Мои руки пахли имбирем и гвоздикой, и я то и дело улыбалась, обмахивая разгоряченное лицо ладонью и чувствуя этот рождественский запах. В кухне было очень тепло, потоки жара от духовки и буйное смешение ароматов пряностей делали воздух как будто густым и цветным - мне он казался золотисто-желтым, как мед или как мигающие среди елочных ветвей огоньки, как мое праздничное настроение. Почему оно было таким праздничным, я и сама не могла понять - ведь по сути я встречала свое восемнадцатое Рождество под арестом.

Ни я, ни Джейк совсем не ожидали, что папа отнесется к моему побегу в Сиэтл настолько серьезно, и потому были совершенно не готовы к той буре, которая разразилась, когда поздно ночью Джейк привез меня домой. Перед тем, как уехать, я написала Чарли записку, попытавшись в ней объяснить ему всю невозможность пропустить прослушивание Элис, и, честно говоря, я надеялась, что папа успеет поостыть до моего возвращения и встретит меня пусть не спокойно, но хотя бы с пониманием... Меня ждало разочарование. Сначала я даже испугалась, что он и правда посадит бедного Джейка под арест или отберет у него права - с такой холодной яростью он смотрел на моего похитителя. Но он только велел Джейкобу убираться с его глаз и, дождавшись, пока тот уедет, сказал мне всего два слова: «Я разочарован». Затем он со мной не разговаривал вовсе, и только когда я собралась выйти из дома за продуктами для рождественского стола, ледяным тоном сообщил мне, что я под домашним арестом и, видимо, немного оттаяв за ночь, прочитал мне гневную нотацию о том, как безрассудно, нагло и недопустимо легкомысленно я себя веду, как он волновался, как опасны мотоциклы и обледенелые дороги... Я смиренно попросила прощения - мне и правда стало стыдно после его слов. Я даже засомневалась, а стоило ли прослушивание Элис всех тех нервов, которые Чарли за него заплатил. Однако мои извинения подействовали, и после этого разговора папа, смилостивившись, сам отправился в магазин с моим списком покупок.

Час назад Чарли отбыл в Сиэтл, встречать в аэропорту Рене, решившую, что если гора не идет к Магомету, то Магомету самому придется поднапрячься, и надумавшую наконец навестить меня, а я бегала по кухне от стола к духовке и обратно, пытаясь одновременно готовить индейку с клюквой и яблоками, резать два вида салатов и покрывать глазурью пряники, которые собиралась подарить Розали.

Совет Элис пришелся очень кстати - иначе я бы не знала, как мне умудриться подарить друзьям и родителям хоть что-то, учитывая, что был уже самый канун Рождества, а меня не выпускали из дома. Я полистала кулинарные книги, попыталась воспользоваться своим воображением впервые в жизни для чего-то полезного и с рассветом занялась выпечкой подарков.

Затребованное Элис для себя имбирное печенье я приготовила еще утром, и теперь большая бирюзовая коробка, полная вырезанных в форме звезд печенюшек, дожидалась своего адресата в моей комнате. Под слоем золотой фольги на дне коробки лежала нотная тетрадь с автографом Ванессы Мэй на обложке - невообразимая ценность, которую я обнаружила на eBay пару месяцев назад и приберегала для подходящего момента, чтобы презентовать ее Элис с наибольшим эффектом. Анжеле я собиралась подарить пряничный домик - вернее, пряничную башню сказочного замка. Ее даже охранял ярко-красный мармеладный дракон, с которым я провозилась три часа и который будет составлять предмет моей тайной гордости до самой моей смерти - таким шикарным он получился. Идея этого подарка простая: из всех, кого я знала, Анжела больше всех походила на принцессу, теперь у нее будет замок и дракон, а значит, и прекрасный принц не замедлит появиться и вылечить ее разбитое ненастоящим принцем сердце.

Для Розали я подыскала рецепт с особенным смыслом: вернее, объединила рецепт из бабушкиной кулинарной книги и из своего детского блокнота, в котором много лет назад мы с Элис разноцветными фломастерами писали составы всяческих «волшебных зелий» нашего собственного сочинения. Приворотное зелье, согласно одному такому рецепту, готовилось из фиалковых лепестков, листьев шиповника и еще целого перечня всего несъедобного, а среди съедобного в списке значились только апельсины, ваниль и миндаль. Именно из них я сделала начинку для пухлых пряников в форме сердечек, разрисовала их малиновой глазурью, и, сложив их в коробку на толстый слой розовой гофрированной бумаги, завязала на крышке большой бант и прицепила к нему старательно нарисованный от руки ярлычок: «Кушанье приворотное, юбкообразующее и джинсоизгоняющее». Хотя я не была уверена, что успею вручить ей этот подарок до того, как у него истечет срок годности - последний раз я видела подругу, когда она навешала меня в больнице, еще до того, как меня выписали, а Элис пожаловалась, что она не вспомнила про ее прослушивание и даже смски с пожеланием удачи не написала. Это было неприятно, но, честно говоря, не слишком удивительно - Розали все время была так завалена делами, что забывала и о собственном дне рождения. К тому же сама Элис была не лучше: позвонила мне в пять утра в воскресенье, после своего прослушивания, несколько минут тараторила о чем-то непонятном и сумасшедшем, из чего я смогла понять только, что Уитлок, кажется, признался ей в любви, а потом мимоходом обронила, что на конкурсе они выиграли, повесила трубку и с тех пор на связь так и не вышла. Анжела тоже не горела желанием ни с кем общаться, по телефону не отвечала, предпочитая переживать свою драму в одиночестве, и я была полностью предоставлена самой себе. Настолько полностью, что это было даже немного обидно.

Для мамы с папой (а заодно и для нашего сегодняшнего застолья) я испекла солнце. Так называется этот торт - Рене ведь будет скучать без тепла и света Флориды, а Чарли не мешает немного отдохнуть от вечных дождей. К тому же этот торт ужасно вкусный: три бисквитных коржа, пропитанных ароматным апельсиновым соком, сдобренным гвоздикой и сиропом из цветков бузины, прослоенных густым сладким кремом и покрытых сверху золотистой тягучей глазурью, украшенной дольками апельсинов и стружечками белого шоколада.

Закончив с индейкой и перемешав в соуснике вино и специи для заправки салата, я заварила себе чаю и в полном изнеможении опустилась на единственный свободный от бесчисленных тарелок и сковородок стул. Вроде все. Вся еда готова, все подарки тоже. Устало потянувшись к привычно певшему мне песенки ноутбуку, стоявшему на кухонном столе, я открыла свой список подарков и с внезапным приливом смущения увидела там еще один невыполненный пункт. Джейкоб.

Я должна поздравить его хотя бы просто в ответ, просто из вежливости и благодарности - он ведь подарил мне те книги, которые мне так хотелось, а что бы там ни думала про меня Элис, я совсем не стерва и не могу брать, ничего взамен не отдавая. Но не только. Я хотела поздравить его, сделать для него что-то приятное, выразить, как я отношусь к нему, по-настоящему хотела - так же, как поздравить девчонок и родителей. Но Джейк не был ни родственником, ни девчонкой, и это сильно осложняло дело. Что может девушка подарить парню, если это не ее парень?.. Этот вопрос ставил меня в тупик. Может быть, будь у меня деньги и возможность выйти из дома, я бы и сообразила что-то оригинальное. Ну например... Нет, все-таки не сообразила бы. Но у меня не было ни денег, ни свободы, а с ними вместе не было и выбора. Быстро допив чай, я вновь раскрыла кулинарную книгу и заскользила пальцем по оглавлению.

Разминая вилкой мягкое масло в миске с сахаром и мускатным орехом, я случайно увидела свое отражение в полированной дверце микроволновки и обнаружила, что щеки у меня пылают так, что это видно даже с другого конца кухни, и дело было вовсе не в духоте. У меня никогда не было друзей среди мальчишек. Даже в детстве, когда Элис играла в принцессу и драконов с рыцарями в компании Питера, Джеймса и Тайлера, а Розали вместе с Эмметом лазала по заборам и гоняла мяч, все мое общение с противоположным полом заключалось в чтении книг и восхищении их героями. И это было таким странным и таким удивительно личным и смущающим - дарить что-то, сделанное своими руками, не маме с папой и не подружкам, которых я знаю как облупленных, а совсем новому человеку... И к тому же парню. От этой мысли сердце забилось пугающе быстро, и я застучала вилкой по растаявшему маслу с такой скоростью, что в лицо мне полетели сладкие брызги.

Полчаса спустя я сложила только что испекшееся печенье на тарелку и подошла к окну, чтобы выставить его на подоконник - расписать мою подарочную выпечку глазурью можно будет, только когда она остынет. Уже было совсем темно, лишь свет далекого фонаря на повороте улицы и огоньки в окнах соседских домов расцвечивали предрождественскую тьму, и в этом густом сумраке мне почудилось какое-то движение. На секунду я подумала, что это Элис - она обожала приходить ко мне в гости через кухонное окно, а не через дверь, как все нормальные люди, - но не успела я присмотреться получше и хоть как-то приготовиться, как падавший сквозь обклеенное снежинками стекло свет залил лицо и фигуру нежданного гостя, и я узнала Джейкоба. Встретившись со мной взглядом, он широко улыбнулся и подошел ближе к окну.
Я открыла створку, впуская в кухню зябкий зимний холодок, пахнущий снегом, морозцем и прелой листвой.

- Что ты тут делаешь? - спросила я с веселым удивлением. На месте Джейка я бы еще долго не решалась и близко подходить к дому Чарли! Но тот только засмеялся.

- Решил тебя поздравить, - сказал он, оперевшись локтями о припорошенный снегом подоконник и с видом элитного сомелье, наслаждающегося букетом дорогого вина, вдохнул наполнявшие мою кухню кулинарные запахи. - Чем это так здорово пахнет?

Поддавшись какому-то шаловливому порыву, я протянула руку и стряхнула снежинки с его коротких растрепанных волос.

- Твоим подарком! Но я его еще не закончила, нужно еще полчаса, так что если хочешь - заходи, - предложила я, отступив внутрь кухни и сделав широкий приглашающий жест. - Чарли нет, и твоей жизни ничего не угрожает!

- Отличная новость, а то я еще не готов умирать! - заявил Джейк и, отряхнувшись от снега, легко перебрался в комнату через подоконник.

Целый час мы весело болтали о всевозможной ерунде, обсуждали школу, подарки и планы на каникулы. Я разрисовывала разноцветной глазурью предназначенное Джейкобу печенье, старательно загораживая спиной свои труды от его взгляда, а сам он ассистировал мне, подавая мне чайные ложки, банку с сахарной пудрой и пакетики с кондитерскими посыпками, когда внезапный звонок в дверь заставил меня прерваться, едва не подскочив от неожиданности.

Кто это может быть, гадала я, направляясь в прихожую. Для Чарли с мамой еще вроде бы рано, а больше я никого не жду... Вспомнив ночной звонок Элис, я улыбнулась и открыла дверь, уверенная, что это подруга все-таки не выдержала и примчалась рассказать мне все подробности о Джаспере и прослушивании...

- Привет, - поздоровался Эдвард, улыбнувшись.

Я застыла, застигнутая врасплох его появлением, не зная, что сказать, и просто глядя на него, на мерцающие мерзлые снежинки на его сером пальто и падавшей на глаза бронзовой пряди, на до зависти длинных ресницах... Он стоял всего в шаге от меня, держа руки за спиной, снег как будто отражался у него в глазах, зажигая в их темной глубине искристые серебряные огоньки, и мне почудилось, что этим серебряно-сияющим взглядом он видит меня насквозь, со всем моим смущением, паникой и восторгом.

- П-привет!.. - завороженно пробормотала я и, взяв себя в руки, повторила уже увереннее: - Привет.

Эдвард окинул меня внимательным взглядом и воскликнул:

- Поздравляю с окончательным выздоровлением! - Быстрым, как у карточного шулера, движением, он вынул руки из-за спины, и оказалось, что он прятал красивую серебряную коробку, перевязанную ярко-синей лентой. - И с наступающим Рождеством!

С меня как будто спало заклинание, и я выпалила:

- Подожди! У меня для тебя тоже есть подарок!

С этими словами я метнулась вверх по лестнице в свою комнату, даже забыв пригласить Эдварда войти. Подарок для него у меня действительно был, но такой смешной, скромный и нелепый, что я изо всех сил старалась не думать о том, как именно я буду вручать его человеку, к которому испытываю самые далекие от смеха, скромности и нелепости чувства, какие только можно вообразить. Наверное, эти чувства напрочь парализовали мое воображение, но как я ни ломала голову, я так и не смогла придумать ничего другого, и к тому же Эдвард ведь сам заговорил тогда про Людей Икс... Мне очень хотелось подарить ему что-то особенное, что-то значимое, одновременно и символичное, но и простое, от самого сердца, ведь мне хотелось самой быть для него такой - особенной, значимой... Но даже располагай я всеми финансовыми ресурсами Банка Америки, я все равно вряд ли сумела бы придумать такой подарок. Пришлось удовольствоваться тем малым, на что хватило моей фантазии и моих очень ограниченных средств (с моей-то скромной подработкой в магазинчике Ньютонов!).

Взяв со стола маленький прямоугольный сверток, упакованный в темно-красную оберточную бумагу, я спустилась вниз с неистово колотящимся сердцем и щеками, наверняка не уступающими яркостью этой бумаге. Эдвард по-прежнему ждал меня в дверях и снова улыбнулся этой своей немыслимой смущенно-неотразимой улыбкой, когда я с неловкой торжественностью вручила ему свой подарок и приняла от него его шикарную серебристую коробку. Она оказалась удивительно легкой, как будто пустой.

Эдвард потянул за золотую ленточку, украшавшую подарок.

- Можно посмотреть, не дожидаясь полуночи? - спросил он.

Я кивнула и торопливо пояснила:

- Это символический подарок. Ты сказал тогда в больнице про Гамбита, и... - но Эдвард, не слушая, развернул бумагу и, засмеявшись, вынул нарядную коробочку с коллекционными игральными картами.

- Это чтобы сходство с любимым героем было еще сильнее, - опустив глаза, сказала я.

Эдвард посмотрел на меня с таким счастливым потрясением, как будто я презентовала ему по меньшей мере сундук бриллиантов, и вдруг требовательно сказал, кивнув на серебряную коробку у меня в руках:

- Открой!

Я послушно развязала ленту, сняла крышку и увидела внутри под слоем полупрозрачной папиросной бумаги какую-то светло-желтую ткань. Я удивленно подняла брови и, вынув подарок из коробки, поняла, что это перчатки. Шелковые лимонно-желтые вечерние перчатки.

Ничего не говоря, я переводила взгляд от бело-алого веера карт в руке Эдварда на мои перчатки. И хоть поклонницей Людей Икс я никогда не была, я не могла не понять, на каких героев мы, не сговариваясь, сделали друг друга похожими. И... что эти герои были вместе.

Я подняла глаза и встретилась с Эдвардом взглядом. Он улыбался - многозначительно, даже хитро, и с непередаваемым веселым торжеством. И эта его улыбка была такой заразительной, что моя неуверенность, неловкость и скованность исчезли, словно смытые колючим искристым фонтаном шампанского переполнившей меня беззаботной, рождественской радости. Закатав рукава, я быстро натянула перчатки и весело сказала:

- Все, теперь я не опасна*!..

- Да если бы и опасна! - легкомысленно воскликнул Эдвард и, наклонившись, поцеловал меня.

И в те секунды, что длился этот поцелуй, я действительно чувствовала себя необыкновенной и особенной, по-настоящему красивой, волшебной... Правда супергероиней. И единственным ощущением, заполонившим все мое сознание, пока мои закрытые желтым шелком перчаток руки обнимали шею Эдварда, ощущая сквозь ткань холодок тающих на них снежинок, а губы горели под его прикосновениями, была удивительно глупая, смешная и победоносная уверенность в том, что отныне я никогда больше не буду завидовать Джейн Эйр, Элизабет Беннет и всем остальным моим подругам из бумаги и чернил - это они будут завидовать мне!

Эдвард отстранился, мои руки безвольно соскользнули с его плеч, а он быстро удержал меня за локоть, как будто испугавшись, что я сейчас убегу, и спросил, широко и снова неуловимо по-новому улыбнувшись:

- Если бы мы жили на пару веков раньше, ты была бы обязана дать мне пощечину и гневно сказать, что я не джентльмен, верно?

Вместо ответа я приподнялась на цыпочки и сама его поцеловала. И никогда еще я так не радовалась тому, что живу не пару веков назад, а именно здесь и сейчас!

Впереди на дороге медленно разлился свет фар приближающегося автомобиля, и я каким-то шестым чувством поняла, что это Чарли. Учитывая мой арест, милый папочка вряд ли одобрил бы несанкционированный визит Эдварда, и я одновременно с неохотой и нетерпением (потому что пока он здесь, я не могла начать прыгать по комнате, счастливо смеясь и ликующе хлопая в ладоши) попрощалась с Эдвардом. Проводив взглядом его серо-призрачную фигуру сквозь полную снега темноту до угла соседнего дома, я закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, поняла, что прижимаю ко рту обе руки - чтобы то ли не завизжать, то ли не заплакать... Только услышав во дворе хлопок автомобильной двери и голоса Чарли и Рене, я опомнилась и, справившись со своим эмоциональным ступором, вернулась в кухню.

Миски с уже подсохшей разноцветной глазурью, тарелка с расписанным печеньем и противень с ожидающими своей очереди, две чайные чашки на столе - я с трудом могла понять, что все это такое и что мне с этим делать. Помотав головой, я выложила печенье на тарелку, вымыла чашки, вытерла их и убрала в шкаф, и только тогда до меня дошло, что в кухне я одна. Джейкоб ушел. Я громко позвала его, гадая, куда он мог деться, и тут заметила, как врывающийся сквозь приоткрытую ставню ветерок чуть колеблет занавески на окне. Окно ведь было закрыто... Моему все еще замедленному, ленивому сознанию потребовалось полных несколько секунд на то, чтобы понять, что это значит.

- Белла, милая! - восторженный голос мамы заполнил кухню звонкими веселыми переливами, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

Я улыбнулась и пошла ей навстречу, Рене стиснула меня в объятиях, осыпая вопросами о моих делах и новостях вперемешку с похвалами моим «разрумянившимся щечкам» и тому, как красиво я причесываю волосы, потом Чарли напомнил нам, что уже почти одиннадцать, и мы принялись торопливо накрывать на стол... Расставляя на скатерти тарелки из парадного сервиза, я пыталась убедить себя, что ни в чем не виновата, что всегда относилась к Джейкобу как к другу, никогда с ним не флиртовала и не хотела, чтобы он видел во мне что-то большее, чем просто подругу, но уговоры не срабатывали, и в блаженном сахаре своей сбывшейся мечты я явственно ощущала горький привкус вины. Зрение всегда куда более жестоко, чем слух, и то, что Джейк видел меня и Эдварда, а не услышал от меня самой того, что ждать ему нечего, было... неправильно. «Ты самоутверждаешься за счет Джейка и собираешься махнуть на него рукой и сбежать к Эдварду», сказала как-то раз Элис и, выходит, оказалась права.

Я вышла из гостиной, оставив маму с папой говорить о чем-то своем (вернее, говорила Рене, а Чарли в основном слушал), и вернулась в кухню. Подогрев на плите остывшую глазурь, я пододвинула к себе тарелку с печеньем и принялась за дело. Зеленые листья и алый бантик рождественского венка, узоры из белых снежинок на елочных шариках, желто-белые звезды - скоро на столе передо мной лежала целая гора рождественских украшений, но не из стекла и пластмассы, а из ароматного миндального теста. Джейку должно было понравиться - он ведь любит наряжать елку...

- Белла, детка, где ты? - позвала меня Рене из гостиной, и я, накрыв свой неподаренный подарок салфеткой, убрала его в шкаф. С глаз долой - из сердца вон. Ведь сегодня Рождество! И я имею право быть счастливой, самой-самой счастливой во всех настоящих и вымышленных мирах, хотя бы только в эту, одну-единственную ночь!
______________________________
Подарок Эдварда был намеком на Роуг из Людей Икс, прикосновением поглощавшую жизненные силы человека и потому все время носившую перчатки, чтобы обезопасить окружающих, а карты - атрибутика Гамбита, ее второй половины

Как всегда буду очень рада узнать ваши впечатления на Форуме.