Дыши. Свежий воздух едва коснулся его, когда он вышел из гробницы.
Странная пустота заполняла тело, вызывая безразличие ко всему окружающему. Он не мог чувствовать ни рук, ни ног, не мог видеть, не мог слышать. Какой-то туман окутывал разум, проникая в самую душу.
Звук его шагов безжизненно разносился в воздухе. Только одна мысль всецело занимала его разум.
Кэтрин не было в гробнице. Не было внутри. Она была свободна все это время. Она не волновалась. Не беспокоилась, а я…
Дэймон уловил слабый звук, еле слышный сквозь толщу тумана, и подумал, что воображение сыграло с ним злую шутку. Звук – будто разбилось стекло.
Он жадно вдыхал, но не ощущал воздух, что входил в легкие. Его глаза сосредоточенно смотрели на землю, но все, что он видел – ее лицо, смотрящее на него с яркой улыбкой, которая озаряла ее глаза, привнося знакомый огонек, что он так любил. Все, что он слышал – ее радостный смех, столь же тонкий, как звон колокольчиков. Она была повсюду, ее образ насмехался над ним.
Кэтрин…
А потом Дэймон услышал это снова. Треск бьющегося стекла. Мысли текли медленно, сумбурно. Ему снова послышался звук? Кэтрин хочет свести его с ума?
Его плечи медленно поникли. Разве не этим она занималась последние сто сорок пять лет?
Мучила безумным желанием освободить ее, пока сама совершенно свободно путешествовала по миру? Вдребезги разбила все, во что он верил, лишая хоть какой-нибудь цели в его бесконечной жизни?
Не так ли?
Треск повторился снова, и Дэймон внезапно осознал, что это не плод его воображения. Схватившись рукой за грудь, он мучительно задышал.
Это насколько же он отрешился от всего окружающего, что услышал, как его сердце – его собственное, несуществующее сердце – разбивается?
Дэймон закрыл глаза, но все равно, единственное, что он видел даже под закрытыми веками – ярко и кристально ясно – ее улыбающееся лицо. Оно было везде, преследуя его, издеваясь, причиняя боль.
Трещина, и еще одна, и еще – постепенно расползались по его сердцу.
Дэймон никогда не был тем, кто плачет; он всегда оставлял слезы Стефану. Но сейчас, если бы он был другим человеком, то упал бы на колени, задыхаясь от рыданий.
Но он не был никем другим – он – Дэймон Сальваторе, а Дэймон Сальваторе не плачет.
Поэтому он безропотно переносил боль, позволяя себе поддаться сковавшему туману, слушая, как его сердце разбивается на кусочки. Снова и снова.
Ее имя билось в мыслях, а треск повторялся все громче и громче.
Кэтрин… Кэтрин…
Внезапно, его окутало тепло. Дэймон слишком глубоко погрузился в себя, что даже не беспокоился и не интересовался, откуда взялось тепло. Оно просто было.
Затем он услышал голос, мягкий как бархат, шепот на шее «Мне жаль», и тепло возросло. Но он даже не поднял взгляда от земли. Туман слишком плотный, слишком ошеломляющее состояние, чтобы задумываться.
Тепло, что он ощущал, прижалось к нему сильнее, окутывая, как прежде туман.
И, чудесным образом, туман стал рассеиваться. Как будто тепло, окружающее Дэймона, отгоняло его.
Его глаза чуть открылись, пытаясь уловить это странное тепло.
А потом Дэймон увидел каштановые волосы, стройную фигуру, руки, надежно обхватившие его тело. Он узнал тепло.
Это была Елена. Милая Елена, так похожая на Кэтрин в некоторых отношениях, и все же невероятно другая. Она была полноценным человеком, приветливым, любящим, самоотверженным.
И она обнимала его, ее тело крепко прижималось к его, борясь за то, чтобы сделать его лучше. Она ничего не говорила, но им и не нужны были слова. Он понял.
Медленно, он почувствовал, как кусочки его разбитого сердца срастаются, один за другим. Он снова мог слышать, мог видеть. Мысли становились яснее, потому что туман быстро рассеивался, забирая с собой оцепенение, в котором он находился.
Руки Дэймона дернулись, освобождаясь от онемения. Медленно, осторожно он обнял Елену, стараясь по-своему показать, что он благодарен, и ему лучше.
Ее руки напряглись, и она прошептала «Ох, Дэймон». В голосе слышалось облегчение.
Она поняла. Так или иначе, это знание исцелило его лучше, чем что-либо другое.
И там, в ее объятиях, Дэймон понял, что опять может дышать. Он снова чувствовал себя живым и, чтобы отблагодарить Елену, он крепче обнял ее и прижался губами к ее. Последние трещины срослись от этого физического контакта. Простое прикосновение и ничего больше. Но для Дэймона оно значило намного больше любого глубоко поцелуя, что были до этого. Этим легким прикосновением он благодарил Елену, показывая свою признательность, сообщая, что он дает ей то, что, он думал, никогда никто не заслужит – его доверие.
Елена делала его лучше, заставляя кровь бежать по венам с новыми силами. Медленно, но уверенно, ее сияние затмевало сияние Кэтрин. Ее лицо потихоньку выходило на передний план в его сердце, стирая лицо Кэтрин.
Елена, Дэймон понял, непреклонно меняла его взгляд на мир. Она дала ему шанс, она исцелила его. И он навсегда останется у нее в долгу.
И когда ее губы в ответ легко коснулись его, Дэймон получил подтверждение того, что она отлично поняла то, что он попытался передать тем прикосновением. Он позволил ей расслабиться в его руках, легко удерживая ее, так же как она держала его секунду назад.
Никто бы не понял то, что они только что разделили, никто бы не понял всей глубины, на которой они связались. Их связь, точно сталь, такая, какую могут вообразить лишь немногие. Но Дэймон был уверен, что для нее это имело столь малое значение, как и для него.
Сейчас они оба понимали, что никогда не позволят друг другу упасть, и этого было достаточно.
Перевод: Эlиs
Редактура: FoxyFry
На заднем плане не маячил никакой Стефан. Его там не было и все! Все согласны?