После файфоклока

Ох, представьте, это же первый раз, когда мы с Эвардом принимаем у себя. Впервые после медового месяца и рождественских балов, какая же была суматоха! Долг светского человека – и ничего тут не попишешь, верно я говорю, Эд?
Вечера, пикники, юбилеи, благотворительные обеды – стольким мы задолжали, что совершенно не доставало времени для близких друзей. Да и вас тоже не поймать: то в Люксембурге вы, то в Австралии. Что? Правильно говорить – в Австрии? Ах, другая страна! Ну, надо же! Забот им нет, что вечно менять названия. По мне, Австралия лучше звучит. Так, о чем это я…

Просто стыд, как мы долго не виделись. Старых друзей нельзя забывать. Да, вам может быть покажется странным, но я тоже считаю вас своими друзьями, хоть и вижу воочию впервые, но знаете, Эд мне столько о вас рассказывал, так вас хвалил, столько вспоминал хорошего, что теперь я уж будто всю жизнь вас знаю, не хуже Эда.

Сейчас у нас в Вашингтоне, конечно, есть свой круг знакомых, не то, что полгода назад, когда мы только-только переехали, и со скуки выли долгими зимними вечерами. Эдварду-то проще – он днем в Сенате, а как домой приедет – моментально в книгу уткнется, не докричишься. А вот я тогда настрадалась. Не знала, куда деваться. Сама с собой начала говорить.
И хоть сейчас мы уже пообвыклись, обросли связями: есть три-четыре семьи, не аристократы, но люди все с достатком, очень милые и приветливые, мы у них бываем, танцуем, поигрываем в покер, знаете, так, иногда, шутки ради; но это все не то, что настоящие друзья, с которыми знаешься всю жизнь, вот как вы с Эдом.

Джейкоб, вас не затруднит помочь мне с коктейлями? Правда? Спасибо, вы так любезны. И, знаете, я считаю, у мужчин это гораздо лучше получается. Тем более у вас такие сильные руки, и надо думать, очень ловкие. Ха-ха… Не так ли, Белла? Ну-ну, не краснейте, дорогуша, вы ж не первый год замужем.

Ох, даже не верится, что мы, наконец, встретились. Признаюсь, я очень волновалась, прямо как перед венчанием. Эдвард так восхищается вами обоими, чуть ли не молится на вас, что я уж навоображала себе с три короба и прямо вся извелась от любопытства. Джейк и Белла, Джейк и Белла, только и разговора, что про вас, да про вас, и даже странно, как это я не приревновала, особенно к вам Белла, милочка.

Почти все детские книги Эдварда подписаны вашим именем на форзаце. «Эдварду Д. Каллену от Изабеллы М. Суон». Вы ж как родные были, прямо братик и сестричка. Для него это такая радость повидаться с вами. Да и для меня тоже. Подумать-таки: наконец познакомиться с Джейком и Беллой. Вы уж простите, что к вам запросто обращаюсь, про себя я уж давно называю вас по имени, и сейчас у меня просто язык не повернется выговорить «мистер и миссис Блэк».

Нет, благодарю, Джейк, мне довольно. И так уже много, больше двух бокалов вина я обычно не пью, а тут против обыкновения выпила аж три коктейля перед ужином, да и сейчас еще.
Ох, ну если только самую малость… За компанию. И день сегодня особенный – встреча с самыми близкими друзьями Эда. Ему тоже, наверное, хочется отметить это, правда, милый? Ну, признайся! Видите, у него железная воля, и если он отказался от спиртного, то уже ни за что на свете не переменит решения. Такой уж он человек. И я им очень горжусь, хоть поначалу и удивлялась, чего это ему вздумалось. Что – Лорен? Почему про это нельзя говорить? Джейк и Белла – свои люди, право.

Так вот, о чем это я… Ох, Белла, это ваш бокал? Простите, я машинально.

Вы Эдварда не хуже меня знаете, а может и лучше, ведь вы с ним издавна знакомы, а уж я знаю лишь то, что он мне сам рассказывает про себя. И он мне признался, что один раз в Нью-Йорке три года назад надрался до умопомрачения, и тогда же…- ну, хорошо, Эд, я молчу. Но теперь с этим покончено. Со дня нашей свадьбы – а это шесть месяцев с лишним - он капли в рот не берет. Даже шампанское на Новый Год заменил лимонадом.

По-моему, это уж чересчур, правда, Джейк? Сама я ничего не имею против, если мужчина немного выпьет. Но вы ведь знаете Эдварда – он такой максималист. Вот и с лакроссом та же песня…

Ну, все-все, любимый, умолкаю…Не нужно так хмуриться. Знаю, ты терпеть не можешь, когда тебя хвалят прилюдно. Кошмар какой-то, мне нельзя даже собственным мужем похвастаться. Я страшно им восхищаюсь, правда-правда, все, чем он занимается, кажется таким значимым и неординарным. До сих пор в себя не приду – как это мне подфартило, ведь конкуренция была бешеная. Верно говорят про браки, заключенные на небесах.
Мы с Эдом сразу поняли, что просто созданы друг для друга. Интересно, у вас с Джейком
похожие отношения, Белла? А вы ведь уже пятый год женаты, да? И, кажется, обвенчались тайно? Вот видите – я все про вас знаю.

Ох, Джейк, я в вас не ошиблась. Вы – мастер. Коктейль – просто нектар богов. Душистая амброзия. Жаль, шейкер маленький. Может, еще по одному разу? А вас не затруднит… Вот спасибо.

Кстати, Белла, вы ничего не скажете по поводу нашего интерьера? Нравится? Тут все – от люстры до паркета – итальянское. Даже дверные ручки. Кресла и секретер работы Дюбуа, а вот этот милый антикварный столик я приобрела к именинам Эдварда на аукционе в Ньюпорте. Заплатила три сотни, да еще столько же почти за перевозку. Дорого? Вот и я колебалась. Но оценщик клялся с пеной у рта, что это подлинный Чезаре, 15 век, и что его не стыдно поставить в музее “Метрополитен” или в Белом Доме. Эдвард, как про это узнал, страшно развеселился.
Сказал, что в любой обстановке необходима минимальная доза абсурда.

Так что я рада, что не поскупилась. В будущем году планируем реставрировать фасад, проект влетит в копеечку, и раньше нам это было не по средствам. Но ведь теперь мы можем это себе позволить, верно, дорогой? Эд не упомянул, что его повысили? Он теперь стал…

Ладно-ладно, милый, не скромничай. Почему бы не поделиться хорошими новостями с твоими лучшими друзьями? Я знаю, ты не любишь, когда о тебе говорят, но как же твоей жене не гордиться тобой, хоть чуть-чуть. Уверена, что и Джейку с Беллой интересно будет узнать…

Нет, такого скрытного человека я отродясь не видала. Наверное, он даже от меня много утаивает. Или не так много… Ох, Джейк, вы мне много налили. Ну, ничего-ничего… А Белла почему… Больше не хотите? Зря, зря, у вашего мужа к этому делу талант, уж поверьте. Точно не будете? Не пожалеете? Прямо как Эд, два сапога пара.

Так вот, о чем это я… Женщины – они куда проницательнее мужчин. А любящая жена – словно барометр – чует настроение мужа.
И мне вот сразу видно, когда у Эдварда черно на сердце. Знаете, он и в хорошие дни неразговорчив, а уж когда неприятности какие, так и вообще слова клещами не вытянешь. Переживает. День молчит, второй, на третий я уж начинаю догадываться - дело неладно. И тогда пристаю к нему с расспросами, до тех пор пока не сознается, что же стряслось. Эд как-то заметил, что из меня бы хороший дознаватель вышел, мол, я душу вытрясти из человека способна бесконечными вопросами, и всю его подноготную вызнать. Верно, Эд?

Удивительно, с каждым глотком вкус все слаще, и слаще. Джейк, что вы туда добавили? Да? Две части гренадина, содовую, банановый ликер, водка, вермут…а какой вермут? Это ноу-хау? Ну, надо же! В первый раз слышу, чтобы вермут так назывался… Но вкус очень интересный, своеобразный такой…

Так вот, я говорю, что не успокаиваюсь, пока не добьюсь полной откровенности. И считаю, что делаю правильно – негоже мужу таиться от жены. Господь Бог для того и сотворит женщину, чтобы мужчине было с кем поговорить.
Хоть и кое-кто считает, что без дьявола тут не обошлось. Не улыбайся, Эд, ничего смешного.

Не будь моей дьявольской настойчивости, никогда б я не узнала про твою травму. Вы наверно помните, Джейк, что он повредил спину в армии. Сам он про это молчал, но жена его командира написала, что случилось это на Гренаде, и именно там Эдвард заработал «Бронзовую Звезду». В госпитале его тогда наскоро залатали, и снова в строй. Ах, ну какое там лечение – сами понимаете. Молодой – сказали, мол, до свадьбы заживет.

И поначалу будто действительно прошло. А когда после демобилизации он вернулся в Йель, к своему лакроссу и теннисным поединкам по субботам, тогда-то все и началось. По ночам он спать не мог из-за сильных болей. Даже ежедневный массаж и горячие ванны не всегда помогали. Дошло до того, что он по утрам не мог встать с постели. Тогда-то обратился к врачам. А те за голову схватились. Оказалось, дело серьезное. Нужно было срочно удалить раздробленные кости, восстановить межпозвоночные хрящи, если удастся, и затем вставить стальные штыри… Если не сделать операцию, то он скорее всего останется инвалидом и всю жизнь будет страдать от дикой боли. Но если согласиться на операцию, тоже гарантии нет, возможно, он будет парализован. Или вообще умрет. Хорошенький выбор – да: или труп, или калека. Я бы с ума сошла, если б мне такое сказали. Сбежала бы из клиники и сиганула с моста. Или приняла бы яд, как Сократ. Но Эд не такой.
Мы тогда не были знакомы, но у меня прямо сердце разрывается, каково ему было. Прогнозы давали отвратительные, не больше одного шанса из пяти, но он, тем не менее, решился на операцию. Врачи хотели делать в два этапа, говорили, что это безопаснее вроде, не такая большая доза наркоза, но он им не позволил. Сказал: «Делайте или одну большую операцию, или никак – второй раз я на стол не лягу. Получится – хорошо, а нет – так и черт с ним!»

Джейк, там еще хватит мне на глоточек? Спасибо… Эд, дорогой, не смотри на меня так – это же коктейль, а не коньяк. Ох, я всегда жутко нервничаю, когда про это вспоминаю. Белла, милочка, вы точно не хотите присоединиться? Вам бы не помешало – а то вы что-то побледнели немного. Нет? Ну, как знаете…

Так вот, Эдвард тогда уперся – поставил врачей перед фактом, и они согласились. Делали в один этап, с широко закрытыми глазами, как говорится. Надежда была слабой, но он выкарабкался. Четыре месяца на вытяжении. Год на реабилитации. Заново учился ходить. Потом мучительная физиотерапия – после сеансов он орал от боли у себя в комнате, аж у соседей уши закладывало, но от анальгетиков отказывался – считал, что должен справится сам.

И справился. Сейчас ездит верхом, бегает, плавает.
Больше того, продолжает играть в свой гребанный лакросс.

Что – Лорен? Или я не права? Ну, так поправь меня, дорогой! Или врачи не предупреждали тебя беречь спину? И как ты ее берег? Белла и Джейк – люди свои, и перед ними нечего стесняться. Сколько раз бывало, что после игры у него судороги в ногах!
Но мужчины – это просто упрямые дети, ни за что не сознаются в своей неправоте, хоть стреляй. Ежедневно молюсь, чтобы их стадион погорел к чертям собачьим.

Эд ухмыляется: мол, я отвлекаю Бога по пустякам.

Скажите, Белла, вы случайно не католичка? Нет? Я просто подумала, что раз вы родом из Нью-Орлеана, то… Ах, англиканской вера. Это протестанты – да? Сама-то я выросла в семье баптистов, но венчались мы с Эдвардом в Кафедральном Соборе по католическому обряду. Знаете, что б ни говорили про католиков, но церемонии у них красивее всех, особенно конфирмация и причащение. Да и латынь звучит куда как торжественнее, чем английский, правда?

Ох, вот уже и гонг – сейчас подадут кофе и ликеры, а потом можно спуститься в оранжерею - там есть на что посмотреть. На самом деле, я больше всего на свете обожаю цветы. Мне не терпится показать вам мои тюльпаны: они, право, дивные. А уж аромат…

Вы любите цветы, Белла? Да? Тогда вы должны приехать к нам будущей весной, в апреле, когда зацветут японские хризантемы, любимые цветы Эда, мы выписали триста луковиц для нашей загородной усадьбы. Вы обязательно должны нас навестить там – это даже не обсуждается. А какой у нас рояль в музыкальном салоне. Чудо из чудес! Я даже подойти к нему боюсь: а вдруг что-то сломаю.

Хотя в школе недурно играла на клавесине, но теперь за недосугом пальцы утратили былую гибкость. Полагаю, с практикой все вернется, как думаете? Надеюсь, вы нам споете, Белла? Эд просто без ума от вашего голоса, и мне ужасно хочется послушать.

Полно, милый, не хмурься – тебе не идет. Я могу и молчать, если тебе уж так надоело меня слушать. Могу и рта не открывать, если постараюсь. Хотя и трудно сосредоточится, когда так волнуешься. В конце концов, Джейк и Белла – наши первые гости на новом месте - первые настоящие гости в этом доме, которые нам истинные друзья. Я хочу сказать, первый раз, что мы видимся с людьми, что нам действительно по душе.

Здесь в Вашингтоне воленс-ноленс приходится встречаться с разными типами, многие из которых нам совершенно чужие – как инопланетяне. Они только и говорят, что о самих себе, да и о том, сколько зашибают их мужья. Не с кем и полслова сказать о чем-нибудь действительно интересном, например, о литературе.
Сама я просто помешана на книгах, так и дня бы без них не прожила, а вот про вашингтонских леди совсем не скажешь, что они в восторге от чтения. Тяжелее … пудреницы в руки не берут. Они и глянец не читают – только картинки смотрят.
И ни Боже ж мой заводить с ними интеллектуальную беседу – обсмеют. Или еще хуже – подумают, что задаешься. Если стараешься хоть как-то поддерживать культурный уровень, то тебя просто не считают за свою. А мне кажется, это они какие-то ненормальные. Вот вы скажите, Белла: я права или просто во что-то не въезжаю? У вас-то в Европе с этим делом как? Так же?

Ну, вот – опять болтаю! Это потому что мне с вами уютно, я и расслабилась. Но вы такие приятные собеседники, право. Все-все, Эд, успокойся… Ты мне ногу отдавил, честное слово…Лучше вон поухаживай за Беллой: предложи ей кофе с ликером, а то она совсем ничего не пьет…
А я вам расскажу, Джейк, про наш с Эдом медовый месяц, как мы на Корфу встретились с Вольтури. Это, я думаю, можно?

Корфу – сказочное место, знаете ли. Фантастическое. Ох, я всегда мечтала посмотреть Италию – вот где родина тонкой культуры, искусства и …это…ну, высокой духовности…Что? Корфу – греческий остров? А я что сказала? Ну, неважно…

Так, о чем это я? Ах, да – Вольтури. Вольтури – это супружеская пара нашего приблизительно возраста, я их обоих знаю с пеленок. Но, разумеется, я вовсе не желала их видеть в наш-то с Эдвардом медовый месяц – ан не тут-то было. Столкнулись мы с ними на каких-то развалинах…название забыла…живописное такое местечко…ну, туда всех еще туристов гоняют поголовно…да ладно, не суть важно. Главное, что после экскурсии они утащили нас к себе в отель обедать, а перед обедом пригласили в свой номер, и Кай – это сеньор Вольтури – смешал дайкири, хоть мне и вовсе не хотелось, а Эд как раз бросил пить. Тот разобиделся: ну уж, действительно, нашел время бросать в медовый месяц – то есть это Кай сказал.

- Не соблазняй его, Кай, - встряла я. – Эдвард не так пьет, как ты или Хайди, или любой из нас. Он во всем идет до конца, наш Эдвард. И если уж он начнет пить, то ничто и никто его не остановит. Хайди – это синьора Вольтури.

И Кай еще посмеивался, говоря, тогда зачем бросать – одна морока. И чуть ли не пальцем у виска крутил. Но Эдвард так спокойно ему отвечал, что мол, есть на то основательные причины. Он ведь за год перед свадьбой стал работать в сенатской подкомиссии, и тогда приходилось непросто. Порой отказаться невозможно. Тем более, что половина всех вопросов в сенате решается после шести часов, в частных кабинетах, где за бутылкой коньяка сходится кучка старых пердунов, и начинается торговля взаимными уступками. Воленс-ноленс, профессиональная вредность.
Но в тот день, когда мы обвенчались, Эд сказал – все, хватит! И пообещал мне, что если я хоть раз увижу, как он пьет, то это значит…

Что вы говорите? Да, ликер и вправду отменный – настоящий шотландский. К винному погребу меня не подпускают - он полностью в ведении Эдварда, а вкус у него безупречный. Жаль, что он не желает оценить собственный выбор. Может, хоть в кофе добавишь капельку, милый? Нет? Не хочешь? Ну, как знаешь, хоть по-моему – это фанатизм.

Так вот – о чем это я…. О Вольтури. Короче, когда этот Кай, между нами говоря – хам, наконец убедился, что Эдварда споить не удастся, то отвязался от него, хоть и был крепко недоволен. Но вы только представьте себе: встретить их во время медового месяца, когда нам так хотелось побыть наедине! Наверное, это у всех молодоженов так бывает, если только они не успели надоесть друг другу до свадьбы, а мы-то не успели, правда, Эд? И сейчас не надоели. И никогда не надоедим.

Хотя, что-то мне подсказывает, что можно ручаться только за себя.

Ох, я вас еще не утомила? Так долго мы ждали этой встречи, о стольком хочется расспросить. Вот, Белла, сознайтесь, где вы заказали такое чудное платье? Вроде ничего особенного, а смотрится божественно. У Сен Лорана? Да, я про них слыхала, только, говорят, там все жутко дорого? Конечно, такое платье даром нигде не сошьешь, нечего и думать. Пожалуй, мне стоит съездить к ним и прицениться, а – раз уж вы здесь, Белла – то могли бы мне составить компанию. А то после свадьбы я никак не выкрою время для обновления гардероба. Вообразите, это самое платье, что сейчас на мне я уже трижды надевала, и, конечно, оно мне уже опротивело.

Эд все пристает ко мне, чтобы побольше накупила себе тряпок, но я никак не могу привыкнуть транжирить чужие деньги. Хотя я раньше тратила папочкины, но ведь это совсем другое дело, как вы думаете? Тем более что поначалу у нас совсем небольшой капитал, верно, милый? Зато теперь, когда нам повысили… Ну, хорошо, Эд, я больше ни слова не скажу.

Ах, да, вы слышали, что моего супруга выбрали Почетным Гражданином? Ха, Эд делает страшные глаза, намекает чтоб заткнулась, хотя я тут ничего такого не вижу. Отчего нельзя пооткровенничать с твоими самыми близкими друзьями, а? Они ж понимают, Эдди, мы совсем не такие, чтобы хвастать. А по-моему, это даже лестно – мы ведь и года тут не прожили. И узнали совершенно неожиданно: мистер и миссис Кинг были у нас в гостях и играли в бридж. Мистер Кинг – это самый богатый банкир в Вашингтоне. Он владеет…ммм….чем там он владеет, Эдди? Ах, не банкир вовсе? Ну, тогда извиняюсь…во всяком случае – у него деньжищ миллиарды! Ну, если и не миллиарды, то очень много миллионов.

Так вот, о чем это я…мистер Кинг с женой буквально помешаны на бридже. Я даже не представляла, что так бывает…Сам он весьма приятный джентльмен, но между нами говоря – невежа. А жена его – кажется, Розали ее звать, правда, милый? Так вот – жена его невообразима вульгарна. Посмотреть на нее – так подумаешь, что это уборщица какая-нибудь: одевается просто отвратительно. У меня от одного ее вида начинается несварение. Безвкусица полная. Вот, например, в тот вечер на ней было платье – белый такой плиссированный балахон – и выглядела она в нем, точно санитар на чумной эпидемии, и безо всяких на то оснований.
А в первый раз, когда мы с ней познакомились – я даже описывать не берусь ее туалет – не для слабонервных, знаете ли! Но уж корчит из себя… И, представьте, она училась в Глоссере, и семья одна из первых в Новой Англии! Что? Правильно говорить – в Вассаре? Вы тоже там учились, Белла? Ох, ну надо же…

Забавно было наблюдать, как они с мужем играют в бридж. Он твердит, что не желает считаться ни с какими там правилами, скажем, наотрез отказывается брать карту, когда прикуп неважный. Просто не берет, и баста. А она соблюдает все правила: так можете себе представить, что у них получается, когда они садятся играть вместе. Чуть не драка! Ну, знаете ли, не то чтобы по-настоящему мутузить друг дружку, но ссорятся ужасно. То есть, это все мистер Кинг скандалит. Голос у него, кстати сказать, препротивный. Оглохнуть можно, когда с ним сидишь рядом. Все это очень стеснительно для партнеров по бриджу. Право же, если б Эд попробовал так со мной разговаривать, как мистер Кинг обращается с женой, я бы просто…скажи, они кошмарно себя ведут, Эд?

Так вот, эта миссис Кинг первая сделала мне визит в Вашингтоне. И, по-моему, это очень мило с ее стороны, хотя в первую минуту, когда я узрела ее перед нашей дверью, дала бы руку на отсечение, что это горничная просит места, или настоятельница святой обители собирает пожертвования на новый орган. Что на ней надето было…это просто неописуемо! Это надо видеть, честное слово! Но все равно мило, что она мне первая сделала визит, тем более что мистер Кинг такая важная персона, а мы…ведь это было еще до того, как Эда назначили главой комитета по обороне. Как? Разве? И он вам об этом не писал? О, милый! Ну, ладно, ладно – молчу…

Так вот, эта миссис Кинг была весьма любезна и вела себя так, словно для нее большая честь свести со мной знакомство. Знаете, всегда импонирует, когда люди себя так держат, даже если понимаешь, что это просто ради фасона. Но, буду откровенна, в первые несколько минут я едва не опозорилась. Такой молчаливой женщины, как миссис Кинг, я в жизни не встречала, а с незнакомыми я ведь еще и жутко стесняюсь. Чего ты улыбаешься, Эд? Ну да, стесняюсь, когда мало знакома. Хоть и стараюсь изо всех сил этого не выказать, но все равно ж стесняюсь.

Так вот, я в жизни себя не чувствовала до такой степени неловко. Сидим молчим, а меня-то изнутри смех разбирает, как погляжу на ее костюм. Ну, просто умора, ей-Богу. Но, знаете ли, после того, как к ней привыкнешь, уже на платье внимания не обращаешь, а так – она милейшая женщина, право. Хоть порой мне ужасно хочется ей намекнуть поделикатнее, что лучше было бы сменить портниху. И уж парикмахера заодно.

Но в бридж она играет отменно, гораздо лучше своего супруга. Сам мистер Кинг никаких правил не признает. Просто наотрез отказывается брать прикуп, хоть стреляйся. И орет при этом ужасно. Правда, Эд? А миссис Кинг такая любезная и невозмутимая, прямо загадка, как они могли друг в друга влюбиться. Хотя есть какая-то поговорка или пословица насчет того, что крайности притягиваются. Кажется, так.

Белла, милочка, вы, я вижу, совсем ни к чему не притронулись? Сидите на диете? Нет? Вам с вашей фигуркой это совсем не след, право. То ли дело мне…Ох, да бросьте вы, Джейк. Такой же льстец, как и мой Эд.

Так о чем я рассказывала? Ах да, про мистера и миссис Кинг. Как-то странно, что люди поженились, когда они ни капельки не схожи, точно огонь и вода. Я в жизни не встречала двух людей, у которых такие разные вкусы.
Например, мистер Кинг обожает дельтапланеризм, а миссис Кинг терпеть не может. Она просто делается больна, когда видит эти штуковины. Пару раз я слышала, как она умоляла мужа не летать, а он – ни в какую. Упрям как осел. Не просто летает, а все норовит делать на глазах жены, вы представляете. Утонченный садист. И она еще за него трясется. Хотя между нами, ей только на руку, если он себе шею свернет – наследников нет, а состояние бешеное. Верно, дорогой? Чего ты вздыхаешь?

А так они отлично уживаются. То есть, если не играют вместе в бридж, или во что-нибудь еще. Но все равно странно, что они поженились. Хотя, на мой взгляд, очень редко, чтобы мужья с женами были во всем согласны. Да? Вы как считаете, Джейк?

Хотя, впрочем, возьмите нас с Эдвардом, мы как будто две половинки одного целого. У нас, кажется, на все равные взгляды. То есть почти на все. Если мы в чем-то и расходимся, то разве что в каких-нибудь пустяках, правда, милый? Например, в музыке. Эдвард обожает блюз и джазовые ритмы. Он фанат Гершвина, ван Клайберна, Джона Колтрейна. Готов без конца слушать эту музыку, всегда ловит их по радио, или диски с собой берет. А вот я люблю серьезные вещи: например, Уитни Хьюстон или Элтона Джона.

Или возьмите хоть театр. Эд восхищается О’Нилом, Теннеси и Шоу. Я ж никак в толк не возьму, что он находит в этом занудстве. А какие там декорации – видели? Форменная ночлежка. По-моему, если уж тратить деньги на билет, лучше смотреть что-нибудь действительно увлекательное, например, «Кордебалет» или «Цыгане».

Да, и еще в еде тоже. Эд предпочитает, то есть раньше предпочитал, чтобы завтрак был сытный. Ну, там творог, овсянка, омлет с беконом, хрустящие тосты, и обязательно кофе. И он это все уписывал за милую душу, ну не диво ли! А вот у меня с утра совсем аппетита нет, ну разве только кусочек кекса с джемом, или чашку шоколада. И, по-моему, так гораздо полезнее, не так ли, Белла? Вы же учились на медицинском в Йеле, да?
Вот видите, Эд мне все про вас рассказал. Он всем со мной делится, правда, дорогой?

Так что, от этой привычки я Эдварда уже отучила – от плотных завтраков. А еще у него такая манера была – дома ходить в драных джинсах и босиком. Представляете! И уж как я с этим боролась! По-моему, если человек женился, это еще не повод распоясываться, верно я говорю, Белла?

Но хуже всего было с пижамой. Ой, да ладно тебе, Эд! Чего тут такого? Уверена, Джейку и Белле интересно послушать. И уж они никому не проболтаются, ха-ха. Ох, по-моему, это даже забавно, что Эдвард такой упрямец. Я имею в виду, что он всегда спал нагишом, пока я его не отучила. Верите ли, прямо воевать с ним пришлось. Пришлось даже пригрозить ему разводом, если он не будет носить пижаму. Он ее просто терпеть не мог.
А теперь злится, что я сплетничаю, да, милый? Ну, не дуйся. Я просто никак не могла смолчать. По-моему, это просто дикость какая-то – спать голым. Уверена, что это вредно для здоровья. Не говоря уже о том, что это жутко вульгарно. Скажите же, Белла? Разве порядочный человек может спать голым? Вот, например, Джейк? Ага! Ну, что я говорила! Слышишь, милый?

Так, о чем это я вам хотела рассказать? Про что-то важное, помню…ах, да, говорила я вам, что Эдвард у меня писатель? Я и не догадывалась, что у него такой талант, пока мы не поженились. Он ведь всегда такой серьезный, деловитый, а тут вдруг – писатель. Я и не подозревала, да…А потом как-то искала старые счета в его кабинете, и наткнулась на стихи. Ага, представьте!
И он написал их, видимо, давно, еще года четыре назад, когда мы даже знакомы не были, так что я не стала уж его ревновать, хоть они написаны для какой-то девушки. Стихи все очень грустные и печальные, несчастная любовь, обманутые надежды, прямо плакать хочется, честно. Ах, ты не знал, что я их нашла, милый?

Но я не о том хотела сказать. Ведь он написал еще и роман и даже пробовал его напечатать – послал в какое-то издание в Чикаго, под чужой фамилией, но его прислали обратно. Что-то им там не подошло, видите ли. Ему бы еще попробовать, в Нью-Йорке же куча всяких журналов, но нет – руки у него опустились.
А ведь то, что рукопись первый раз вернули – это ж еще ничего не значит, правда, Джейк? Вы только посмотрите, какую ересь в журналах печатают, это ж уму непостижимо! Так что, ты можешь гордиться, дорогой, что тебя не напечатали. Одно только то, что времени жалко и труда. Он ведь так много сил вложил в этот роман – ночами не спал – все писал и редактировал.

И сюжет очень увлекательный, хоть и печальный такой. Там говорится про двух мужчин и одну девушку, что они все с детства дружили, как они росли все вместе, и что у одного из них все было с рождения: и богатство, и красота, и веселый нрав, и все его любили – ну, вот вылитый Джейк, право. А другой был – ни то ни сё, обыкновенный молодой человек, не такой блестящий, совсем не богатый, но из хорошей семьи, и вот та девушка любила именно его. Они даже помолвлены были, но пожениться не успели - началась война, и все смешалось. Тот молодой человек пошел на фронт и пропал без вести. Потом выяснилось, что он был тяжело ранен и чуть не погиб.
А богатого от армии отмазали, он поступил в Принстон, отличился там как спортсмен и во всех других отношениях, и так хорошо себя зарекомендовал, что по окончании его взяли в дипломатическое ведомство. И вот этот богатый стал уламывать девушку, чтобы она за него вышла замуж. Мол, время-то идет. А та уж так горевала, так горевала, что ее возлюбленный пропал, и ждать ей уже надоело, что она потихоньку обвенчалась с богатым и уехала в Европу. И в конце романа тот ее первый жених объявляется, пишет ей письмо, в котором делает вид, что будто бы рад за нее, а на самом деле его сердце навсегда разбито.

Ну, что ты краснеешь, дорогой? Тут нечего скромничать, право. Написано, по-моему, просто здорово, и если бы у редактора была хоть капля здравого смысла, роман бы напечатали.
И, если хочешь знать мое мнение, надо было подписаться своей настоящей фамилией, вот. Посмел бы тогда редактор тебе отказать!

Но я все же полагаю, что едва ли главный редактор читает и половину тех рукописей, что шлют в издательство. Даже и трети не читают, это уж точно. И для того, чтобы вас напечатали, надо или быть жутко знаменитым, или связи иметь, или просто заплатить издателю. Конечно, Сидни Шелдона или Буковски всегда напечатают, что б ни написали, хорошо это или плохо. А вот молодым талантам совершенно туда не пробиться, без блата, я имею в виду.

В общем, Эд плюнул на это, и решил больше никуда не посылать, как я его не уговаривала. Даже на днях перед вашим приездом хотел все это сжечь в камине, но я ему не позволила, кто знает, может, мы еще познакомимся с кем-нибудь, кто знает все ходы и выходы, и порекомендует нам какого-нибудь порядочного редактора. Ведь роман-то стоящий, у меня даже и тени сомнения нет, что это потенциальный шедевр. Эдвард – настоящий писатель, и так тонко все чувствует, ну не может он плохо написать. Уверена, что все дело в знакомстве. Может, Джейк подскажет нам кого-нибудь? Есть у вас друзья среди редакторов? Эдвард ведь такой стеснительный, он ни за что за себя не попросит.

А мне бы хотелось и эти его стихи напечатать, ну, те, что я откопала. Раньше я их наизусть помнила, а вот теперь – впрочем, секундочку! Кажется, не запамятовала!
Я вам сейчас прочту одно, мое любимое. Да что такое, Эд! Полно, кому это повредит! Ты какой-то странный сегодня. Позвольте, кажется так:

И спит спокойно в колыбели
Дочь кареглазая твоя,
Она могла бы быть моею,
Но не моя, но не моя.
Ее целует нежно в щеку,
Законный муж, соперник мой.
Да, ты уже не одинока.
Но не со мной, но не со мной.
Воркует голубь у ограды,
И время сглаживает боль.
Поверь, мне ничего не надо.
Я до конца сыграю роль…

Правда, прелестно? И так трогательно!
Он написал это четыре года назад, когда еще был в Нью-Йорке и… Что с вами, Белла, вы побледнели, как смерть? Вам плохо? Позвать врача? Боже мой, ... и ты, Эдвард!
Да ты знаешь ли, что пьешь! Ведь это виски! Ты же мне обещал… Да что с тобой, Эд.

**********************************************************************