Где теперь взять тепла —
Всю душу я отдала,
А другая тебя нашла,
Другая за руку увела,
Я ее за то прокляла.
Хелависа «Огонь»

Сделай это легко, не оставив следов.
Я тону в облаках из красных цветов,
Я одна, как печаль..
Flёur & Dust Heaven «Красный Чай»

Она очень полюбила этот подоконник: ей казалось, Драко часто сидел так же, глядя вверх... или вниз — по настроению. На нем невозможно было не сидеть: широкий, уютно утопленный в оконной нише, днями залитый солнечным светом, ночами — лунным. Только Малфой на этом подоконнике дожидался писем, а она... Она вспоминала. Самое странное, самое счастливое и горькое лето в своей жизни. Теперь уже легче было вспоминать — не то что в первые дни июля... первые недели после его отъезда.

Она проводила его до таможенного терминала — несмотря на его протесты, и там, не думая о журналистах и любопытных зеваках, они взахлеб целовались, не в силах оторваться друг от друга. Гермиона не обратила внимания на вспышку где-то на периферии зрения, а Малфой резким — будто заученным — движением развернулся, заслонив ее плечом, спрятав от вездесущих «стервятников» — только так он их называл. А снимок все же удался: она до сих пор ежилась, вспоминая, как бесновался Рон, разглядев ее на колдографии под заголовком: «Еще один Пожиратель покидает Британию: изгнание Малфоя». Колдограф «Пророка» запечатлел живописный момент: Гермиона вполоборота, руки обвивают шею Малфоя, а тот укрывает ее плечом — и ее волосы красиво разлетаются, прежде чем лицо скроется за его спиной. Рон мерил шагами гостиную дома на Гриммо, держа в руках злосчастную газету, и разорялся о позоре и вероломстве, о предательстве и бесчестии, он вопил, и вопил, и вопил — пока Гермиона не взорвалась и наорала на него так, что даже Джинни зажмурилась, а Гарри вжался в спинку кресла, надеясь слиться с обивкой. Гермиона вложила в свою отповедь все напряжение и всю боль последних дней в Малфой-мэноре — подушки в спальне еще пахли им, а сам он уже был на другом континенте. Ей казалось: между Британией и Европой лопнула кора земли*… Все одиночество опустевшего дома, все отчаяние опустевшего сердца она низвергла на голову остолбеневшего Рона, крича — о свободе выбора; о праве на личную жизнь; о том, что кому-то не мешало бы заняться своей и что если она начнет кого-то поучать и судить, то кто-то пожалеет, что вообще поступил в Хогвартс, а не в Дурмстранг, к примеру, — до тех пор, пока не сорвала голос. После, конечно, ударилась в слезы, Джинни бросилась отпаивать ее ромашковым чаем, а Гарри утащил куда-то Рона, но тот до сих пор не простил ей Малфоя. Хотя Гермиона легко с этим смирилась — она вообще ко многому стала относиться иначе... с недавних пор.

Щелкнув пальцами, она вызвала Тоби и, не слезая с подоконника, попросила тыквенного сока. Да, тыквенный сок и никакого кофе — с того самого дня, как нашла себя скорчившейся возле унитаза, содрогаясь в приступах тошноты. Как-то так выстроились планеты тем июльским утром, что разноцветная мозаика в ее затуманенной голове наконец сложилась в цельную картинку: задержка на несколько недель, отвращение к табачному дыму, скачки настроения, головокружение... и эта мучительная утренняя тошнота. Она все списывала на стресс… Потрясенно разглядывая в зеркале свое бледное лицо, Гермиона пропустила мимо ушей ехидные замечания зачарованного стекла, решительно выпрямилась, не обращая внимания на дрожь в коленях, и приняла решение.
Спустя час она уже сидела в Мунго — в тесной каморке, гордо именуемой в их отделе «комнатой отдыха персонала», — и безмолвно слушала Кэсс. Слова «поздравляю», «пять-семь недель» и «кто» донеслись, как через вату.

— Шесть, — перебила Гермиона восторженный щебет Кэссиди, глядя сквозь нее.

— Что — шесть? — не сразу поняла та, хлопая глазами.

— Шесть недель, — объяснила Гермиона, возвращая взгляду осмысленность. Вне зависимости от результата тестового заклинания у нее не было ни малейшего сомнения: крошечная жизнь внутри нее, выворачивающая наизнанку ее собственную, зародилась в ту ночь. Ночь огня. Ночь, когда Драко признался... — Это точно дитя любви, — негромко произнесла она, качая головой, а по рукам Кэссиди почему-то пробежали мурашки от загадочной полуулыбки Гермионы.

Она долго не могла решиться сообщить Малфою, что он скоро перестанет быть последним в роду: все подбирала слова, и прикидывала варианты, и откладывала, откладывала, откладывала... А потом — в конце августа — вышел тот номер «Пророка» с новой колдографией: Драко в строгом дорогом костюме и белокурая девушка в роскошно простом бледно-желтом платье, открывающем худенькие плечи.

«Малфой женился во Франции: самые горячие подробности свадьбы — только у нас!»

Насчет «подробностей свадьбы« папарацци перегнули. Снимок был сделан с большого расстояния и явно из каких-то кустов: эту свадьбу провели в обстановке строжайшей секретности, и кроме случайной колдографии не лучшего качества ничего больше в статейке не было. Зато она изобиловала описаниями владений де Шанталей: замок с обширными охотничьими угодьями, роскошные винные погреба, знаменитые на всю Европу виноградники, породистые лошади...

— Небольшой виноградник, значит... — тупо прошептала Гермиона, в десятый раз пробегая невидящим взглядом по строчкам и как заведенная возвращаясь к колдографии. — Двенадцатиюродная сестра. Виноградник... — выронив газету, она прошла прямо по ней к окну и уставилась на горизонт. Ощутив на щеках жжение, она с удивлением поняла, что плачет, зажала рот ладонью, пытаясь остановиться, и вдруг испустила пронзительный хриплый вопль — прямо в окно, в безмятежно голубое небо, в уилтширские луга, столько видевшие и знающие, сотни лет равнодушно шелестящие травой на ветру, уносящем с собой самую острую боль, иссушающем самые едкие слезы. Все — суета... Слезы высохли, но горло сдавило рыдание — не продохнуть, и Гермиона, беззвучно сотрясаясь, опустилась прямо на пол, закрыв руками лицо: солнечный свет казался невыносимой насмешкой. Ей хотелось забраться на подоконник и прыгнуть вниз, хотелось немедленно убраться отсюда, спалив мэнор Адским огнем, но она всего лишь сидела, скорчившись, на полу, и из-под ее коленки виднелся профиль Малфоя — и хвост светлых волос, перехваченных бархатной лентой. Колдография была черно-белой, но Гермиона знала: лента — темно-зеленая.

Определенность лучше неизвестности?..

Она неподвижно пролежала на кровати до темноты, поднявшись лишь для того, чтобы чудом убедить Джинни, в панике замаячившую в камине, что с ней все в порядке, и что немедленно прилететь в мэнор вместе с Гарри — не самая удачная идея. Пообещав подруге завтра непременно явиться на Гриммо, Гермиона собрала остатки сил, вернулась в спальню и снова упала на кровать... Не хотелось даже дышать.
Наутро она проснулась другой. Привычно положив руки на живот, Гермиона прислушалась к себе: было хорошо... Ее уже перестало выворачивать по утрам, но лишь сегодня она поняла, что это — счастье: крохотное, зато настоящее. Она сложит свою жизнь заново — из таких вот маленьких кусочков, а самое главное счастье — у нее под сердцем. Гермиона неторопливо поднялась с кровати и подошла к окну, подобрав валяющийся на полу «Пророк». Оскар, не вставая, вопросительно забил хвостом, но она ласково успокоила: «Поспи еще, рано». Малфой забрал с собой филина и портрет Снейпа, но оставил ей собаку, чему она теперь была рада.
Опираясь на широкий подоконник, Гермиона вгляделась в колдографию. Вот эту хрупкую девочку ей вчера хотелось проклясть и уничтожить? Да она, скорее всего, не подозревает о Гермионе... еще одно доверчивое создание. Гермиона неверяще покачала головой: а удрать из мэнора, спалив его напоследок,— тоже ее идея? Как глупо, Мерлин... Она с наслаждением вдохнула утренний воздух, полный предрассветной свежести. Неуловимо пахло грозой — возможно, стоит ждать ее к полудню. Гермиона обеими руками погладила живот и обхватила себя за плечи, покачиваясь с пяток на носки. Поместье принадлежит маленькому чуду внутри нее — пусть даже его отец еще ничего об этом не знает, — и расти чудо будет в собственном доме: по праву крови.

Гермиона допила сок и осторожно отлевитировала стакан на комод: в последнее время у нее словно прибавилось магической силы — приходилось контролировать даже простейшие заклинания. Колдомедик в Мунго, у которого она наблюдалась, предупреждал о таком: гормональная перестройка и все такое, и сама Гермиона почитала кое-что на тему. Ну ладно — проштудировала все, что сумела найти, хотя, надо сказать, обычной дотошности в ней поубавилось: ее взгляд постоянно был обращен будто внутрь себя, на губах часто играла загадочная улыбка, и она лишь смеялась в ответ на тревоги друзей. У нее все было хорошо. Она жила под наркозом,

[с тех пор как пришли дементоры]

но сейчас у нее все было хорошо. Предсказанные Малфоем дементоры стали приходить к ней ночами: сдавливая сердце безмолвием пустого дома, наваливаясь скользким ледяным одиночеством, в котором она вязла, как в трясине, уходя все глубже, не чувствуя ногами дна. В те дни Гермиона вспомнила о подарке Драко, который надевала лишь на свадьбу. Он хранился в своей шикарной коробочке в ящике комода — где Малфой держал ее письма, которые забрал с собой во Францию. Гермиона осторожно взяла в руку серебряный фиал, поднесла к глазам. Фиал?..
Ей не удалось самостоятельно распутать наложенные на кулон чары, и на этот раз она обратилась за помощью к Гарри.

— Хм, — он с мрачным любопытством разглядывал изящную вещицу, так и притягивающую взгляд. Гермиона попросила его встретиться с ней не дома и не в Малфой-мэноре: они сидели в небольшом кафе неподалеку от аврората. — Темная магия, Гермиона, по-настоящему темная и довольно мощная, — Гарри покачал головой и, увидев ее глаза, поспешил успокоить: — Нет, ничего противозаконного или опасного, но...

— Гарри! Не томи, — попросила она, теряясь в догадках.

— Ну в общем там, внутри, мощнейшее отворотное зелье. Редкое и древнее — рецепт утрачен.

— Отворотное?..

Гарри кивнул.

— А… почему не конфисковали?

— Не война, — отрезал Гарри и добавил: — Хорошая доза: сработает безотказно, — он пристально взглянул на Гермиону и, подавив вздох, взял ее руку в свою и мягко погладил пальцы. — Честно сказать, я бы, наверное, не рискнул такое принять... Слишком уж действенное, как мне объяснили, — Гарри усмехнулся, но поежился.

Гермиона от души поблагодарила его и забрала кулон, таящий в себе могучую силу, властную утешить... или разрушить. Убить любовь. Не противозаконно?.. Да лишь потому, что никто не сумеет — из ныне живущих — создать подобное! Малфой ничуть не покривил душой: это очень дорогое и уникальное... украшение. Работает без сбоев — результат гарантирован. Он еще тогда предвидел, что оставит ее, вот как значит. Не зная ни о решении Министерства, ни о Франции... А не знал ли? Нет — Гермиона чувствовала, тогда еще — не знал. Она брела по городу, не замечая текущих по щекам слез. Им обоим, похоже, следовало уделять больше внимания прорицаниям... провидцы несчастные.
Бархатная коробочка легла в дальний ящик комода, пряча в недрах кулон. Гермиона сделала выбор: она не станет убивать любовь — даже если кто-то решил иначе. Сердце этой любви бьется сейчас в унисон с ее собственным — и не о чем больше говорить.
Вопрос: сообщать или не сообщать новость Малфою, Гермиона закрыла решительно. Стойко выдержав истерику Джинни, настойчивые увещевания Гарри и даже угрозы Рона в адрес Драко, она запретила даже упоминать об этом. Ее не понял никто — но Гермиону, судя по всему, это заботило мало.

Разомлев на солнце, она почти задремала и решила все-таки прилечь на кровать, усмехнувшись про себя: то-то рычала бы Джинни, узнав про ее посиделки на подоконнике.

Гермиона очень любила летние сумерки: ей казалось, если прошептать в теплый сиреневый воздух сокровенное желание — его подхватит легкий ветер и отнесет прямо туда, где оно исполнится... Стоя у окна спальни Малфоя — ее спальни, — она прошептала темнеющему горизонту:

— Очень маленький и глупый котенок глубоко внутри? О, Драко, ты и не знал, о чем говоришь...

Гермиона глубоко вдохнула воздух, напоенный запахами летних лугов. Гроза задержалась и обещала разразиться к ночи.

— Я сделала все, что могла.
Твой ход, Малфой...

* автор нагло позаимствовал и переврал фразу Кати из замечательного фильма Ильи Фрэза «Вам и не снилось…» (1981): «Мне снилось, что между Москвой и Ленинградом лопнула кора Земли...»

---