

Пальцы Эдварда робко и трепетно прикоснулись к моему лицу, нежно очертили контуры моего подбородка, после чего мягко и ненавязчиво стали гладить меня по щеке, а я забыла, как дышать. Все потому, что я скучала по любимому, как и он по мне, по ощущению того, как его руки обнимают меня, а в его глазах видна любовь.

- Он ударил тебя? - нотки гнева проскользнули в голосе Эдварда, его пальцы сжались в кулаки, а глаза молниеносно почернели. Я лишь утвердительно кивнула любимому в ответ, не желая говорить об этом.

- Но это не так важно. Успокойся, - мягко попросила я, набравшись смелости и накрыв руку Эдварда, которой он коснулся посиневшего места на моем лице, своей ладонью, медленно разминая напряженные пальцы, надеясь, что мое прикосновение окажет расслабляющее воздействие. – Все, что важно, это то, что ты здесь. Я в порядке, слышишь?

Мы смотрели в глаза друг друга, не моргая, и все, о чем я могла думать, это только о том, что раз Эдвард так болезненно воспринимает, что со мной обошлись грубо, значит, еще любит меня. Мне так хочется верить в это, но одновременно страшно разочароваться. Можно спросить, но я боюсь узнать, что ничего не осталось. На меня слишком много всего навалилось за один вечер, и в каждой клеточке тела ощущается усталость. Но она не мешает чувствовать крепкие объятья Эдварда, его уверенные руки, поначалу поглаживающие мои плечи, а потом и спину, и слышать его тихий шепот, что он рядом. Я весьма ожидаемо разрыдалась на груди самого любимого, самого родного человека, вдыхая почти забытый запах его тела, запах счастья, и даже не могла переживать по поводу того, что от моих слез на мужской рубашке расползаются влажные капли.

- Ты вся дрожишь. Тебе холодно? – растирая мои бока руками, спросил у меня Эдвард, тревожно вглядываясь в черты моего лица, в мои глаза, словно ища в них ответ на свой вопрос. – Я сейчас, подожди.

Я не знала, куда он пошел, но все поняла, когда на мои плечи опустилось одеяло, и Эдвард закутал меня в него. Стало значительно теплее, но больше от близости любимого, который посадил меня к себе на колени и крепко обнял, поглаживая по волосам, и звук его дыхания успокаивал, как и ритмичные удары сердца под моей рукой.

- Мне нужно решить, что делать дальше. И у меня так мало времени. Наступит утро, и он начнет искать меня. А я не хочу возвращаться.

– Нам нужно уехать всем вместе, - неожиданно уверенным голосом заявил любимый, и мои глаза в этот момент широко распахнулись, а я подняла голову, чтобы посмотреть на Эдварда. Он выглядел таким серьезным, и мне стало ясно, что он не шутит. Только я, в отличие от него, сомневалась. Будто бы поняв это, Эдвард прижал меня к себе и продолжил с еще большей убежденностью. - Обещаю, что смогу позаботиться о тебе и твоей дочери. Пожалуйста, соглашайся. Я сделаю все, чтобы ты не пожалела и была счастлива.

Он выглядел таким надеющимся, нуждающимся в моем согласии, верящим в то, что получит его, а я ведь хочу быть только с ним. И он желает того же, иначе бы не предлагал все это, не смотрел на меня таким проникновенным взглядом, задевающим за живое и не дающим возможность ответить отказом. И в этот миг я забыла про то, что, возможно, больше не могу поступать опрометчиво и совершать необдуманные поступки, как раньше, в ту пору, когда у меня не было дочери, но с Эдвардом… я всегда готова на все. С ним я согласна рискнуть. И неважно, что никто из нас не спешит произносить самые важные слова. Все видно в нежных взглядах, чувствуется в наполненных теплом прикосновениях и слышно в искренних словах. Впереди все равно неизвестность, но мне будет легче отправиться в нее, если рядом будет защита и опора в лице человека, которого всем сердцем люблю. Так почему я молчу? Нужно ответить скорее.

- Я согласна.

Наградой за эти слова послужила широкая, счастливая улыбка Эдварда, когда он переплел наши руки, и мне стало ясно, что в этот раз мой выбор не ошибочный, и я поступила верно.