Глава 44. Неожиданный партнер
В моих простых, но как-то нездорово дорогих апартаментах в большой гостинице в Лондоне, всего в трех кварталах от галереи, где сейчас висели изумительные картины Ренесми, которые завтра «взорвут» утренние газеты, в этот поздний час было темно и тихо. Только монотонно бубнил телевизор, и мигали картинки на плоском экране. Я сидел, вольготно расположившись на диване, и невидящим взглядом глядел куда-то вдаль. Со стороны могло показаться, что я спокоен, абсолютно безразличен к окружающему миру и полностью погружен в свои мысли, но это было не так. Я был напряжен и сосредоточен. Мой слух отмечал малейшие шорохи, а обоняние – малейшие оттенки запахов. И я застыл, но не в прострации, а в совершенно осознанном и томительном ожидании.
ОН появился чуть позже, чем я надеялся, но определенно раньше, чем я ожидал. Я почувствовал его приближение еще тогда, когда он ступил на мягкий синий ковер, застилавший коридор на этаже и ровной дорожкой ведущий к моему номеру – самому последнему в веренице подобных.
Он постучал.
Я не смог сдержать усмешки.
Как это на него похоже! Знает же, что я жду его, и все же не изменяет этой вышколенной вежливости, безупречным манерам и классу, которые неизменно проявлялись во всем, что он делал или не делал в своей жизни.
Я ничего не ответил на стук и даже не шевельнулся, чтобы подойти к двери. Да этого и не потребовалось. В следующее мгновение она отворилась, и в проеме двери появился его силуэт, четко очерченный на фоне света, льющегося в мое темное убежище из коридора.
- Здравствуй, Эдвард, - поприветствовал я гостя. – Как мило, что ты смог найти время для визита.
- Не поясничай, - холодно бросил он, закрывая за собой дверь. – Не к месту.
Эта отеческая отповедь здорово развеселила меня, и будто бы даже сгладила обстановку, достигшую в этот момент кульминации разряженности. Я молча нажал кнопку на пульте, и экран телевизора погас, оставив нас с бесценным папашей Ренесми в полной тишине и темноте. Я поднялся с дивана и, наконец, посмотрел прямо на Эдварда, без колебания встретив его пытливый взгляд.
- Спасибо, что пришел, - уже абсолютно спокойно и искренне сказал я. В моем голосе не было ни следа иронии или вызова. – Я это очень ценю.
- Я не ради тебя пришел, - также спокойно и без сомнения искренне, ответил он, но по его мрачному тону было ясно, что он совсем не рад своему визиту. - Только ради Ренесми.
- Повторяю, я ценю это. Ради Ренесми все это и затевалось.
Под холодным оценивающим взглядом Эдварда я внезапно смутился и почувствовал, как былая уверенность покидает меня. Я поморщился, понимая, что это малейшее проявление слабости тут же стало известно пытливому дару Эдварда, перед которым в данный момент я был абсолютно беззащитен.
Было странно осознавать, что я уязвим. Уязвимы мои мысли, мое будущее, мои поступки. Кто угодно с достаточно сильным даром, что не редкость в вампирском мире, может без труда проникнуть в меня и выведать самые сокровенные секреты. Я внутреннее напрягся. Мне казалось, что даже на физическом уровне я ощущаю вторжение Эдварда в свой организм и тонкий поток мыслей, который убегает от меня к нему.
Уже очень давно никто не проникал внутрь за мой щит, защищавший меня со всех сторон. И теперь это ощущение полной вседозволенности было пугающим. Я передернул плечами и увидел, как приподнялись кончики губ Эдварда. Будто мое смятение доставляло ему удовольствие. Черт, конечно, мое смятение доставляло ему удовольствие!
- Так и есть, - утвердительно ответил он на невысказанное вслух предположение. – Нравится осознавать, что ничто человеческое тебе не чуждо.
Я подавил готовое сорваться с губ ругательство и сдержал себя, чтобы не включить на полную свой дар, способный отгородить меня от Эдварда. Еще не время. Я знал, что он должен убедиться, что я не замышляю ничего плохого в отношении его семьи и его дочери. Что для Ренесми я хочу и всегда хотел только лучшего. Только тогда он поможет мне. Или нет…
- Я не уверен, что ты хочешь только лучшего, - коротко отозвался Эдвард, проходя к окну и раздвигая шторы. Серебристый свет луны тут же полился в комнату, сделав происходящее еще более нереальным. Неожиданно для самого себя я вспомнил, какую странную связь Ренесми чувствовала к луне, уверенная, что она становится свидетельницей самых значимых событий в ее жизни. С внезапной грустью я подумал, что может быть, и сейчас луна пришла в этот гостиничный номер, чувствуя, что здесь в каком-то смысле вершиться судьба ее юной подруги?
- Разве то, что я позволил тебе беззастенчиво копаться в моей голове, не является доказательством? – чуть надменно спросил я, распаляясь от одной мысли, что он считает, будто я намеренно могу причинить боль Ренесми.
- Порой скрытые мотивы нашего сердца до определенного момента неподвластны нашему разуму, - философски заметил он.
Ой, только не надо этих философских бредней, мысленно попросил я. Меня тошнит от них.
- Итак… - протянул Эдвард, безразлично пожимая плечами. – Так зачем я здесь?
Ох, как он бесил меня в этот момент! Знает же все: и почему я и он здесь, и почему мне нужна его помощь, но нарочно тянет время и желает, чтобы я сказал обо всем сам. Вслух. Без утаек. Без стеснения. Намеренно испытывает меня, даже не пытаясь сделать это объяснение легче.
- Ты знаешь, что мне нужно, - выдавил я.
- Да, но я не уверен, что это нужно мне. С чего ты решил, что я вообще вздумаю тебе помогать?
Я чертыхнулся. На этот раз вслух. Хорошо бы было еще и переломать пару стульев, но я ограничился стиснутыми зубами.
- Ты мне поможешь, потому что тебе не безразлична твоя дочь. И еще потому, что ты ненавидишь Вольтури, - с вызовом ответил я.
- Допустим, все это правда, - намеренно плавно согласился Эдвард. - Но зачем мне помогать ТЕБЕ?
- Потому что, помогая мне, ты поможешь Ренесми.
- Вовсе в этом неуверен.
- Я думаю, ты лжешь, - парировал я. – Помогая мне, ты сможешь освободить Ренесми от Алека. Это все, что тебе нужно. Даже не обладая твоим даром мыслекрадения, во всем твоем облике так и сквозит «Я ненавижу Вольтури». Это все, что нужно мне, - а потом, пытаясь одновременно и позлить и окончательно перетащить Эдварда на свою сторону, я безжалостно добавил: - Должно быть, больно осознавать, что твоя плоть и кровь проводит вечера за задушевными беседами с Вольтури.
Реакция Эдварда не заставила себя ждать. Его челюсть мгновенно напряглась, глаза потемнели, а выражение лица, как он ни старался казаться спокойным, приобрело жесткое выражение.
- Думаю, мы понимаем друг друга, - удовлетворенно прокомментировал я очевидное.
Порядка тридцати секунд мой гость молчал, безучастно глядя в окно, за которым кружились нестройные хороводы снежинок. Наконец, он посмотрел на меня и будто бы даже с вызовом произнес:
- Не хочется расстраивать твой воинственный настрой, но ты опоздал со своим даром. Нужно было менять мотивы поведения Алека сразу же, как ты увидел его на выставке, - видя мой непонимающий взгляд, он пояснил: - Ренесми рассказала мне и Белле о твоем возвращении сразу же, как только вернулась с выставки. Она умоляла Беллу принять Алека под свой щит…
У меня внутри все перевернулось от дурного предчувствия.
- … И Белла согласилась.
FUCK YOU!
На этот раз я не смог сдержаться. Глухой рык сорвался с моих губ, а пальцы на обеих руках рефлекторно сжались. Послышался негромкий треск, и к моим ногам упала горсть обломков того, что когда-то было пультом от телевизора.
- Как ты мог позволить это! – даже не стараясь скрыть своего бешенства, воскликнул я. Все, на чем я мог сосредоточиться в этот момент, было – я упустил шанс легко и безболезненно избавиться от Алека. Теперь придется действовать силой. И еще больше упасть в глазах Ренесми.
- Белла – моя жена, а не рабыня, - холодно отчеканил Эдвард. – В нашей семье все свободны в своем выборе, и слово «позволить» в ней никогда не звучит.
В этот момент я прям испытал злость на него и на его устои. Негодование клокотало во мне. В голове шумело. Что за бред происходит в этой ненормальной семейке? Дочь разыгрывает любовь с врагом, мать это покрывает, а отец не может вмешаться и сделать хоть что-нибудь?
- Перестань ныть. Твои мысли просто жалки, - презрительно бросил Эдвард.
- Жалки? – повторил я, еще больше распаляясь. Сунув руки в карманы, потому что если бы я это не сделал, я бы сломал еще что-нибудь, я принялся мерить комнату шагами. – В таком случае как ты собираешься выкидывать Алека Вольтури из жизни Ренесми? Посадишь ее под домашний арест? Внушишь ей здравый смысл увещевательными беседами? Или у тебя есть какой-то грандиозный план, который быстро решит все наши проблемы?
- Я думаю, ты должен поговорить с ней, - будто бы спокойно произнес он, но от меня не укрылось напряжение, прозвучавшее в этом коротком предложении, таившем в себе такой колоссальный для нас обоих смысл.
- Поговорить с кем? - тупо повторил я.
- С Ренесми.
Я посмотрел на Эдварда так, будто он только что на моих глазах выжил из ума. Папаша Ренесми, после того, что я сделал с его дочерью, не только не старается прикончить меня, но и просит меня поговорить с ней? То есть, прям так реально прийти, встать рядом и начать говорить?
Игнорируя мои сбивчивые мысли, Эдвард сказал:
- Что бы между вами не произошло, твое мнение…, - он запнулся. А потом перефразировал свой ответ: - Я думаю, ты всегда будешь иметь на Ренесми самое сильное воздействие.
- И что я ей скажу, по-твоему? – все еще не придя в себя от потрясения, спросил я.
- Оставляю это на откуп твоей фантазии.
- Да она не желает меня слушать! – крикнул я, в попытке донести до Эдварда реальное положение вещей, как если он тронулся умом и упустил последние месяцы нашей жизни. – Там на выставке она смотрела на меня с таким презрением и равнодушием, что могла бы заморозить Африку!
- А чего ты собственно ожидал? – жестко спросил он. – Она ненавидит тебя, но это не значит, что даже несмотря на это, ты не сможешь убедить ее послать Алека куда подальше!
- Она не станет меня слушать, - повторил я, не видя и зерна здравого смысла в идее Эдварда.
- Тогда пытайся снова!
- Я не верю, что ты мне это говоришь.
- Я тоже, - со вздохом, ответил он. И мне показалось, что в этот миг он стыдиться сам себя и всего, что он затеял. Конечно, и мое и его поведение к Ренесми – существу, которое мы оба болезненно боготворили, было крайне эгоистичным. Так отвратительно и грязно играть ее жизнью за ее спиной… Но я постарался отбросить эти мысли. То, что делается для ее блага, не может быть эгоистичным. Ведь, правда?
- Как бы то ни было, - прервал мои размышления Эдвард. – Есть несколько условий. Первое – ты не используешь свой дар. Ни для нападения на кого-либо, ни для защиты себя. Я всегда должен знать, что происходит в твоей голове. Чтобы у тебя не возникло никаких глупостей, знай, что не только Алек, но и все без исключения Каллены надежно защищены щитом Беллы.
Я хотел взбунтоваться. Крикнуть, чтобы Эдвард шел со своими нахальными правилами и абсолютно дурацкими идеями куда подальше, но не смог этого сделать. Серьезное и бесстрастное выражение его лица говорило, что он не шутит.
- Правило номер два, - между тем продолжил он, удовлетворившись мои молчанием. – Никакого телесного контакта с Ренесми. И под словом «никакого» я именно это и подразумеваю. Ни прикосновения, ни объятия, ни даже дыхания, достаточно близко к ней.
Я надменно вздернул подбородок.
- Если ты нарушишь одно из этих условий, наша сделка моментально расторгается, - предупредил меня Эдвард. – И ты из моего партнера снова становишься моим врагом, - заключил он с холодной улыбкой.
Я молчал. В моей голове роились самые противоречивые мысли, которые Эдвард тут же читал. В душе боролись покорность и бунт. Говорить с Ренесми, зная, что Эдвард позаботиться, чтобы нас не прервали, но при этом будет слышать все до единого мысли, которые возникнут в моей голове? Снова видеть ее, быть так близко, но не иметь возможности коснуться? Убедить ее, что Алек – не для нее, а потом уйти, снова оставив ее одну?
Со вздохом досады я отвернулся от Эдварда, который терпеливо ждал моего решения, и попытался как-то упорядочить свое ощущение действительности.
Очевидно, что Ренесми – это кара на мою голову. За какие-нибудь два года она развернула мою жизнь на тысячу градусов. То есть из-за нее этот самый градус скакал и вертелся, заставляя меня постоянно приспосабливаться к новым условиям, которые становились все мучительнее и опаснее для моего состояния. Конечно, нужно было воспользоваться всеми случаями, которые давала мне судьба, чтобы убежать от нее: тогда в Гштааде или в Лондоне еще до аварии, которая изменила все… Или же сейчас, сразу же после выставки, как только я увидел ее с Алеком… Или убежать вот сейчас. Послать подальше это невообразимое соглашение с Эдвардом, и уехать. И пусть она самостоятельно решает, что лучше для нее, а что нет. Потому что, будь я на ее месте, я бы просто озверел, если бы узнал, что кто-то за мое спиной планирует мою жизнь, и решает, с кем я могу общаться, а кого мне нужно выбросить из жизни.
И все же… И все же, я знал, что никогда не смог бы убежать от нее на достаточное расстояние, чтобы она перестала тревожить меня. Я слишком хорошо помнил то ощущение мира и покоя, которые снисходили на меня, когда ее глаза останавливались на мне, или чувство любви и радости, которые охватывали меня от любого, даже самого мимолетного, касания ее плоти. Всякий раз, когда я оказывался рядом с ней, остальной, враждебный и бесчувственный мир летел к чертям, заполняя мое существование чем-то густо-розовым и сладким. И только за это ощущение, за ту любовь, которую она подарила мне однажды, я должен был удалить от нее Алека на самое большое из возможных расстояний. Он не подходит ей. А она не должна больше страдать из-за кого-то, кто не подходит ей…
Не подходит ей?
Боже, да разве же я не подходил ей? Тогда, счастливые благословенные месяцы назад, мне казалось, что нет на свете более подходящих друг другу существ, чем Ренесми и я. Я был ее. А она была моей. Так просто и так сложно. Отними нас у друг друга – и что оставалось? Болезненные и жалкие существа, как тени слоняющиеся по миру…
- Она была твоей. Раньше, - мрачно прервал мои мысли Эдвард. – Теперь это не так.
Я взметнул глаза на своего спутника, по-прежнему стоящего у окна, и разглядывающего меня с отстраненно-любопытным выражением на лице. Мне хотелось сказать, что он не прав. Конечно, Ренесми была моей. Такие узы, как у нас, невозможно разрушить. Она была моей с тех пор, как наши глаза встретились в холле отеля, и останется моей, что бы ни случилось, до тех пор, пока я существую.
Не желая больше позволять Эдварду беззастенчиво копаться в самом сокровенном, я спросил:
- Выглядит так, будто твоя семья смирилась с присутствием Алека в вашем доме. Почему ты так против, ведь кажется, он не желает Ренесми зла?
- Он хочет увезти ее в Вольтерру, - просто сказал он. – А еще, я уже видел, через какой ад прошла Ренесми, увлекшись не ТЕМ человеком. Больше я этого не допущу.
Очевидно, что это был камень в мой огород, и я вновь почувствовал отвращение к себе. Я понимал, что знаю лишь какие-то отрывки страданий Ренесми, совсем не то, что видел Эдвард… Так насколько же все должно было быть ужасно, что такой либеральный и свободный от предрассудков Эдвард, так категорично решил вмешаться в судьбу своей дочери, презрев возможные последствия и отторжение ее от него?
- И ты не боишься подпускать меня к ней? – осторожно спросил я.
- Ты хочешь спросить, не боюсь ли я, что ты снова озвереешь от ее запаха и укусишь ее? Нет. Я знаю, ты не сделаешь этого. Забыл: я знаю твои мысли. Слышал их и в Вольтерре, когда ты спас нас, и сейчас. Ты больше никогда не сделаешь это с ней, потому что это равносильно самоубийству для тебя, - тихо пробормотал Эдвард, а потом, то ли стараясь убедить меня, то ли себя самого, добавил еще раз: – Ты не сделаешь этого.
- Даже я не знаю этого наверняка, - сказал я, чувствуя негодование от этого категоричного тона, которым говорил Эдвард. – Я вес еще хочу ее.
- Главное, что это знаю я, не правда ли? – иронично произнес он, намеренно игнорируя мою последнюю фразу.
- А что, если ты ошибаешься?
- Тогда я наконец-то убью тебя, а потом пойду в Вольтерру, и попрошу, чтобы убили меня, - внезапно севшим голосом сказал он. – Так что уж постарайся сделать так, чтобы мы оба остались живы.
От обреченности этих слов меня будто бы передернуло. Я внезапно почувствовал абсолютно невообразимое – жалость к Эдварду-отцу, который, наверное, сейчас переживает нечто ужасное. Добровольно рисковать своей дочерью, только чтобы удалить из ее жизни другой риск? Это казалось таким… Печальным и отчаянным…
Когда он уже собрался уходить, я вновь окликнул его. Он остановился. Развернулся ко мне и, глядя прямо мне в глаза, сказал:
- Почему я помогаю тебе? Потому что ты поможешь мне избавиться от Алека, но Ренесми ты все равно не вернешь. И не смотри на меня такими изумленными глазами. Подсознательно ты хочешь вернуть ее, пусть даже пока и прикрываешь это желание ненавистью к Алеку. Но тебе это не удастся. Она никогда не простит тебе Вольтерру. Никогда. Я знаю и ее мысли тоже, поверь, у тебя нет никаких шансов.
С этими словами он повернулся ко мне спиной и через мгновение скрылся из виду, тихо прикрыв за собой дверь с обратной стороны.