Его рука была подобна железному пруту, обернутому в ткань. Я могла с уверенностью сказать, что он был сильным и небьющимся, но все еще казался слишком хилым, чахлым.

– Это не очень далеко, – сказала я, оглядываясь вокруг, чтобы понять, где мы находимся. – Еще где-то около восьми сотен шагов.

– Это грубая оценка? – с любопытством спросил он.

Я покраснела. – Нет, эмм, вообще-то, довольно точная.

– Ты считала?

– Я давно здесь. Счет помогает. Это лучше, чем молчание.

Боковым зрением я посмотрела на его лицо, чтобы еще раз попытаться вспомнить его. Откуда ему известно мое имя? Одна ли только жажда была в его глазах, и неужели я не могу узнать его теперь потому, что он стал таким тощим? Смогу ли я вспомнить его, если его вес станет прежним?

– О чем ты думаешь, Изабелла? – спросил он так тихо, что я не была уверена, что это не показалось мне.

Я сосредоточилась на своих ногах, отсчитывая про себя шаги, начиная в восьми сотен. – Ни о чем… то есть я хочу сказать… ты знаешь меня, и ты пришел, чтобы попрощаться, но я... Прости, я не знаю, кто ты. Я должна знать тебя?

– Нет, не должна, – сказал он с такой грустью в голосе, что мне захотелось остановиться, лечь прямо посреди дороги и плакать, плакать так, как я не могла себе позволить, потому что если бы я расплакалась так, как хотела, я бы ни за что не смогла заставить себя остановиться. Нет, я позволила себе лишь совсем немного слез, достаточно для того, чтобы не утонуть.

Я не знала его, но он уже заставил меня наполниться чувством потери чего-то очень важного.

– Мы встречались? – спросила я, глотая тяжелый комок в горле и пытаясь оттолкнуть от себя навязчивое желание лечь на дорогу и расплакаться.

– Ты помнишь своей первый школьный день здесь?

Я закрыла глаза, пока мы шли (шестьсот девяносто шесть, шестьсот девяносто пять, шестьсот девяносто четыре, я считала мысленно), и пыталась вспомнить ту, другую жизнь, жизнь перед тем, как я переехала от мамы к Чарли. Не думай о ней, не думай о маме, думала я, покрепче сжимая железную руку незнакомца. Я вспомнила мальчиков, что лезли из кожи вон, чтобы помочь мне найти дорогу к классам, о моем смущении из-за их повышенного внимании, о моем желании исчезнуть. Шестьсот пятьдесят четыре, шестьсот пятьдесят три, шестьсот пятьдесят два.

Память возвращалась ко мне мелкими осколками, и я складывала их в своей голове, как кусочки пазла или витражного окна. Ланч в школьном кафетерии, который пах Лизолом ^[1], кислым молоком и Тэйтер Тотс ^[2]. Я была уверена, что во всех кафетериях всегда пахнет одинаково.

Шестьсот три, шестьсот два, шестьсот один…

Девочки оценивали меня, пытаясь выяснить, буду ли я принимать участие в соревнованиях за парней, которых они уже зарезервировали для себя. Они прицепились к недостатку макияжа на моем лице, к моим паршиво расчесанным волосам, пытались определить размер моего лифчика по моему свободному топу…

– Я помню много чего о том дне, – сказала я.

Посчитав, что я не представляю для них угрозы в этом плане, Джессика и Анжела помогли мне с нахождением классов и рассказали все сплетни о преподавателях, один из которых был алкоголиком, а другой, по слухам, имел «неуместные» отношения со своей студенткой второкурсницей.

– Я помню, как увидел тебя в первый раз, – сказал он, опираясь на меня, тяжело дыша. Я замедлила шаг, чувствуя, что моих сил становиться все меньше и меньше. Пятьсот девяносто пять, пятьсот девяносто четыре, пятьсот девяносто три…

Я вспомнила, как сидела в классе английского, пока все остальные стояли и болтали, жалея, что не могу стать невидимой Интересно, смогу ли я когда-нибудь почувствовать здесь себя как дома?

– Когда это было? – спросила я, не переставая вести счет, мои глаза оставались закрытыми. Я пыталась найти место этому странному существу в своих воспоминаниях о том дне. Он был возле моего шкафчика? Стоял у фонтана? А может, мы встречались в классе физкультуры? Ни один из этих вариантов не казался мне правильным. Как будто бы он был бумажной куклой, которую я двигала с места на место в воображаемом макете школы из моей памяти. Он не соответствовал ни одному из них.

Он сказал только одно слово. – Биология.

Биология. Мистер Баннер. В классе сильно пахло формальдегидом, и стоял макет человеческого скелета, одетый в соответствии с временами года. В тот день на нем была футболка с логотипом Джерси^[3].

– Ты был на биологии вместе со мной? – спросила я, нахмурившись. Я не помнила на самом деле.

– Мы сидели за одной партой.

– Правда? – это казалось мне неправильным. В нашем классе только я работала в одиночку, без партнера. Я сидела одна. Всегда. Только я и лабораторный стол. Пятьсот тридцать семь, пятьсот тридцать шесть, пятьсот тридцать пять...

Он кашлянул. – Боюсь я... не был очень добр по отношению к тебе.

Открыв глаза, я покачала головой. – Неправда. Тебя там никогда не было. Я весь год сидела одна. Думаешь, я бы не запомнила, если бы кто-нибудь сидел на соседнем стуле?

– Ты сидела одна из-за меня, Белла.

– Нет, ты, скорее всего, ошибаешься, – сама не знаю, почему я так настаивала на этом. Может быть, потому что, если моя память несовершенна, то я не могу принимать на веру все, что приходит ко мне на ум. Все эти ложные-неложные воспоминания. Это говорило о том, что я больше не могу полагаться на свой разум, и в какой-то степени потеря прошлого была для меня столь же пугающей перспективой, сколько и потеря будущего – может даже хуже. Я отпустила его руку и бросилась бежать впереди Эдварда, ускоряя счет шагов в своей голове. Я досчитала до пятисот.

Сначала он пытался идти в ногу со мной, но потом остановился. Он стоял, понурив плечи, ссутулившись, голова была опущена, глаза закрыты.

– Изабелла, – наконец, сказал он, и поднял руку к моей щеке, застыв в нерешимости. Рука парила рядом с моим лицом, так что мне казалось, что он даже дотронулся до меня. Она дрожала, и я могла увидеть сухожилия, проступающие через кожу. Это зрелище вполне могло быть пугающим, если бы выражение на его лице не было таким печальным.

Не в силах больше видеть это, я закрыла глаза. Между нами повисло молчание, было слышно лишь мое дыхание и сердцебиение. А затем легкое прикосновение холодных пальцев к моей щеке, и новая вспышка воспоминаний врезалась в мой мозг подобно скальпелю.

В классе биологии было только одно свободное место рядом с парнем, парнем, который был настолько красив, что я усомнилась в том, реален он или нет. Мистер Баннер указал мне на это место, и, передав учебник, предложил сесть. Шаркающей походкой я подошла к столу, прижимая книгу к груди, мои ладони вспотели. «Привет», – робко сказала я, избегая зрительного контакта с парнем. Он отодвинулся, заерзав на сидении, как будто бы от меня дурно пахло, или он не мог стерпеть тот факт, что ему пришлось делить со мной одну парту.

Как если бы он ненавидел меня, даже не зная моего имени.

Он вскочил со своего места, словно под ним горел стул, и подбежал к мистеру Баннеру, сказав ему что-то на ухо. Мистер Баннер кивнул, и парень выбежал из класса. Я слышала его быстрые шаги в коридоре, пока они не стихли, слившись с тиканьем секундной стрелки больших часов, висящих на стене в классе. Мои глаза заволокла мутная пелена. Я склонила голову, слезы капали прямо на изношенную обложку учебника по биологии. Я не вытирала их. Две крупных слезинки упали на обложку, действуя как крошечные увеличительные стекла, пока бумага не поглотила их.

– Как прошел первый день в новой школе? – спросил Чарли, когда захлопнула за собой входную дверь, чувствуя опустошение и оцепенение во всем теле.

Я пожала плечами. – Нормально, я думаю.

Он бросил один взгляд на мое лицо и спросил. – Как насчет фруктового сандэ^[4] на обед?

Весь следующий школьный день я провела в страхе, но когда пришло время биологии, я обнаружила, что место рядом с моим пустовало. Я постеснялась спросить моих новых одноклассников о красивом парне, который ушел.

Я решила, что просто придумала его. Это был мой выбор. Когда я увидела сморщенную обложку учебника по биологии, я создала новое воспоминание: бутылка воды, небрежно поставленная поверх книги, со стекающими каплями конденсата. Вот, что случилось. Это все, что могло случиться.

– Ты не настоящий, – твердо сказала я. – Тебя никогда не было.

– Я был. Я есть, – сказал он.

– Нет, – возразила я, он держал мою голову в своих руках.

– Открой глаза, Изабелла.

– Нет.

– Сколько шагов, Изабелла?

– Пятьсот семнадцать, – прошептала я.

– Возьми меня за руку, – сказал он, вложив свою ладонь в мою руку. – Я буду считать вместе с тобой.

– Пятьсот шестнадцать, пятьсот пятнадцать, – бормотал он в унисон со мной, когда мы продолжили идти, настолько тихим голосом, что он мог бы быть эхом в моей собственной голове.

И мы шли молча, не разговаривая, а только отсчитывая шаги в обратном порядке до тех пор, пока вдали не замаячил мой дом и дверь, слегка покачивающаяся на слабом ветру.

Десять, девять, восемь…

Что случится, когда мы пройдем в мою дверь?

Что случится на нуле?
____________________________________________________________________________________

[1] – Лизол, обеззараживающее средство; раствор крезола в калийном мыле. Применяют в виде горячих (40—50°С) водных растворов для обеззараживания выделений, предметов и вещей, зараженных возбудителями кишечных и капельных инфекций, а также для дезинфекции кожи.
[2] – гарнир, сделанный из поджаренного во фритюре, тертого картофеля.
[3] – бейсбольная команда Сиэтла.
[4] – Санд`э - десерт из мороженого. Обычно готовится из шариков мороженого, украшенных фруктовым сиропом или желе, крошенными орехами, шоколадом, взбитыми сливками и ягодами.