Прошло 5 лет
Тишина. Она настолько ощутима, что я чувствовала ей кончиками пальцев, поверхностью кожи, и порой слышала её тихий, но отчетливый звон. Он появлялся, когда эта тишина разрывала свежий воздух, рвущийся из открытого окна. И когда лучи утреннего солнца падали на подоконник, соприкасаясь с кусочками разлетевшегося вдребезги шума. Правда, тогда звон был совсем другой, высокий и четкий, словно тысяча колокольчиков.
Я стояла у окна на кухне небольшой двухкомнатной квартиры на семнадцатом этаже. Кружка с обжигающе горячим кофе согревала пальцы, а аромат, поднимающийся от свежесваренного напитка, проникал внутрь тела, наполняя клеточки спокойствием и легкой тоской. Лучи солнца залили округу, запутавшись в листве деревьев, раскинувшихся в небольшом парке прямо под окнами нашего дома. До самого горизонта тянулась бесконечная гряда домов и офисных центров. Одни из них едва доходили до 5-го этажа, другие упирались макушками в самое небо. Было в этом разнообразии что-то манящее и в то же время тоскливое, пропитанное легкими нотками отчаяния и обреченности. Хотя, может это всего лишь мое восприятие рисует в разуме печальную картину.
Прошло уже пять лет с тех пор, как я живу в бесконечном ожидании чуда. Мысленно считаю часы, которые провела без него. Они гулко отдаются в груди, заглушая стук сердца, и порой кажется, что кислорода стало меньше, чем обычно. В голове все еще вертятся картинки того дня, когда Лекс взял на себя всю вину, оградив таким образом любимых людей от человека, способного на все, лишь бы выйти сухим из воды. Не дав ни единой зацепки следствию, он настаивал на том, что они с Майком работали одни, он подписал себе приговор, закончившийся для него восьмью годами лишения свободы. И как я ни старалась, как ни пыталась уговорить, убедить, что все будет хорошо, он отказывался меня слушать.
«Я не прощу себе, если вдруг что-то пойдет не так, и ты пострадаешь. Подумай о том, как я смогу жить дальше»
Его глаза в тот момент светились такой любовью и тоской, что даже сейчас, вспоминая этот серебристый взгляд, мне хочется схватиться за голову и закричать от отчаяния. Тихий звук вклинился в тишину и мои мысли, и прежде, чем я успела понять, что это телефон, пропустила два гудка.
- Слушаю, - голос прозвучал немного усталым, с легким хрипом, но я уже привыкла к этому новому звучанию. Иногда мне казалось, что звук моего собственного голоса стал похож на его голос.
- С добрым утром, радость моя, - послышался улыбающийся голос Роуз. Улыбающийся, потому что она вот уже пять лет не позволяет мне впадать в депрессию, а для этого ей и самой приходилось не терять надежды. – Как ты себя ощущаешь сегодня?
- Живая, - отозвалась я, улыбнувшись, и облокотившись о подоконник. Каждый день звонок примерно в одно и то же время, и каждый раз один и тот же вопрос. День начинается с выяснения моего состояния. Казалось, что скажи я «Роуз, все плохо, я хочу умереть», и подруга примчится меня реанимировать. – А как себя чувствует мой племянник?
- О, это примерзкое существо подняла меня ни свет, ни заря и заставило его выгуливать, - процедила Роуз, а я не смогла сдержать смешка, вспоминая золотистого ритривера, которого Эммет все же притащил в дом. Роуз сопротивлялась, как могла, но братец нашел способ шантажа, сказав, что если у них не будет пса, то будет ребенок. И вот теперь это мохнатое чудо стало частью семьи, Чарли называет его своим внуком, я племянником, а Розали, хоть и постоянно ворчит, но уже давно души не чает в этом чуде природы. – Ты сегодня работаешь?
- Выходная, - выдохнула я обреченно. В последнее время работа стала моим спасением от себя и собственных мыслей. После суда я твердо решила, что с этих пор обеспечивать себя буду сама. Я устроилась на работу, которую мне предложила Рене, сняла небольшую уютную квартирку не далеко от Канал-стрит, и попыталась скрыть в её стенах свою боль. Понимала, что будет сложно, но опорой мне стала Тош, которая теперь помогала мне не только со съемом квартиры, но и поддерживала тогда, когда Роуз не могла дозвониться. – Собирались с Тришей и Элис прогуляться по магазинам.
- Слава Богу, что сердечко прижилось, - задумчиво сказала Роуз, озвучивая мои собственные мысли. – Если я смогу расправиться в редакции быстрее обычного, присоединюсь к вам. А спиногрыза куда?
- Сегодня с ним нянчится Эсме, - ухмыльнулась я, и сделала пару глотком теплого кофе. Он успел слегка остыть за эту пару минут нашего с Розали разговора. На заднем плане послышались голоса, и Роуз на минуту отвлеклась, кому-то давай распоряжения. «Уже на работе», пронеслось у меня в голове.
- Так, ладно, пойду работать, а то без меня эти недоумки навертят такого, что ввек не разгребешь, - недовольно сказала Розали, после чего послышался шумный выдох, а мне на мгновении почудилось, что я почувствовала запах сигаретного дыма.
- Ты же бросила курить, - усмехнулась я, на что подруга ответила минутой молчания.
- А? Что? Тебя плохо слышно, Беллз.
- Все ты слышала, жулье, - рассмеялась я, слушая, как Розали изображает помехи на телефонной линии.
- Не понимаю, о чем ты. Пока, - пропела девушка, и, не дождавшись ехидного замечания с моей стороны, отключилась.
Я покачала головой, и положила трубку на стол, вновь отпивая кофе. Дверь из комнаты тихо скрипнула, и в коридоре послышалось сонное бормотание. Спустя пару секунд на пороге комнаты замаячила Триша. Спутанные длинные волосы, пижамные штаны и растянутая футболка. Её серые глаза и серьезный, задумчивый взгляд так сильно напоминали мне Лекса.
- Доброе утро, соня, – улыбнулась я, раскрывая объятия. Девочка пересекла комнату с закрытыми глазами, и уткнулась мне в плечо носом, глубоко втягивая воздух. Её волосы пахли мятой и лимоном, воскрешая в моей памяти болезненные воспоминания. – Как спалось?
- Нормально, - поморщилась Триша и приобняла меня одной рукой. – Но если бы я не спасала Америку в своем сне, было бы еще лучше.
- А я говорила, нечего на ночь экшены смотреть, - с умным видом отозвалась я. Триша усмехнулась и оторвалась от меня, опускаясь на стул. Видок у нее был тот еще, хотя девочка всегда была с утра изнеможенная, точно она вагоны разгружала. Девочка. Трише уже исполнилось двадцать, а для нас с Тош она до сих пор маленький ребенок, хоть и очень умный. Слишком умный.
- Какие у нас планы на сегодня? – поерзав на стуле, спросила Триша, и подобрала ноги под себя. Её детская наивность напоминала меня в прежние времена. Когда о будущем думать не хотелось, и жили только настоящим.
- Магазины, - отозвалась я, в победном жесте поднимая кружку с кофе. – А так как с нами едет Элис, магазины, магазины и еще раз магазины.
- Надеюсь, после этого похода мне не понадобится еще одно сердце?! – скептически отозвалась Триша, не обратив внимания на мой укоризненный взгляд. Я не любила шутить на эту тему, и мисс Брендон не упускала возможности меня позлить. А в конце своей бравады добавляла, что со мной безумно скучно. «Как только ты терпела Лекса. Черный юмор – его конек», вечно говорила Триша. Я понимала потребность девочки говорить о брате. Он не умер, не в коме. Он жив и относительно здоров, и как только его срок закончится, он обязательно вернется. Вот только у меня отсутствовала потребность в постоянных разговорах о Лексе. Я избегала всяческого упоминания о нем, потому что итак каждую секунду своей жизни думала о нем. Было слишком тяжело ничего о нем не знать, и говорить так, словно он ушел в магазин за хлебом. Лекс просил не приезжать к нему на место отбывания срока, и умудрился договориться с Эмметом о том, чтобы мне не сообщали адреса его колонии. Я писала письма, передавала их брату, а он возвращал мне письмо от Лекса, каждое из которых содержало примерно, то же самое: все будет хорошо, мы скоро увидимся. Я тебя люблю. Никаких подробностей про колонию, про работы, про обращение с заключенными. И эти три слова, которые каждый раз рвали мне душу на части.
Пока я готовила Трише утреннюю порцию завтрака, она прошмыгнула в ванную, пытаясь привести себя в порядок. По кухне разнесся запах тостов и свежеприготовленного чая. Думаю, именно на этот запах Тош вышла из сонного состояния и из своей комнаты. Как истинная китаянка, она ценила хороший сортовой чай.
- Господи, дай мне сил, - устало сказала женщина и практически упала на стул, на котором совсем недавно сидела Триша.
- С добрым утром, - улыбнулась я, прижимая к груди вторую по счету кружку кофе.
- Будь оно доброе, я не ощущала бы себя на свои сорок три года, - недовольно пробормотала Тош, и тяжело вздохнула, встав на ноги. Женщина потянулась за кружкой, как раз в то самое время, как в дверь разделся звонок. Неприятный, писклявый, от этого звука меня передернуло.
- Я открою, - прокричала Триша, и на сверхзвуковой скорости устремилась к двери.
- И откуда только у нее столько энергии по утрам? – нахмурилась Тош, протирая полотенцем свою кружку. Я улыбнулась, глядя на такие своеобразные манеры женщины, заменившей мне мать. Тош и впрямь напоминала мне маму. Своей выдержкой, спокойствием и силой воли. И еще невероятным терпением и добротой. Тош что-то сказала мне, пока я пребывала в своих мыслях, и двинулась в коридор. Задним числом я поняла, что она хотела проверить, почему притихла Триша, но окончательно пришла в себя, когда тишину в квартире пронзил стук оглушительного удара. Что-то разлетелось на несколько кусочков, и, вздрогнув от неожиданности, я направилась в коридор.
- Что у вас тут происходит? – только и успела выговорить я. С каждым сделанным шагом сердце начинало биться сильнее, точно попавшая в тиски птица, а я никак не могла понять, что происходит.
Удар, я оказываюсь в коридоре, где первый взгляд падает на Тришу. Я с волнением оглядываю девушку, пытаясь понять, не стало ли ей плохо. Но она выглядит как обычно, разве что слезинки застыли в глазах, и легкая улыбка играет на губах.
Удар, взгляд метнулся в противоположную сторону, останавливаясь на Тош, и упуская из виду еще один силуэт, расположившийся посредине комнаты. Женщина прижала руки к груди, точно успела их поранить, а лицо стало слишком бледное, точно из-за болевого шока. Под её ногами валялись осколки кружки, разлетевшейся вдребезги.
Удар, взгляд перемещается на незваного гостя и дыхание перехватывает. Время останавливается, стрелки настенных часов замедляются, и я практически чувствую это болезненно медленное течение секунд.
Удар, и судорожный вдох вырывается из тела, и словно в замедленной съемке я вижу, как Триша бросается в объятия мужчины. Он крепкое прижимает её к себе, что-то шепча на ухо, и поглаживает по спине. Так по-отцовски ласково.
Удар, который гулко отдается в висках, замедляя бег крови по венам, и вот уже Тош обнимает гостя. А я все никак не могу прийти в себя, не могу заставить себя снова начать дышать. Парень смотрит на меня, не отрываясь, и его серые глаза светятся любовью и тоской, совсем как при нашей последней встречи. Пять лет. Как давно это было, и как долго я ждала этого момента.
Удар. Все вокруг исчезает, сливается в одно единое пятно. Становится незначительным, неважным. Пропадают звуки и запахи, пропадают насыщенность и краски, и вместе с ними пропадаю я сама. Хочу что-то сказать, но в горле пересохло, и вместо звуков, слов, из легких вырывается тихий хрип, слышный только мне самой.
Удар. Лекс делает шаг вперед, и оказывается напротив, совсем рядом, такой реальный и туманный одновременно. Я всматриваюсь в его лицо. Трехдневная щетина и мелкие морщинки, залегающие в уголках глаз и на лбу. Обветренная кожа, запах дешевых сигарет от его куртки. И лишь глаза остались такими же яркими, печально прекрасными. Совсем как при первой нашей встречи. В глубине этого взгляда читалось тысяча чувств, и лишь одно слово «Прости». Прости, что все так получилось. Прости, что ворвался в твою жизнь, не спросив на это разрешения. Прости, что оставил тебя. Прости, что так долго ждала.
Удар. Рука тянется к его лицу, и кончиками пальцев я провожу по щеке, в надежде осознать, что все происходящее – реальность. Лекс прикрывает глаза, и тут же притягивает меня к себе, запуская руку в мои волосы. Он делает глубокий вдох, и чуть сильнее сжимает меня, а мне кажется, что это просто сон, насмешка моего разума. Я отрываюсь от парня, цепляясь пальцами за его куртку, и чувствую, как слезы стекают по щекам.
- Прошу, скажи, что это не сон, - едва слышно прошу я. Сердце выпрыгивает из груди, а сознание начинает сходить с ума. Голова кружится, но я держусь. Стараюсь держаться. Лекс улыбается мне, улыбается так, как не улыбался ни разу. И от этой улыбки мне хочется закричать, и упасть на колени. Хочется рыдать от радости.
- Не сон, - тихо говорит он, беря мое лицо в свои ладони. Его голос совсем не изменился, разве что приобрел более сильную хрипотцу. – Я – настоящий.
Его слова заставляют мир вновь вращаться. Время размораживается, вновь начинают громко тикать часы. Комната приобретает очертания, вновь появляются запахи и краски. Вновь слух улавливает звуки. Мы смотрим друг на друга, с застывшими в глазах слезами. И я дышу. Я снова дышу…

За редактирование главы спасибо Sirena