Что этот мир мог предоставить бессмертному существу, наделённому дару невидимости? Практически всё!
Что я знала об этом мире?
Практически ничего!
Мне нужны были знания, нужен был опыт. Я хотела стать интересной для Эдварда, совершенной, и, даже если теперь, будучи такой же холодной, как и он, я утратила для него свою привлекательность, я должна была быть готовой снова завоевать его сердце.

Мне надо было учиться. С моими возможностями это было легко.
Иногда я подрабатывала в каком-нибудь захудалом кафе на окраине города, предпочитая работу в ночную смену. Деньги мне нужны были только на одежду: я покупала её в стокк-центрах, где за одну пару джинс или ботинок брали не больше доллара. Я много читала, оставаясь на ночь в книжных магазинах, ходила в кино, сидя по ту сторону экрана. Я незамеченной проходила на концерты, в театры, в музеи. Я изучала языки, посещая занятия вместе с ничего не подозревающими студентами. Не имея документов, я не могла это делать открыто. Тихо стоя в углу аудитории, я повторяла про себя незнакомые слова. Я изучала искусство и литературу в лучших университетах страны. Потом, когда этого стало мало, я начала путешествовать.
Это было почти что весело: приезжать в чужую страну, посещать все интересные для тебя места, оставаясь невидимой для всего мира. Я всё реже и реже показывалась людям, предпочитая оставаться в своей защитной оболочке.
Через пару десятков лет я овладела всеми основными европейскими языками, могла поддержать разговор на любую тему, от философии до медицины, разбиралась в музыке, живописи, искусстве. Менялись времена, уходили герои, но всегда оставалась непреложной истина: искусство – вечно! Меня пленяла эклектика Севера, самобытность африканских племён, азиатская сдержанность и восточное буйство красок. Всё это проходило мимо меня, всё это оставалось во мне.
Я общалась с людьми. Не дружила, оставляя определённую дистанцию в отношениях, стараясь не привязываться к людям. Чем старше становилась я, тем больше меня интересовали люди моего настоящего, человеческого возраста. Мне уже было неинтересно с молодыми, они ничего не могли мне дать в общении. Все из слова и поступки были основаны на чувствах – сиюминутных, резких, нетерпящих ничего, кроме как непосредственного внимания к ним и людям, которые их вызывают. Я завидовала им в их непосредственности, с некоторой доли горечи вспоминая, что и сама была такой же.
Мне нравилась моя жизнь. Вернее, то, что я смогла с нею сделать. Но щемящее чувство одиночества, что некому разделить со мной этот мир, заполняло меня всё больше и больше.
Нет, я не отказалась от Эдварда. Каждую секунду моего существования он был рядом со мной, во мне. Он помог мне выжить, наполнил жизнь смыслом. Но проходило время, я взрослела, и постепенно, по маленькому шажочку я начала отдаляться от него. Я была уже не та девочка, которую он полюбил, и дело даже не в том, что теперь я стала вампиром. Мне исполнялось 30, 50, 70, но моё тело, всё ещё юное и не до конца сформированное, не могло скрыть то, что я уже и сама видела в отражении своих глаз. Тоже, помнится мне, было и в Эдварде, и очень пугало тогда: не могло быть в глазах семнадцатилетнего мальчика столько мудрости и жизненной силы, столько сдержанности, граничащей со снисходительностью. Теперь я видела это в себе.
Я старела.
Вскоре я стала думать о нём с грустью, с той некоторой долей неловкости, с которой люди вспоминают о своей первой любви. Я знала, что он был намного старше меня, что я видела лишь того Эдварда, каким он хотел быть для меня. Что же было внутри него, внутри столетнего вампира, я не знала. И спустя столько времени, я с сожалением начала признаваться себе, что сейчас я этого даже страшусь. Я несла в сердце образ, согревающую мою душу, я берегла его, лелеяла, наделяя его несуществующими качествами, и я очень боялась разрушить всё это. В конце концов, настал тот день, когда я с сожалением призналась себе, что в подобном положении вещей меня всё устраивает.
Я верила в то, что Эдвард, оставивший меня много лет назад в лесу, любил меня. Но я боялась, что сегодняшнему Эдварду сегодняшняя Белла будет не нужна. Более того, чем старше я становилась, тем больше росла во мне уверенность в этом. Как и уверенность в том, что я никогда, до самого конца времён, до своего последнего вздоха пока я сама не обращусь в пыль, буду помнить о нём, буду любить.

~*~*~*~*~*~*~*~

Я часто думала о том, как могла бы сложиться моя жизнь. Кем бы я стала, с кем бы я была и где? Ничего не известно наверняка, но я бы точно уехала из Форкса. Слишком тяжело мне было бы там находиться, слишком давили бы на меня воспоминания о днях, проведённых с Эдвардом. Я помню, как сопротивлялась, когда отец решил отправить меня в Джексонвилль к маме. Я хотела провести всю жизнь здесь, в тех местах, что напоминали мне о нём, делали мир, наполненный странными, сказочными существами, реальным. Не желая этого терять, я думала, что никогда бы не уехала из Форкса. Но, скорее всего, это было не так. В действительности, я не смогла бы там жить. Прошел бы год, другой, третий, и я и сама бы поверила в то, что говорил мне Эдвард.

Это будет так, как будто меня никогда и не существовало.

Я практически не сомневалась, что так бы и было. Точно так же воспоминания о нём постепенно бы стирались из моей памяти, пока в один прекрасный момент мне не стало бы казаться, что всё это было только сном. Прекрасным, загадочным, немного страшным, но сном. Я бы перестала верить в реальность Эдварда и того мира, которому он принадлежал.
Я вышла бы замуж, у меня были бы дети. Наверное, из всего того, что забрало у меня моё бессмертие – это возможность иметь детей. Мой материнский инстинкт был таким же сильным, как и у любой другой женщины, живой. Я помню, что Эдвард говорил об этом, когда отказывался обратить меня сам. И сейчас я верила ему, и опять была благодарна за то, что он жалел меня, желая лишить той боли, которую я испытывала сейчас, глядя на матерей с младенцами на руках. Я очень хотела ребёнка. Но это было не всё: я бы очень хотела ребёнка от Эдварда. Я проводила много времени, представляя его себе: бронзоволосого мальчика, с зелёными глазами, как были у Эдварда при жизни, или же девочку, с такими же непослушными локонами, как у её отца, но моими шоколадными глазами. Но при любом исходе нашей истории, это было невозможно. А зачем сожалеть о том, что невозможно?

~*~*~*~*~*~*~*~

Первый раз я вернулась в Форкс через десять лет. Я бродила невидимой по родным улицам, собираясь с духом. Мне было безумно сложно заставить себя подойти к своему дому. Я боялась того, что могла не найти его, что могла не найти отца.
И, как оказалось, боялась не напрасно.

Дом был на том же месте, но даже издалека я видела, что он уже не выглядел жилым. Окна и дверь были заколочены, а на подъездной дорожке висело объявление о продаже. Моё мёртвое сердце сжалось до размера маленького камешка, когда я подумала о возможной причине этого. Я аккуратно отодрала доски от входной двери и зашла в дом.
В нём ничего не осталось: стены и полы с облупившейся краской. Мебель отсутствовала, как и шторы на окнах, цветы, фотографии на каминной полке. Дом уже не был моим, без Чарли, без привычных вещей он был чужой. На кухне в стенах остались дыры после того, как с них сняли шкафчики, одиноко торчал остов канализационной трубы из-под раковины.
Я поднялась наверх и зашла в свою комнату.
Фиолетовые обои клочьями висели на стенах. Не было ни моей кровати, ни старенького столика, ни кресла в углу окна, где так любил сидеть Эдвард. Я опустилась на пол у порога и заплакала.
Даже если бы я могла плакать, как все люди, даже если бы у меня были слёзы, они бы никогда не смогли очистить мою душу от того горя и боли, что пронзили меня. Мне не надо было рыться в архивах, не надо было заходить в полицейское управление, не надо было прислушиваться к разговорам прохожих, чтобы понять, что произошло с моим отцом. Тот удар, который был в день, когда я впервые вышла из лесу к своему дому, когда разговаривала с Джейкобом, наверняка, был не последним. Мой папа, такой смелый и сильный, такой сдержанный и ранимый… он так и не смог пережить мой уход, так и не смог…

Я долго ходила по кладбищу Форкса, пока не увидела его могилу. Она была ухоженной, на ней лежал уже совсем завядший скромный букет полевых цветов. Еле ощутимый запах, не похожий на цветочный, исходил от них, и я поняла, что даже после его смерти Джейкоб Блэк не прекращал заботиться о моём отце. Я много думала, сидя на холодный земле рядом с его могилой, думала, что не должна была так поступать с ним, должна была хоть невидимой, но быть рядом. Может, тогда ему было бы легче?

Я стала проводить больше времени со своими друзьями. Скорее, я делал это для себя, чем для них. Я представляла, что всё это время я с ними, что всё было бы так, если бы я была жива. Я знала всё о них, оставаясь незримой. Я проживала их жизни вместе с ними, всё время возвращаясь к ним из своих путешествий. Я видела, как они взрослели, как рождались их дети и внуки, как они один за другим уходили.

Я проводила много времени с мамой. Она прожила хорошую жизнь. Конечно, для неё страшным ударом было то, что случилось со мной. Я не видела её двенадцать лет, и сначала даже не узнала в этой маленькой, худенькой грустной женщине свою вечно заводную, вечно куда-то спешащую весёлую маму. Фил всегда был рядом, очень поддерживал её. Я навещала их каждый год, смотря, как они вместе стареют.
Он ушёл первым, и маме тяжело дался его уход. Она осталась абсолютно одна, но держалась, у неё было много друзей, её любили соседи, и здесь я была за неё спокойна.
Под конец жизни у неё развилась болезнь Альцгеймера, и когда стало понятно, что оставаться одной для неё было уже опасно, социальные службы предложили ей переехать в дом престарелых. Она очень из-за этого переживала, ей не хотелось покидать дом, и я впервые за всю свою долгую жизнь пошла на подлог. Украв документы у похожей на меня девушки откуда-то из восточных штатов, я объявила себя сиделкой, которую наняли дальние родственники Рене. Больше я ничего и никому не объясняла, да люди и не спрашивали. Маме же было уже всё равно, она мало что помнила, забывая о самых элементарных вещах. Я была рядом с ней: днём открыто, а ночью лежала на кровати, прислушиваясь к её дыханию. Я вспоминала, как давным-давно так же поступал и Эдвард, прокрадываясь в мою комнату, и наблюдал за мной, слушая моё бормотание во сне.
Я оставалась с ней до самой последней минуты. Я держала её за руку, когда жизнь покидала её. В самый последний момент, она открыла глаза и осмысленно посмотрела на меня:
- Детка, ты такая красивая. Я так по тебе соскучилась, - она взяла мою руку и прижала к своей щеке.
- Я тоже, мамочка, я тоже. – Я наклонилась и поцеловала её в лоб. - Я очень тебя люблю. Передавай привет папочке. .
Она улыбнулась мне в последний раз, и я поняла, что теперь навсегда осталась одна…

~*~*~*~*~*~*~*~

Память о человеке живёт только тогда, когда живут люди, помнящие его.
Прошло уже много лет после смерти последнего, который знал Беллу Свон. Я всё так же ходила по земле, пытаясь наполнить свою жизнь, вернее, существование. Но я с горечью стала понимать, что у меня ничего не получается, что я больше ничего не хочу, не желаю, и ни в чём не вижу смысла. Мне захотелось поговорить с кем-то, кому известны те чувства, которые я испытываю, с кем-то, похожим на меня.
За все эти годы я неоднократно встречала других вампиров. Нас тянуло друг к другу как магнитом: они чувствовали приближение похожего на них существа, и не бежали, а. наоборот, шли навстречу и замирали в заинтересованности. С некоторыми я разговаривала, некоторым так и не показывалась. Те, с кем я общалась, не были мне интересны. В основном, они так же, как и я, кочевали по земле, не заинтересованные ни в чём другом, кроме утоления своей жажды. Я не встречала ни одного вампира с золотистыми глазами, как были у меня или у Калленов.
В поисках ответов на свои вопросы я даже посетила Вольтури, королевский клан, как когда-то назвал его Эдвард. Но не нашла ничего кроме тлена, и полуразложившихся живых трупов: алчных, беспощадных и кровожадных монстров. Своим появлением я несла сумятицу в их клан: они чувствовали присутствие чужака, и были не в силах справиться со своей тревогой, ощущая лишь исходившую непонятно откуда угрозу. Они безуспешно рыскали по всему городу, разыскивая меня, но я ходила буквально попятам за ищейками, наслаждаясь этой игрой в кошки мышки. Я дразнила их, сама не зная зачем. Может, мне просто становилось скучно?
Был только один человек, с которым я могла бы поговорить обо всём. Самый мудрый вампир, встречавшийся мне ещё при жизни, самый добрый, гуманный и заботливый: я понимала, что только Карлайл Каллен сможет ответить на мои вопросы. Но встречу с ним я всё откладывала и откладывала, находя разные причины для этого. Конечно, основная причина была в том, что встретившись с Карлайлом, я обязательно встречусь с Эдвардом.

Я вдруг отчётливо стала понимать, что всё то, что я старалась удержать, моя прежняя жизнь, которую я не хотела никогда отпускать, терялась, превращаясь уже даже не в воспоминания, а в некоторое подобие сюжета давно прочитанной книги. Реальность ускользала, ускользала я. Это было настолько страшно, насколько, как я сейчас понимала, неизбежно. С каждым прожитым годом мне всё больше и больше нужны были доказательства моего существования. Я хотела, пусть только для себя, но всё ещё помнить, что когда-то я была.
Может, поэтому, в тщетных попытках вновь обрести себя, я всё время возвращалась в места, где жила когда-то, туда, где всё начиналось. Это было тяжело, но необходимо. Как подпитка для дальнейшей жизни, как прививка от неизбежного одиночества, дыхание которого я всё больше и больше ощущала в своей душе.

Форкс в который раз встретил меня дождём.
Я шла знакомым маршрутом от восточной оконечности города к своему дому. Вернее, к месту, где раньше стоял мой дом.
Город сильно разросся. Теперь модно было возвращаться к истокам, жить в согласии с природой, и большие города уже не привлекали так людей, как это было во времена моей жизни. Я помню, как читала книги и смотрела фильмы про то, что через сто лет человечество будет жить на Луне, что придумают летающие машины, что инопланетяне войду с ними в контакт, или что в землю врежется метеорит и всё погибнет. Всё это было смешно тогда, и смешно сейчас. Да, человечество шагнуло далеко вперёд, много новых технологий, много новых открытий. Но, как и сто лет назад, люди и сейчас предпочитают растить детей в маленьких городах, спокойных и зелёных, где нет давящего шума цивилизации, и где так хорошо дышится по утрам от запаха свежего, дождливого леса.
На месте моего дома теперь стоял большой супермаркет. Мне не было обидно, нет, я даже смеялась над иронией происходящего: место, где когда-то жили не слишком общительные шериф и его дочь теперь являлось самым посещаемым в этом городе. Я так же зашла туда, походила вдоль стеллажей с товарами, даже купила бутылку воды, которую тут же на выходе выбросила.
Мой путь теперь лежал на кладбище.
Я проходила мимо могил своих друзей, бывших учителей, знакомых; проходила, здороваясь и на минуту задерживаясь у надгробий со знакомыми именами.
Могила Чарли была на дальнем конце кладбища, и. подходя к ней, я вдруг явно ощутила присутствие другого вампира. Моментально скрывшись под защитной оболочкой, я замерла.
Я уловила движение на другой оконечности кладбища. Кто-то, явно меня почувствовав, так же настороженно прятался за надгробиями. Я, не отрываясь, смотрела туда, откуда через секунду показалось симпатичное личико с задорным ёжиком коротких чёрных волос.
Вампир, вернее, вампирша, вышла из своего укрытия и танцующей походкой направилась ко мне.
Она улыбалась, совершенно не пугаясь меня. Это было ещё более удивительно, учитывая, что она смотрела прямо в мои глаза, что было не возможно, учитывая что для всего мира я оставалась невидима.
- Привет! – сказала она звонким и чистым голосом. Я узнала этот голос, как в следующее мгновение узнала блеск золотистых глаз из-под чёрных ресниц. «Элис? Элис Каллен?». – Я чувствую тебя и знаю, что ты сейчас появишься. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого!
Я смотрела на свою давно забытую подругу во все глаза и боялась пошевелиться.
- Ну что же ты, - засмеялась она. – Смотри, я совсем не страшная!
Она закружилась передо мной, словно маленькая девочка, хвастая перед подругами своей юбкой.
- А если страшная я? – мой голос остановил её кружение.
Она внимательно посмотрела на меня, а потом усмехнулась и медленно, почти по слогам произнесла.

- Я. Так. Не. Думаю. Белла.