Дождь тихо барабанил по крыше «вольво», отражая мои напряжённые до предела нервы. Разрозненные мысли. Теперь Эдвард чуть ли не круглыми сутками торчал в моей квартире. Осознание того, что эти бесценные для любой женщины мгновения проживал ещё один человек – наш с ним ребёнок, грело мне душу. Желанный, вопреки маячившей на горизонте двуликой неизвестности: восторженной – от предвкушения появления на свет нового существа – и опасливой: никто не знал, как это произойдёт.

Может, Эдвард и мнил себя мастером шифрования эмоций, но даже я физически ощущала: уголки его губ расползаются в натянутой улыбке отнюдь не от ликования предстоящего отцовства. Сквозь плотную завесу беспечности в поведении любимого проступал банальный… страх. А он зачастую толкает на поступки, осмысление последствий которых сопровождается продолжительным самобичеванием и крушением имущества.

Вот и сейчас любимая мной «информационная крепость» сжимала руль с такой силой, что, казалось, ещё немного, и от него останется некое подобие боевой секиры, с кнопкой для битья головой и возмущённого оповещения окружающих. Почувствовав зашкаливавший градус эмоционального напряжения, я нерешительно коснулась руки парня чуть выше локтя и тихо позвала:

– Эдвард.
Любимый с явной неохотой оторвал взгляд от дороги, переводя его на меня.
– Да, Белла?
– Ты сегодня какой-то… притихший.
– Вообще-то я практически всегда такой. Не люблю строить из себя собеседника, булькающего эмоциями, словно разлаженный унитаз. Думал, ты уже привыкла к этому. – Чудо-Рук сдержанно улыбнулся и отвёл взгляд.

По части вербального общения Эдвард иногда был лаконичен, но робостью точно не отличался. Развернувшись на сиденье вполоборота, я вознамерилась во что бы то ни стало пробить стену отчуждённости, охотно вбивавшей между нами первые сваи.

– Нет. С тобой, Эдвард, это, в принципе, невозможно. Ты словно мозаичное панно из множества неоднородных элементов, которые тем не менее образуют общую картину. Ты постоянно видишься мне в новом свете, но сейчас… – растерянно смолкла я, подивившись летучести своего изначально мощного запала.
– И в какой же части твоего спектра оказался я сейчас? – спросил вполуха слушавший до этого Эдвард, чей взгляд не покидал дороги.

«Ты хоть бы одно глазное яблоко повернул в мою сторону, заботливый ты наш! – Мысли закипали, словно масло на сковороде. – Я к тебе анфас сижу (а в моём положении это не слишком удобно!), а ты мне – в профиль!» Гормоны, мирно дремавшие всё это время, активизировались и теперь устраивали моему настроению катанье на «банане». Ребёнок, почувствовав его перепады, напомнил о себе, легонько толкнув меня под рёбра. Рука Эдварда тут же метнулась к моему животу, но в нескольких сантиметрах от него замерла. «Коснись меня, Эдвард. Пожалуйста. Ты нужен мне. Нам». Теперь уже взглядом умоляла я, но, похоже, моих слов, жестов и внимания оказалось недостаточно. Сглотнув, я откинулась на сиденье, отодвинувшись на значительное расстояние от ладони вампира, и ответила:

– В холодной зоне.

В тон температуре салона ответила я и отвернулась к окну, с которого встречный ветер смахивал безмолвные слёзы неба. Я сморгнула свою.



Остаток поездки до моей квартиры прошёл в тишине, нарушаемой лишь мерным урчанием двигателя. Вскоре он затих. Звякнули ключи. Наконец-то мы дома. Свернуться бы клубочком на кровати, накрыться одеялом и прижаться к любимому. Вот ирония: мы ищем утешения у того, кто нас обидел.

Я повернулась к Эдварду. Он смотрел на меня. Долго, изучающе, настороженно. Потом слабо улыбнулся, вышел из машины и уже через пару секунд открывал дверь с моей стороны, предлагая руку (сердце и так числилось за мной). Стоило мне покинуть салон, как Чудо-Рук подхватил меня на руки и затрусил в дом, не желая, чтобы я промокла до нитки. Всё происходило так быстро, что я не заметила, как мы очутились в моей квартире. Сцена напоминала мелодраму, где главный герой – хорохорящийся перед первой брачной ночью муж – вносит свою жену в опочивальню. Не удержавшись, я прыснула со смеху. Он иссяк, когда я обвела взглядом обстановку: фиолетовое постельное бельё, с призывно отвёрнутым уголком, мигающая подсветка, фруктовый аромат, разливающийся по комнате…

Стоп-стоп! Прошу забрать у меня очки 5D-формата и вернуть в реальность! К Чудо-Руку! На руки! Однако этого не потребовалось, поскольку тот и не думал выпускать меня из объятий, а лишь стоял и наблюдал за мной. Затем наклонился и, легко коснувшись моих губ, выдохнул:

– Белла…

И тут вышеупомянутую понесло... Из головы, словно из лопнувших штанов нитки, повыскакивали негатив и обида, растерянность и непонимание. Я соскучилась по Эдварду, по близости с ним. А дать мне сейчас её могли его губы, в воздушном поцелуе прижимавшиеся к моим губам. Мало. Прильнув к парню, я попыталась сломить его сопротивление своей страстью, но Эдвард оставался неприступен и отстранился.

– Позволь мне сделать всё правильно. В соответствии с традициями…
С моих губ сорвался смешок:
– У нас, если ты заметил, всё далеко не традиционно, – я погладила свой живот.
Эдвард пристально наблюдал за моими движениями.
– Именно поэтому я прошу тебя довериться мне. – Я недоумённо воззрилась на него. – Закрой глаза.
Вот так всегда: только настроишься на игривый лад, как тебя обламывают!
– Ладно, мой командир, но только ненадолго. – Я смежила веки, ожидая, что последует указание раздеться или встать в позу. Тишина.

Внезапно ног коснулось что-то – точно пером прошлись от лодыжек к бёдрам. Я хихикнула: щекотно. Движения продолжались вверх-вниз. Не удержавшись, я приоткрыла глаз. Эдвард сидел на пятках, наглаживая мои ноги, уткнувшись головой мне в колени. От этой картины невольно защемило в сердце.

– Милый, что с тобой? – взволновалась я, нежно касаясь его мягких волос.
– Ш-ш, Белла, – проговорил Эдвард мне в брюки, – я слушаю.
– ?..
Парень обхватил меня за колени, поцеловав их.
– Однажды я наткнулся на старую легенду. – Глаза Эдварда хитро поблёскивали в полумраке. – И я расскажу её тебе, только не шевелись.
– Ты меня и так держишь, – хихикнула я, встав руки по швам.
– Хорошо. Однажды шёл путник дорогой долгой и прилёг отдохнуть под звёздным небом. Уставший, задремал он…
Голос Эдварда убаюкивал, а руки, неспешно поднявшись по моим бёдрам, принялись за ремешок на моих брюках. Я сладостно прикрыла глаза.
– Проснулся и не узнал мир вокруг, таким сказочным он ему показался. Оглядевшись, путник обомлел: впереди поляны, на которой он спал, на холме, стояло высокое дерево, а в стволе его чернела дверь.
М-м-м, как приятно. Щекой Эдвард прильнул к моему животу, ребёнок, почуяв отцовские касания, ударил в ответ, и я крепко зажмурилась, боясь нарушить этот миг. Спустя пару секунд Эдвард продолжил:
– Но больше всего изумили странника ветви дерева. Раскидистые, они делили пространство перед ним на две половины. – Холодным пальцем любимый провёл меж моих грудей, рассекая ткань, поднимаясь к горлу. – На одной разноцветьем переливался снег, на другой – пригревало солнце и зеленела трава.
В ход пошли губы, они то жалили, то ускользали, пробегая от плеч до кончиков пальцев, возвращаясь обратно. Снова и снова. Меня бросало в жар и в озноб, я сжала кулаки, борясь с желанием прикоснуться к Эдварду. Ну же, любимый, не томи.
– …Зачарованный, пошёл странник к дереву. Ткнул посохом в ствол – затряслись ветви, полетела листва да иней с них, заслоняя взор путнику, мешая пройти к двери. Отступил он, и успокоилось дерево.
Я разлепила веки.
Эдвард тоже разделся. Когда успел? Он глядел на меня так, отчего я чуть не упала в чувственную бездну. Эдвард нагнулся, уткнувшись носом мне в шею, вдыхая и выводя языком узоры, руками наглаживая всё, до чего мог дотянуться, так и не касаясь заветного места. Ах. Ты. Мой. Бог.
– Снова решил попытать счастья путник, на этот раз ласково погладив кору необычного дерева – зашелестело оно, а из-за двери полился свет, распахнулась она, впуская его в новый мир, вверяя ему свои тайны…

Последнюю фразу Эдвард проговорил мне прямо в губы. Голова закружилась, по телу пошла дрожь, разливаясь теплом.

И я провалилась в блаженную отключку.



Мыр-р. Как чудесно. Перевернувшись набок, я почувствовала вес обхватившей меня за талию руки. Ровно по центру. Какая приятная точность. Меня тянуло в туалет, но так лениво было вставать, когда можно понежиться в объятиях Чудо-Рука. Я открыла глаза, и взгляд тут же упёрся на валявшуюся на полу декоративную подушку. Скосила глаз налево – ещё одна, – похоже, вчера кто-то устроил нещадный бой. Хи-хи. «Повоевали» мы вчера знатно – по телу прошлась приятная дрожь от воспоминаний.

Я перевернулась лицом к Эдварду, который улыбнулся мне и чмокнул в губы. Так нежно. Так легко.

– Доброе утро, красотка!
– И тебе не хромать, – не осталась в долгу я, подмигнув. – Выпустишь меня?
Эдвард недоумённо сдвинул брови.
– Куда?
– Твой ребёнок явно не фанат моего мочевого пузыря.

На лице Чудо-Рука появилось понимание, и он разомкнул объятия, напоследок звучно поцеловав мой округлившийся животик. Растёт как на дрожжах! Я выскользнула из постели, всунув ноги в зелёные тапочки, и уже почти скрылась в ванной, как до меня донеслось тихое:

– Не буянь, Стручок.
Я выглянула из-за двери:
– Эй, Каллен?
– Да, Свон?
– Только попробуй назвать нашего ребёнка частью растения!

---