Ненавижу праздники. Ненавижу это чёртово рождество. «В этот день творятся чудеса, исполняются желания…» - всю жизнь говорили мне. Не правда! В этот день ломается вся твоя жизнь, делится на «до» и «после». Все мечты и надежды сгорают, остаётся лишь пепел обиды, осадок ненависти. В этот день он поклялся, что будет со мной и в горе и в радости, не покинет меня, чтобы ни случилось.
Прошло пять лет с той клятвы, но я помню тон его голоса, серьёзное выражение лица, глаза, смотрящие прямо в душу. Разве такому не поверишь?
Я открылась, я надеялась, я верила… Всё это сейчас растоптано, захоронено там, в комнате, которая когда-то была нашей. «У меня есть другая…» - эти слова я слышу каждый день, каждый день они всплывают в моём сознании, каждый день я наблюдаю эту картину, знаю, что он где-то там, в объятиях другой… не со мной.
«Нужно казаться сильной, гордой, чтобы он понял, что потерял!» - твердит внутренний голос. Но как казаться сильной? «Устройся на работу, заведи друзей,…» - читала я в модных женских журналах. Но что делать, когда друзья не понимают, дети ненавидят, а собственная мать утверждает: «Ты сама виновата, такого мужчину упустила». У тебя нет высшего образования, а ты никому не нужна со своим средним, а главное, что всё это из-за того, что ты родила его детей вместо того, чтобы сделать одну маленькую операцию, которая бы решила все твои проблемы.
Сейчас, принимая ванну, я в сотый раз прокручивала свою жизнь, пытаясь понять, что же я такого сделала, что все начали меня сторониться? Я пыталась быть хорошей матерью, любящей женой, стирала, готовила, убирала, гладила его рубашки, в конце-то концов. Но ничего не получала взамен: ни помощи, ни сочувствия. Он всё время пропадал на работе, возвращался поздно, я практически его не видела. Встречались мы только утром на кухне и вечером в спальне.
Я жутко уставала за весь день, дети болели, я круглые сутки сидела с ними, боясь отойти хоть на минуту. А он, вместо того, чтобы помочь, заводит разговор про этот чёртов «супружеский долг». Я мечтала о здоровом десятичасовом сне, а он только и думает, что о сексе!
Каждый день у нас начинался ссорами, ими же и заканчивался. Последний год мы спали в разных комнатах, не отмечали праздников, не разговаривали месяцами. Только дети нас объединяли, для них мы всегда были счастливой семейной парой. Друзья знали, что мы давно не были «идеалом семейной жизни», но никогда не заговаривали на эту тему. Как только мы сообщили, что разводимся, сразу же пошли слухи о «мегере жене и о страдальце муже, который нашёл себе комфортные психологические условия». Никому не было интересно, каково было мне, выгоднее выставить меня тираном, нежели просто посочувствовать.
Я, наконец, открыла глаза. Принятие ванны не дало должного эффекта расслабления, наоборот, сделало меня уязвимой для воспоминаний. Я уже привыкла к постоянному жжению в глазах, щемящей боли в груди, разбитому сердцу, которое пыталось биться из последних сил, гоняя по венам холодную кровь.
Я встала в ванной, включила душ. Тёплые струи хлынули на моё тело. Они не согревали. Будто сторонясь меня, вода не желала дарить мне своё тепло, отказывалась принять меня в свои объятия. Я делала напор всё сильнее, но эффекта никакого не последовало. Я ощущала озноб, будто находилась в оболочке, куда тепло не может проникнуть. Я осталась мёрзнуть, там, в своём маленьком мирке.
Горячая вода начала кончаться, струи стали еле тёплыми, и я поспешила выйти, боясь замёрзнуть окончательно. Взяв банное полотенце с вешалки, я обтёрла своё тело. Мне всегда нравилась эта процедура. Когда я была совсем маленькая, мама помогала мне, растирая всё моё тело. Я испытывала чувство комфорта, детской радости. Я пыталась это прочувствовать и сейчас, но не могла, слишком много времени прошло, чтобы считать себя ребёнком, даже в душе.
Я повернулась к зеркалу, чтобы расчесать спутанные волосы. Невольно бросив взгляд на своё обнажённое тело, я не могла не обратить внимания на ярко-розовые растяжки, что были у меня по всему животу, спускаясь ниже, на бёдра. Моя кожа была очень бледной, чувствительной, после родов она так и не смогла прийти в норму. Прошло пять лет, а мне кажется, что эти шрамы стали ярче. На груди виднелись точно такие же полоски, но их было значительно меньше. После кормления грудь изменила форму, но не настолько, чтобы её можно было назвать некрасивой. У меня не было лишних килограммов, беременность была тяжёлой, я ничего не ела, поэтому вместо того, чтобы поправляться, я наоборот худела. Так что фигура всё также была девичьей, почти не изменилась.
Что же ему не хватало?
Глаза защипало сильнее, но слёзы так и не пролились. Казалось, что я выплакала их ещё тогда, в Рождественскую ночь, ставшую переломным моментом в моей жизни. Я хотела стоять на коленях перед ним, лишь бы он не уходил, я хотела молить его, лишь бы он не покидал меня. Но этого я не сделала. Не потому, что была слишком горда или мне было всё равно, наблюдая, как он мечется по комнате, собирая свои вещи. Я просто не могла реагировать. Я застыла и невидящим взглядом смотрела на все его плавные быстрые движения, и не могла поверить, что это всё происходит со мной. Будто я смотрю реалити-шоу. Да, жалко! Да, грустно!, но это не я, это же не мой муж. Только после того, как он посмотрел на меня на прощание, так и ничего не сказав, а потом его шаги стихли, входная дверь захлопнулась, я почувствовала весь спектр эмоций. Боль душила, нервный ком терзал горло до боли, руки тряслись. Громкие всхлипы и рыдания вырвались из моей груди, я рухнула на пол, и та боль от падения, которую я почувствовала мгновенно, не могла заглушить те чувства, что терзали мою душу.
Тело скручивало, кости ломило, будто по мне бежали тысячи людей, пытающиеся втоптать меня в землю. Я ощущала пытку, которой подверглось всё моё существо. Я металась по полу, сильно оттягивала волосы, кричала на весь дом, и никто, никто не слышал и не видел моих страданий, моих терзаний, всё было тихо. У меня была настоящая истерика, я начала колотить руками по дорогому паркету, рёбра ладоней сразу же покрылись ссадинами, причиняя дополнительную боль, но она не могла противостоять другой, могущественной и сильной, охватывающей каждую клеточку моего тела.
От воспоминаний мне стало плохо. Откуда-то появились рвотные позывы. Нервные окончания были возбуждены, я чувствовала жар, огонь пытался поглотить моё тело, языки пламени играли с моей душой, опаляя её, заставляя гореть, словно в аду.
Я тряхнула головой, пытаясь уйти от мыслей, заставляющих меня пережить всё это снова. В тысячный раз.
Я потянулась за щёткой. Расчёсывать непослушные локоны было неприятно, каждой движение рукой причиняло дискомфорт. Всё это нервы.
Высушив волосы феном, я оделась в домашнее платье, ставшим мне любимым. Ткань была очень мягкой, она успокаивала тело.
Нужно срочно успокоиться. Всё-таки, как-никак, праздник. Я должна пережить этот день с достоинством, потом всё вернётся в старое русло, к которому я уже успела привыкнуть.
Я выключила свет в ванной комнате. Весь дом был во мраке, и мне не хотелось нарушать это. Я двигалась интуитивно, прекрасно ориентируясь в помещении. Дойдя до детской комнаты, я вошла в неё, чтобы закрыть окно. Спальня была проветрена, в ней пахло свежестью и ванилью. Запах детей. Моих детей. Только вот у Коди он особенный. Он пахнет детской мятной пастой. Я уверена, когда он вырастит, то будет пахнуть перечной мятой, гелем для бритья, как и его отец.
В комнату падал свет фонарей с улицы, были слышны детские возгласы, радостные крики, взрослые голоса, смех, звон колокольчиков. И только в этот момент, только сейчас я поняла, как мне их не хватает. Нет, я рада, что Рождество они отмечают с папой, ведь я бы просто не смогла праздновать. Возможно, сейчас они ходят и поют песенки, а Эдвард и Ким стоят сзади них, обнимаются, смотрят с улыбкой на этих маленьких сорванцов.
В груди неприятно защипало от воспоминания этих имён. Эдвард и Ким. Пепельная длинноногая блондинка, стоящая рядом с моим мужем. Такую я её запомнила, когда увидела их вдвоём. Это было у друзей, когда я последний раз выбиралась куда-то из дома. Больше я не ходила ни на вечеринки, ни на дни рождения. Это было выше моих сил. Даже если я их видела издалека, я всё равно не могла вынести этого чувства предательства, что сковывало разум, заставляя умирать на глазах всей толпы знакомых мне людей.
Больше я не могла вынести этих ударов по моему сознанию, этих угнетающих мою душу мыслей, поэтому спустилась вниз, накинула на себя шаль и села на подоконник. Открыв форточку, я закурила тонкую сигарету. Аккуратно собрав волосы, я перевесила их на другую сторону от моего лица. Сигаретный дым клубился, рисуя причудливые узоры, которые развевались от дуновения ветерка, пробирающегося в небольшую щель.
Нежелательные мысли лезли сами по себе, и я отпустила их, дав им разрешение завладеть мной. Я больше не могла их прятать в глубинах моего сознания. Я больше не могла терпеть, как они назойливо просятся наружу.
Развод не занял долго времени, после Нового года мы уже были бывшими мужем и женой. Эдвард купил для нас дом в этом маленьком поселении, которое находилось за окраинами Нью-Йорка. Я не могла отказаться. Не потому, что не хотела, а потому что выхода другого не было. Он по-прежнему содержит нас, в моём кошельке его кредитная карта, и мне каждый раз хочется сломать её, наблюдать, как треснет тонкий пластик, но я не могу. У меня нет ни работы, ни связей, двое детей, которые привыкли к роскоши, у которых с детства всё самое лучшее. Я не могу обречь их на существование, к которому они не привыкли. Жить на зарплату секретарши втроём – я даже не представляю, как это…
А отдать детей ему я не хочу. Я не выживу без них, они – всё, что у меня осталось. И мне больно видеть, как они восхищаются другой женщиной. Коди всё время говорит, какая красивая Ким, а Эмили хочет быть такой же, как она. Они ждут встречи с ней, потому что она разрешает им то, чего не разрешаю я: есть много сладкого, смотреть телевизор больше часа без отдыха, ложиться спать после десяти вечера, не надевать шарф под куртку.
К тому же, у Ким нет детей, у неё не отвисшая грудь, у неё нет растяжек на полтела, она занимается спортом, ведёт здоровый образ жизни.
Эдварда очень раздражало, когда я начала курить. Это случилось за месяц до нашего развода. Мы поругались из-за этого, он поставил условия, чтобы я курила только на улице. И я выполняла его, потому что без затяжки я больше не представляла себя.
Я снова затянулась. Потом ещё раз. Интересно, как дела у Коди и Эмили? Наверное, они счастливы. Ведь два дня назад они отпраздновали день рождения. Естественно, в этот день они хотели пойти к Эдварду, у него наверняка веселее. Чем сидеть целый день дома с их чокнутой мамашей. Да, я сама понимала, что дети переживают, они хотят быть ближе ко мне, но в то же время отдаляются, с каждым днём всё дальше и дальше. Целый день они играют в куклы, смотрят мультики, играют во дворе, а я… сижу на этом чёртовом подоконнике, курю и мечтаю о том, что когда-нибудь моё сердце снова застучит нормально, а душа будет спокойна. Возможно, я смогу его забыть, может, влюблюсь, как когда-то в него.
Я в это не верила. Это был самообман. Я пыталась хоть как-то внушить себе, что смогу быть сильнее, увереннее, но у меня ничего не получалось. Хотя нужно всего лишь начать, сделать первый шаг и не отступать. Так я и пойду по этому пути, а пока… я просто сижу на обочине, кручу воспоминания в своей голове и курю очередную сигарету.
Из моих тяжёлых мыслей меня вывел звук мобильного телефона. Затянувшись в последний раз, я кинула окурок в щель и закрыла окно. Взяв мобильный и посмотрев на дисплей, я чуть не выронила его из рук. «Входящий звонок. Эдвард»
- Алло, - как можно уверенней проговорила я.
-Белла, привет. – Громкий баритон заставил моё сердце болезненно сжаться. – Мы с детьми хотели поздравить тебя с наступающим Рождеством, – с энтузиазмом закончил он.
- Спасибо, поцелуй их от меня и скажи, что я их очень люблю, – тихо и ровно проговорила я, мой голос не дрогнул.
- Хорошо, а где ты сейчас?
Я не знала, что сказать. Врать я никогда не умела, а если и получалось хорошо, то я сама верила в свою ложь, будто это было прописной правдой. Я попыталась и сейчас соврать, чтобы это казалось истиной.
- Я у друзей. – Наконец, дрожь появилась, а то я уже начала думать, что со мной что-то не так.
- Да, ну хорошо, мы составим тебе компанию. – В трубке послышался его голос, но он был настолько громким и реалистичным, что я вздрогнула. Обернувшись, я увидела, как Эдвард и дети входят в заднюю дверь, которая выходит во двор, с них сыпется снег, они несут какие-то сумки.
- Мамочка, мамочка, мамочка! – хором закричали Коди и Эмили. Они побежали ко мне, прямо в обуви. Я успела спрыгнуть с подоконника, и меня захватило в плен два объятия. Дети прижимались к моим ногам, их холодные куртки тёрлись о мою тёплую кожу. Я приобняла каждого за шею, наслаждаясь их близостью, чувствуя, что в каждом из них есть частичка меня.
- Мы принесли украшения, чтобы украсить дом. Ты же пойдёшь с нами? – спросила меня Эмили.
- Конечно. – В глазах защипало острее.
- А мне папа на день рождения подарил приставку, её завтра привезут сюда, установят, и я буду гонять по трассам Нью-Йорка. – Восторгу Коди не было придела.
- А мне папа купил огромный кукольный дом. Он так был похож на наш. Там много комнат, они очень большие, там есть гараж, а в нём розовая машина без крыши, - описывала Эмили свой подарок.
- А ещё мы ходили в Торговый центр, там был Санта Клаус, и я у него загадал желание, и он сказал, что оно сбудется, - проговорил сын, уткнувшись носов в мою ногу.
- И какое же желание ты загадал, милый? – спросила я, гладя ребёнка по маленькой головке.
- Чтобы вы с папой опять жили вместе!..
Эти слова выбили почву из-под ног. Голоса доносились откуда-то далеко, я находилась в прострации. Глаза застилала слёзная пелена, сердце больно колотилось о грудную клетку. Я больше не чувствовала объятий детей. Я стояла, и видела комнату, теперь освещённую, и в то же время не видела ничего.
- Белла, с тобой всё в порядке? – Эдвард дотронулся до моего предплечья. Его прикосновение обожгло меня, я поспешила отдёрнуть руку. Повернувшись в его сторону, я посмотрела глубоко в его глаза, пытаясь что-то найти там. И в то же время я не видела ничего.
- Иди, оденься, а мы подождём тебя на улице.
Я почувствовала, как ноги начали своё движение, как я поднималась по лестнице на второй этаж, держась за поручень. Как я ступила на ровный пол, открыла дверь в спальню, зажгла свет, подошла к шкафу. Я очнулась только тогда, когда увидела своё отражение в зеркале платяного шкафа. Всё также интуитивно, нежели осознано, я начала одеваться, выбирая вещи потеплее. Плотные колготки, толстый свитер, свободные джинсы.
Когда я спустилась, в доме никого не было. И если бы не свет, зажжённый не мной, я бы подумала, что мне всё показалось, приснилось…
Подойдя к двери, я начала натягивать тёплые угги. Никогда их не любила, они кажутся очень массивными и неаккуратными, но зато тёплые и практичные. Застегнув куртку, я отправилась на улицу.
Мороз щекотал кожу лица, слепил глаза. Предпраздничная суета оглушала. Дети заходили в каждый дом, просили конфеты, пели песенки. Некоторые танцевали, лепили снеговиков, играли в снежки. Взрослые же стояли рядом, шутили между собой, рассказывали интересные истории. Казалось бы, что народу много, но на самом деле на улице не больше пяти семей. Домов в округе было не так много, но никому не было скучно, никто не хотел пышных празднеств. Здесь было уютно и спокойно.
- Мам, смотри, мы расправили ёлку и на ней загорелись огоньки, - закричала Эмили, и я повернула голову влево, чтобы увидеть её. Она говорила про искусственную ёлку, видимо они купили её до приезда сюда.
- А мы будем лепить снеговика? – спросил Коди.
- Да, мы все будем, правда? – Эдвард подчеркнул слово «все». Он явно адресовал вопрос мне, но так и не взглянул на меня. Я сглотнула.
- У нас есть гирлянда, она очень большая и светится разными цветами. На картинке очень красиво. – Эмили жестикулировала руками, показывая свой восторг. Улыбка тронула моё лицо.
- Да? Ну, тогда пойдём её вешать? – игриво спросила я, а Эмили сразу подбежала ко мне. Схватив меня за руку, она дёрнулась в сторону, что я по инерции полетела за ней. Еле удержавшись на ногах, я начала семенить за своей маленькой пятилетней дочерью, не понимая, откуда в ней столько силы. «Она точно пошла в свою тётю. Элис всегда меня так таскала…» - промелькнула в моей голове мысль.
Достав гирлянду, мы начали украшать крыльцо, потихоньку, чтобы не оступиться и не упасть. К нам подошли мальчишки, начали помогать. Эдвард был выше меня на целую голову, он помог украсить фасад, поддержать меня, когда я украшала крышу.
Дети достали праздничные венки, которые мы повесили на двери. Потом мы начали лепить снеговика. Это было ещё то зрелище! Мы катали такие комки, которые впоследствии становились огромными. Вместе с Эдвардом мы толкали его всё дальше и дальше, пока он не остановился. Эмили и Коди придали правильную форму, как будто шар был искусственным, сделанным на заказ. Второй ком мы делали меньше, чтобы снеговик выглядел пропорциональным. Дети очень быстро устали, потому что снеговик – дело очень хлопотное, поэтому они тактично сказали нам, что больше не хотят заниматься этим делом. Коди предложил Эмили покатать её на санях, а зная страсть девочки к санкам, можно сразу догадаться, что она не откажется.
- Коди, не так быстро, она же упадёт! – крикнула я вдогонку, увидев, с какой скоростью бежит сын. Эмили еле удерживалась в санях, хватаясь за края, а этот гонщик только набирал скорость. К ним присоединились ещё несколько ребят, и они начали кататься наперегонки.
Я отвлеклась от дела, которым занималась. Продолжив катать этот ком, я не могла не заметить то напряжение, которое начало витать между мной и Эдвардом. Никто из нас не заговаривал, хотя каждый хотел начать. Холодный воздух уплотнялся, он стал представлять собой барьер, тонкую стену, грань, которую мне хотелось сломать, дверь, которую мне хотелось открыть. Но я не стала этого делать.
Слепив, наконец, снеговика, я посмотрела на наш окончательный труд. Но чего-то не хватало… Ах, да, сейчас это всего лишь три комка, поставленных вместе, похожие на силуэт человека. Не хватало аксессуаров.
Я только хотела развернуться, чтобы войти в дом и поискать что-нибудь, подходящее для одежды снеговику, как увидела руки, надевающие красный шарф на снежную фигуру. Посмотрев на обладателя этих рук, я увидела Эдварда. Первый раз за этот вечер я смотрела на него, не боковым зрением, не невидящим взглядом, а глазами, полными внимания. Его щёки и нос порозовели от мороза, он слегка щурил глаза. Я поспешила отвести взгляд и помочь ему в украшении.
Всё было готово. Я смотрела на дом со стороны и не могла налюбоваться. Всё было в праздничном стиле, овеяно радостью. Дом, который я всегда считала мрачным, несмотря на его цвет, белый, сегодня он казался по-настоящему светлым. Впервые за этот год я почувствовала себя целостной, я не заметила, как пропало щемящее чувство в груди, и я не хотела думать о том, когда оно ко мне вернётся. Сейчас было важно то, что я чувствовала семью, праздник, радость, предвкушение.
- Тебе тоже нравится, мамочка? – спросила меня Эмили. Я даже не заметила, как она подошла.
- Очень… - прошептала я, очарованная идиллией и уютом. Впервые в этот день мне казалось, что Рождество – это важный праздник, который следует отмечать.
- Ну что, пойдём в дом, ужинать? – предложил Эдвард, и под радостные возгласы наших детей мы вошли в обитель счастья.
Оказавшись внутри дома, я начала снимать с себя мешковатую одежду. Все мы раскраснелись от мороза, кожу обдало горячим воздухом помещения. И только тут я вспомнила:
- Я не готовила ничего праздничного… - пролепетала я, и уже было хотела начать оправдываться, как меня прервали.
- Ничего страшного, я предвидел это. Мы купили уже готовую еду, правда, это не так вкусно, как готовишь ты, но всё же лучше, чем ничего, - отчеканил Эдвард, а я стояла и смотрела на него, разинув рот.
Значит, он знал, что я здесь одна, без гостей, ничего не готовлю и не собираюсь отмечать? Что я сижу и страдаю который месяц, занимаюсь ничегонеделанием, а он, видите ли, добродетель. Меня жутко задело это. Вперемешку с радостью, зародилось ещё некое чувство. Обида.
- Идём мыть руки, быстро-быстро, - начал подгонять детей заботливый папаша. Что ж, не портить же всем настроение своим кислым выражением лица, лучше пойду, разогрею то, что они принесли.
Взяв оставшиеся сумки, я понесла их на кухню. В них лежали различные пироги, сладости, пудинг, суп в специальном контейнере, рыба, индейка. Всё это мы, конечно, не съедим, но попробовать ужасно хочется.
Я услышала топот маленьких ножек. Дети бежали по лестнице вниз. Стремительно забежав в кухню, они начали говорить хором:
- Мамочка, тебе помочь? – запыхавшись, проговорили дети.
- Нет, я сама справлюсь, - с улыбкой ответила я.
- Хорошо, тогда мы пойдём помогать папе. Повесим чулки и разожжём камин. – Коди повёл Эмили за руку в сторону гостиной.
Достав столовые приборы, я принялась раскладывать их на стол. Хм, давно я не накрывала на четырёх персон…
- Пахнет вкусно, - протянул Эдвард, заходя с детьми на кухню. Каждый сел на своё место, как мы садились, когда жили все вместе. Мы с Эдвардом, как родители, садились во главе, а дети по бокам.
Мы все расселись. Эдвард прочитал Рождественскую молитву. Никогда подобных не слышала. Казалось, она у него идёт от чистого сердца. Я слушала его, как околдованная, точно как в детстве слушала папу. Как только его речь закончилась, чары тоже оборвались, немного резко, вернув меня с небес на землю. Я рвано выдохнула, начала быстро моргать, возвращая каждую клеточку моего тела из нирваны. Душа моя пела, как и строки той молитвы…
Все принялись за еду. Она действительно была вкусной, но явно не домашняя. Возможно, если бы я знала, что буду встречать это Рождество, я бы что-нибудь приготовила. Хотя… зная себя, я бы просто не позволила ему прийти сюда, видимо, он тоже это знал.
Дети рассказывали, как провели уик-энд с папой, странно, что ни одного слова про Ким. Это не могло не радовать.
- Мамочка, а ты как провела выходные? – Эмили подняла на меня свои глаза, цвета малахита. Я бы и рада ответить, что сидела дома, если бы не Эдвард, который сверлил меня своим пронзающим взглядом в ожидании ответа.
- Я с друзьями встречалась, - ничего более умного я придумать не смогла. И я прекрасно знала, что ни дети, ни Эдвард не поверили в это, я всё равно сделала вид, будто говорю общеизвестную правду.
Мы сидели до позднего вечера, общаясь с детьми. То я с ними, то Эдвард. Но мы с ним не перекинулись даже парой фраз. Это к лучшему. Наверное…
Дети начали зевать, рассказывать свои истории менее активно. Конечно, они вымотались после столь активного дня, а вот я не чувствовала сон вообще. Последний год я ложилась спать под утро, изнуряя себя, чтобы провалиться в сон. Лёжа в постели просто так, я не смогу заснуть, царство Морфея не принимает меня, мозг начинает воспроизводить один и тот же момент, который терзает моё сознание на протяжении года.
- Дети, вам пора спать, – нараспев проговорила я.
- Пап, а ты почитаешь нам на ночь? – сонным голоском спросила Эмили.
- Конечно, мои хорошие, пойдёмте, я выберу сказку, а вы пока умоетесь, – спокойным голосом ответил Эдвард, вставая из-за стола.
Они ушли, а я осталась сидеть одна. На втором этаже послышался шелест воды, тихие голоса моих детей, размеренные шаги. Мне очень хотелось послушать сказку в исполнении Эдварда. У него красивый голос, интонация, тембр.
И я поняла, что опять попала. Попала в его сети, как маленькая рыбка. Сейчас он дочитает сказку, и я останусь одна, в этом жестоком мире, в котором находилась всего пару часов назад. Этот дом опять станет мрачным, дети снова отдалятся от меня, им просто не интересно сидеть рядом со мной, смотреть, как я молчу. Я опять замкнусь в себе, да мне и не с кем будет поговорить. Эдвард – мой собеседник, лучший друг, отец моих детей, муж… пусть бывший, но всё равно он остаётся им.
Потерев глаза, я встала и начала собирать посуду.
Управившись со всем этим, я принесла сигареты на кухню, села за стол и закурила одну. Дым окутал мои лёгкие, даря облегчение. Всё-таки, я стала зависимой от никотина, и его нехватка сильно сказывается на моём самочувствии.
- Не люблю, когда ты куришь, - донёсся до меня грубый голос Эдварда. Я развернулась к нему как раз тогда, когда делала очередную затяжку. Он хмыкнул, оторвался от дверного косяка и направился к столу. Присев рядом со мной, он изучал меня взглядом.
- Дети уснули? – надменно спросила я.
- Да.
- Можешь уходить, – просто сказала я, затягиваясь глубже. Это придаёт больше уверенности.
- Почему ты сказала, что с друзьями? – спросил он, заглядывая прямо в душу. Я растерялась. Глаза начали метаться по его лицу, от скул ко лбу, ото лба к носу, от носа к глазам, от глаз к губам. Я поднесла дрожащую руку с сигаретой ко рту, чтобы сделать очередную затяжку.
- Потому что я действительно была с друзьями, – не знаю, к чему я это сказала, ну уж если врать, так до конца. Наверное, он считает меня сумасшедшей.
- Да? Интересно узнать, кто они. – Он вопросительно вскинул свои красивые брови. Ты ждёшь от меня ответа? Хорошо, ты его получишь.
- Ты действительно хочешь узнать кто они? – слегка прикрикнув, спросила я. – Знакомься, это Боль и Одиночество, Одиночество и Боль, знакомьтесь, это мой бывший муж Эдвард, я вам о нём много рассказывала, – представляла я своих «подруг», указывая руками в воздухе. Этого он точно не ожидал.
- Тебя Ким, наверное, заждалась… - Голос дрогнул так, как не дрожал никогда. Я чуть не задохнулась, произнося это имя, разговаривая с Эдвардом.
- Мы с ней не живём уже больше месяца. Разве Коди и Эмили тебе не рассказывали? – Я сидела в ступоре. Да, я испытывала обиду, я даже ненавидела Эдварда в какой-то степени. Но почему я рада, узнав, что он один?
- От чего же? – спросила я из любопытства, пытаясь скрыть его. Надеюсь, он не рассмотрел огонька в моих глазах.
- Мы разные и не подходим друг другу.
- Да? И давно ты понял, что вы разные? – Сарказм читался в моём голосе. Я притворно улыбнулось, а притворно потому, что это был скорее оскал, чем добродушная улыбка.
- Как только понял, мы сразу же и расстались. Она не хотела детей, говорила, что у меня уже есть, и что ей не хотелось терять такую фигуру, какая у неё есть.
- А что ты, интересно, ожидал от неё? – вдруг вскипела я. – Ты думал, она рожать для тебя будет? Ага, в отличие от меня, у Ким есть голова на плечах. Ей не нужно девять месяцев мучений, когда есть такая курица, как я, бывшая жена её хахаля, которая нарожала ему детей. А зная твою любовь к контрацепции, она скоро прибежит к тебе с двумя полосками, - закончила я свою триаду.
- Я поражаюсь просто. – Эдвард смотрел на меня насмехающимся взглядом. Вся моя решительность отступила куда-то на задний план, уступая место той мелкой дрожи, к которой я уже успела привыкнуть. – Ты так сильно любишь своих детей, всем сердцем, и в то же время ты их ненавидишь!
- Да как ты смеешь такое говорить? – крикнула я на весь дом, вставая со стула. – Я носила их под сердцем девять месяцев, я не спала ночами, я не могла есть, я не знала, что такое сон, а ты мне сейчас говоришь, что я ненавижу их!
- Белла, ты сама на это пошла! Разве ты не знала, что у беременных токсикоз, а после родов их фигура меняется? Так зачем винить всех и вся, если ты сама приняла это решение? – Эдвард тоже вышел из себя. Он вскочил со стула, наши тела были совсем близко друг к другу, мы ощущали наше гневное дыхание, жар, исходивший от нас.
- Я родила, потому что не могла поступить иначе. Да я и не «против» была родить, ощущая поддержку с твоей стороны, которая в скором времени оказалась ложной! – выплюнула я, складывая руки на груди.
- Правда? Скажи-ка мне, пожалуйста, когда я не поддерживал тебя? Я всегда старался сделать твою и жизни детей лучше, старался больше времени проводить с вами. – Он начал настаивать на своём. И как только наглости хватает? А то я не помню, как одна сидела с больными Коди и Эмили!
- Да?! Только я этого не помню!
- А не помнишь, потому что я устраивал бизнес. Потому что я был на работе по двадцать часов, приходил домой и ложился спать. Тебя никогда не волновало то, насколько я сильно уставал. Сколько у меня было сделок, деловых встреч, как я «стелился» перед новыми клиентами. Ты всю жизнь думала только о себе! – Эдвард жестикулировал руками, описывая масштабы моей равнодушности. Я была в шоке. Это ещё и я виновата? – И всё же я старался выкроить время, чтобы побыть с тобой. Побыть с детьми. Я читал им сказки, смотрел с ними мультики, пусть этого было немного, но я всё равно старался. Я хотел уединения с тобой, а ты только и говорила, что «у меня болит голова», «мне плохо», «Эдвард, ты думаешь только о сексе!» - Он изображал мой голос, отчего он у него получался забавным, слегка писклявым. В другой бы ситуации я рассмеялась, но не сейчас, когда так напряжена. – Вот вспомни, когда у нас был нормальный секс?
- Он всегда у нас был нормальным! – начала отстаивать я. Это уже был край, я чувствовала, что закипела по-настоящему.
- Да? «Эдвард, давай быстрее, тебе завтра на работу»! «Эдвард, дети проснутся», и это несмотря на то, что комната был со звукоизоляцией. А на предложение сменить позицию ты всегда отвечала отказом. Если ты получала удовольствие от миссионерской позы, это не значит, что его получал и я!
- Не ври, мы делали «это» не только в миссионерской позе. Я уставала, а ты предлагал продолжения. А что я должна была сказать? «Я буду спать, а ты можешь использовать моё тело, как твоей душе угодно?» - Моему возмущению не было предела. В горле неожиданно пересохло, жутко захотелось пить.
- Ты хочешь сказать, что пятиминутный секс – это нормально? – спросил Эдвард, меняя интонацию. По-моему, он разговаривает со мной, как с дурочкой.
- Кто не успел, тот опоздал! – хитро подметила я. – Надеюсь, ты отжигал со своей Ким! – Имя этой девушки я выплюнула.
- О да, она мне не отказывала никогда. И, поверь мне, она не лежит, как бревно, которое я удовлетворяю!
Это был удар в самое больное место. Это как копьём в сердце. Каждое его слово – новый удар, новая боль. Казалось, от таких ран я должна умереть, но я мучаюсь, я чувствую, я осознаю.
Глаза мои опустились в пол, потом медленно закрылись. Я поднесла руку ко лбу, ощупывая его, помогая удержать голову. Кончиками пальцев я чувствовала, как дрожат мои веки, пытаясь удержать слёзы, которые так и просились наружу.
- Белла? Белла, что с тобой? Ты в порядке? Белла… - Эдвард тряс меня за плечи, помогая прийти в себя. Я, наконец, вздохнула. Этот вздох не принёс ничего, кроме боли. Как будто лёгкие были опоясаны колючей проволокой.
- Не прикасайся ко мне, - процедила я сквозь зубы. Пытаясь сделать свой голос грозным, я сделала только хуже. Это было похоже на жалкую мольбу, на большее я была не способна.
- Белла, я… - Эдвард хотел что-то сказать. Его попытка то ли оправдаться, то ли вернуть меня обратно в моё же тело, не привела ни к чему хорошему. Его голос, насквозь пропитанный жалостью, вызвал во мне отвращение и ненависть. Да, я ненавидела его. Всем сердцем.
- Ты уже достаточно сказал на этот вечер, - начала я спокойно. – А знаешь, что?.. – Развернувшись спиной к нему, я подошла к кухонной тумбе, затем облокотилась на неё, собирая все мысли в кучу. Но ненависть уже владела каждой клеточкой моего тела, в моей власти не осталось ничего, от прежней спокойной Беллы не осталось и следа.
Какая-то секунда, и я уже не контролирую свои поступки. Собрав всю свою ярость, я направила её на то, чтобы смести с тумбы то, что на ней лежало. Всё, что попалось мне под руку, упало на пол.
- Ты этого добивался, да? – переводя взгляд с кучи осколков на Эдварда, я сжимала руки в кулаки, чтобы не смахнуть ещё чего-нибудь. – Слушай, мне всегда было интересно, а сможешь ли ты причинить мне ещё больше боли? Это твоё хобби или обязанность? Да и вообще… что я сделала такого в своей жизни? – Слёзы уже катились из моих глаз, падая на пол, несколько капель всё же попадали на мои губы, отчего я чувствовала солоноватый вкус отчаяния. – Я больше не хочу тебя видеть. Ни сейчас, ни завтра, ни через две недели! Слышишь! Никогда! – Я кричала на весь дом, казалось, что голос уже вот-вот сядет, но я чувствовала, как энергия во мне только прибавляется. Сильное это чувство – ненависть…
Опустившись на пол, я плакала, выплёскивая всё то, что копилось во мне за все эти дни. Мне в какой-то момент начало казаться, что слёзы рано или поздно закончатся, но это «поздно» всё ещё не настало. И с каждым прожитым днём я всё больше убеждалась, что оно никогда и не настанет.
Я услышала, как тихонечко закрылась дверь. Он ушёл. Снова. Но в этот раз я сама этого хотела. У меня было такое состояние, в котором я не могла адекватно рассуждать, когда кажется, что все настроены против тебя. Я знала, что через два дня оно пройдёт. Я знала, что мы всё равно будем видеться. У нас же есть дети. Даже если я больше никогда его не увижу, моё сердце по-прежнему будет болеть, глаза раз за разом наполняться слезами, а в голове будет только одна мысль: «Я люблю его».

---

Часть вторая. Я хочу всё исправить.