Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2733]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Одна на тату
Сейчас никого не удивишь тату. Вот и главный герой решает запечатлеть рисунок на своём теле, но помимо татуировки на теле, в салоне можно найти и свою судьбу.

Солнечная зайка
«Новолуние» с точки зрения Аро. Может, в конце концов, пожилой мужчина спокойно насладиться свободным временем?
Серебряный призёр конкурса мини-фиков "Сумерки. Перезагрузка"
Юмор.

Секрет
Три подруги: Белла, Элис и Розали, приехали на каникулы к родителям Беллы. Во время прогулки по лесу они встречают трех парней: Эдварда, Джаспера и Эммета. Они начинают общаться и дружной компанией весело проводить время, пока тайна, скрываемая новыми знакомыми девушек, не всплывает на поверхность их вроде бы тихой гавани.

У бурных чувств неистовый конец
Эдвард возвращается в Форкс для последнего прощания с Беллой.
Альтернатива Новолуния.

Прощай
«Прощай». Слово, когда-то слетевшее с моих дрожащих губ. Оно медленно убивало меня. Каждый раз, когда я мысленно прокручивала в голове нашу последнюю встречу, вспоминая его обезумевшие от моего решительного слова глаза, я умирала снова и снова.
Рождественский мини.

Эсме. Затмение
После возвращения домой, жизнь относительно наладилась и тучи над нашим домом расступились. И стоило только поверить в то, что всё будет хорошо, как появилась новая опасность для нашей семьи. И на этот раз нам не только придется выступить против неведомого врага, но и сотрудничать с нашими извечными недругами ради общей цели. Чем закончится такой альянс для обоих сторон?

Эсме. Сумерки
В мыслях промелькнуло лишь окутанное дымкой воспоминание: я держу на руках маленький, завернутый в голубое комочек... Накатила новая лавина боли, и сердце предательски сжалось. Его больше не было и я тоже должна уйти. Вслед за ним, вслед за Мэри и моими родителями, в манящую неизвестность. Возможно, там я найду ответы. Я бессмысленно улыбнулась и шагнула. Теперь мы будем вместе. Навсегда.

Затянувшийся отпуск
В результате авиакатастрофы шестнадцать пассажиров самолета и пять членов экипажа оказались на острове в Тихом океане. Большинство из них между собой не знакомы. История о том, как в экстремальных условиях абсолютно разные и не совместимые личности находят общий язык, враги становятся союзниками, меняются ценности, приоритеты и качества характеров.



А вы знаете?

... что можете оставить заявку ЗДЕСЬ, и у вашего фанфика появится Почтовый голубок, помогающий вам оповещать читателей о новых главах?


... что можете заказать комплект в профиль для себя или своего друга в ЭТОЙ теме?



Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Как часто Вы посещаете наш сайт?
1. Каждый день
2. По несколько раз за день
3. Я здесь живу
4. Три-пять раз в неделю
5. Один-два раза в неделю
6. Очень редко
Всего ответов: 10033
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 132
Гостей: 127
Пользователей: 5
Нэя, mashenka1985, Katrina_Adel, _Luca_, Alin@
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Мини-фанфики

Анатомия сердца

2024-3-19
21
0
0
Я вхожу в здание университета неспешным шагом. До первого занятия остаётся всего каких-то семь минут, но я никогда не была особо прилежной ученицей, приходящей заранее и подолгу сверяющейся с расписанием на доске. Нет, я не училась из-под палки ни в начальной школе, ни в старшей, и отдаю себе отчёт, что желание стать врачом требует отдачи более колоссальной, чем самопожертвований в любой другой отрасли и профессии, но я не вылетела с первого курса, и одно лишь это уже чего-то да стоит. Многие мои однокурсники оказались за бортом ещё тогда, сломались на первых же экзаменах, а я по-прежнему здесь, хожу по коридорам учебного заведения и настраиваюсь на первый учебный день на втором году обучения. Он не сулит мне ни новых впечатлений, ни знакомств с ровесниками, но рутина по-своему прекрасна. Буквально каждое мгновение наших жизней всё равно не может быть наполнено интересными приключениями и захватывающими дух эмоциями. Поистине яркие моменты, действительно оставляющие след в душе о себе и людях, невероятно редки, отчего и представляют особенную ценность, когда мы вспоминаем о них.

- Ты так и не надумала одолжить мне эту свою блузку хотя бы на день?

- Чёрт, Элис, напугала, - я вздрагиваю не столько от голоса подруги, сколько от того, как она дёргает ткань в вечном непонимании, когда же я наконец начну одеваться нормально, а не так, будто сразу после учёбы отправлюсь в клуб. Не вызывают нареканий лишь мои кофты, свитера и прочие вариации одежды поверх бюстгальтера, в то время как короткая длина юбок, едва прикрывающая края чулок, буквально выводит Элис из себя. Она живёт в твёрдой убеждённости, что это неприлично, а я считаю, что если не сейчас, то никогда, ведь тело не становится моложе, и потому значительную долю совместно проводимого времени дома, на учёбе и за проведением досуга мы тратим на споры, в которых нам ещё ни разу не удавалось прийти к какому бы то ни было компромиссу. Мы познакомились, став соседками по комнате в общежитии, и обычно приходим на занятия вместе, но вчера я провела на заключительной летней вечеринке гораздо больше времени, чем предполагала изначально, и Элис не удалось растолкать меня до своего ухода. Я еле-еле стащила себя с кровати уже после того, как за ней закрылась дверь, ведущая из нашей мини-гостиной в общий коридор.

- Так надумала или нет?

- Это обычная чёрная блузка с круглыми белыми вкраплениями. Что ты к ней так привязалась? Можно найти что-то наподобие в любом магазине.

- То есть твой ответ железно отрицательный? - Элис прислоняется к доске справа от меня со скрещёнными на груди руками и обиженным выражением лица, пока я, несмотря на своё довольно ровное отношение к учёбе без готовности просиживать за учебниками и тетрадями ночи напролёт, внимательно убеждаюсь в отстутствии изменений в сегодняшнем графике. Подруга вздыхает пару раз, но если таким образом она надеялась заполучить мою милость, то соответствующая театральность в данной ситуации ей нисколько не помогает.

- Я люблю тебя и дорожу тем, что ты есть в моей жизни, но мои вещи только мои. Не хочу, чтобы ты дулась на меня. С тобой это, правда, никак не связано, - тихо говорю я, думая о предстоящей через несколько минут анатомии. Из того, что мне доводилось слышать и читать о данной дисциплине, в самом начале нам предстоит учить термины на английском и латинском языках, умея при этом соотносить каждый термин с конкретным анатомическим образованием. Впоследствии объём информации будет лишь возрастать, а из-за востребованности каждого нового термина при изучении последующих тем уменьшить его никогда не удастся. И легче со временем точно не станет. Именно так действует принцип от простого к сложному. - Я закончила. Можем идти.

В аудитории царит оживление, которое может быть характерно только для тех случаев, когда в ней ещё нет того, кто непосредственно отвечает за то, чтобы вложить в наши головы хоть какие-то знания касаемо своей дисциплины. Мы с Элис, как обычно, поднимаемся почти на самый верх, и я обвожу класс быстрым взглядом прежде, чем склоняюсь над телефоном в намерении выключить звук. Мне, конечно, не стать отличницей, но я уважаю тех, кто тратит на нас своё время и пытается сделать из нас врачей, на которых в вопросах здоровья всегда смогут положиться обычные люди. Мы с Элис недолго перешёптываемся о том, каким может оказаться наш новый преподаватель, сосредоточенные друг на друге, когда вокруг вдруг воцаряется безусловная тишина словно по щелчку пальцев. Ещё даже не подняв головы, я понимаю, что это он, пришедший, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей. А потом... За минувший с момента поступления год мне ни разу не доводилось видеть ни одного преподавателя или приглашённого профессора или лектора, который бы выглядел подобным образом. И дело тут не в том, что лекции у нас вели лишь представители сильно взрослого поколения. Просто мне вообще не казалось возможным, чтобы руководство учреждения позволило кому-либо из преподавательского состава появиться на работе в джинсах, клетчатой рубашке с завёрнутыми рукавами и двумя расстёгнутыми сверху пуговицами в сочетании со спортивными ботинками. Но забудьте об этом. Всё вышеперечисленное мною не так уж и важно. Внешний вид меркнет на фоне лица, как у греческой скульптуры с самыми идеальными его пропорциями, и голоса, которым мужчина приветствует класс и представляется. По жизни мы все видим сотни и даже тысячи лиц, слышим немало голосов и позволяем другим услышать то, как звучит наша собственная речь, но не все черты лица и то, с какой тональностью, с каким настроением говорит человек, буквально врезаются нам в память, чтобы остаться там на веки вечные. Я поклялась себе, что забуду изумрудно-малахитовые глаза с вкраплениями приглушённого серого оттенка, бархатно-хриплый голос, взъерошенные руками волосы и тело, которому позавидует любой мужчина-модель с обложки журнала, но мысли о проведённых вместе ночах и пережитых ощущениях, словно предавших меня с тех пор, так и не дали двигаться дальше. Всего три ночи. Короткие, будто вспышка молнии или полёт падающей звезды, и быстро исчерпавшие свой лимит. Но, оглядываясь назад и так не прекратив вспоминать, я бы отдала многое на свете, чтобы их повторить.

Для меня он был просто Эдвардом. Просто парнем старше почти на семь лет. Двадцать пять против восемнадцати. И ни слова о фамилиях друг друга. Я никогда и не спрашивала о ней, и он в свою очередь тоже. Это не казалось принципиально важным. И я не думала о том, чтобы примерять её к своему имени и мысленно пробовать новое сочетание на вкус. Я лишь думала, что он живёт в Нью-Йорке, и, может быть, ещё и поэтому, стоя сегодня у доски с расписанием и увидев, как зовут преподавателя анатомии, я не провела ни единой аналогии между «моим» Эдвардом и Эдвардом Калленом, которого мне предстояло увидеть через считанное количество минут. В моей голове всё ограничилось лишь теплом при мысли о том, что когда-то я знала человека, носящего такое же немного старомодное имя, была той, с кем он проводит время и кого целует так, как будто завтра умрёт и уже не успеет познакомиться ни с одной другой девушкой, и благодаря его невольному посылу, оказавшись на распутье, сумела определиться, чему и кому хочу посвятить свою дальнейшую жизнь после школы. Я увлеклась сильнее, чем предполагала, ощутила готовность приложить усилия и настроилась на выплату образовательного кредита и после окончания обучения, но я не могла и подумать, что это один и тот же человек. Такое случается в кино, но не в реальности. Продолжая рассуждать подобным образом, я смещаюсь правее по сидению, чтобы быть максимально загороженной другими людьми. Чтобы Эдвард Каллен не увидел меня столь скоро. Или не увидел вообще до окончания этого трёхчасового занятия.

- Что ты делаешь? - непонимающе шепчет Элис, когда расстояние между нами увеличивается до такой степени, что в освободившемся пространстве легко поместятся двое, а то и трое человек. Она начинает перемещать свои вещи, брать их в левую руку, но я качаю головой, склонив её ниже и спрятавшись за длинными волосами:

- Нет. Сиди, пожалуйста, там. Я всё тебе объясню, но позже.

Тем временем из своего укрытия я вижу, как Эдвард Каллен, которому теперь двадцать семь, прислоняется к столу, сжимая край столешницы обеими руками так, что кожа на них в соответствии с моими воспоминаниями наверняка белеет, и громко говорит авторитарным тоном, сразу же дающим осознать требовательность, строгий характер и нежелание слушать возможные оправдания:

- Я сравнительно молод, и это мой первый год, но скажу сразу, что большинство здесь присутствующих с моим темпом вряд ли справятся. Рекомендую уже сейчас задуматься о том, как и где вы будете находить время на то, чтобы записываться ко мне на дополнительные консультации и на последующую сдачу отчётов. И дело даже не столько во мне, сколько в сложности самой дисциплины, которую вам предстоит освоить. Она потребует от вас особенного усердия и терпения.

Я думаю, что он говорит так, как, вероятно, и должен говорить тот, кто прошёл все существующие стадии обучения и получил докторскую степень в дополнение к магистерской. Благодаря этому, но, скорее всего, просто возрасту Эдвард возмужал... Стал ещё прекраснее, чем был. Даже на том расстоянии, что разделяет нас, от него исходит особенная аура. Это превосходство. Уверенность в себе. И знание, что именно в этой аудитории ему нет и не может быть равных. Нам всем двадцать лет. Максимум двадцать один. Мне исполнится именно столько через каких-то пару недель. И тогда своебразным достижением можно будет считать возможность пойти в магазин и без проблем на кассе оплатить выбранное вино. Пока же лично я ещё нигде не могу приобрести и употребить алкоголь на абсолютно легальной основе. Время от времени я довольствуюсь лишь дешёвым пивом на вечеринке в одной из соседних комнат.

Эдвард Каллен запускает презентацию с помощью проектора под потолком. Первые несколько слайдов мне удаётся поспевать за ходом лекции и конспектировать информацию с них в полном объёме и даже без сокращений, но ещё спустя некоторое количество времени моя сосредоточенность изменяет мне, и я перестаю осознавать, о чём конкретно идёт речь. Старания писать быстрее приводят лишь к усталости в руке, после чего изначально понятный рукописный текст превращается в нечто неразборчивое, что, вероятно, придётся выкинуть и переписать. Я просто растворяюсь в своих мыслях, никак не связанных с темой занятия, так что звонок, сигнализирующий о его окончании, застаёт меня буквально врасплох. Поверить не могу, что прошло уже три часа. Но пока все вокруг складывают свои учебные принадлежности в сумки или рюкзаки, я не спешу следовать примеру окружающих. Если это в принципе возможно, то из-за их постепенного ухода из кабинета я склоняюсь ещё ниже, чтобы дождаться, когда путь будет совершенно свободен. Свободен, разумеется, от Эдварда Каллена. Меньше всего мне нужно и хочется пересекаться с ним. Однако планы Элис не совпадают с моими, и, полностью собранная, она уже стоит в проходе между рядами, смотря на меня требовательно и с любопытством, которое требует скорейшего удовлетворения.

- Ты же не собираешься остаться здесь? Идём уже.

Мне приходится встать с чувством внутреннего поражения. Как я не тяну время со сборами, Эдвард Каллен по-прежнему в аудитории, занятый выключением техники, но отвлекается от неё, услышав наши шаги на лестнице. Он поднимает взгляд, думаю, собираясь проявить вежливость и попрощаться с задержавшимися студентами, но не произносит ни слова. Так наступает тот самый момент, которого я так боялась и всячески желала отсрочить его наступление. Я словно забываю, как дышать, когда Эдвард, едва встретившись со мной глазами, перемещает их к Элис. Всё происходит настолько стремительно, что мне не кажется, что он меня узнал. Может, это даже к лучшему. Если он забыл, и мой образ совершенно стёрся из его памяти. Я ведь чего-то подобного как и раз желала. Тогда, когда переживала, что будет. Возможно, это было зря. Но почему-то, покидая аудиторию, пока Элис чуть отстаёт, я чуть ли не хочу плакать. Это так глупо и тоскливо, что хочется вернуться в общежитие, залезть под одеяло и лежать там не один день, выбираясь, только чтобы поесть. Но я отгоняю эти мысли прочь ещё до того, как подруга нагоняет меня и останавливает в целом обдуманно-уверенным прикосновением к левому локтю, преграждая мне путь и не оставляя иного выбора, кроме как остановиться:

- Да что с тобой такое? То не желаешь вставать, то фактически бежишь. Может, объяснишь, что на тебя нашло?

- Я его знаю, - просто говорю я, немного запинаясь из-за сбившегося дыхания. - Знаю Эдварда Каллена. Точнее тогда я не знала его фамилию, но мы... мы... знакомы.

- Ну это же здорово. Мы сможем избежать реально плохих отметок, - замечает Элис, уже размечтавшись о том, как моё знакомство с преподавателем может сослужить ей хорошую службу, но я качаю головой и провожу рукой по волосам. - Нет? Почему нет?

- Мы знакомы, - уже с нажимом повторяю я, надеясь, что теперь-то всё станет понятнее. Подруга явно задумывается и думает, думает, пока, судя по изменившемуся взгляду, ставшему совершенно серьёзным и чуточку настороженным, не делает единственно правильный вывод.

- С каких пор? - лишь спрашивает она, привалившись спиной к стене, но глядя по-прежнему на меня. Я вздыхаю прежде, чем нахожу в себе смелость и ресурсы дать ответы на многие вопросы, а не только на тот, что был задан.

- Ещё до университета. Летом после школы. Я взяла год на раздумия, чем хочу заниматься, и путешествовала в течение пары месяцев до того, как вернулась в родной штат и нашла работу. И спустя этот год оказалась здесь. То, насколько страстно он отзывался о медицине... это заворожило меня раз и навсегда.

- Ты ни о чём из этого мне не рассказывала, - немного огорчённо отвечает Элис, - совсем ни о чём.

- Это нечто, о чём хочется забыть и в то же время поставить на повтор, чтобы наслаждаться моментом снова и снова, - нервно водя указательным пальцем по стене, признаюсь я. Тут Элис словно подбирается, становится чуть выше, и по моей спине проходит не то озноб, как иногда при температуре, не то просто дрожь. Эдвард Каллен проходит мимо нас в направлении лестницы почти в конце коридора со взглядом, явно намеренно прикованным к полу, чтобы не видеть меня. Я смотрю на широкую, обтянутую рубашкой спину, пока мужчина остаётся в зоне видимости, и готова биться головой о стену. Сомнений нет, подобно тому, как я отдала бы многое, чтобы повторить хотя бы одну ночь или день, Эдвард Каллен сделал бы то же самое, чтобы больше никогда меня не видеть. Или не видеть в качестве своей студентки.

- Надеюсь, однажды ты всё-таки расскажешь мне хоть что-то.

- Элис.

- Итак, давай подытожим, - не обращая внимания, как я словно хочу провалиться сквозь землю и исчезнуть, подруга реально сопоставляет все факты в одном предложении, - ты говоришь мне, что встретила нашего преподавателя где-то вдали от дома, между вами произошло нечто вроде курортного романа со всеми его составляющими, и таким образом, видя его обнажённым и при этом разговаривая о жизненном призвании, ты впервые задумалась о том, чтобы оказывать помощь людям?

- Не совсем так и уж точно не в тот момент, но в целом да. Наверное, да, - мне почти стыдно. Мне, которая никогда не краснела и в своё время рассталась с девственностью ещё до Эдварда Каллена, не превращая это в сильно важный якобы для любой девушки момент.

- Даже если бы ты сказала, что мысленно начала готовиться к вступительным экзаменам именно в тот момент, я бы всё равно не поверила. Никто в здравом уме не будет думать об учёбе, когда в той же самой постели находится кто-то настолько сексуальный и сводящий с ума.

- Прошу тебя, тише, Элис.

- Не волнуйся. Твой секрет о том, что ты делала и сделала бы с преподавателем анатомии снова, останется при мне, и я унесу эту тайну с собой в могилу, - заверяет меня Элис, но я лишь окончательно раздражаюсь, что сопровождается неконтролируемым повышением голоса:

- Да ничего я не хочу с ним делать. Это в прошлом.

- Ну да, ну да. Именно так лжецы и скрывают ложь.

Она обыденно, как ни в чём не бывало, отделяется от стены и повторяет путь, ранее пройденный Эдвардом Калленом. Я не сразу понимаю, что подразумевает подруга, и мне приходится ускорить шаг, чтобы поравняться с ней близ первой ступеньки.

- Что ты имеешь в виду?

- Гнев с оттенком праведности. Твой голос звучит именно так. Ты была бы счастлива, произойди между вами что-то вновь.

Между согласием и отрицанием я делаю выбор в пользу безопасного молчания. Мне не хочется ни сочувствия в первом случае, ни красноречивых взглядов, направленных на то, чтобы я сдалась и призналась, во втором, после чего мы придём всё к тому же сопереживанию и желанию подбодрить. Молчание кажется тем единственным вариантом, при котором мы больше не заговорим об этом, и я оказываюсь права, но через несколько занятий мне приходится впервые созерцать, как к другим отстающим от темы присоединяется первая девушка. До неё насчёт консультаций вне учебного процесса с Эдвардом Калленом договаривались лишь парни, которые согласовывали время и просто уходили, но она всё разговаривает и разговаривает с ним, периодически улыбаясь, и когда я прохожу мимо них двоих, он не кажется недовольным, что с ним пытаются флиртовать, нарушая все границы, какие только можно. Это происходит в самом конце сентября, после лекции, пропускаемой Элис из-за сильной простуды с чиханием, насморком и порой даже кашлем, но я забываю про то, что старалась держаться подальше от бактерий, и, вернувшись из университета, тут же вхожу в комнату подруги.

- Розали чуть ли не вешалась ему на шею, пока обсуждала дополнительные занятия для себя. Выглядело это глупо и противно, но он даже не стремился напомнить ей, где они находятся, и восстановить дистанцию. Ненавижу её. Как так можно, зная, что я их вижу? Ну ладно я, но в аудиторию мог зайти и кто-то из преподавателей, - Элис чихает раз за разом, и я устаю говорить ей соответствующие ситуации слова. После она размеренно подносит платок к носу, чтобы высморкаться, и, закончив, кивает головой, словно издеваясь надо мной.

- Так их видела только ты? - уточнение сиплым и болезненным голосом. С покрасневшим носом, окружённая со всех сторон одеялом и лекарствами на тумбочке, подруга выглядит хуже, чем когда-либо на моей памяти. От бодрости и энергии, к которым я привыкла, не осталось ни единого следа. Зрелище почти что жалкое.

- Нет, и все остальные тоже, просто я вышла последней. Я не понимаю, ты хочешь, чтобы у меня начался нервый тик? Прекрати уже кивать и скажи, что думаешь.

- Что тебе нужно поступить так же. С той лишь разницей, что Розали, наверное, реально столкнулась с трудностями в усвоении информации, а ты просто сымитируй. Ухудши успеваемость. Продолжай учиться и запоминать, но пусть после проверки отчётов Эдвард Каллен решит, что тебе нужна помощь, и предложит её тебе.

- Твоя затянувшаяся простуда явно отразилась и на твоих мыслительных способностях. Я не хочу получать плохие оценки, - от хрипов в голосе Элис мне становится физически не по себе. Но морщусь я не от простудных явлений, которые случаются с каждым, в том числе и со мной, а от предложения, не находящего в моей души ни грамма отклика. Мы будто говорим на разных языках. Я ведь просто делюсь новостями и своей точкой зрения касаемо их, и больше ничего.

- О. Ну тогда извини. Я просто подумала, что ты ревнуешь, и несколько не самых хорошо выполненных домашних заданий стоят того, чтобы остаться с нашим преподавателем наедине.

- Сейчас ты просто невыносима, - не справившись с эмоциями, говорю я и встаю со стула так резко, что он упирается в стену, - даже больше, чем обычно. Я сделаю тебе чай. Точнее два. И прослежу, чтобы ты выпила их один за другим.

Я уверяю себя, что никто в состоянии умственной и физической дееспособности не прибегает к сознательно-продуманной порче своих же собственных оценок, руководствуясь неуместными личными мотивами. Но за исключением редких случаев Эдвард Каллен продолжает избегать смотреть на меня, и, пожалуй, именно его пренебрежение становится основным влияющим фактором. Конечно, я не разрушаю впечатление о себе за одно мгновение и даже спустя несколько недель не даю меньше сорока процентов правильных ответов, но и эта работа получает оценку выше удовлетворительной, хотя по принятой в университете шкале уже не должна была быть так оценена. Возвращая мне скреплённые листы, Эдвард позволяет своему взгляду встретиться с моим, но я чувствую себя уже слишком далеко зашедшей, чтобы просто прекратить. Судя по немного укоряющему взгляду Элис в день следующей промежуточной проверки знаний, подруга вряд ли думала, что меня настолько занесёт, но когда после лекции все оставляют свои выполненные тесты, я не сдаю Эдварду Каллену совсем ничего. Будучи занятым стиранием с доски сделанных мелом надписей, он не видит, что я просто вышла в коридор, из-за чего отложенная расплата настигает меня лишь через несколько дней. Когда я предсказуемо не получаю несуществующей работы обратно на руки, вместо этого слыша слова, которые тут же вызывают перешёптывания вокруг меня:

- Мисс Свон, зайдите ко мне в кабинет в пять часов. Если меня не будет, то подождите, пока я не приду.

- Ну, по крайней мере, теперь я знаю, что ты умеешь стоять на своём, и он тоже об этом осведомлён, - говорит Элис, незадолго до назначенного времени провожая меня до нужной двери, около которой висит табличка с именем Эдварда Каллена. Я не нервничаю, строя догадки, что он может мне сказать, а скорее предвкушаю этот момент, что бы там ни было. Вероятно, мои эмоции глупые и странные, но я не стремлюсь к тому, чтобы особо анализировать их.

- Спасибо за поддержку, но знаешь, ты лучше иди. Я подожду одна.

- Ты уверена?

- Да, безусловно.

Элис обнимает меня перед тем, как покидает крыло здания, предназначенное для преподавательского состава, и вскоре стук её туфель становится недоступным для моего слуха. Я поправляю трикотажное платье, одёргиваю его вниз, а потом концентрируюсь на стене прямо перед собой и, сосредоточившись на произвольной точке, возвращаюсь из подобия транса, только когда шаги справа разрушают стерильную тишину. В руках у Эдварда Каллена звенит связка ключей, но рабочего кейса при нём уже нет. Впервые за всё это время мужчина смотрит на меня почти так же, как и в момент знакомства, но спустя мгновение невидимая нить обрывается, и после открытия двери Каллен пропускает меня войти первой. Невольный осмотр из личных вещей выявляет лишь тот самый кейс и высокий бокал для чая. Всё могло измениться больше одного раза, но тогда Эдвард предпочитал обычный чёрный чай всем современным разновидностям кофе.

Каллен садится за стол, водружает на него свои скрещенные в кистях руки и, игнорируя то, что я стою здесь, как провинившаяся школьница, словно вонзает в меня колючий и жёсткий взгляд, сопровождая его отрезвляющими словами:

- Я не задержу тебя надолго. Это просто способ поговорить начистоту и без свидетелей. Я понимаю, что ты делаешь, и знаю, ты поняла, что в свою очередь делаю я. Ты умная и способная. Не глупи, Белла, - он произносит моё имя тем же тоном, что и в то лето. Заинтересованным и расслабленным. Но, словно осознав свой промах или оплошность, называйте, как хотите, возвращается к тону резко-грубому и поучительному. - Нам было хорошо, но это закончилось. Давай не будем портить жизнь друг другу из-за каких-то глупых воспоминаний о чём-то несерьёзном.

- Глупых воспоминаний?

- Да, глупых. Бессмысленных. Несущественных, - Эдвард Каллен не только повторяет, но и поясняет. Тот человек, которым он был прежде, каким я его знала, никогда не выглядел и не изъяснялся столь строго. Передо мной будто его двойник, но лишь в том, что касается внешности. Хотя разве похоже, что я могла успеть действительно узнать человека за три дня и ночи, если большую часть этого времени мы провели в постели?

- Ты... вы... не вспоминаете?

- Нет. И тебе не стоит.

- Не переживайте. Я и не делаю этого.

Но это ложь. Я разворачиваюсь и выхожу из кабинета, осознавая, что обманываю в том числе и себя. Знать бы наперёд, что светлые, хорошие чувства, хранящиеся в памяти, будут приправлены нежеланной горечью через уродливые слова, мне бы никогда не захотелось воспользоваться советом Элис и сделать всё то, что я сделала. Действия и фразы ощущаются тяжёлой ношей, но благодаря ей я бросаю свои наивно-глупые игры, а Эдвард Каллен отчего-то перестаёт делать вид, что меня нет сейчас и не было тогда. Мне кажется, это может быть связано с тем, что я подчинилась ему, но я не посвящаю соответствующим размышлениям вечера напролёт. Отдавая всю себя учёбе, перед каникулами я вижу его в последний раз, но тогда я ещё не знаю об этом. Когда они заканчиваются, и после рождественских и новогодних праздников я возвращаюсь в Стэнфорд из Форкса, и мы с Элис приходим на анатомию, Эдвард Каллен так и не появляется. Вместо него одновременно со звонком в аудиторию входит совершенно незнакомый мужчина явно старше пятидесяти лет. Я не собираюсь запоминать имя преподавателя, искренне полагая, что это временная замена, но я ошибаюсь.

Эдвард Каллен пропадает из моей жизни так же внезапно и быстро, как и вошёл в неё вновь в начале первого полугодия. У меня уходит не одна неделя, чтобы перестать осматриваться, будучи в коридорах, и отодвинуть на задний план мысли о том, что между нами только-только начало формироваться что-то настоящее и прекрасное. Конечно, не буквально и не на словах, но посредством случайных прикосновений, долгих взглядов и аккуратно выведенной красным высшей оценки. Поэтому разговор двух преподавателей, выходящих из учительской, который мне приходится услышать спустя время, расставляющий всё по своим местам, буквально выбивает почву у меня из-под ног. Я распознаю, как мужчина и женщина говорят о внезапном увольнении совсем недолго проработавшего коллеги, и понимаю, что это о нём. После Элис, стоит мне едва поделиться своими умозаключениями по приходу в комнату в тот вечер, признаётся в собственной осведомлённости ещё с начала семестра. Подруга объясняет всё нежеланием расстраивать меня неподтверждёнными слухами, но для этого уже слишком поздно. Я не иду с ней в кино, хоть вскоре и отпускаю обиду.

Впоследствии всё моё внимание сосредоточивается на учёбе и вращается вокруг неё, как никогда прежде. Как только в скором времени к академической подготовке присоединяется практическая, связанная в том числе и с поездками в больницы в рамках клинической ротации на протяжении всего остающегося срока обучения, само собой получается так, что информацию из первых рук я воспринимаю в высшей степени ответственно и скрупулёзно. Уход за пациентами с точки зрения лучшего лечения, навыки межличностного общения, знание этических принципов, правильное взаимодействие с учётом человеческой психологии, выработка умения слушать больного и при этом сохранять терпение. По мере приближения к получению степени бакалавра клиническая ротация происходит всё чаще, и на заключительном четвёртом курсе я окончательно убеждаюсь в том, что если кто-то страдает бессонницей уже в юном возрасте, то этому человеку точно нужно связать свою жизнь с медициной. Тогда он будет засыпать, едва голова коснётся подушки, и, может быть, даже с включённым светом, сидя над каким-нибудь учебником, энциклопедией или тетрадкой. Зачастую именно в такие моменты на шаткой границе между сном и явью, когда нельзя сказать однозначно, что одержит верх, меня и захлёстывают воспоминания о давно ушедших днях. О том, кто покинул, хоть никогда ничего и не обещал, и сделал больно, но остаётся моим самым счастливым жизненным этапом. Каждый раз я погружаюсь в них без всякого сопротивления, и как бы часто это не происходило, они всегда преобразуют сгущающуюся внутри меня тьму в дивный и яркий свет, который после я могу даровать другим.

Я сижу, привалившись к большому валуну, и готовлюсь созерцать закат во всём его буйстве красок и великолепии. На границе между водоёмом и небом уже зарождаются красивые цвета, предвестники того, как солнце скроется из виду, уступая место ночи и луне. Жёлтые, оранжевые, ярко-розовые и бордовые оттенки все вместе выглядят так, будто небосвод горит. До отъезда ещё четыре дня, но я уже точно знаю, что буду скучать по камню за своей спиной, по солёной воде, покрывающей лодыжки, морскому прибою с его успокаивающими рассудок звуками и неповторимому пейзажу во главе с дневным светилом, поглощаемым горизонтом. Я заподозрила себя в грядущем возникновении тоски, ещё когда только отправилась по городам и странам через пару недель после окончания школы. Родители схватились за голову, когда осознали, что я действительно собираюсь пропустить один год между старшими классами и университетом или колледжем, но так и не смогли меня переубедить. На моей стороне были накопленные деньги, жажда путешествий, твёрдый план, расписанный по датам, многократно взвешенное решение, и забронированные номера в приемлемых для проживания гостиницах. Мадрид, Лондон, Париж, Рим, Берлин, Прага, Стокгольм, Лиссабон, Амстердам, и Монако на десерт.

Именно в столице одноимённого карликового города-государства я и выбрала провести заключительный этап своей познавательной поездки перед возвращением в реальный мир. Мне хотелось очиститься, понять, чем заниматься дальше, и хотя основная цель по-прежнему не достигнута, я наполнена впечатлениями и эмоциями и никогда не пожалею, что спустила создаваемые годами сбережения на столь обширный тур по Европе. Она оказалась такой же захватывающей дух и поражающей даже самое смелое воображение, как я себе и представляла. Это относится и к стране роскошных казино, дорогих яхт и спортивных автомобилей. Я вижу десятки феррари каждый день, и если бы у меня была подобная машина, Монако было бы последней страной на свете, где мне захотелось бы похвастаться своим автомобилем. Знаменитостей я ещё пока не встречала, но и не особо к этому стремлюсь. Наверняка мы с ними всё равно отдыхаем в разных местах. Если мои финансовые возможности распространяются лишь на пляж, недорогие заведения общественного питания и парки с музеями, то у богатых совершенно точно другие предпочтения среди вариантов проведения досуга. Мишленовские рестораны, ярмарки тщеславия в виде светских мероприятий, шопинг в модных магазинах, посещение казино. Но для меня в любом случае нет ничего ценнее вечера в тихом и безлюдном месте, особенно учитывая то, сколько времени я потратила на то, чтобы его отыскать и убедиться, что толпы туристов никогда не захаживают столь далеко от зоны для купания, огороженной барьерной сеткой от медуз. Микроскопическая галька, перемешанная с привозным песком, здесь кажется чище, чем там, где она вся исхожена вдоль и поперёк тысячами ног, но только я с новой силой проникаюсь собственным уединением, как оттуда, откуда я пришла, к кромке воды приближается статный и рослый мужчина. Он не замечает меня в наступающих сумерках, и я тоже не различаю его лица. Но темнота недостаточно тёмная, чтобы скрыть от меня ту последовательность, с которой он скидывает с себя совершенно чужеродную в данных обстоятельствах одежду. Рубашка, ботинки и брюки выделяются пятном на фоне песка, тогда как мужчина стремительно входит в воду и по прошествии короткого времени абсолютно сливается с ней. Мне больше не видно ни головы над поверхностью воды, ни рук, мелькающих в воздухе, и я выпрямляюсь в полный рост, позабыв про наслаждение природой и сопутствующими ей звуками, и преодолеваю расстояние до оставленных на берегу вещей. Из кармана брюк выглядывает край телефона, но, реально оценивая вероятность установления пароля, я прихожу к выводу, что в случае исчезновения мужчины мне вряд ли удастся связаться с кем-то из его родственников посредством изучения списка контактов. Вновь брошенный вглубь моря взгляд не даёт никаких результатов. Дикая паника начинает волнами пробегаться по телу и усиливается до дрожи, когда голос из-за спины поднимает мельчайшие волоски на моей коже:

- Если ты воровка, то бери телефон, и я скажу тебе код, но сначала подай, пожалуйста, рубашку.

- Будь я ею, и учитывая то, сколько полицейских приходится в этом городке на душу населения, и то, что как минимум девяносто процентов территории оснащено камерами наблюдения, я бы уже давно попалась при попытке очередного ограбления и находилась в тюремных застенках.

Я поворачиваюсь лицом к собеседнику и честно стараюсь не пялиться, смотреть преимущественно в его глаза, но проигрываю эту битву, которая не успела толком и начаться. Будучи мокрыми, его волосы являются тёмными, делая невозможным понять то, каков их реальный цвет, и вода с них стекает в направлении шеи и груди, где и так поблёскивают десятки капель, напоминающих росу. У незнакомца подтянутый живот, достаточно натренированные руки и ноги, и, особо не скрываясь, в конечном итоге я позволяю себе взглянуть туда, где дорожка волос исчезает за кромкой выгодно подчёркивающих и без того атлетическую фигуру чёрных боксеров с классической посадкой. Мужчина ухмыляется мне, но исключительно по-доброму и понимающе. Наверняка я не первая и не последняя, кто реагирует на него подобным образом и пытается здраво оценить свои шансы затащить его в постель. Думаю, что он, вероятно, привык, оттего и выглядит столь спокойно и невозмутимо. Я затрудняюсь сказать, сколько ему лет, но вряд ли больше двадцати пяти.

- Твоя правда, не воровка, - я продолжаю смотреть на него, не способная оторвать глаз, когда бросаю ему рубашку, и он неожиданно отвечает взаимностью, скользя взглядом по моему телу, спутанным за целый день волосам, лёгкому летнему платью чёрного оттенка и босым ногам, в то время как мои сандалии находятся в правой руке. Я не хочу, чтобы он одевался, и в разочарованных чувствах наблюдаю за тем, как мужчина застёгивает пуговицы тонкими длинными пальцами. Ткань прилипает к его торсу, подчёркивая очертания, но это более не кажется достаточным, на что я реагирую импульсивно-странным образом, а именно называю своё имя. Мне не нравится придуманное обращение.

- Белла. Меня зовут Белла.

- Не кинешь ли ты мне ещё и брюки, Белла? Или отойди подальше, если боишься, и я возьму их сам.

Я не боюсь, но подбираю штаны, и он надёжно ловит их после моего броска. Если не считать ступней, то вскоре спрятанным от моего взгляда оказывается всё тело, и это напоминает мне о том, что я просто волновалась из-за возможного утопленника и вероятности иметь дело со следственными органами, что испортило бы мне последние дни нирваны. Но он жив и вполне себе здоров, так что я вполне могу вернуться к исполнению своих планов без всяких волнений и мук совести.

- Ну, мне уже пора. Было приятно познакомиться и при этом не обворовать тебя.

- То, что ты назвала мне своё имя, не считается за знакомство до тех пор, пока я тоже не представлюсь. Так что я Эдвард. Вот теперь мы знакомы, и, может быть, ты поможешь мне тут сориентироваться и возьмёшь меня с собой туда, куда направляешься?

Я думаю над его вопросом совсем недолго. Поправив сумочку на правом плече левой рукой и стоя около мужских ботинок, я вновь удивляюсь тому, что мужчина появился здесь как будто сразу после какой-то конференции, и любопытство во мне так и требует его удовлетворить.

- Я иду ужинать. Пока не знаю, куда именно, но точно не в пафосное место, где можно встретить кого-то известного.

- Я и не ищу подобных встреч. Думаю, что подобные заведения ни тебе, ни мне всё равно не по карману.

Я не оскорбляюсь, потому что он попадает, что называется, в яблочко. У меня нет возможности спускать пару-тройку сотен евро за авторские блюда и десерты, приготовленные именитыми шеф-поваром и кондитером, имён которых я всё равно не знаю. И глазеть на медийных персон, также желающих просто насладиться ужином, не слишком вежливо и корректно. Может быть, я и хочу увидеть Леонардо ДиКаприо, но не настолько сильно, чтобы фактически заглядывать ему в рот, пока он ест.

- Тогда пойдём.

Мы покидаем пляж Ларвотто, больше ничего друг другу не сказав, но когда я замечаю, что, в отличие от меня, мой спутник так и не надел обувь, то останавливаюсь и говорю ему о негласном правиле, существующем в Монако:

- Лучше бы тебе обуться.

- У меня от них уже устали ноги.

- Это, наверное, не моё дело, но, если что, штраф тебе гарантирован. Здесь запрещено разгуливать босиком. Исключением являются лишь пляж и яхты.

- Ты серьёзно?

- Вполне.

Эдвард смотрит на меня чуть ли не с надеждой, что всё это просто шутка, и я вот-вот признаюсь в ней. Но я не обладаю особым чувством юмора, никогда не обладала, а даже если бы он и был частью моего характера, то сейчас я бы всё равно не шутила. Только не в том, что касается реальных вещей. Мужчина почти чертыхается, обуваясь без ложки, и, отвернувшись, мне приходится подавлять смех, кусая губу. Меня ловят на этом, но вроде бы не обижаются.

- Сколько ты уже здесь?

- Три дня. Осталось ещё четыре.

- Видела уже всё, что хотела?

- Не совсем. Я не очень люблю музеи, но хотела бы посетить Океанографический музей и ещё побывать в Японском саду.

- А на Дворцовой площади ты уже была?

- Да.

Я привожу Эдварда к небольшому ресторанчику вдали от туристических маршрутов, но на ожидание свободного столика всё равно уходит некоторое время. Пока мы ждём, с ткани мужской одежды окончательно исчезают видимые мокрые пятна, а я осознаю, что тёмные после воздействия воды волосы на самом деле сложного оттенка, который трудно описать одним словом, и решаю именовать его бронзой. С глазами всё ощущается значительно проще. Глубокую насыщенную зелень изумруда и малахита, не яркую, но красивую, дополняют редкие вкрапления приглушённого серого цвета, и мне не требуется много думать, чтобы знать, что я никогда не видела столь выразительных глаз. Моё внимание наверняка становится запредельным и нарушающим все границы внутреннего личного пространства, но Эдвард никуда не уходит, а если и питает ко мне подобный интерес, то ни в коей мере этого не выдаёт. Уже за ужином в окружении симпатичного интерьера и вида на море из огромных окон наши редкие реплики всё так же касаются лишь обыденных вещей вроде достопримечательностей и фактов о городе, в котором мы оба находимся.

- Ты смогла бы жить на постоянной основе в городке площадью всего две тысячи квадратных километров с населением тридцать восемь тысяч человек? Это даже меньше, чем территория, занимаемая Центральным парком в Нью-Йорке.

Я поддерживаю беседу между роллами и суши, но не говорю о себе больше необходимого и не упоминаю, что живу в провинциальном городке в условиях почти постоянного дождя и хмурой, пасмурной погоды, в то время как в Монако солнце светит триста дней в году.

- Да, наверное, бы смогла.

Эдвард кивает и берёт следующий барбаджан. Небольшие пирожки, фаршированные швейцарским мангольдом и рикоттой, обжаренные во фритюре, которые стоит попробовать каждому туристу, я ела ещё в свой первый день и нисколько не удивилась, услышав рекомендацию по поводу них и сегодня, но заказывать уже не стала.

- Скорее всего, тебе вряд ли будет интересно гулять по тем же улицам и местам, где ты уже была и фотографировала их, но, может быть, мы встретимся завтра, и ты немного сопроводишь меня?

Он спрашивает меня, когда нам приносят счёт. Я достаю свои двадцать шесть евро, и Эдвард добавляет к ним восемнадцать в соответствии со стоимостью того, что ел он. Мои расходы превысили его из-за клубничного саварена, но кекс был потрясающий, мягкий и вкусный, поэтому это стоило того.

- Что, если мы договоримся, где и во сколько встретимся?

- И ты... придёшь?

- Я подумаю, - мы выходим из заведения на улицу и обходим несколько прохожих прежде, чем начинаем идти бок о бок, пока вокруг зажигаются первые огни ночного города. - Мой отель недалеко от железнодорожного вокзала, а твой?

- Ты говоришь о том здании на бульваре? - Эдвард проводит рукой по волосам, глядя на меня чуть исподлобья. Я замечаю, что он слегка хромает, вероятно, из-за ботинок, и моё восемнадцатилетнее любопытство чуть не одерживает верх, но я вновь беру его под контроль.

- Да, а что?

- Да ничего, кроме того, что мы остановились в одном и том же месте, и, видимо, я могу тебя проводить, а завтра нам обоим будет достаточно спуститься в фойе. Что ты об этом думаешь?

Я думаю много всего. Прежде всего мне нравится лёгкость, возникшая в общении между нами буквально с первых секунд. Тот факт, что мужчине, кажется, хочется проводить со мной время, несмотря на очевидную разницу в возрасте, также не оставляет меня равнодушной. Кроме того, от него исходит приятное тепло, не связанное с температурой нагретого солнцем воздуха, и я чувствую что-то новое и необычное. Что-то такое, чего никогда не ощущала с Джейком. Мы встречались не сильно долго, но и не мало, но при этом в его присутствии и в его объятиях, и даже когда он целовал меня, через моё тело так ни разу и не прошли словно искры, о которых упоминается почти в каждой романтической книге. Я совершила следующий шаг больше от желания понять, отчего все вокруг так озабочены сексом и либо занимаются им, либо не могут перестать говорить о нём, но и спустя несколько раз так и не поняла, что же такого значительного должна была испытать. И лишь теперь, идя по улочкам Монако с человеком, который для меня никто, я, возможно, приближаюсь к осознанию того, что несколько месяцев назад просто выбрала не того.

- Мне кажется, либо мы спустимся к завтраку одновременно, либо я буду внизу в половине одиннадцатого. Это то время, во сколько я выхожу все дни, - говорю я, убирая волосы от глаз при порыве ветра со стороны моря. Он раскачивает пальмы и теребит зонтики на уличных верандах и нижнюю часть моего платья.

- Это неплохое решение. Я согласен.

Только я собираюсь сказать что-то в ответ, как из сумки до меня доносится мелодия звонка. Родители взяли с меня твёрдое обещание, что я буду отвечать им на все звонки, и, меньше всего желая тревожить их ещё больше в дополнение ко всему, я клятвенно заверила родных, что всё именно так и будет. Наш с Эдвардом отель уже виднеется за поворотом, когда мне поступает вызов из дома, и я разрываюсь между мужчиной и необходимостью ответить, но, скрепя сердце, всё же выбираю второе:

- Ты извини, но мне придётся уйти. Это важный звонок. Я не могу его проигнорировать. Мы уже почти пришли, поэтому ты не переживай. И спасибо тебе за этот вечер.

Столь внезапная неотъемлемость прощания приводит меня к неоднозначным чувствам. С одной стороны, впоследствии мне не придётся скрывать собственное нежелание, чтобы этот вечер заканчивался, но с другой, мамин звонок лишает меня возможности узнать хотя бы то, на каком этаже находится номер Эдварда. Спустя несколько часов после расставания с ним я лежу без сна в одноместной кровати и думаю о том, живёт ли он ниже или выше меня и чем занимается прямо сейчас. Уже спит? Сидит перед телевизором? Зависает в интернете? Или, быть может, читает? Я прочитала парочку книг за свою поездку, но этим вечером мои мысли невероятно далеки от того, чтобы начать что-то новое. Я представляю, что было бы, будь Эдвард здесь, и чувствуй он нечто, приближенное к тому, что испытываю я. Его возможные прикосновения, лишённые всякой сдержанности, его поцелуи, глубокие и заставляющие желать ещё и ещё, и дико-нежное соитие, наполненное словами, а не молчанием, как это было с Джейком. Он едва меня касался и никогда даже не пытался говорить со мной, в то время как я мечтала и жаждала, чтобы мой парень хотя бы раз сказал о том, что я его завожу, что ему хорошо со мной, что он постоянно думает о нас вдвоём и вот сегодня хочет быть грубым, а ещё попробовать меня на вкус. Но Джейку больше нравилась мысль о том, чтобы почувствовать мои губы на своём члене. Так и не получив этого от меня, однажды он обнаружил, что более чем совместим в этом плане с девушкой, живущей по соседству. Я знала её и подозревала, что она была бы рада оказаться на моём месте хотя бы так, но, узнав всё из честного разговора с Джейком, я не расстроилась ни в малейшей степени. Лишь почувствовала благодарность, что он не стал врать. Я не любила его. Было бы глупо переживать по поводу того, кто нравился мне недостаточно сильно. Но для Эдварда... для Эдварда я бы, вероятно, сделала всё, о чём бы он ни попросил. На следующий день из-за этой мысли мне почти неловко смотреть в его глаза при встрече в холле в назначенное время. Почти, но не совсем.

- Привет.

- Привет, Белла. Как спалось?

- Хорошо, - чуть не заикаясь, говорю я. Сегодня Эдвард выглядит более подходяще для пляжной атмосферы и солнечной погоды. На нём тонкие бежевые брюки и подходящая им по тону свободная майка с короткими рукавами. Вчерашние чёрные ботинки заменили светлые, и благодаря всем изменениям он уже не производит столь формального впечатления, как это было накануне. - Думала встретить тебя на завтраке, но...

- Мне долго не удавалось уснуть, и я поел лишь недавно и уже не стал подниматься наверх. Всё самое ценное у меня всё равно было при себе.

- Это просто первая ночь на новом месте. У меня тоже такое было.

Я вспоминаю, как в свой первый день в Монако допоздна гуляла поблизости от отеля и всё никак не торопилась внутрь, а потом ещё долго сидела на широком подоконнике в номере и смотрела на редких прохожих, задержавшихся на улице дольше меня. Мало кто ест мороженое, на ночь глядя, но тот рожок, что я приобрела тогда перед тем, как всё-таки отправиться к себе, и наслаждалась им вместе с видами из окна, показался мне самым вкусным в моей жизни.

- Да, вероятно, ты права...

- Так куда ты бы хотел пойти?

- Может быть, начнём со Старого города и заодно посетим Океанографический музей? Или я подожду тебя снаружи, если ты хочешь побывать там одна.

- Нет, я совсем не возражаю против компании.

Я не уточняю, что всё дело конкретно в его компании. Мне не хочется рисковать смутить Эдварда или вообще выдать себя, чтобы он вдруг ушёл, осознав, что ему более неуютно находиться рядом со мной. Я знаю, есть что-то ненормальное в том, когда ты столь резко привязываешься к человеку, к общению с ним и совместно проводимому времени. Держать это при себе определённо является хорошей идеей.

Придя на Дворцовую площадь, мы оказываемся свидетелями появления на ней почётного караула в полном обмундировании. Даже мне, равнодушной к мужчинам в форме, зрелище их марша кажется довольно гипнотическим и приковывающим всё внимание к себе. Когда всё заканчивается, прочие туристы вокруг расходятся далеко не сразу, но я не сильно люблю находиться в толпе, поэтому отхожу чуть в сторону, пока Эдвард делает ещё несколько фотографий на свой телефон. После мы покупаем билеты в музей, где располагается обширная экспозиция судов и субмарин, а также выставка морских рыб и млекопитающих. Огромные аквариумы демонстрируют флору и фауну, количество разновидностей которых просто нереально сосчитать, и в какой-то момент я устаю не только позировать для фотографий, но и делать снимки окружающей обстановки.

- Ты совсем замедлилась. А впереди ещё немало аквариумов. Пойдём.

- Я, правда, больше не могу. И я хочу есть. Здесь недалеко есть бургерная.

- Хочешь уйти? - спрашивает Эдвард, отворачиваясь от рифа, располагающегося внутри аквариума. Около конструкции плавают рыбы, но от множества увиденных за сегодня расцветок и видов у меня уже сложности с восприятием отличий. Я не думала, что музей потребует настолько много времени и, что самое главное, сил.

- Да, но ты можешь остаться. Я пока схожу в розарий неподалёку.

- Нет, я с тобой.

- Ну ладно, - я пожимаю плечами так, как будто это невеликое дело, то, что этот мужчина по какой-то причине словно не желает быть тут без меня. На самом же деле всё внутри меня трепещет, и в нервном состоянии я даю продавцу сразу тридцать евро вместо пятнадцати, но осознаю это не раньше, чем мне дают два бургера, за которые я случайно заплатила.

Эдвард прячется от зноя в тени исполинского кактуса. В целом в Монако не так уж и много зелёных скверов и рекреационных зон, где можно спрятаться, если тепло начинает казаться слишком изнуряющим. В путеводителе написано, что это вроде как надо ценить, даже если вы не большой любитель подобной растительности.

- Вот, держи. Я заплатила вдвое больше, даже не заметив, и теперь у меня два бургера.

Я протягиваю пакет с булкой, но Эдвард замечает это далеко не сразу. Мне кажется, он смотрит на мои колени, хотя на нём солнечные очки, поэтому его взгляд на самом деле может быть направлен куда угодно. Наконец он совершенно однозначно концентрируется на моём лице, и при этом Эдвард лезет в задний карман брюк, извлекая кошелёк. Мужчина на полном серьёзе достаёт деньги. Те самые пятнадцать евро. И говорит, что не может позволить себе не заплатить. Я отказываюсь снова и снова, несмотря на то, что деньги на дороге не валяются. Просто если бы я хотела их, то, наверное, так бы и сказала. Но Эдвард стоит на своём, и, отчаявшись, я запихиваю пакет между колючими ответвлениями кактуса и ухожу, куда глаза глядят. К вечеру это приводит меня в один из баров, и хотя я знаю, что пить на голодный желудок не лучшая идея, заказываю целую кружку пенного напитка. Её только-только ставят на стойку передо мной, как знакомый бархатный голос вмешивается в моё уединение в хорошем смысле слова:

- Ты знаешь, что если верить заверениям владельцев пивоварен, то пиво в Монако производят из редких сортов хмеля, импортируемых из Чехии и Эльзаса?

- Что ты тут делаешь?

Эдвард прислоняется к стойке правым боком и, водружая на неё руку, располагает её столь близко к моей ладони, словно хочет коснуться. Я хочу, чтобы это свершилось, но вынуждена быть кем-то вроде зрителя или стороннего наблюдателя. От меня не особо что зависит. По крайней мере, не сейчас.

- Обдумываю, как мне загладить вину. Мы не особо друг друга знаем, чтобы я мог делать стопроцентно верные выводы насчёт тебя, но ты, кажется, расстроилась из-за того, что было ранее. Позволишь мне в качестве извинения оплатить твоё пиво? И это, и следующие, если таковые будут?

- Ты следил за мной? - не удовлетворившись сказанным, спрашиваю я. Бармен подходит к нам с вопросом, что принести, адресованным Эдварду, но он качает головой, и тот возвращается к вытиранию посуды для различных напитков на другой стороне бара. В музыкальных колонках одна фоновая композиция сменяется следующей одновременно с тем, как Эдвард делает шаг ближе ко мне и ненавязчиво проводит указательным пальцем по своду моей ладони, обхватывающей ручку кружки.

- А ты думала, что я спокойно пойду своей дорогой, не зная, куда направилась ты? - я чуть отворачиваю голову в сторону, потому что голос становится столь вкрадчивым и обольстительным, что его звучание, незнакомые нотки в дыхании и ощущение кожи Эдварда, пусть и такое незначительное... всё это вместе заставляет меня желать его невероятно сильно. Больше, чем я представляла ночью. Во много раз. Сохранение хоть какой-то концентрации на разговоре требует значительных усилий, и я не без труда прорываюсь через дымку возросшего по сравнению с моментом знакомства влечения.

- Это имело бы смысл, - мой голос напоминает голос Эдварда. Перешедший на шёпот, он такой, будто мы уже занимались сексом и теперь очень хотим пить. - Ведь мы едва знакомы, и ты мог бы потратить время на более продуктивные и интересные вещи, к числу которых слежка точно не относится.

- А если я не следил, а присматривал и вообще не мог долго уснуть не из-за первой ночи на новом месте, а потому, что думал о тебе и никак не мог прекратить?

Я аккуратно высвобождаю свою руку, чтобы выпить пиво. Это происходит почти залпом, за несколько стремительных глотков, которые оказываются немного горькими на вкус, но я всё равно продолжаю с тем же темпом. После я поднимаюсь и жестом руки привлекаю внимание бармена. Он подходит так же быстро, как и в два прошлых раза.

- Что-нибудь ещё?

- Нет, спасибо. С вами расплатится он.

- И что теперь?

После закрытия счёта мы вновь остаёмся наедине, и теперь я уже не размышляю о том, правда ли Эдвард смотрит туда, куда я думаю. Пусть и недолгий, но взгляд, брошенный на мою блузку, а точнее на грудь, был уж слишком очевиден и красноречив. Это окончательно придаёт мне храбрости высказать свои мысли и желания вслух.

- Пойдём отсюда.

- И куда?

- Куда хочешь. Можем к тебе. Мне всё равно.

Он больше ничего не спрашивает. Лишь берёт меня руку и ведёт за собой. Полноценное прикосновение ощущается совсем уверенным. От него исходит надёжность. Спустя некоторое время от волнения, которого я не испытывала даже в свой первый раз, у меня начинает потеть левая ладонь, та самая, которая зажата в правой мужской руке, но Эдвард лишь молча чуть усиливает хватку и никак не комментирует мою реакцию, которую наверняка чувствует. Словно на подобный разговор кто-то наложил право вето, но всё меняется, когда мы оказываемся в номере, который принадлежит не мне. Эдвард прижимает меня к своей двери, едва она захлопывается за нами, прижимает к себе так, что я ощущаю то, как он твёрд, физическое доказательство того, как обоюдна и взаимна наша нужда друг в друге, и, учитывая всё это, его вопрос вроде как глуп и не имеет особого смысла. Но я напоминаю себе, что с мужчинами всё проще и понятнее. Женщинам не надо делать что-то, чтобы убедиться, что они возбуждены. Это либо чувствуется, либо этого просто нет. И потому после недолгих размышлений мне становится приятно от того, что Эдвард спросил.

- Ты точно хочешь?

Я не отвечаю. Точнее отвечаю, но не словами. Мы целуемся так, как если бы были источниками воды в пустыне. Жадно. Глубоко. Ненасытно. Что-то просто пытается выбраться наружу. Что-то, над чем разум не в состоянии одержать верх. Наверное, внутренний инстинкт. Природа, с которой не поспоришь. Чьё-то сердце бьётся у меня в груди, но не в груди, а в горле. Может быть, оно и вовсе не моё. Потому что Эдвард словно является продолжением меня, и я не могу отличить себя от него. Его руки, которые ещё секунду назад были в моих волосах или касались лица, так стремительно перемещаются вниз, что я едва понимаю, как он помогает мне обхватить его ногами. Я больше не уверена, что могу дышать. Когда Эдвард чуть отстраняется, его дыхание вторит моему, но я всё равно едва сдерживаю себя от того, чтобы вновь почувствовать его нежные на вкус, но настойчивые в своих действиях губы.

- Скажи, как... как ты себе это представляешь, - шёпот после секундного или минутного замешательства. Одурманивающий, низкий, едва различимый. Хотя, может быть, прошёл уже час. Я не знаю. Я ничего теперь не знаю, кроме своих желаний и фантазий.

- Прямо тут. И грубо.

Всего несколько слов, и всё сводится к последовательности необходимых действий. Он успевает толкнуться в меня прямо через одежду, но уже в следующий миг, слегка подрагивая, мои руки расправляются с молнией, пуговицей и толкают брюки вниз вместе с боксерами. Настолько низко, насколько мне удаётся дотянуться из своего положения. Эдвард удерживает меня своим телом и правой рукой, сжимающей заднюю часть моей шеи с необходимой мне жестокостью, тогда как его левая рука пробирается туда, где потребность в нём сильнее всего, и, нисколько не колеблясь, стягивает мои трусики прочь. И вот он уже внутри. Сразу после того, как его губы возвращаются к моим, а наши лбы почти соприкасаются. И тут же принимается двигается. Не ждёт, не даёт мне привыкнуть к своему размеру и самому факту единения, и мне это нравится. Не только способность спросить, как бы мне хотелось, или сказать что-то особенное, но и дальнейшее понимание без слов. И в итоге всё именно так, как я и воображала себе после прочтения многочисленных книг. Уверенная сила. Необузданный темп. Демонстрируемые реакции. Выражение экстаза на мужском лице. Капли пота, выступающие на нём. Окончательная потеря контроля. Напряжение. Пульс, возрастающий, кажется, до небес. И наконец взрыв. Кульминация. Растворение двух людей друг в друге. Неспособность отпустить. Я обхватываю мужскую талию руками, пока Эдвард дрожит внутри и вокруг меня, тем самым продлевая и моё удовольствие. Его глаза крепко закрыты. Я вижу это, даже несмотря на то, что теперь его лоб совсем основательно прижат к аналогичной части моего лица, и вопреки тому объёму темноты, что сгрудилась вокруг нас из-за наступивших сумерек. Дневного света, остающегося за единственным в номере окном, уже не хватает, чтобы поступать в коридор в достаточном количестве.

Эдвард поднимает веки ещё по истечении некоторого времени. К этому моменту наши дыхания фактически возвращаются к нормальному состоянию, и я не уверена, что будет дальше. Теперь, когда единственная причина моего пребывания здесь по сути исчерпала себя, и нам некуда идти гулять, да и вряд ли возвращение к былому вообще возможно, он... он может захотеть, чтобы я ушла. Но в глазах, пристально взирающих в мои, возникает безмолвный вопрос, который не имеет ничего общего с желанием выставить меня за порог. Я киваю, и мужчина относит меня в свою кровать, где я оказываюсь между ним и стеной. Матрац в незаправленной постели кажется мягче моего. Но, может быть, это лишь от того, что я слегка устала. Потому что наши одноместные номера совершенно одинаковые. Кровать, тумбочка, лампа на ней, небольшой стол со стулом перед окном во всю стену, ванная комната у входной двери. Без трусиков под юбкой мне самую малость неуютно, но в остальном мы одеты, и я могу сосредоточиться на каких-то вещах, которые в пылу эмоций и страсти не вызвали желания незамедлительно всё обдумать.

- Почему ты спросил, предохраняюсь ли я?

- Потому что у меня не было намерений с кем-то... ну, проводить с кем-то ночи, пока я здесь. И я не готовился к этому, если ты понимаешь, о чём я. Я не такой парень, - объясняет он, с некоторой робостью прикасаясь ко мне на границе между юбкой и блузкой. Там виднеется кусочек кожи, и, чувствуя оголённый участок, я не могу не ощущать и то, как откровенно, не таясь, до моей спины дотрагиваются кончики пальцев левой руки.

- А какой ты парень? - я думаю, что тоже вполне могу расслабиться и позволить себе делать с ним всё, что хочу, и потому начинаю расстёгивать первые пуговицы на рубашке в её нижней части. Они поддаются легко и беззаботно, и мне странным образом уютно. Я ощущаю правильность в том, где и с кем нахожусь и чем с ним занимаюсь.

- Парень, который полетел в Европу сразу после окончания практики и пришёл на пляж, едва закинув вещи в номер. Я знаю, ты подумала, что я выгляжу странно, - мужская рука пробирается вверх по моей спине, и я придвигаюсь ближе ради большей близости и большего контакта. Мне остаётся лишь пара пуговиц, но я едва не отвлекаюсь и не теряю осознание, как вытащить их из петель, когда Эдвард перемещает руку к моей груди и задевает её сбоку.

- Я действительно так подумала, - нет смысла этого скрывать, если он и так догадался. Почему-то с ним мне не хочется увиливать или что-то отрицать. Я могла бы обвинить в этом то, какой у него пристальный взгляд, подобно рентгену вытаскивающий всё то, что скрыто, но вряд ли это является причиной. Просто он кажется... хорошим, а к хорошим людям хочется относиться так, как они того заслуживают.

- Об этом я и говорю. Ты... ты не носишь лифчик? - в комнате словно становится тише, едва Эдвард заговаривает о своём открытии. На его месте я бы тоже не проигнорировала такие вещи. Скажем, если бы на нём не оказалось боксеров, наверное, мне захотелось бы узнать подробности. Это необычная тема для беседы, но я не смущаюсь и говорю всё, как есть. Ничего сложного, когда воспринимаешь собственное тело адекватно, при этом не стремясь перекроить его за деньги ради спорных канонов красоты.

- Ношу, но не всегда. Она небольшая. Ну... моя грудь. А что за практика? - наверняка со стороны нас можно принять за сумасшедших. Не каждому придёт в голову одновременно обсуждать гардероб, части тела и обучение. Тем не менее, среди всего этого моему взгляду предстают мужская грудь с незначительной порослью волос и невероятно подтянутый живот, как у какого-нибудь профессионального спортсмена, проводящего на тренировках годы и даже десятилетия.

- Я учусь на врача, но смогу и преподавать, если захочу. После получения докторской степени через два года.

- А ты хочешь?

- Я пока ещё не определился.

Эдвард возвращает руку на мою спину, будто не совсем определился и по поводу меня, но я дотрагиваюсь до его груди без всяких сомнений. Тёплая кожа лишена каких-либо изъянов, а упругие мышцы напоминают бюст скульптуры.

- И сколько тебе тогда будет?

- Двадцать семь. А что?

- Да ничего. Просто я думала о том, сколько тебе сейчас, и получается, что думала правильно. Тебе ведь двадцать пять, да? Знаешь, мне кажется, что в таком возрасте уже проще определиться. Не то что в восемнадцать.

- Но ты ведь куда-то поступила, да? - я чуть не отвожу взгляд из-за заданного вопроса. Мне не было хреново от мысли пропустить год, чтобы всё тщательно обдумать, когда я отстаивала себя в спорах с родителями, но в глазах этого мужчины, уже приносящего людям реальную пользу, мне становится фактически стыдно, что со мной всё совсем не так.

- Нет. Я не знаю, чего хочу, и взяла время на размышления. Один год.

- Ну, это не критично. И в твои восемнадцать уже есть одна вещь, в которой ты невероятна.

- Это ты невероятный.

Я вновь хочу его поцеловать, но он опережает меня. Инстинктивно я оказываюсь сверху, и мой разум затуманивается повторно. Его, тело и душу охватывают наваждение и потребность сразу же, как Эдвард садится со мной в своих объятиях и впервые припадает губами к моей шее. Мне становится как-то пусто и будто холодно в ответ на его небольшое отстранение, но оно не длится долго. Только до тех пор, пока я не киваю спустя секунду после вопросительно звучащей фразы.

- Позволь мне снять с тебя одежду.

Он не медлит, получая согласие. Разве что действует с томительной нежностью, и его последующий взгляд такой, как будто ему в свои двадцать пять лет никогда не доводилось видеть кого-то сексуальнее, чем я.

- Ты такая красивая, - Эдвард очерчивает мои ключицы своим спокойным, неторопливым прикосновением. Оно ласковое, но ощущается и провоцирующим. Пальцы замирают в выемке у шеи, едва уловимо поглаживая кожу. Лучи гаснущего солнца на мгновение подчёркивают необычный цвет мужских волос, и я уверенно-нежно сжимаю их там, где кончики немного закручиваются ниже затылка. Просто быть с кем-то вот так... просто касаться... нет, не с кем-то, а с Эдвардом... я представляла, но и не представляла, что можно действительно ощущать себя столь свободно и раскованно с человеком, которого едва знаешь. - Я не могу оторвать от тебя глаз. И хочу прикоснуться к твоей груди.

- Я тоже хочу, чтобы ты к ней прикоснулся.

Секунду спустя мою левую грудь уже обхватывает широкая ладонь, и та идеально помещается в неё. Соски затвердевают от осознания того, насколько мы подходим друг другу, по крайней мере, физически, и, больше не в силах сдерживаться, я тянусь к одежде Эдварда, чтобы тоже увидеть его полностью обнажённым. Он тесно прижимается ко мне, мы справляемся с нею вместе, и его проникновение дарует истинное блаженство. Удовольствие, которое меркнет даже по сравнению с тем, что я испытывала, когда он вжимал меня в дверь и одновременно в себя. Теперь он словно клеймит моё тело собой. Своими необузданными, неистовыми движениями. И всё как в первый раз. И в тысячу раз лучше. Ярче, интимнее, глубже. Мне хочется, чтобы это длилось вечно. Поцелуи, взгляды, слова, эмоциональная близость в сочетании с физическим единением, ощущение собственной принадлежности. Такое же приятное, как тяжесть мужского тела и его напор.

- У тебя потрясающе нежная кожа. Мне так приятно тебя касаться и чувствовать её мягкость, - позже, пока мы восстанавливаем дыхания, Эдвард обнимает меня за талию, но иногда чувственно скользит рукой ниже по моему боку вплоть до попы. Это изумительные переживания. Такие, которые я точно не испытывала никогда прежде.

- Мне с тобой хорошо, - успеваю сказать я прежде, чем в столь потрясающий и безмятежный момент вклинивается звонок телефона. После моего упоминания родителей Эдвард предоставляет мне пространство поговорить с ними без его присутствия и уходит в ванную комнату. Приняв душ после него, я остаюсь на ночь и засыпаю, едва голова касается подушки, которая слишком мала для двоих, но нам её хватает благодаря тому, как мы близки друг к другу. Он будит меня спустя неизвестное количество времени, и спросонья я не сразу понимаю, что он говорит, но конкретные действия всё объясняют. Хочу пройтись губами по всему твоему телу. Именно это я слышу от Эдварда до того, как он претворяет своё желание в жизнь. В моих глазах что-то щиплет, когда он прикасается ко мне между ног и не останавливается до тех пор, пока не слышит моё учащённое дыхание и, возможно, слишком громкий стон.

Эдвард качает головой, осознав мою попытку оказать ему ответную услугу, и, слегка разочарованная, но вместе с тем и нет по причине отсутствия соответствующего опыта, я позволяю мужчине укрыть меня одеялом и вновь обнять. Мы спим до самого утра и чуть не пропускаем завтрак. Я спускаюсь поесть во вчерашних вещах, но по пути обратно в номер остаюсь в лифте, когда тот останавливается на втором этаже, и Эдвард выглядит потерявшим меня, поворачиваясь ко мне вследствие осознания моего отсутствия рядом.

- Я поднимусь к себе переодеться. Встретимся внизу минут через пятнадцать, хорошо?

Он кивает, но так и стоит на месте, пока металлические двери лифта не отделяют нас друг от друга. Мой номер встречает меня слегка душным воздухом, и, не зная, где мне предстоит ночевать будущей ночью, я решаю оставить кондиционер включённым. Чтобы не ждать снижения температуры, уже находясь в комнате.

На протяжении следующих нескольких часов мы исхаживаем вдоль и поперёк почти весь Монако, включая и Японский сад на улице Принцессы Грейс. Творение ландшафтных дизайнеров весьма виртуозно втиснуто между жилыми комплексами и многоэтажными новостройками. Приятным отличием от общей атмосферы, царящей в городе, служит здешнее отсутствие пафосности. Если фактически все остальные места характеризуются именно ею, то тут можно легко забыть о ней благодаря дивному пейзажу и умиротворённости в каждом сооружении или растении. Кроме того, у причалов порта «Геркулес» среди прочих белоснежных судов мы отыскиваем элегантную яхту Альбера II, а потом Эдвард затаскивает меня в один из элитных автосалонов. Я пытаюсь сопротивляться, но не слишком активно, и в итоге держусь на небольшом удалении от него и менеджера, в то время как Эдвард довольно правдоподобно притворяется скучающим миллиардером, занятым поиском очередного «Бентли». Мне становится самую малость нервно от мысли, что нам могут предложить тест-драйв, и, подойдя к модели, внутри которой Эдвард делает вид, что уже знаком с панелью приборов, я спасаю его от необходимости дальнейшего спектакля. Но, разумеется, с учётом реалий происходящего и того, где мы находимся.

- Помнишь, мы говорили о том, чтобы притормозить с созданием коллекции машин, и ты пообещал мне, что всё так и будет?

- Да, помню.

- Отлично. Тогда пойдём, нам уже давно пора быть в другом месте.

Ещё минуту или две он изображает из себя мужчину, не обязанного соглашаться с женщиной и потакать ей, когда она создаёт неловкую ситуацию в присутствии постороннего. Но, что-то пообещав, такие мужчины, думаю, всегда делают необходимое, и Эдвард окончательно входит в роль, как бы извиняясь за то, что мы зря отняли столько времени. Его внимание пытаются обратить на другие автомобили, но он уже непреклонен. Мы выходим на улицу, смеясь над удавшимся розыгрышем.

- У тебя красивый смех, Белла.

- Если ты так считаешь... Я не уверена, что он мне нравится.

- Он красивый, и не спорь, - твёрдым голосом повторяет Эдвард и дотрагивается до моей спины вроде бы обычно, но мною это ощущается столь чувственно и возбуждающе, будто на мне нет никакой одежды. - Так какое другое место, где нам надо быть, ты имела в виду?

- Давай вернёмся в отель.

Мы целуемся, как умалишённые, ещё толком не войдя в номер. Эдвард стягивает с меня свободную тунику одним быстрым движением и почти дёргает пуговицы на моих шортах, но я перехватываю инициативу, толкая его к кровати. Он притягивает меня к себе на колени, я обвиваю его торс ногами за секунду до ощущения горячего, влажного рта на своей груди. Мне почти больно, когда зубы случайно или намеренно чуть задевают кожу, но я лишь хочу ещё. Ещё и ещё.

- Не останавливайся.

- Ни за что. Скажи, если нужно нежнее.

- Нет, я не хочу так. Прижмись ко мне сильнее.

Эдвард прикасается к моим соскам языком, и я чувствую, что горю изнутри. На нас ещё много одежды, но предвкушение только усиливает возбуждение. Заставляет меня сходить с ума от удовольствия, которое лишь предстоит. Терять голову рядом с Эдвардом. Я была бы счастлива ощущать его руки на себе безгранично долго. Постоянно. Но ничто не может сравниться с моментом, когда он ласково, но с желанием обладать скользит внутрь меня. И обратно, и снова вперёд. До установления идеального ритма. Каждый миг невероятен. Смелые прикосновения, глубокие поцелуи, чувственные взгляды, шумные выдохи, голос, шепчущий моё имя. Всё становится совсем интенсивным одновременно с тем, как Эдвард утыкается лицом мне в волосы. Я дрожу и дрожу, и это едва не оказывается сильнее моего желания, чтобы мы пересекли невидимую грань вместе. Ещё несколько секунд, и сил бы ждать не осталось, но особенно быстрый толчок всё меняет. Мы остаёмся соединёнными какое-то время, пока в мышцы не возвращается немного энергии. Не отстраняться сразу кажется такой же естественной вещью, как и просто лежать бок о бок друг с другом на кровати, рассчитанной на одного.

- Почему медицина? Хотя, наверное, я понимаю, почему, но, может быть, не совсем. В том смысле, что это вряд ли романтично. Ну, если... если кто-то умирает...

- Дело в моём отце. Он тоже врач. Хирург-ортопед, - наши лодыжки переплетаются под одеялом, которое скрывает лишь нижние части тел. Эдвард видит мою грудь, а я, кажется, только и делаю, что не могу перестать смотреть на его волнующий торс и не уверена, отчего завожусь больше. От ощущения секса в словах, запахе и прикосновениях или благодаря запредельной искренности. - Хотя причина не только в этом. Просто... просто так потрясающе видеть улыбки людей, когда ты им помог. Даже если это просто какой-нибудь укол. Или выписанные таблетки от гриппа, болей, давления или сахарного диабета. Или ещё что-то, что ощущается незначительно по сравнению с операцией, с серьёзным хирургическим вмешательством, но для человека это всё равно сродни спасению жизни.

- Знаешь, у тебя горят глаза. Сейчас, пока ты говоришь всё это.

- Правда?

- Да. Они словно светятся, - приподнявшись на правом локте, я поясняю то, что имею в виду, и хотя мои слова делают выражение лица Эдварда особенно сосредоточенным, он явно размышляет не только о серьёзных вещах, но и о моей груди. Он смотрит на неё, вслед за чем закидывает мою левую ногу к себе на талию, и анализ его вероятных мыслей и эмоций отходит для меня на задний план.

Когда всё заканчивается, а Эдвард поглаживает мой живот круговыми движениями пальцев вокруг пупка, я говорю то, о чём задумалась и испытала ещё в нашу первую ночь:

- У меня никогда не было такого потрясного секса, как с тобой. Я говорю это, просто чтобы ты знал.

Эдвард очерчивает окружность снова, но уже глядя в мои глаза, и его дыхание влажным теплом струится по моему левому плечу к шее и дальше по коже. Мурашки у меня на предплечьях высыпают одновременно и распространяются вниз по рукам, отдавая всё моё тело во власть приятной дрожи. Её не убивают даже слова. Не грустные, хотя и не вселяющие радость, они просто знаменуют собой реальный факт. Реалии жизни, когда рано или поздно праздное времяпрепровождение заканчивается, и ты неизбежно возвращаешься туда, откуда начал путь.

- Курортные романы не перетекают в реальную жизнь. Ты же это понимаешь?

- Да.

- Просто хотел убедиться, что между нами нет недопонимания.

- И ты прав. Его нет, - я думаю точно так же, как и он. Настанет день, и каждый из нас вернётся к своей жизни. Я в Форкс, а Эдвард туда, где учится. Может быть, это тот же город, где он родился и вырос, а может быть, и нет, но это и неважно. Мы просто разъедемся и больше никогда друг друга не увидим.

- Тебе, кажется, уютно в моей футболке, да?

Мы сидим на кровати, облокотившись на стену, и смотрим телевизор. Мои ноги согнуты по-турецки, и я только-только закончила разговаривать с мамой. Эдварду хватило такта не сильно улыбаться из-за некоторых моих ответов, касающихся того, ела ли я, и как давно это было в последний раз.

- Ты ведь не против?

- Нет, - он сжимает моё обнажённое колено, - давай завтра арендуем автомобиль и попробуем повторить маршрут Формулы-1. Или сходим в казино. Я слышал, что можно фотографировать интерьеры без сотрудников в кадре.

- Лучше в казино. Из-за трассы мне страшновато.

Мой последний полноценный день перед отъездом проходит слишком быстро. Нормальные люди в данной ситуации вернулись бы в гостиницу лишь с наступлением темноты, но мы выходим только для короткого визита в холл казино, и чтобы пообедать. Внутренняя обстановка здания оказывается не такой уж и вычурной, как я себе представляла. Наверное, преступление то, что мы уделяем ей столь мало внимания, но я не могу оторваться от Эдварда. И, думаю, это взаимно. Вряд ли после него мне будет хотя бы вполовину столь же хорошо с кем-то ещё, как сейчас с ним.

- Хочешь быстрее? - хриплый голос рядом с моим ухом, тогда как мужская ладонь касается меня внизу, почти подталкивает к краю. Кровать скрипит, как только безмолвным ускорением темпа, не дожидаясь очевидного ответа, Эдвард задевает во мне те точки, о которых я и не подозревала, и я подаюсь назад, чтобы стать ещё ближе, если это вообще возможно. Кожа мужской груди трётся о мою спину, его пальцы знающими движениями приближают меня к экстазу, и момент безусловного единения не заставляет себя долго ждать. Я впервые задумываюсь, что, может быть, не смогу забыть всё, что произошло в этой комнате. И всё, что мы разделили за её пределами, тоже. Эти мысли оборачиваются сиюминутным желанием уйти к себе, сказать о необходимости выспаться и поутру внимательно собрать вещи, но из всего этого я говорю лишь о скором отъезде.

- Знаешь, я не жалею о том, что сегодня не увидела фактически ничего нового.

- Я тоже не жалею об этих днях, Белла.

Я лишь киваю, потому что все слова кажутся попросту ненужными. Эдвард засыпает к моменту моего выхода из ванной, и до того, как тоже лечь, в свете прикроватной лампы я различаю, что поцарапала мужскую спину. Характерные красные полоски пересекают кожу в основном в нижней части близ поясницы, но есть и такие, которые располагаются выше. Я думаю о нас вдвоём, пока наконец не погружаюсь в сон. Он поверхностный, чуткий и часто прерывается, и когда в комнате, невзирая на закрытые с вечера шторы, становится светлее благодаря подступающему рассвету, я отказываюсь от попыток крепко заснуть. Во сне Эдвард перевернулся с живота на спину и теперь находится ко мне гораздо ближе, чем ночью. Я легла почти вплотную к стене, отказавшись от единственной подушки, чтобы не мешать, но теперь она под моей головой, и расстояние между мной и мужчиной фактически ничтожно. Он спит, дыша размеренно и ровно. И в наше последнее совместное утро выглядит безмятежно. Мне хочется коснуться, поцеловать подбородок, ощутить платоническое объятие, но это не избавит от грядущего. С течением времени из коридора отеля начинают доноситься шаги и голоса проснувшихся людей. Потревоженные звуками, ресницы Эдварда подрагивают, и через считанное количество минут он открывает глаза и видит меня. Сонный, он особенно милый, и мне едва удаётся справиться с желанием сделать что-то из того, что скорее свойственно серьёзным отношениям, чем необременяющей кратковременной связи.

- Доброе утро.

- Доброе. Знаешь, я ждала, когда ты проснёшься, чтобы сказать, что пойду на завтрак пораньше. Мне ещё нужно собрать вещи, и... В общем я...

- Какой у тебя номер? Я приду тебя проводить.

Эдвард прерывает меня на полуслове. Встречаясь взглядом с его глазами, я запинаюсь, забываю, как застёгивается юбка, как функционирует чёртова молния на спине, но руки помнят это за меня.

- Это вовсе необязательно. Я много где побывала за эти месяцы, и остановка автобуса тут в двух шагах, так что не хочу отнимать твоё время.

- Но я сам этого хочу.

Я называю ему число и не без труда покидаю номер, в котором фактически поселилась в заключительные дни своего путешествия. Но ещё труднее оказывается стоять на остановке, хотеть столько всего сказать, но молчать. Мы даже не узнаем, добрался ли каждый из нас благополучно до дома. И лично мне наверняка потребуется не один месяц, чтобы перестать об этом думать. Ты можешь попросить номер телефона, шепчет голос разума изнутри, но даже от простого обдумывания этой мысли меня останавливают слова про курортный роман. Слова, с которыми я согласилась и по-прежнему согласна, но всё равно терзаюсь неизбежным. Мы прощаемся, когда в зоне видимости появляется нужный мне автобус до аэропорта Ниццы. В Монако нет и никогда не будет своей воздушной гавани. Я читала, что для строительства современного аэропорта нужно как минимум около четырёх квадратных километров площади, но откуда ей взяться в городке, который почти в два раза меньше?

- Ну вот и всё. Это за мной.

- Да. Завтра я тоже поеду на нём, - Эдвард проводит левой рукой по волосам, держась от меня на почтительном расстоянии, которого не было в предшествующие дни. Мы не целуемся на прощание, и ни один из нас так и не совершает ничего, что выглядело бы, как желание прикоснуться в заключительный миг. Мы лишь смотрим друг на друга, и я уверена, внутри нас одно и то же. Я ни о чём не жалею. Я бы ничего не изменил. Я бы всё повторила. Было приятно встретить тебя.

- Прощай, Эдвард. Я уверена, ты станешь тем, кем твои родные смогут гордиться, что бы ты ни выбрал. И береги себя.

- И ты тоже береги себя, Белла.

Я киваю, переводя взгляд на водителя, который подходит ко мне, чтобы убрать мой чемодан в специальный отсек. Когда его крышка закрывается, становится очевидно, что все в автобусе ждут лишь меня одну. В некоторой суете я смотрю на Эдварда ещё раз, вижу его небольшую улыбку, а потом поднимаюсь в транспорт и сажусь на ту сторону, откуда смогу любоваться морем ещё некоторое время. Но главной причиной является то, что у меня не получится увидеть Эдварда через окна. Остановка с другой стороны, и он тоже там. Я не оглядываюсь, когда двери автобуса закрываются, и транспорт начинает движение. Но в тот момент я ещё не понимаю, что не оглянуться в буквальном, физическом смысле не означает забыть и не вспоминать. Соответствующее осознание придёт ко мне гораздо позже. И уже никогда не сможет отпустить.


Я возвращаюсь в настоящее вместе с хлопком окна, которое распахнул поднявшийся снаружи ветер. Через пару недель мы с Элис выпускаемся из университета, а ещё через пару месяцев я прилетаю туда, где прошли мои самые счастливые дни. У меня были отношения, точнее отношения на ночь или пару ночей, но никто из тех, с кем я делила кровать, так и не смог сравниться с Эдвардом Калленом и уж тем более проникнуть в самое сердце. Он остаётся единственным мужчиной, кто владеет им, и иногда я ненавижу его за это. Но потом ругаю, ударяю себя по лицу за эти мысли, ведь гораздо сильнее чувствую любовь и сожаление, что более молодая версия меня самой не боролась за то, чего и кого хотела. И просто соглашалась с какими-то вещами, хотя изнутри её и грызло сомнение, а стоит ли верить всему, что говорят, и нежелание верить в сказанное.

Всё вокруг оказывается таким же ухоженным, чистым и захватывающим дух, каким я помню. Особенные пляж, галька, песок, вода, закат и ветер, которые не могут ощущаться так же, как здесь, в любом другом месте на свете, по-прежнему остаются важной составляющей моих воспоминаний. И тот валун, разумеется, тоже. Валун, что не сохранил мне верность и предоставил опору кому-то другому. Но не просто кому-то, а Эдварду. Я замираю посреди шага, когда убеждаюсь, что знакомые очертания не только лишь напоминают его, но и принадлежат ему абсолютно безоговорочно. Каллен смотрит в направлении, противоположном тому, откуда я иду, и мне хватает одного мгновения, чтобы жадно поглотить то, как он выглядит, во что одет, и представить, сколько примерно раз ему потребовалось убирать волосы от глаз на ветру, чтобы они показались мне спутанными, а не просто взлохмаченными. Той восемнадцатилетней Беллы больше нет, как нет и студентки второго курса, а нынешняя я в возрасте двадцати трёх лет точнее смелее их обеих, вместе взятых.

- Эдвард.

Только я называю его по имени, как он поднимается с песка за какие-то доли секунды. Блуждающий взгляд устанавливается на мне далеко не сразу, и даже когда это происходит, я чувствую эмоцию, согласно которой Эдварду Каллену я, возможно, кажусь лишь миражом. Он смотрит на меня, но одновременно словно и сквозь меня, и я не знаю, ни что думать, ни что делать, ни говорить ли что-то ещё. Размышляя, я поудобнее перехватываю ремешки своей обуви, и тогда же мужчина произносит моё имя в ответ, будто наконец поверив, что я это я, и что я действительно в нескольких шагах от него.

- Здравствуй, Белла. Как... как твои дела? - я могу сказать, что ему не сильно хочется спрашивать об этом, но он, вероятно, просто не знает, о чём ещё говорить. На его месте я бы тоже не знала, какую тему будет наиболее безопасно поднять в общении с бывшей партнёршей по сексу и студенткой в течение недолгого времени в обоих случаях. Когда-то нам было легко и естественно друг с другом, но с тех пор всё стало другим. Я стараюсь не думать, что означает то, что он здесь в тот же самый день, в который мы познакомились пять лет тому назад. Хотя вряд ли он даже знает, что это было двадцать второго августа. И его вопрос... Я предпочла бы не слышать попытки вести что-то вроде светской беседы после всего, что было, и что могло бы быть.

- Не знаю. Наверное, нормально. Я не думала, что в принципе встречу тут кого-то, поэтому, скорее всего, мне лучше уйти. Извини, что... В общем просто извини. Я...

- Я здесь лишь потому, что мы познакомились на этом самом месте, Белла, - вдруг говорит он и при этом привносит столько эмоций в свой голос, в то, как делает импульсивный шаг вперёд, что я просто теряюсь. И более не чувствую себя способной хотя бы немного пошевелиться. Дыхание вроде бы есть, но вроде и отсутствует, и я не уверена в том, какие ощущения во мне преобладают. Смятение и неизвестность или надежда и покой. - С тех пор я приезжаю сюда каждый год. Ровно день в день. Останавливаюсь в том же самом номере и прихожу сюда. Но моя футболка уже давным-давно не пахнет тобой.

- Ты сказал, что не вспоминаешь.

- Я солгал, - серьёзно звучащие слова, и пристальный, не моргающий взгляд. Запах Эдварда Каллена, что приносит ветер, впоследствии наполняет мои лёгкие. Вот что я осознаю прежде всего, пока вокруг меня в значительной степени происходит нечто, чего я никак не ожидала. - Что мне ещё оставалось делать? Я был твоим преподавателем.

- Но ты смотрел на меня иначе, - я не злюсь. Больше нет. Было бы ложью утверждать то, что я не чувствовала этого совсем между грустью и тем, что казалось ненавистью, но я пережила, отпустила негативные эмоции и выбрала помнить исключительно хорошее. И теперь я лишь хочу понять. Хотя нет, это не просто желание. Это необходимость в том, чтобы получить ответ. - Я думала, что, может быть, мы... А потом ты уволился, и это... это лишь вернуло меня к мысли, что для тебя всё действительно в прошлом.

- Нет, Белла, никогда, - он качает головой и подходит ко мне неспешным шагом почти вплотную. Будто давая передумать и отступить, увеличить расстояние снова, если я вдруг не хочу или не готова видеть или чувствовать его столь близко, но я остаюсь стоять на месте. Смотрю на тёмно-синюю однотонную рубашку, чёрные летние брюки, босые ноги и обнажённые до локтевого сгиба руки, и потребность, которую я безуспешно гасила в себе столько лет, из тлеющих угольков превращается в полноценное пламя из любви и влечения внутри меня, но, как бы мне не хотелось состоять лишь из этого, там есть и кое-что ещё.

- Ты ранил меня, как никто, - голос кажется дрожащим и почти шёпотом. Часть меня не хочет это говорить, потому что истина, что освободит меня, в то же самое время может заставить Эдварда почувствовать себя плохо, но, возможно, неискренность, притворство, что всё хорошо, гораздо хуже. Он воспринимает услышанное стоически. Не отводя взгляд.

- Я не думал, что всё так будет, и уж точно не стремился к этому сознательно, Белла. У меня не было намерений причинить тебе боль. Ты молода и сейчас, а тогда была совсем юной, но уже казалась такой искушённой, что я... Мне казалось, ты без проблем забудешь. Что уже хоть завтра встретишь кого-то ещё и будешь с ним так, как была со мной. Меня и расстроило, и ненадолго сделало счастливым то, что ты вроде как помнила. Но я всё равно не мог... - с уязвимостью в чертах лица признаётся он и продолжает после небольшой паузы, - не мог остаться. Я не знал, как быть с кем-то постоянно, как что-то делать для этого человека, как отдавать ему себя. Я и сейчас не умею всё это.

- Я тоже не умею, Эдвард, - наступает мой черёд качать головой. - Но, если ты хочешь, если у тебя есть настоящие, глубокие чувства... мы сможем научиться всему вместе.

Шаг, что разделял нас, оказывается очень коротким, и Эдвард прикасается ко мне так же несдержанно, неистово, как и тогда, но одновременно и с рассудительной нежностью. Всей ладонью, плотным прилеганием пальцев к задней части моей шеи. Я больше не контролирую себя и, едва ощутив чуть шершавую кожу мужской ладони, тоже обхватываю шею Эдварда. Он улыбается серьёзной улыбкой, предвосхищающей интенсивную по вызываемым во мне эмоциям откровенность:

- Я действительно хочу твой запах на своей одежде, Белла. И на себе тоже.

- Тогда не забудь обуться, и пойдём отсюда, - только и говорю я, повторяя ту свою фразу и вкладывая правую ладонь в протянутую руку Эдварда Каллена.


Источник: https://twilightrussia.ru/forum/58-38704-1
Категория: Мини-фанфики | Добавил: vsthem (04.07.2021) | Автор: vsthem
Просмотров: 7169 | Комментарии: 38


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА







Всего комментариев: 381 2 »
0
37 tanuxa13   (17.05.2022 17:02) [Материал]
Какая красивая, романтичная, но с горчинкой история! happy Прочитала с огромным удовольствием))

0
38 vsthem   (17.05.2022 17:35) [Материал]
Большое спасибо!

0
36 lytarenkoe   (28.09.2021 04:38) [Материал]
Захватывающе. Второй раз перечитала. Ну да, - ”я не знал, как быть с кем-то постоянно”, а каждый год мотаться в Монако в надежде - это знает как. Конечно не узнаешь если не пробовать и не скрывать своих чувств, а то прикрылся словами про курортный роман - и вроде, никому не обязан. Совесть свою успокоил. А душу? А душа не согласна с твоими словами - потому она и тянет сюда ежегодно столько лет. Признался бы сразу самому себе - было бы гораздо легче. А если бы она не приехала? Тогда что? Наверное, искал бы в интернете и набравшись храбрости, сам поехал к ней... Спасибо за рассказ. Удачи!!!

0
35 laraburaja   (20.09.2021 22:49) [Материал]
Красивая история и написана так проникновенно, читала с большим удовольствием, но осталось послевкусие. Я всеми конечностями за хеппиэнд, но в данном случае он слишком похож сказку, а хочется чтобы верилось, что так бывает.
Хоть это и курортный роман, но действие происходит в современном мире. То что Белла вернулась в Монако не вызывает вопросов, а вот встреча там с Эдвардом...
В моем понимании, Эдвард-преподаватель, который уволился из-за увлечения своей студенткой, не будет ездить несколько лет на место знакомства.
Спасибо автру и удачи в конкурсе.

0
34 sova-1010   (20.09.2021 01:51) [Материал]
Очень трогательно, нежно и романтично. История цепляет во многом своей атмосферностью. Особенно та часть, которая про Монако и знакомство. Там прям вообще мурчат хочется. В университете Эдвард поступил хоть и жестко, но абсолютно верно. Белла перестала маяться дурью и начала снова нормально учиться. А то могла от таких вот попыток привлечь внимание преподавателя вообще вылететь со свистом. А ей надо было думать о своем будущем, а не романы крутить. Да и на репутации и карьере Эдварда это могло отразится. Ну в встреча героев "на том же месте в тот же час" - подарок для любителей хэппи энда. А что курортные романы могут перерасти в "долго и счастливо" я знаю не по наслышке. В моем ближайшем окружении три таких пары. У двух из них супружеский стаж уже больше пятидесяти лет!
Спасибо за историю и удачи на конкурсе!

0
33 Marishelь   (18.09.2021 18:13) [Материал]
Не поняла, чего Эдвард ждал больше - что Белла придет к этому камню, или что не придет и его совесть будет чиста? ПЯТЬ лет она училась в известном ему университете, он мог бы найти её там, если б сильно хотел, но... Не так романтично, согласна ))

1
32 MissElen   (27.07.2021 00:31) [Материал]
Хотя анатомия, препарирование - медицинские термины, весьма далекие от романтики, история получилась очень красивая. Она с самого начала была пронизана грустью и какой-то неотвратимой обреченностью, в которую почему-то безусловно верилось, ведь в жизни чаще всего так и бывает, по крайней мере, в курортных романах. И когда эта почти закономерность неожиданно разрушилась неожиданным хеппи эндом, почувствовалась какая-то фальшь, неправдоподобность такого оборота. Да, можно поверить, что кто-то из героев вернется однажды в памятное место, но чтобы совершать туда ежегодные паломничества, предаваясь печали - это что-то из области девичьих грез. В жизни мало чудес, но помечтать-то можно?

Спасибо, удачи в конкурсе.

2
31 Танюш8883   (16.07.2021 09:21) [Материал]
Не верю в продолжение курортных романов. Что происходит на курорте, остаётся на курорте. История потому и ощущается так пронзительно, что совершенно нереалистична. Якобы есть такие Эдварды, которые каждый год сидят на памятных камнях. Спасибо за возможность помечтать о несбыточном)

1
13 Gracie_Lou   (06.07.2021 22:56) [Материал]
Цитата Текст статьи ()
тогда была совсем юной, но уже казалась такой искушённой, что я... Мне казалось, ты без проблем забудешь. Что уже хоть завтра встретишь кого-то ещё и будешь с ним так, как была со мной... не мог остаться. Я не знал, как быть с кем-то постоянно, как что-то делать для этого человека, как отдавать ему себя. Я и сейчас не умею всё это.

Мужику 32 и он всё ещё не может быть с кем-то постоянно, отдавать себя другому человеку, и он с радостью хватается за некую "искушённость" партнёра, использует её как индульгенцию, чтобы сбросить с себя угрызения совести и ответственность?
Цитата Текст статьи ()
если ты хочешь, если у тебя есть настоящие, глубокие чувства... мы сможем научиться всему вместе.

Беги, дурёха, беги! Они не меняются! Не после тридцатника, это факт! Поучится он на тебе, поучится, а потом при первом же затыке поймёт, что гораздо проще жить без "обузы" и арриведерчи!

1
16 Concertina   (06.07.2021 23:14) [Материал]
Знаешь,ниже в комметах, смех, конечно, смехом, но меня история тронула невероятно. Везде можно искать подвох, а можно дать волю чувствам и совершить ошибки, если они будут. А можно попробовать и быть счастливой.

1
17 Gracie_Lou   (06.07.2021 23:37) [Материал]
Всё возможно. Возможно для кого-то именно так и начинается большое и светлое чувство. wink
А мне Эдвард показался циничным, совершенно не романтичным и не готовым взять на себя роль Мужчины в том виде, в котором я её себе представляю. Да и что это за заинтересованность такая, если он сходу заявил типа понравившейся девушке, что курортные романы не имеют продолжений? Это какой-то невротичный страх отношений, или он банальный любитель свежего мяска без обязательств?

1
18 Concertina   (06.07.2021 23:42) [Материал]
Но возраст тогда какой был? 25? Для мужчины детский ещё.

1
21 Gracie_Lou   (06.07.2021 23:55) [Материал]
В плане чего детский? В плане нежелания брать для себя ответственность? Согласна, зачем ему в таком возрасте сложности, если можно получить секс даром. Но сам факт, что он сразу отгородился от Беллы ясно говорит о том, что для него это просто секс. Ну, понравилась девушка, хорошо с ней, но слова из песни не выкинешь. Он Белку мягко но ясно послал в профилактических целях, чтоб она не напридумывала себе чего лишнего. Так, предупредил, что он продолжать знакомство не планирует. Это что на твой взгляд? Не очень-то и понравилась она, или он в принципе "вольный мамкин волк"?

1
24 Concertina   (07.07.2021 00:07) [Материал]
И ответственности, и понимания чего именно хочет.

Пара в этой истории была недолго. Сразу бы мы поняли, что кроме секса это оно, светлое чувство? Ему надо было разобраться в себе, другое дело, что он не искал её потом, но тогда бы и истории щемящей (для меня) и не было.

1
25 Gracie_Lou   (07.07.2021 00:20) [Материал]
Видимо, я просто не люблю "сложных парней" и вообще "сложных людей". biggrin biggrin biggrin Интересно наблюдать за их приключениями со стороны, да и то, в основном в художественных произведениях, а контактировать непосредственно - тащить их на себе, зарабатывая какой-нибудь невроз. biggrin Белла вот депрессовала, с ней явно было что-то не ок, и она опять радостно бежит навстречу граблям. wacko Да, история вполне в теме заявки и корнкурса, явно параллелит с Новолунием, можно сказать, он щемящая.

0
26 Concertina   (07.07.2021 00:44) [Материал]
А кто из нас в 18 не страдал из-за любви? Депрессировать она могла с любым практически мужчиной в силу возраста, ИМХО.

0
27 Gracie_Lou   (07.07.2021 01:15) [Материал]
Ты прямо сейчас общаешься с таким человеком. biggrin biggrin biggrin Я не депрессировала из-за любви в 18. biggrin Влюблена была, но чот не задалось, ну и хрен с ним. Всё ещё будет. cool biggrin

0
28 Concertina   (07.07.2021 01:22) [Материал]
А я страдала! Ой как страдала! Дней 8 в общей сложности biggrin cool

0
29 Gracie_Lou   (07.07.2021 01:26) [Материал]
biggrin biggrin biggrin biggrin Вот видишь? Не семь же лет? biggrin

0
30 Concertina   (07.07.2021 01:44) [Материал]
У меня было простое решение- я вышла за него замуж wink

1
8 робокашка   (05.07.2021 16:04) [Материал]
По обоюдному признанию, секс меж ними был лучшим, однако ж не это заставило их вернуться в определённое место в одно и то же время smile
В первую встречу припоздало осознание квинтэссенции пробудившихся чувств, вот и всё. Во вторую уже сами себе преграды ставили - если не реагирует, не ищет общения, отводит взгляд, то... Многие бы увереннее шли в жизни дальше, если б сами не ставили препоны, не додумывали за двоих.
Через годы раздумий провидение столкнуло упрямцев лоб в лоб rolleyes
Спасибо и удачи в конкурсе

1
6 marykmv   (05.07.2021 13:42) [Материал]
Особенно нравится размер нынешних историй. И эта история получилась очень приятной, как будто сама оказалась на песчаном пляже в Монако. Однако же осталось много вопросов. Хотелось бы знать какие причины руководили Эдвардом, ведь он уходил от Беллы аж целых два раза. Причина отмеченная в рассказе не дает никакой информации.
В общем и в целом хорошая история.
Спасибо, автор. Удачи на конкурсе.

1-10 11-14