Вознамерившись рассмотреть того, кто тайно проник в дом, я ощутил, что не смог шевельнуться. Если бы не полумрак, то, возможно, тогда стоявший в стороне человек увидел бы мой взгляд, в котором застыло удивление чуждым мне состоянием неподвижности. Но, увы, решившая остаться неузнанной гостья, темный силуэт фигуры которой оказался силуэтом стройной девушки или женщины, медленно двинулась в конец коридора. Очутившись в проеме балконной двери, гостья исчезла. Лишь томный вздох эхом разнесся по дому и завитал под его сводами, пока я, словно завороженный, впитывал в себя его звук.

Быть может, то Мария? Едва ли. Делать ей нечего, как только являться в мой дом под покровом ночи и «растворяться» в дверном проеме. А моя невозможность двигаться вообще объяснима? Черт, бессмыслица, не иначе. Знать бы еще: эта бессмыслица насаждена извне? Если «да», тогда кем и почему?

Грохот закрывшейся входной двери – вероятно, ушла Митчелл – вернул моему телу утраченную на время способность к передвижению. Пройдясь к балкону и обратно, я удостоверился, что в коридоре никого нет, и направился в спальню. Поток вопросов одолевал мой мозг, который, однако, не мог постичь произошедшее.

Надо бы как-то отвлечься от мысленного штурма.

Не включив освещение, я подошел к окну. Распахнув его настежь, впустил в комнату свежесть дождливого ветра. Придвинув ближе к окну большое мягкое кресло, разместился в его располагавшем комфорте. Откинувшись на спинку кресла и немного сползши по нему вниз, расслабленно опустил руки на подлокотники. Выдвинув вперед себя ноги, стал смотреть на плывшие по темному небу черные облака, вслушиваться в монотонный стук дождевых капель и стекавшую по стеклам небесную влагу. Яркость осветившей предрассветные сумерки вспышки, предварившей гул прогремевшего грома, и разразившаяся гроза нисколько не нарушили установившегося во мне спокойствия. Наоборот, сделались точно снотворным. Словно провалившись в хлябь, я уснул. Из-за приснившегося сна спал я отвратительно, а учитывая, что сны не снились мне уже долгое время, то этот сон был крайне диковинен и странен.

Будто бы я стою на тротуаре и намерен перейти проезжую часть улицы, но мой путь преграждает укутанная в саван девушка. Она не идет, а движется, словно плывет в стелющемся по асфальту тумане. Отвожу от девушки взгляд и смотрю на противоположную сторону улицы. За столом ресторана напротив лицезрю Ламонта Дюпуи в компании мужчины, эмоционально беседующих друг с другом. Вновь смотрю на девушку. Она стоит в пол-оборота в нескольких шагах от меня, склонив голову так, что лица ее я не вижу из-за обрамляющих его темных волос. Внезапно на дороге появляется автомобиль, с немалой скоростью несущийся на девушку. Я пытаюсь окликнуть ее, чтобы она отошла в сторону, но мои губы занемели. Пробую сойти с места, но обувь будто приклеилась к асфальту тягучей массой. Эта масса вмиг становится мутной ожившей пустотой и вихрящимися клубьями вьется по моим ногам вверх. Пытаюсь в противовес удерживающей меня силе сделать шаг, однако ощущение такое, словно по пояс в трясине. Понимаю, что могу не успеть. Дюпуи, также заметивший опасность для девушки, вскакивает и бросается на помощь. Наконец я чувствую, что мои ноги свободны. Устремляюсь к девушке с той же целью – спасти ее. Визг тормозов, пыль столбом и… удар. Меня оглушили. Падаю. Через какое-то время открываю глаза. Вижу лежащего рядом с собой Ламонта в луже крови и склоненную над нами девушку, которую мы оба намеревались спасти. Я по-прежнему не вижу ее лица, но слышу ее слова «Дождись меня».
Стоит мне на секунду закрыть глаза, как местонахождение моего тела меняется, и я уже лежу на холодном полу в колонном зале. Слышится классическая музыка и откуда-то сверху мужской голос наставляет «Иди к ней». Я поднимаюсь, осматриваюсь и меж колонн замечаю силуэт, как мне кажется, той самой темноволосой девушки. Подхожу к ней со спины, она делает рукой знак «остановиться» и шепчет «Хочу обнять тебя, но примешь ли ты меня такой?». Мне непонятен вопрос незнакомки. Обхожу ее, становлюсь перед ней и ужасаюсь… Кровь покрывает ее тело с головы до пят. «Наверное, это кровь Дюпуи», – думаю я. Касаюсь пальцами ее подбородка, тем самым призывая взглянуть на меня. Она поднимает голову, и я замираю. Передо мной Хлоя. Ее вымученный взгляд полон терзаний и боли. Через мгновение женское лицо претерпевает физические изменения и вот уже Мария смотрит на меня. Я намерен начать разговор, но полыхающий черный огонь в ее жестком взгляде принуждает меня молчать и подчиняет мое внимание. Мария подступает ко мне и целует. Место поцелуя жжет так, будто губ коснулась тысяча игл. Тело дрожит, словно от нахлынувшего состояния экстаза. Низ живота охвачен жаром нерастраченной страсти.
Вновь звучит мужской голос:
«Твое сердце закрыто, жизнь пуста. Только осколки мечты впиваются в тело острыми краями, раня невоплощенностью. Истина истекает кровью».
Ребусы, – мыслю я.
«Гонимый ветром судьбы, тебе под силу его одолеть. Не поддайся неблагим намерениям».
О чем речь? – уточняю я.
«Исстрадавшаяся душа близко. Следуй за ней. Она вдохнет в тебя жизнь. Прими это. Мактуб. Так предначертано и так будет».
Мактуб? Мактуб… Мактуб… – повторяю я.

Произнося фаталистическое слово вслух, я проснулся от звука собственного голоса. Возвратившись из сонного забытья в реальность, почувствовал себя совершенно разбитым. Пережитые во сне ощущения и события растревожили и озадачили не меньше, нежели изречения мужского голоса. Оттерев со лба испарину, я вдруг явственно осознал, что остро нуждаюсь в Ней, будто бы каждый мой вздох отныне принадлежит Ей.

Ей? Марии или Хлое?.. Это походит на искушение собственными иллюзиями.

Поднявшись с кресла, я подошел к окну. По-прежнему сеял дождь, но уже мелкий и, по-видимому, затяжной. Посмотрев на часы, я опешил. Шесть часов вечера. Я проспал весь день. Решив выйти из дома прогуляться, так и сделал. С полчаса побродив по набережной, вынужден был забежать в ближайшее кафе, ибо усилился дождь. Не глядя по сторонам, присел за первый свободный стол. Заказал чай с молоком. Отвернувшись к окну в ожидании заказа, услышал заинтересовавший мой слух знакомый голос. Сквозь сетчатую деревянную перегородку, отделявшую столы друг от друга, я пристально вгляделся в мужчин за соседним столом.

— …Рад, что ты справился и без меня. Расчет произведен согласно заявленной сумме?
— Разумеется.
— Отлично. Теперь вернемся к цели твоего пребывания в Кардиффе. Жоэль, я нуждаюсь в услуге личного характера.
— Услуге? – с подозрением переспросил сидевший ко мне лицом рыжеволосый мужчина лет сорока пяти благовидной наружности.
— Всеми инструкциями я тебя снабжу, – уверил собеседника сидевший спиной ко мне мужчина, голос которого и показался мне знакомым.
— Слушаю тебя, – сосредоточенно произнес Жоэль, расстегнув пиджак и ослабив узел галстука.
— Присмотришь за Марией, пока я съезжу на неделю-другую в Лондон?

Я напрягся при упоминании женского имени. Это заприметил принесший заказ официант, потому, резво расставив все на столе, торопливо удалился.
Внимательнее присмотревшись к говорившему, я, наконец, узнал его – то был Дюпуи.

— Она тебя расстроила? – спросил Жоэль, вероятно, не понимая сути просьбы.
— Нет, – вздохнул Дюпуи, отрицательно покачав головой. – Но ситуацию следует держать под контролем.
— Ты хочешь, чтобы я шпионил за твоей женщиной? За этим я прибыл с континента? – возмутился Жоэль, хлопнув ладонью по столу.
— Собственно, да.
— Серьезно?
— Более чем.
— Ламонт, ты не должен просить меня о подобном. Скорее всего ты ошибаешься, опять придумал несуществующее.
— Я никогда не ошибаюсь. У меня чутье, а в случае с Марией оно обостряется в многократное количество раз, – Дюпуи отсек неуверенность приятеля.
— И? – спросил тот после некоторого молчания.
— Есть некто, давший мне повод к беспокойству и подозрениям. Потому ты и нужен мне, только тебе я доверяю. Необходимо обезопасить Марию.
— А ей угрожает опасность? – сузив глаза, уточнил Жоэль.
— Вот фото местного казановы… Некий Эдгар Фаррелл. Он проявил рьяный интерес к ней. Проследишь за ним, – сказал француз и вручил Жоэлю фотографию, о которой упомянул.

Как только разговор коснулся меня, мне пришлось ухватиться за края стола, лишь бы в ту же секунду не подняться с места и не расставить приоритеты, доступно прояснив их Дюпуи подобающим мужчине образом. Ощутив, что от прилагаемого усилия удержаться за столом скрежет моих зубов станет явно слышимым, я глубоко вдохнул и резко откинулся на спинку стула, беснуясь от того, что обязан выглядеть интеллигентно невозмутимым, в то время как был крайне разгневан.

Дюпуи склонился к рассматривавшему фото Жоэлю. Рассказывая о вчерашнем вечере у Уиллотта, француз чрезмерно громко изъяснялся и излишне жестикулировал. Его поведение стало заметно диссонировать с уравновешенным поведением посетителей кафе и тем, что называлось фоном заведения. А в этом тихом и уютном месте витала размеренность, которую сыщик демонстративно нарушал.

— Этотказановакасалсямоейженщины! – на одном дыхании проговорил Дюпуи. – Понимаешь? Касался. Моей. Женщины. Если подтвердятся мои подозрения, а я полагаю, что они подтвердятся, я его убью.
— С чего такая уверенность касаемо подозрений? – поинтересовался Жоэль.
— Он не глуп и у него физиономия… в общем, такие женщинам нравятся. К тому же, я общался с ним. Он не принял от меня деньги.
— Эк тебя дернуло. Открывшись сопернику, ты нарушил правила.
— Да знаю я! Оттого и вызвал тебя. Будешь обоих держать под наблюдением и обо всем меня информировать. Уверен, что Фаррелл не отступится… упрямый гордец.
— Надо же, я-то подумал, что здесь потоп. Хорошо, я сделаю то, о чем ты просишь, – согласился Жоэль. – Когда начинать?
— С этой минуты, – торжествующе заключил Дюпуи. – И вот еще что: держись на расстоянии и не вступай в разговоры.
— А он знает кто она?
— Не думаю. Нет, точно не знает. Да откуда ему догадаться о таком. Было бы неплохо, чтобы и не узнал.

Что означает «кто она» и почему «было бы неплохо, чтобы и не узнал»?

Услышанное стало последней каплей, я был более не в состоянии сдерживать себя. Не став дослушивать разговор, оставил деньги за нетронутый чай на столе и спешно вышел из кафе.

… Намерения сыскных ищеек во главе с Дюпуи были понятны, но о цели их затеи я не имел представления. Чтобы прояснить данный момент, требовалось личное присутствие Дюпуи, который зачем-то отправился в Лондон. Его же приятель вот уже неделю исправно ходил за мной тенью. Вместо того, чтобы схватить «незаметного» наблюдателя и выказать ему свое недовольство, мне должно было его игнорировать. Но говорить об этом куда проще, нежели делать. Он посягнул на мое личное пространство, а подобное никому не позволено. Не единожды я провоцировал его, он же не обращал внимания на мои выпады, нарочито сухо извинялся и уходил якобы прочь. Я мысленно заклинал его совершить опрометчивый шаг, оскорбивший бы меня и вынудивший бы дать силовой ответ, но, увы.

Однако не только этим я жил, произошло кое-что и хорошее. С Ребеккой Вудворд мы таки разобрались в спорности наших отношений и пришли к тому, что впредь останемся друзьями. Правда, она время от времени звонила мне и извинялась за то, что взболтнула много лишнего в тот вечер у Уиллотта, и невероятно сожалела о своем непозволительном поведении. Я принимал извинения, желал ей всяческих благ и заканчивал разговор. С неделю подобные звонки были регулярно-ежедневными, но после прекратились так же, как и начались, а все потому, что у нее появился мужчина, о чем меня по-дружески уведомила Клэр.

Сама Клэр Митчелл дважды наведывалась ко мне с единственным не решенным в ее пользу вопросом, не вверяя столь личную тему телефонной связи. Так вот Клэр взывала к моей совести и отеческому чувству, порой переходя на откровенный шантаж. В итоге созналась, что ей самой доподлинно неизвестно, кто же настоящий отец Элизабет, так как у нее был роман одновременно и со мной, и с ее будущим мужем. А поскольку Гарольд Митчелл, прознав о беременности любимой женщины, незамедлительно предложил ей выйти за него замуж, а я и не думал этого делать, то вопрос с отцовством решился сам собой. Вторым, не дававшим Клэр покоя вопросом, были ее чувства ко мне. Возвращая бывшую пассию в колею сохранения семьи и репутации, я взывал к ее статусу уважающей себя матери, жены, адвоката. Из всех перечисленных аргументов, полагаю, лишь упоминанием о профессиональней стезе я смог достучаться до практичного ума Митчелл.

… Удивительно, как порой судьба соединяла жизни двух людей. Время так и не сумело отобрать у меня воспоминаний о некогда пропавшей Хлое Ливермор. Имея чуть более, чем недостаточно, по понятным причинам я стремился ее разыскать. Стремление это было тем спасительным якорем, который удерживал меня на земле и время от времени встряхивал, делаясь очередным витком в поисках Хлои. Сколько городов за десять лет я объездил, во скольких местах перебывал, разыскивая ее малейший след, со сколькими людьми перебеседовал, скольких нанимал в помощь, но все оказалось тщетным. Дабы не вбить в надежду последний гвоздь, я запретил себе думать о вероятности встречи с Хлоей. Но зато я встретил Марию Дюпуи, представшую ее телесным воплощением. Появление Марии было подобием момента, когда выныриваешь на поверхность воды после длительной задержки дыхания и пытаешься надышаться.

Я беспрестанно возвращался мыслями к Марии, меня к ней неудержимо влекло, самообладание растворялось в нестерпимом желании. Возможно, чтобы избавиться от неотступного соблазна следовало взять ее силой или покончить с собой? Помешательство? Не исключено. Эта женщина действовала на меня слишком противоестественно, в ее присутствии я невольно впадал в подобие транса. Оттого решил избегать ее, дабы побороть не иначе как дьявольские ухищрения. Но, увы, если я не сталкивался с Марией при свете дня, то во сне мы непременно встречались и творили такое…

Да и вечерами, бывало, она поджидала меня у дома. Лишь я касался дверной ручки, как улавливал позади себя учащенное дыхание. Оборачивался, пристально вглядывался. Никого. Ослышался? Как же. А бывало, только я подходил к спальне, как ощущал стороннее появление. Всматривался в полумрак коридора, совсем как в тот первый раз полагая увидеть хрупкие очертания темной фигуры. И порой успевал замечать молниеносное, едва видимое движение: темная фигура отделялась от стены и силуэт рассеивался. Игра теней? Как же.

Я желала только Его. Неизменно и всегда. Ждала и выжидала. Жила этим. Думая о Нем, не называла Его по имени – просто Он, постановив, что произнесу дорогое Имя при встрече. О другом мужчине и речи быть не могло, поскольку второго такого просто не существовало, Он был единственной любовью. Так полагала не только я, но и те женщины, которых всецело пленил Его ум и мужественный облик. От Него исходила сила, которая притягивала женщин, и они неотступно осаждали Его. Их неотступность всякий раз становилась для меня поцелуем смерти. Совладать с разрушающей ревностью было сложно. Уверенность, что не сглуплю, таяла подобно снегу. Мне с трудом удавалось контролировать себя в ожидании значимого мгновения воссоединения. Однако перевешивало желание того, чтобы Он непременно сам пришел. И однажды Он пришел. Подойдя к двери моего дома, Он нажал на звонок.

«Я так ждала тебя, Эдгар!» – захотелось мне выкрикнуть, но я молча отперла дверь и скрылась в темноте столовой, чтобы унять волнение.

Он вошел в холл.
— Добрый вечер.
Пауза и тишина, вобравшие в себя его дыхание.
— Мария, Вы же дома?! Хотел бы увидеться с Вами, – нетерпеливо признался он.
Видя, как его ищущий взгляд прорезал пустоту гостиной, я упрямо растягивала удовольствие.
— Прошу, я хочу видеть Вас… сейчас, – повторил он низким, напористым, почти грубым голосом, от которого мое тело подобно пружине сжалось.
«Если она не выйдет ко мне, я разгромлю этот чертов дом», – подумал он.
— Проходите, Эдгар. Я уже иду, – слова буквально прозвенели в его нетерпеливой настойчивости.

Он напрягся, и я учуяла естественный запах мужского тела, который подобно афродизиаку окутал меня путавшим мысли ароматом. Стараясь как можно меньше вдыхать запах Эдгара, через секунду я предстала перед ним и позволила себе предаться долгожданному визуальному наслаждению.

Эдгар был одет во все черное: длинное пальто, крахмаленная рубашка, неизменно расстегнутая на несколько верхних пуговиц, элегантные брюки, туфли из тончайшей полированной кожи.

Смотря друг на друга опалявшими тела взглядами взаимного влечения, мы думали об одном и том же, и только в виду каких-то необъяснимых причин не отваживались высказаться вслух. Однако наш безмолвный диалог поведал о сокровенном.

«Непостижимое ощущение того, что я ее знаю, не позволяет мне отказаться от этой женщины», – не сказал он.
«Если я не дотронусь до тебя, то умру, но не ранее, чем ты вновь станешь моим», – не произнесла я.
«Мое желание обладать ею неодолимо. Пропал я, теперь мне точно не остановиться».
«Прочувствуй еще».
«Я сделаю для нее все».
«Это я с тобой сделаю все», – не призналась я, вслух же сказала:
— Не будем устанавливать очередность. Уступите?
— Перейдем на «ты»?! Очередность – излишнее препятствие, – взволнованно проговорил Эдгар, посмотрев на мои губы.

Несколько томительных мгновений, показавшихся вечностью, и вот он в страстном объятии прижал меня к себе. Мое тело затрепетало и зажило собственной жизнью. Я блаженно закрыла глаза и самозабвенно притиснулась к любимому мужчине.

«Виват! Это то, к чему мне столь долго и тернисто пришлось идти! Мы по-прежнему принадлежим друг другу!» – патетично возликовала я.

Эдгар обжигал меня близостью своего тела и прерывистым теплым дыханием. В дразнящих поцелуях он льнул к моим губам, а я, приоткрывая их, впускала его горячий язык, шелковая влажность которого вызывала во мне шквал эмоций. Словно изголодавшаяся я всем своим существом стремилась опьянеть от ласк любимого. Притягивая Эдгара к себе и утыкаясь лицом в распахнутый ворот его рубашки, вдыхала мужской запах и смятенно сглатывала…

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~