- Осенняя хандра, - бросил Джаспер, отгородившись от него безразмерным газетным листом и упрямо симулируя глубокий интерес к колонке с ценами правительственных облигаций.

- Ага, майская осенняя хандра. У вас весной всегда так? - Джеймс кивнул на поливаемое дождем окно, и стало совершенно не понятно, спрашивает он о хандре или о погоде. Так или иначе, ответ был одинаковый, и Джаспер, перевернув страницу, покачал головой.

- Послушай, я просто пытаюсь помочь! - ни с того ни с сего воскликнул Джеймс, рывком отвернувшись от окна, и Джаспер даже сквозь листы «Таймс», надежно закрывавшие его лицо, ощутил его недовольный и вопросительный взгляд.

- Да все... нормально. Просто... а, не важно.

Несколько минут они оба молчали: Джеймс растянулся на ковре перед камином, закинув руки за голову и о чем-то задумавшись, а Джаспер снова принялся листать свою уже выученную за утро наизусть газету, пробегая глазами тревожащие и многозначительные заголовки, мрачно и недвусмысленно возвещавшие о том, что будоражившие его воображение еще в Техасе смутные слухи о грозящей вот-вот разразиться военной грозе были далеко не беспочвенны.

- Знаешь, в чем минус моей жизни здесь? - в ленивом голосе Джеймса прозвучала его извечная и странно импонирующая самоуверенность, как будто он ничуть не сомневался в том, что его жизнь просто не может быть безразлична хоть кому-то.

- Ну и в чем же?

- Я скучаю по твоим письмам, - обезоруживающе улыбнулся он, повернув к Джасперу голову, и пламя камина заплясало задорными огоньками в его черных глазах. - Все-таки жанр эпистолярный несет в себе массу преимуществ перед всеми прочими! Он самый... детский, что ли? Вернее, он приносит детские эмоции. А что может быть лучше этого? Одно ожидание чего стоит... Бывало, возвращаешься с семинаров Князя Тьмы...

- Кого, простите?

- Ах да, ты же это не застал... На одной из лекций профессор Деймон вдохновенно вещал что-то о значении религии для нравственного развития человеческой цивилизации, и в ту секунду, как он возопил на весь амфитеатр «без божественной веры человечество кануло бы во мрак!», во всем корпусе ни с того ни с сего погас свет. Это была просто какая-то авария, но выглядело впечатляюще. С тех пор бедный старичок Деймон и стал Князем Тьмы! Кстати, ты будешь смеяться, но читает он философию религии. Ну да не об этом речь. Вот возвращаешься ты с его семинара, на улице холод и дождь, а зонта с собой, безусловно, нет, от учебников уже ноют руки, в горле какой-то липкий и колючий ком, и уже совершенно ясно, что наутро придется хлюпать по дикой грязище в ноль простуженным... Проклиная все на свете, лезешь в почтовый ящик — а там не пусто... Это потрясающее чувство — как будто получаешь подарок. Всегда неожиданный и всегда приятный.

Джаспер слушал его со все возрастающим удивлением.

- Не ожидал, что мои письма оказались способными на такие чудеса, - ответил он, когда Джеймс замолчал, задумчиво глядя в огонь. - Так и быть, вечером чиркну тебе пару строк, за завтраком почитаешь.

- Ты очень любезен, - небрежно откликнулся Джеймс. - Так в чем, собственно, дело? Неужели твоя белокурая красотка не была впечатлена твоим героизмом? Ты же спас жизнь ее подруге!

- Ну да, и чувствую себя в точности как Морис Джеральд.

- То есть?..

- «Я отдал бы полжизни, чтобы увидеть вас в руках Дикого Кота и его пьяных товарищей, и еще полжизни, чтобы спасти вас от них», - процитировал Джаспер неповторимого Майн Рида и сам удивился той горечи, что прозвучала при этих словах в его собственном голосе.

- Невообразимо романтично. Ты что, опять влюбился? – Джеймс посмотрел на Джаспера почти с жалостью, как на душевнобольного.

- А если и да, то что?

Джеймс нагло расхохотался.

- Ну, на этот раз хотя бы блондинка, - дерзко воскликнул он, поднявшись на ноги и принявшись прохаживаться по гостиной.

- А, так это цвет волос тебе не нравился в Марии? – огрызнулся Джаспер, скомкав газету и не глядя швырнув ее в камин. Впервые со времени того ее письма он произнес ее имя. До чего же больно до сих пор...

- Да против нее я вообще ничего не имею. Просто последние четыре твои большие любви были брюнетками. Наконец-то разнообразие... – Джеймс лениво потянулся. – Кстати, если твоя белокурая ангелица не обращает на тебя внимания... Спасенная тобой подружка хотя бы ничего?

- Брюнетка, - усмехнулся Джаспер.

- Какая неприятность! А в остальном? – Джеймс подмигнул, руками очертив в воздухе силуэт с весьма аппетитными формами.

- И близко нет... – фыркнул Джаспер, припомнив крошечную, бледную как смерть невзрачную девчонку, задыхающуюся и давящуюся холодной водой, отчаянно хватая воздух посиневшими губами, а потом - их единственную встречу в саду усадьбы Хейлов и то, как под ее неприкрыто обожающим взглядом он, чувствуя какое-то непонятное, раздраженное смущение, потерял нить беседы и поторопился закончить их разговор и присоединиться к гуляющей по яблоневой аллее Розали, в бело-розоватой пене кружевного платья похожей на один из украшающих благоухающие вокруг деревца прекрасных цветков.

Джеймс присвистнул и с показным сочувствием развел руками.

- Да, друг, не везет тебе, даже и не поспоришь...

Не везет. Последние месяцы его жизни были нагляднейшей иллюстрацией к этим двум словам. Вздохнув, Джаспер мрачно произнес:

- Именно, не везет... Ни с блондинками, ни с брюнетками, ни в карты, ни с работой... Слышал бы ты, какой скандал закатил мне мистер Свон из-за той чертовой драки!.. И похоже, я еще и простыл...

- Ну, что я могу тебе сказать... – вздохнул Джеймс. – Переходи на рыженьких и шахматы и меньше гуляй под дождем без зонта.

- Иди ты, а? – скривился Джаспер. – Или ты на своем опыте советуешь?

- Ты это к чему? – ненатурально удивился Джеймс, и его голос внезапно и несомненно переменился, Джаспер услышал это несмотря на все попытки друга придать своим словам прежний насмешливо-вызывающий тон.

- К тому, как ты таращился на рыжеволосую горничную в Хайвуде. Удивительно, что дыру в ней не прожег. Хотя, скорее на ней бы просто одежда сгорела... Не этого ли эффекта ты добивался? – похабно ухмыльнулся он.

Неожиданно разучившийся понимать шутки Джеймс смерил его напряженным и почти что враждебным взглядом, но быстро справился с этой внезапно вспышкой и с прежней ехидной дерзостью ответил:

- А вот это уже не твое дело! Я же не комментирую то, как ты рассматривал свою красотку, и даже не дерзаю предположить, о чем в то время думал, святой ты наш! Так что забудь о Виктории и давай лучше...

- Ты и имя ее успел разузнать? - удивился Джаспер. - Поразительная расторопность. Не припомин...

-... лучше вернемся к разговору о том, какой ты неудачник! - голос Джеймса угрожающе переменился. В другой раз Джаспер бы только посмеялся и воспользовался долгожданной возможностью отплатить другу его же монетой за бесконечные подкалывания и насмешки, но в тот день ему просто, эгоистично и мучительно не было дела ни до чего, кроме самого себя и того, что же он делает с собственной жизнью.

Они пару минут помолчали. Джеймс вновь оперся руками о подоконник и задумчиво смотрел в окно, а Джаспер наблюдал, как корчатся в пламени камина черные контуры газетных листов, и перед глазами его вновь возникли четкие типографские строки: «Приказы о всеобщей мобилизации недвусмысленно говорят...», «Правительство заняло твердую антивоенную позицию...», «Неумеренные аппетиты канцлера Бисмарка...». Последняя страница «Таймс» рассыпалась хлопьями черного пепла, и юноша, не отрывая взгляда от багровых углей, словно смотрящих на него из густой тьмы за каминной решеткой своими кровавыми глазами, медленно произнес:

- Ничего, у меня еще будет, похоже, возможность проверить свое везение.

- Это, боюсь спросить, какая же? - откликнулся от окна Джеймс.

- Война, - равнодушно пожал плечами Джаспер.

- Черт возьми, тебе же уже не двенадцать лет, чтобы влюбляться в «феечек» и играть в войнушку! – воскликнул Джеймс, развернувшись к нему и окинув его вальяжно раскинувшуюся в кресле фигуру возмущенно-непонимающим взглядом.

- Дьявол тебя забери, Джеймс! – взвился Джаспер. – Как будто я сам не понимаю, что война – это серьезно и что там и убить могут!

- А ты понимаешь? Вот это для меня новость!

- Слушай, я думал...

- Вот этого не надо. Не умеешь — не берись, как говорится! Лучше уж влюбляйся...

Минуту они разъяренно смотрели друг на друга, а затем Джеймс отвел глаза и пожал плечами.

- Закурить не найдется? - мимоходом поинтересовался он.

Джаспер невольно потянулся к карману куртки и тут, поймав взгляд друга, замер, тихо чертыхнувшись сквозь зубы, глупо пойманный на эту элементарную уловку.

- И давно ты куришь? - сухо спросил Джеймс.

Тон его голоса, это покровительственное, сочувствующее возмущение, вызвало в памяти события четырехмесячной давности, то, как сам он говорил с Джеймсом в те далекие времена, когда жил абсолютно, совершенно идеальной жизнью. Безукоризненный, как его сияющие белизной рубашки, студент, любимец всех преподавателей, почтительный сын и беззаботный наследник, пожалуй, второго по величине состояния во всем Хьюстоне, вальяжно шедший по жизни в безоблачное, радужное будущее... Покерная страсть, редкие прогулы, пара пьянок и разгульных вечеринок придавали этому пути острый приключенческий оттенок, приятно оттенявший непоколебимую, спокойную уверенность в том, что в какую бы сторону лезвия, на котором он с таким удовольствием балансировал, он бы не свалился, на дне пропасти его все равно ожидает мягкая перина. Вечеринки и философские эссе, оперы и приятно-скучные семинары, карты, поло, теннис, игры на скачках и свидания с Марией, а среди всего этого — снисходительно-обеспокоенные нотации Джеймсу о том, что все-таки не стоит так коверкать свою жизнь. А что теперь? Бессмысленное, пустое существование, которому он отчаянно, неумело и испуганно пытается придать хоть какую-то видимость упорядоченности, но во всем, что бы он ни делал, видно, насколько же он сломан — в его полубезумных попытках выглядеть уверенным и компетентным в глазах мистера Свона, в болезненном восхищении холодной и далекой Розали, в этом ненормальном лихорадочном ожидании войны как шанса, наверное, пусть даже своей смертью перекрыть собственные ошибки, оборвать пугающее пустотой и чернотой будущее пурпурной вспышкой героической гибели, в том, как по ночам он курил сигарету за сигаретой у распахнутого окна своей комнаты, пытаясь хотя бы их горячим ядовитым дымом наконец согреться, избавиться от страшного холода где-то глубоко-глубоко внутри...

- Нет, недавно, - коротко бросил он, отдернув руку от кармана с портсигаром.

Джеймс кивнул и спокойно продолжил:

- А пьешь давно?

- Я не пью.

- Если бы я стоял чуть подальше, то, может, и поверил бы. Раз уж пьешь, так хоть кофейные зерна жуй, а не рот полощи одеколоном - не девица все-таки.

- Я делаю что хочу и как хочу! – разозлился Джаспер, мимолетно вспомнив, что прежде именно так и отвечал Джеймс на всего его душеспасительные речи. – В конце концов, все... все плохо настолько, как не бывало никогда! Я окончательно рассорился с семьей, влюбился в самую красивую и самую недоступную девушку, и вообще... – он махнул рукой.

- А не подскажешь, чем тебе в решении этих проблем помогает виски? - невозмутимо поинтересовался Джеймс.

- Ты что, исповедь от меня услышать хочешь? Да, я пью, курю, играю в карты...

- Пристаешь к женщинам, спускаешь всю зарплату в борделях и кабаках? – перебил его Джеймс.

- Шел бы ты... Я, между прочим, много работаю!

В ответ Джеймс захохотал совсем уже неприлично.

- Будто ты на рудниках по двадцать часов в сутки машешь киркой!

- А то ты что-то понимаешь... - Джасперу не хватило воздуха, и он, задохнувшись словами, глухо закашлялся.

- Рудничный кашель? - ехидно спросил Джеймс, но никакой веселости в его напряженно наблюдавших за другом глазах не было.

- Не смеш... - начал было Джаспер, но стоило ему вдохнуть, как жуткий и внезапный приступ кашля снова заставил его замолчать. Голос Джеймса потерялся где-то вдалеке, клокочущее в душе раздражение, униженная обида и злость тоже растворились в смятенном страхе просто задохнуться — сейчас, в этом выворачивающем легкие кашле, и в голове мелькнула детская и наивная мольба: «Господи, пожалуйста, если не умру сейчас, то курить больше в жизни не стану...»

Пульсирующие под зажмуренными веками красные круги растаяли, сдавивший обожженное виски горло спазм отпустил, и Джаспер медленно и осторожно втянул носом пахнущий сладким каминным теплом воздух.

- Что это я вдруг... - неуверенно пробормотал он. Во рту ощущался какой-то мерзкий металлический привкус, и прежде, чем он успел хотя бы предположить, что это значит, Джеймс рывком выдернул из его рук носовой платок и, резко проведя им Джасперу по губам, молча показал ему белую ткань с вышитой в углу монограммой, на которой с тошнотворной яркостью выделялось несколько темно-алых капель крови.