И вновь я даю обещанье вести себя так иль иначе,
И снова иду я по жизни тоскуя, смеясь или плача.
Я буду искать оправданье молчанью, слезам, разговорам,
Пусть знаю, что, может быть, скоро всё это покажется вздором.

Тусклый свет догорающей свечи освещал комнату, рисуя на стенах причудливые узоры. Гермиона сидела на кровати, обхватив колени руками. Вдруг вспомнила, с чего всё началось: своё маггловское детство, мечты о чуде, письмо с гербовой печатью и историю новой жизни.
Когда она получила письмо, то сначала решила, что оно лишь глупый розыгрыш. Потом долго боялась, что это просто сон, который растворится с первыми лучами солнца, и однажды она проснется, а письмо исчезнет.
Зачисление в школу казалось подарком Судьбы, поэтому Гермиона набросилась на учебу со всем рвением, на которое была способна, твердо решив, что должна стать лучшей — достойной этого чудесного и неизведанного мира.
Но мир этот оказался гораздо сложнее и опаснее, чем в сказках, которые она читала в детстве.
За те семь лет, что Гермиона соприкасалась с ним, ей довелось пережить столько, сколько хватило бы на несколько десятков приключенческих романов. Поэтому вскоре она попросту разучилась удивляться, привыкла к тому, что раньше называла чудесами.
Гермиона мельком взглянула в зеркало, и на миг ей показалось, что она вновь увидела там ту самую одиннадцатилетнюю девочку с горящими энтузиазмом глазами, с отчаянным стремлением найти и проявить себя в этом новом для неё мире. Ей это удалось. Теперь она твердо знала, чего хочет. Вот только платой за это стали погасшие искры беспечности и ушедшая вера в чудо. Её глаза больше не загорались озорным огнем, а на губах всё реже расцветала улыбка.

***
Гермиона шла по коридору, прижав к себе внушительную стопку книг и периодически уворачиваясь от учеников младших курсов, которые носились здесь, как торпеды, и постоянно норовили сбить с ног.
Она вдруг подумала, что уже давно не относилась к Хогвартсу как к волшебному замку. За семь лет он утратил свою таинственность и стал казаться самой обычной школой. В сущности, ею он и являлся. Просто школа, где учились обычные дети, ищущие себя и свое место в мире. Порой совершавшие жестокие, противоречивые поступки, но отчаянно нуждавшиеся в любви и понимании. Наверное, окажись она сейчас в маггловской школе, не увидела бы ничего нового. Разве что уроки были бы другими.
Её день не заладился с самого утра. Сначала не прозвенел будильник, отчего Гермиона чуть не проспала завтрак, но прибежав туда в последние десять минут, умудрилась пролить на себя вишневый сок, испачкав любимую блузку. Конечно, можно было успокоить себя тем, что бывало гораздо хуже, что благодаря будильнику она выспалась, а благодаря соку есть повод выбраться в Хогсмид, и заодно заглянуть в книжный. Она могла бы придумать что-нибудь ещё, но не стала этого делать, просто записав этот день в колонку «плохих», и пошла на уроки, которые сегодня тянулись невероятно долго. За лето Гермиона изучила почти весь материал первого полугодия и теперь откровенно скучала.
Она с нетерпением ждала конца дня, чтобы наведаться в кабинет Рун и в сотый раз попытаться разгадать загадку книги, хранящейся в тайнике. В последние дни загадочная находка занимала все мысли. Гермиона уже успела проштудировать множество книг, относящихся к этой теме, и даже тайком проникла в Запретную секцию. Про фолиант с пустыми страницами и странным символом на обложке в них не было ничего. Последней её надеждой оставался кабинет Рун, где хранилось несколько древних книг на древнем языке.
Гермиона заранее договорилась с профессором Вектор, что придет позаниматься после уроков. Зачем ей это нужно, конечно, не сказала, сославшись на то, что пишет проект.
Благо, кабинет оказался пустым. Она взяла несколько книг, словарь, достала из сумки блокнот, который в последние дни непременно носила с собой, и в котором тщательно расписала все, что знала про свою находку на данный момент.
Гермиона уже расшифровала все символы, что видела на обложке. Звезда — Вечность, Часы — Время, Жизненный путь и Смерть. Но ясности эти знания не внесли. Понять что-либо стало только сложнее.

Увидев, что кабинет пуст, Гермиона обрадовалась и принялась аккуратно раскладывать книги на парте; села и открыла одну из них. За дверью послышались шаги, и та медленно отворилась. Гермиона вздрогнула и машинально захлопнула книгу. Перед ней предстала странная картина, потому что на пороге стоял ни кто иной, как Драко Малфой. Со шваброй в руках.
Гермиона вздрогнула, подумав, что сегодняшний день скоро побьет все рекорды по части невезения.
Малфой прошел в кабинет, оглядел его ленивым взглядом, даже не остановившись на Гермионе, будто её здесь и не было.
А где же элементарные правила вежливости? Или она стала привидением?
Словно уловив мысль Гермионы, Драко усмехнулся и небрежно бросил через плечо:
— Что же такого запретного читает наша всезнайка, раз так вздрагивает от каждого шороха?
— Ничего. Только учебник, — ответила Гермиона, надеясь, что этим их разговор и закончится.
— Учебник? — Драко недоверчиво прищурился. — Грейнджер, учебники не читают с таким растерянным лицом. Я всегда подозревал, что ты читаешь любовные романы, — он явно издевался.
— Романы?! Я не читаю романы! — вспыхнула Гермиона. Как же сейчас всё раздражало! Его наглость, её растерянность, даже звук собственного голоса. С какой стати она должна перед ним оправдываться?
— Да ты смутилась. Значит, я угадал, — присвистнул Малфой. По его губам проскользнула издевательская усмешка.
— Да нет же! Это не роман, а учебник! — Гермиона задохнулась от возмущения, но всё же позволила ему взглянуть на книгу. В голове пронеслась мысль о том, что не стоило перед ним оправдываться, ведь ей не должно быть никакого дела до того, что он подумает. Разозлившись ещё больше, она раздраженно воскликнула:
— И вообще, это не твоё дело! Я не обязана перед тобой отчитываться, Малфой!
— Конечно-конечно. Успокойся. Ты не в меру впечатлительна, Грейнджер. Так возбудилась из-за банального вопроса… — Драко снисходительно улыбнулся, что буквально вывело Гермиону из себя. Щёки залил предательский румянец.
Она глубоко вздохнула и, собрав в кулак все силы, чтобы не раскричаться, медленно произнесла:
— Это тоже не твоё дело. И лучше оставь меня в покое. У меня нет ни времени, ни желания с тобой разговаривать.
— Вот, уже лучше. Теперь ещё осталось научиться не краснеть при каждом слове, — он говорил преувеличенно мягко, отчего ей так и хотелось изо всех сил ударить его по лицу.
— Пошел к черту! — выпалила Гермиона и бросила на Малфоя яростный взгляд.
— Уже был, — тихо произнес он. Она услышала, но не подала виду, демонстративно уткнувшись в книгу.
Малфой уселся на подоконник и, держа в руке волшебную палочку, стал управлять шваброй, которая сама убирала кабинет.
Но ведь на отработке нельзя пользоваться магией. Впрочем, какая ей разница? Пусть делает, что хочет!
Гермиона машинально оглядела комнату. Взгляд снова упал на слизеринца.
— И долго ты собираешься на меня пялиться? — лениво протянул Малфой. — Хотя, я тебя понимаю… — он самодовольно усмехнулся. — От меня сложно отвести взгляд.
Гермиона вздрогнула и стремительно опустила глаза. Уставилась в книгу и закусила губу, но вдруг осознала, что стало душно, и вдыхаемый ею воздух начал казаться гораздо теплее, чем был на самом деле. Кровь прилила к щекам, а услужливое воображение тут же нарисовало картину происходящего со стороны: она, красная, как помидор, и Малфой, смотрящий колким, издевательским взглядом. От этого стало ещё хуже. Рука никак не желала перелистывать страницу, а румянец на щеках продолжал усиливаться.
— Ты слишком много о себе возомнил, Малфой! Жаль, что другие не разделяют твоего мнения. Гермиона старалась, чтобы голос звучал ровно и уверенно, но вышло плохо. Приглушенно-надломано, как будто ей не хватило воздуха на окончание фразы.
Они оба знали, что она говорила неправду.
— Ты действительно так думаешь? — тихо спросил Драко. Только теперь Гермиона поняла, что он подошел к столу, и стоял, облокотившись на него руками по обе стороны от неё. Так близко, что она могла чувствовать его дыхание. По спине побежали мурашки, и её охватило ощущение загнанности. Казалось, умереть сейчас легче, чем сказать хоть слово. Хотелось одного: провалиться под землю, исчезнуть, раствориться. Лишь бы не видеть ледяных глаз и нахальной усмешки.
— Здесь совершенно невозможно работать! — выпалила Гермиона первое, что пришло в голову. Вскочила так резко, что стул, на котором она сидела, с грохотом упал и больно ударил по ноге. Но Гермиона лишь слегка поморщилась и пулей вылетела из кабинета.
— Да, Грейнджер, не думал, что тебе настолько сложно сконцентрироваться в моем присутствии, — бросил вслед Малфой. Она не услышала. Или притворилась, что не услышала. Лишь бы не продолжать этот разговор, не слышать этот насмешливый тон и больше не видеть его.

***
Гермиона бежала по коридору, проклиная себя на чем свет стоит. Почему она всё время вела себя так ужасно в его присутствии? Почему не могла держать себя в руках? Почему голос дрожал, а щеки заливались краской?! Что в нём такого особенного?.. Просто наглый, самовлюбленный болван, которой может вывести из себя одним своим видом!
Она свернула за угол, опустилась на подоконник и принялась с излишней сосредоточенностью изучать вид за окном. Но мысли были далеко… Почему не выходит найти нужные слова, когда это необходимо? Почему уверенность всегда покидает в самый неподходящий момент? Вот кто мешал сегодня достойно ему ответить? Неужели она, девушка, которая не раз смотрела в глаза смерти, которая сколько всего пережила, боится какого-то там напыщенного индюка по имени Драко Малфой?!
В её жизни иногда появлялись люди, с которыми она, обычно уверенная и рассудительная, становилась сама на себя непохожей. Путала слова, терялась, совершенно не знала, что сказать.
Таких людей было немного, и Гермиона их тихо ненавидела. Хотя бы за то, что они задевали гордость, заставляя терять способность трезво мыслить.
Драко Малфой был в числе этих людей с самого первого курса. Ещё с тех пор, как она натолкнулась на него в коридоре Хогвартс-экспресса, и он, со словами «С дороги, грязнокровка», больно толкнул её, окинув презрительным взглядом. А она, вместо того, чтобы ответить, осталась стоять у стенки, тщетно пытаясь проглотить тугой комок обиды, застрявший в горле.
Боялась ли она его? Объективно, на это не было ни одной причины. Он всего лишь трусливый слизеринский хорек с явной манией величия. И всё. Его совершенно нечего бояться — скорее презирать. Но, тем не менее, она боялась. Или чем ещё можно объяснить подобное поведение?
На третьем курсе что-то надломилось в ней, и Гермиона, охваченная яростью, со всей силы вмазала ему в челюсть. Признаться, она сама не ожидала от себя такого и тайне очень гордилась этим поступком. Вернее не так… Гордилась тем, что хоть раз смогла дать ему достойный отпор.
Она думала, что после этого он оставит её в покое, но эти надежды оказались тщетными. По-прежнему, стоило им столкнуться в коридоре, в дверях или где-либо ещё, он считал своим долгом сказать ей какую-нибудь гадость. Она злилась, срывалась, посылала его к черту. Но как же ей хотелось поставить Малфоя на место раз и навсегда! Однако, кажется, это было невозможно.
Шли годы, и гадости постепенно трансформировались, приобретая новую форму: теперь вместо грубых оскорблений Гермиона всё чаще слышала двусмысленные намеки.
Это было ещё хуже, ведь раньше она хотя бы твердо знала, как реагировать — злилась и оскорбляла в ответ. Теперь же смущалась, злилась ещё сильнее, но так и не могла выработать достойную линию поведения.
Весь вечер Гермиона просидела у окна, прокручивая в голове их разговор. Вот почему сейчас в голову приходило столько оригинальных и остроумных ответов? И где они были, когда она так в них нуждалась?
«Я просто была занята, и он застал меня врасплох. К тому же, сегодня совершенно не мой день» — Гермиона тщетно пыталась оправдаться перед самой собой. Выходило плохо. «Ничего, в следующий раз я непременно дам ему достойный отпор» — зарекалась она снова и снова. Но надежды всё время терпели крах.

Каждый день Гермиона приходила в кабинет и встречала там Малфоя. Конечно, она могла бы оставить эту идею, так как догадывалась, что и здесь её попытки что-либо найти успехом не увенчаются, или же попросить профессора Вектор взять книги к себе на некоторое время. Но это бы означало, что она струсила.
Раз за разом Гермиона давала себе обещание, что будет холодной и беспристрастной. Она продумывала все возможные варианты их разговоров, но ему всё равно удавалось застать её врасплох. Это было как наваждение: из всего разнообразия возможных фраз она всегда выбирала самую глупую, какая могла прийти в голову.
Ему почти всегда удавалось вывести её из себя. Ей же его — никогда.
Вскоре это стало навязчивой идеей: чтобы он разозлился, потерял контроль над ситуацией. Но пока подобное оставалось её прерогативой.

***
Открытое окно, холодное дыхание осени, хоровод листьев в пламени заката…
Драко закрыл глаза и вспомнил, как очнулся вчера и увидел обеспокоенное лицо профессора Снейпа, как долго врал о том, почему оказался лежащим без сознания у дверей кабинета директора. Потом бежал по коридору, надеясь лишь на то, что никого не встретит, а оказавшись в комнате, выбросил в окно очередную колбу и долго стоял под холодным душем, пытаясь вернуться в нормальное состояние.
Это было в далеком Вчера. Ещё более далеком, чем Сегодня. Казалось, его начало было очень давно, и Драко с трудом бы поверил, что ещё утром был на уроках. Впрочем, теперь время стало не таким тягучим, как обычно. Были даже моменты, когда он не думал о Подготовке и своей жизни, летящей в пропасть.
Сегодня Малфой почти смог «жить, как жил» — практически выполнил давно поставленную задачу. От этой мысли Драко почувствовал себя так, словно сдал важный экзамен, перешел один из тех многочисленных рубежей, что отделяли его от цели.
«Может быть, все не так уж плохо?» — подумал Малфой, слегка улыбнувшись. В конце концов, не закончилась же жизнь из-за этой чертовой Подготовки. Если приноровиться, то с ней вполне можно справляться.
Уверенность, поселившаяся в сердце, окрыляла. Он вспомнил прошедшую неделю: апатию, отчаяние и страх, и они вдруг показались глупыми и надуманными.
Драко подошел к окну и, прислонившись к раме, долго изучал звездное небо, насвистывая какую-то мелодию.
Вспомнил грязнокровку, подружку Поттера. Всю последнюю неделю его отработки проходили в её обществе. Что ж, это было даже интересно: уж точно лучше, чем в одиночестве. Раньше он её презирал, иногда ненавидел, но чаще — завидовал. А потом вдруг она стала ему так же безразлична, как и большинство других учеников Хогвартса. Драко сам не знал, в какой момент бывшие враги стали серой массой. Наверное, когда появились проблемы серьезнее, чем не самое лучшее зелье в классе или проигранный матч по квиддичу.
А Грейнджер… Самая обыкновенная девчонка: наивная, верящая в сказки. Забавная, особенно когда злилась. Это стало своеобразным развлечением — выводить её из себя. С того самого дня, когда он заметил на себе её изучающий взгляд. Она смотрела странно: тепло, и с интересом, словно пытаясь понять. Если бы Малфой не знал её, то решил бы, что Грейнджер в него влюблена. Впрочем, он забывал о ней почти сразу, как выходил из кабинета. А там мог позволить себе немного «поиграть», парируя словами и заставляя её тихо себя ненавидеть, смотря, как щеки стремительно заливаются краской, и она теряется, не в силах найти нужных слов. Она читала учебники, но делала это с таким видом, словно совершает преступление. Нет, она не боялась его — здесь было что-то другое. Малфой не мог точно сказать, что именно, впрочем, его это не интересовало.
Просто иногда казалось, что, чем более неуверенно чувствует себя она в его присутствии, тем увереннее чувствует себя он, словно забирая её энергию и внутреннюю силу.
Мысли о Грейнджер исчезли так же быстро, как и появились. Взгляд упал на стол, где лежало нераспечатанное письмо.
Ровные, аккуратные строки; родной, до боли знакомый почерк. Легкая улыбка коснулась губ, когда он начал читать:
«Милый Драко!
Как у тебя дела? Как прошли первые школьные дни?
Очень надеюсь, что всё будет в порядке, и этот год пройдет для тебя не хуже, чем все остальные. А, возможно, даже лучше.
У нас всё хорошо. Через три дня я уезжаю в Италию. Твой отец сказал, что мне нужен отдых, и решил отправить меня в поместье наших дальних родственников. К твоему дяде Альберто… Быть может, помнишь такого. Хотя вряд ли, так как последний раз они приезжали, когда ты был совсем маленьким.
Я буду жить там три месяца. Не знаю, хорошо это или плохо. В любом случае, к зиме вернусь, так что Рождество отпразднуем вместе.
Не знаю, какой там адрес, поэтому пришлю сову сразу, как приеду.
Передавай привет Блейзу и Астории!
Люблю, целую.
Мама.
P.S. Выполняю просьбу отца и пишу: не забывай пить Зелье. А от себя добавлю, что недавно была в оранжерее и видела, как изменились наши розы. Думаю, и хогвартским перемены не помешают…»
Он лежал на кровати и вертел письмо в руках. Перечитывал некоторые моменты, улыбался от неожиданно охватившей его теплоты и оттого, что жизнь вдруг стала гораздо ярче, чем, например, вчера.