2024-12-28

16

0

0

Не могу поверить, что наконец-то поцеловал Беллу Свон.

Только что, на краю Большого, черт возьми, Каньона. Белла сказала, что я ей нужен. Клянусь, я не в силах перестать сиять, но знаю, она чувствует то же самое. Каждый раз, как гляжу на нее, она смешливо фыркает, а ее улыбка ничуть не уступает моей.

Кажется, мы оба в шоке, честно говоря.

В течение следующего часа мы обедаем сухим пайком, фотографируем, играем со щенками и делаем совсем небольшую пешеходную вылазку. Собаки ведут себя слишком неугомонно, приходится смотреть под ноги даже на ровной местности. Хотя они всё еще на поводках и в шлейках, однако не стоит рисковать, спускаясь в Каньон.

– Только не думай, пожалуйста, что я такая трусиха, но нам не обязательно заезжать к «Небесной Тропе», – небрежно замечает Белла, пристегиваясь.

Я бросаю на нее взгляд. Ответная ослепительная улыбка, как всегда, завораживает меня.
– Никогда не знал, что ты так боишься высоты.

– Угу, – вздыхает Белла. – То есть мне не страшно находиться здесь или забраться на самый верх башни и так далее, но вчера вечером я искала эту «Небесную Тропу» на своем сотовом. Видела фотографии, – она вздрагивает. – Мне не хочется висеть над Каньоном, словно отрицая смерть, или как-то так. Ты когда-нибудь смотрел «Затерянный мир»?

– Сиквел «Парка Юрского периода»? – я наклоняю козырек, чтобы солнце не так слепило. – Конечно.

– Ту сцену, когда под Джулианной Мур покрывается трещинами стекло? Ага, спасибо, не хочу.

Я посмеиваюсь и беру Беллу за руку. Она позволяет мне.

Целую ее руку. Она позволяет мне.

И мы снова обмениваемся улыбками.

– Так ничего?

Большой палец ее свободной руки летит ко рту, Белла прикусывает ноготь, по-прежнему выглядя счастливой:
– Странно.

В ужасе резко отпускаю ее руку, словно внезапно обнаружив, что держу букет ядовитого плюща:
– Странно?

Не успеваю я договорить это короткое слово, как Белла быстро берет меня за руку и переплетает наши пальцы:
– Волнующе, невероятно, немыслимо чувственно-странно.

Боже, какое облегчение!
– О… ну, в таком случае, иди сюда, – тяну ее к себе, она наклоняется через консоль, над которой мы и встречаемся для быстрой серии поцелуев. Мы еще не свернули на шоссе, поэтому я не беспокоюсь насчет других машин. К тому же Белла сказала недавно, что мне нужно компенсировать ей потерянные поцелуи за целую жизнь.

Ясно, что следует заняться этим как можно раньше.

Когда мы оба снова усаживаемся на свои места, Белла закрывает лицо ладонью и хихикает.

– Что я теперь пропустил? – усмехаюсь я, медленно сворачивая к югу, на седьмое шоссе.

– Извини. Просто у меня ощущение отстраненности, – она показывает на меня, потом на себя: – Ты и я, делающие это. Осуществление тысячи грёз маленькой девочки… и еще нескольких – большой девочки, – она вздыхает, откидывая волосы за спину. – Тебе придется по меньшей мере год или два быть ко мне снисходительным.

– Год? – кричу я со смехом. – Изабелла… выбрось это из головы. Выбрось из головы всю эту звездную ерунду по отношению ко мне. Я в таком же восторге от тебя, знаешь ли. От нас. Наконец-то наведших порядок в своих мыслях и находящихся здесь, – изо всех сил стараюсь не запеть, но меня просто распирает. Я запредельно счастлив.

– Знаю, знаю, просто прикалываюсь, – повернув голову, она несколько секунд любуется видами через окно, а потом хлопает себя по коленке: – Но, кроме шуток, я чувствовала бы себя так же, если бы Люк Перри принял мое приглашение на наш школьный бал третьекурсников.

– Люк Перри? – я сдвигаю брови. – Не помню такого имени в нашей школе.

– Он с нами не учился.

Белла использует свой «фирменный» ироничный тон, поэтому я жестом показываю, что жду дальнейшей информации.

– Он был телезвездой! Дилан из «Беверли Хиллз, 90210»… алло? – шутливо добавляет Белла. – Я послала ему открытку сразу после разрыва с Брэйди, потому что мне нужен был спутник для бала с ужином, – и заканчивает, пожав плечами: – Вот я и пригласила Люка Перри.

Имя и лицо наконец-то совпадают у меня в голове:
– О Господи! – выпаливаю я, понимая, что она достаточно прикольная, чтобы сделать именно это. – Ты действительно пригласила на школьный бал этого парня с бакенбардами? И?

Она морщится:
– И всё еще жду ответа.

На этот раз я не могу удержаться от смеха:
– Ты такая чертовски милая. Этот глупец не знает, что упустил, – и покосившись на Беллу, встречаю ее взгляд. – Но я знаю. Жаль, что у меня тогда не хватило храбрости сказать что-нибудь.

Она вздыхает, запрокидывая голову:
– Да, мне тоже жаль.

Наступившее молчание не кажется неловким. Меня обнадеживает тепло ее руки в моей ладони.

– Возможно, для нас просто было еще не время, – размышляет вслух Белла. – То есть это отстой, что мы столько всего пережили поодиночке, хотя могли бы быть вместе, но ведь всегда существовал риск расстаться в какой-то момент из-за чего-нибудь другого, – говорит она задумчиво. – А такое начало поможет мне больше дорожить тем, что будет дальше.


Во Флагстафф¹ мы прибываем уже почти в пять часов вечера. По всему пейзажу бродят туристы, заходя в кафе и магазины. Здесь есть из чего выбирать, и я вначале езжу по городу, показывая Белле центральную его часть, но ужин сегодня несомненно будет не здесь, а на Шестьдесят шестом шоссе, в «Salsa Brava»². С того самого момента, как Белла согласилась отправиться в такое путешествие к Большому Каньону, я планирую отвезти ее в этот ресторан.
.
.
.
После быстрого визита в туалет возвращаюсь к нашему столику, где официант уже готов принять заказ.

– Свиную сопапилью³, пожалуйста. – У меня отвисает челюсть, когда я слышу, что выбрала Белла. – Что? – вопрошает она, скорчив рожицу, пока официант интересуется моими желаниями.

– Ты ее и за день не съешь – надеюсь, тебе это известно. Эта хреновина больше твоей головы.

Официант усмехается, услышав мой простодушный ответ.

– Эээ… Навахо такос⁴ со свининой, пожалуйста. Вместо бобов – побольше риса, – беру меню, которое передает мне Белла, и складываю его со своим: – Доверяешь мне? – спрашиваю я свою девушку. Девушку. Желудок откликается настоящим сальто.

– Абсолютно.

– И две гранатовых «Маргариты».

– Очень хорошо. Сейчас вернусь с вашими напитками.

– Они замечательные, – говорю я, намекающе качнув бровями. – Мы с Эмбри несколько лет назад слишком увлеклись этим коктейлем, – тут же всплывает воспоминание о том, как мой брат лежит навзничь посреди какой-то боковой улочки.

– Ох, неужели? Попали в неприятности из-за этого, да?

Ударяю себя в грудь:
– Я держался довольно хорошо. А вот звезда национального футбола Эмбри Каллен – другое дело. До ухода из спорта он строго соблюдал диету во время «мертвого сезона», поэтому не смог оказать сопротивление. В какой-то момент мы вернулись в свой номер, чтобы переодеться, а в результате Эмбри вырубился прямо на толчке. Испортил всё веселье.

– Глупые мальчишки, – она смеется, качая головой. – Ну а какие у нас планы на вечер?

Сложив руки на столе, подаюсь вперед:
– Поедем на юг, в сторону Седоны и переночуем на какой-нибудь площадке для туристов неподалеку от шоссе. Около каньона Ок-Крик⁵ их полно, есть из чего выбрать.

– О, значит, это не оборудованный кемпинг? Нам не нужно будет платить и тому подобное?

– Я имею в виду, что мы могли бы найти и такой, но не везде можно останавливаться с животными, – мы оба выпрямляемся, когда официант ставит на столик нашу воду и корзинку с чипсами. – А поскольку у нас нет с собой ничего электрического и розетки нам не нужны, я подумал, что было бы интереснее остаться вдвоем… ну, и еще с собаками.

Белла, раскрасневшись, улыбается:
– Конечно. Думаю, это хорошая идея.

– Не понадобится много времени, чтобы устроиться на ночь и поставить палатку, – окончание фразы повисает в воздухе. Я со стоном качаю головой, ровно на две миллисекунды опоздав удержаться от этой возмутительной двусмысленности.

Белла наклоняется, пытаясь поймать губами воду, которая норовит вылиться у нее изо рта. Мгновением позже она откидывается назад, обмахиваясь между приступами кашля и смеха.
– О гос… – выдыхает она и фыркает, потом снова переводит дыхание. – О Господи!

Я тоже мог бы получить удовольствие от этой шутки. Поджав губы, киваю:
– Да, можно гарантировать, что палатки сегодня вечером будут ставиться практически без усилий.

Белла громко вздыхает и, подмигнув, добавляет к этому нелепому утверждению:
– А ведь я еще даже не пустила в ход ни одного из моих лучших приемов.

– Счет, пожалуйста!

Я вытягиваю шею. Официант стоит возле нашего столика, сбитый с толку и готовый подать коктейли. К этому моменту мы с Беллой истерически хохочем уже вдвоем.

– Извините… – я машу рукой, пытаясь взять себя в руки. – …не обращайте внимания.

Он ставит наши бокалы на столик, а мы с Беллой пытаемся игнорировать странные взгляды остальных посетителей. Я могу смотреть на нее часами, не слушая ничего, кроме милого смеха и тихих вздохов этой девушки.

И задаюсь вопросом, не был ли этот день лучшим в моей жизни.


– Да это просто дворец! – восхищается Белла нашими спальными местами, принеся одеяла и подушки с заднего сиденья моего пикапа. – Две комнаты. Я слышала о палатках вроде этой, но никогда их не видела.

Скидываю обувь и прохожу внутрь, чтобы постелить одеяло и установить вольер для щенков в переднем отделении палатки. До наступления темноты меньше часа.
– Да, обычно я не использую перегородку, но, поскольку ты и я… – замолкаю, пытаясь проглотить обосновавшийся в горле булыжник. – Я не был уверен, как ты хотела бы устроиться на ночь.

Всё еще стоя внаклонку над собачьей подстилкой, вижу, как в противоположном углу палатки приземляются кеды Беллы. Когда я выпрямляюсь, она уже возле меня.

Ее пальцы обхватывают мои, и я поворачиваюсь к Белле, пытаясь разгадать задумчивое выражение ее лица.

– Здесь, в горах, температура уже падает, – тихо говорит она. – Думаю, сегодня ночью мне хотелось бы спать рядом с моим бойфрендом… мы помогли бы друг другу не замерзнуть.

– Это не странно, что мне тридцать семь, а тебе приходится называть меня своим бойфрендом?

– Ты предпочел бы «мэнфренд»?

У меня, должно быть, такое же глупое выражение лица, как то, какое напускает на себя Белла, потому что она фыркает и косится в сторону, прикусив губу.

– Наверное, мы можем остановиться на бойфренде, – отвечаю я, не отводя взгляда от ее завораживающих глаз, которые снова пристально смотрят на меня. – Пока.

А потом я целую ее. Медленно, и глубоко, и влажно, и многообещающе, но я не готов закончить это мгновение, торопясь достичь чего-то еще.

Поэтому продолжаю целовать ее. Потому что должен. Потому что хочу… и потому что могу, наконец-то, после всех этих лет, просто, черт возьми, зацеловать свою девушку, Беллу Свон.
.
.
.
– Как там Люси и Лайнус? – спрашивает Белла, когда я сбрасываю обувь – надеюсь, в последний раз за эту ночь.

– С ними всё хорошо. До утра больше никаких походов в туалет для этой парочки. Свернулись в вольере в один клубок с одеялами, – я раздумываю, снимать или нет шерстяную толстовку, но потом решаю бросить ее возле нашего спального места. – Тебе удобно?

– Да, вполне. Под покрывалами приятно и тепло, – говорит Белла лишь слегка дрожащим голосом. – Но ты, должно быть, замерз в своей футболке и трениках. Иди погрейся со мной.

Я прикладываю все усилия, чтобы игнорировать инстинктивное желание прыгнуть на нее через всю палатку в стиле Снуки «Суперфлая»⁶ на чемпионате мира по рестлингу. То есть Белла ведь действительно моя девушка. Она больше не подруга в запретной для полетов зоне. Мы можем, черт возьми, заниматься всем, чем захотим. Белла просит меня лечь с ней в постель, погреться с ней… и существует бесчисленное множество способов выполнить эту просьбу.

Устроившись под многослойными одеялами, смотрю в ее сторону. Ночь стоит ясная, луна светит, отбрасывая тени, через тысячи окружающих нас деревьев. Слабый свет, проникающий снаружи, едва позволяет видеть лицо Беллы, но этого достаточно.

– Привет, – шепчет она.

– Привет, – я прикусываю щеку изнутри в отчаянной попытке преодолеть «бальное нетерпение», охватившее мое тело. Пошло оно… Положив ладонь на тонкую талию Беллы, притягиваю ее на несколько дюймов ближе. – Так лучше?

– Угу… – тянет она и кладет руку мне на плечо. – Я вчера думала кое о чем.

– Да?

– Вспоминала, как часто в детстве мы ночевали вместе. Проводили ночи в палатке у вас на цокольном этаже. Помнишь?

Кивая, отвечаю:
– Да. И даже припоминаю одно утро, когда проснулся, а твоя рука лежала у меня на ладони. Как будто мы держались за руки.

– Не может быть.

– Я не стал бы врать. Всё еще помню, как улыбался, глядя на твою руку, на тебя в надежде, что ты не будешь ворочаться и случайно не отодвинешься.

– О, – удивляется Белла. – И сколько нам было лет?

– Не знаю, девять? Десять? Во всяком случае, это застряло в памяти, – издаю невнятный звук, когда она придвигает ноги, теперь мы соприкасаемся и там.

Ее плечи приподнимаются от вздоха:
– Ты хоть раз думал насчет того, чтобы позвонить мне, когда учился в колледже? То есть когда еще всё было в порядке? – она покашливает. – Пока не началась алопеция?

– К сожалению, нет. Еще до этого было нелегко пытаться выкинуть тебя из головы. И не зная, осталась ли ты с Россом после окончания школы… – замолкаю, качая головой. – Решил, что лучше совсем тебя отпустить. Я и так достаточно ругал себя, понимая, что был тем придурком, который толкнул тебя в объятия Корнинга.

– Боже, я помню это, – она прищелкивает языком. – Знаешь, мне ужасно не понравилось, когда ты наговорил мне всех этих приятных слов, а сам вел себя так, словно нам лучше не быть друзьями. Это казалось какой-то попыткой манипулирования, хотя я понимала, что ты не имел в виду ничего такого.

– Белла, если бы я мог догадаться, что у тебя сохранились какие-то чувства ко мне, то сделал бы тебя своей прямо тогда, на футбольном поле. Клянусь, я просто пытался поддерживать легкий тон, потому что не готов был к новой попытке, зная… – «А!» – перебивает меня Белла, и я исправляюсь: – думая, что ты не хочешь больше быть моим близким другом. Но я был неудачником, – признаюсь я с усмешкой. – И по-прежнему сохранял тебя в сердце. По-прежнему оставался на ваши хоккейные матчи, когда только мог. По-прежнему покупал билеты, чтобы смотреть на тебя в школьных спектаклях.

Белла с рычанием прячет лицо у меня на груди, а потом снова начинает говорить:
– Чертов порочный круг подростковых страхов и недопонимания… блин, это хреново.

– Эй, – я осторожно пощипываю ее за бок. – Кажется, ты говорила, что мы будем смотреть только вперед.

Она сжимает мое плечо:
– Ты прав, это моя вина, – потом приближает ко мне лицо, и ее дыхание щекочет мне губы: – Простишь меня?

– Нечего прощать, – я слегка придвигаюсь к ней, приподнимаю голову с подушки и обхватываю ртом ее нижнюю губу.

Несколько ласковых прикосновений – и я углубляю поцелуй, с головой уйдя в ощущение наших прижавшихся друг к другу тел и понимая, как много мы упустили за долгие годы.

Наклоняюсь над Беллой, а ее пальчики спускаются от моего затылка до поясницы и снова возвращаются наверх. Ее вторая рука ложится мне на щеку, и я на чертовых небесах. Губы у нее податливо мягкие.

Нежные поцелуи превращаются в настойчивые, потом она раздвигает ноги, зацепив одной из них меня под коленом. Ее руки сжимают то мои плечи, то ягодицы. Я не жалуюсь и тоже позволяю себе произвести небольшую разведку.

– Дотронься до меня, Эдвард, – хрипловатый голос возле моего уха – и я не жду другого приглашения. Мои пальцы пробираются к краю ее футболки и находят теплую кожу живота.

Я неохотно прерываю поцелуй для поклонения тому самому телу, которое накануне заставило меня сбежать в холодный душ. Наслаждаясь тихими вздохами Беллы, провожу языком по впадинке пупка, целую приоткрытым ртом. Не могу удержаться от легкой улыбки, чувствуя губами дрожь и мурашки.

Поднимаю ее футболку к шее, мои пальцы нежно касаются дерзкого соска, и Белла, всхлипнув, тянется ко мне за поцелуем, я ощущаю ее настойчивые губы на своем подбородке и щеке.

Ее язык скользит по моему, потом она снова двигается подо мной. Сосредоточенная, готовая… такая чертовски готовая после всех этих лет.

– Господи, Белла, – со стоном вырывается у меня, когда она покусывает меня за ухо. Я зарываюсь лицом в изгиб ее шеи и не могу сопротивляться потребности прижаться бедрами к ее бедрам, а она без промедления отвечает тем же. Какая там «Маргарита», вот что действительно опьяняет! В некогда холодной палатке становится душно в лучшем смысле этого слова.

Белла. Не могу поверить, что это происходит между нами. Мысли блуждают, восторженные, полные воспоминаний о том, сколько раз я представлял себе, как это могло бы быть.

А теперь знаю.

Когда очередной всхлип Беллы превращается в тихий писк, я провожу губами по ее шее и снова возвращаюсь ко рту:
– Проклятье, я так хочу тебя…

– Да! – задыхаясь, шепчет она, наклоняя голову к плечу и обнимая меня еще сильнее. Белла тянет меня к себе, приподнимая бедра: – Мне нравится ощущать тебя на себе, – со стоном говорит она. – Дальше заходило только в самых диких фантазиях, но… аххх… теперь…

Дикий. Идеальное слово для того, что я чувствую сейчас. Как бы долго каждый из нас ни был лишен этого, всё меркнет перед тем, что мы наконец вместе!..

Не-блин-реально!

Я нежно прикусываю ее верхнюю губу, а пальчики Беллы проскальзывают под резинку моих боксеров. Моя рука устремляется вниз, и я всей ладонью ощущаю роскошную попку перед тем, как перевернуть нас обоих так, чтобы Белла оказалась сверху. Она выпрямляется, оседлав меня, и резким движением срывает с себя футболку. У меня перехватывает дыхание, и я сажусь, чтобы быть ближе к Белле, потому что мне снова необходим ее рот.

Несколько мгновений мои ладони лежат на ее щеках, а потом я медленно перемещаю руки вниз, чтобы обхватить ее грудь. Мы не слышим ничего, кроме нашего смешанного дыхания и тихих стонов, пока чей-то пронзительный смех и ругань рядом с нашей палаткой не заставляют нас замереть.

Белла моментально прикрывается руками, а я обнимаю ее. Мы поворачиваем головы на звук, тяжело дыша и выходя из состояния жаркого безумия, которое так внезапно оборвалось за секунду до этого.

Судя по звукам, какие-то подвыпившие личности ковыляют мимо нашей стоянки, и замолкают, вероятно, обнаружив мой пикап и палатку за ним.

Сжав плечи Беллы, я приподнимаю ее с себя, желая узнать, в чем дело. Поднимаюсь, иду к другой стороне палатки и замечаю, что собаки проснулись, но не встревожились. Не выходя наружу, стою неподвижно, пока голоса не затихают где-то вдали и не возобновляются привычные звуки, издаваемые ночными созданиями.

Через пару минут ложусь обратно и притягиваю к себе уже надевшую футболку Беллу:
– Да, весь кайф обломали.

– Они меня чертовски напугали. Думала, мы окажемся в фильме ужасов.

Я посмеиваюсь, уткнувшись лицом в ее волосы:
– Ни за что не позволил бы этому случиться, – двигаюсь, чтобы повернуться к ней, а она ласково целует меня в уголок рта. Мои губы – словно магнит для ее губ, и она чмокает меня еще раз… и еще… и еще один нежный короткий поцелуй, после которого Белла кладет голову мне на грудь возле плеча. Я покашливаю и бормочу: – Похоже, они ушли, но, наверное, могут вернуться тем же путем.

Белла тихо хнычет, вызывая у меня улыбку:
– Не возражаю отложить это до другого раза, – она обводит пальцем воротник моей футболки. – Всё равно я не в самом сексуальном состоянии. Не принимала душ уже примерно пятнадцать часов, – хмыкнув, говорит она.

Я снова прижимаю ее к себе:
– Меня это не волнует. Ты и я, наконец-то! Теперь трудно найти то, что способно удержать меня вдали от тебя. Но здесь еще и не самое комфортабельное место, только несколько одеял отделяют нас от чертовой земли, – и, приподнявшись на локте, добавляю: – Мы достойны… ты достойна гораздо лучшего в наш первый раз.

Белла снова легко касается губами моих губ:
– Наверное, так будет правильнее. Теперь ты сможешь сосредоточиться и защитить меня от медведя, который, как я почти уверена, находится снаружи.

Я смеюсь, притягивая ее к груди:
– От медведя?

Она кивает, ее пальчики царапают мой живот и скользят ниже, к талии. Приходится схватить Беллу за руку, пока она не забралась слишком далеко и не разожгла пожар по новой, при этом я теряю всю галантность. Моя пылкая девочка хихикает, понимая, что ее раскусили:
– Клянусь, я слышала рычание!

Прижимаюсь губами к ее лбу:
– Уверена, что рычал не я?

Белла слегка поворачивается, и мне удается разглядеть ее улыбку:
– Всё может быть.

– Если кто-нибудь приблизится к нам – пьяный идиот или кто-то еще, – собаки непременно устроят скандал. Не о чем тревожиться, – я устраиваюсь под одеялами, спина всё еще меня беспокоит из-за работы на этой неделе. – Тебе точно удобно?

Она крепче обнимает меня:
– Идеально. У меня самая лучшая и самая сексуальная подушка в мире. Ограниченное издание Эдварда Каллена, знаете ли.

Я фыркаю и целую ее в макушку:
– Очень ограниченное – и целиком твое, – услышав тихий писк, только кошусь на нее: – Спокойной ночи, сумасбродка!

– Ладно, дай мне хоть день, – возражает она и снова чмокает меня: – И тебе спокойной ночи.

Белла

Устроив щенков в кабине, Эдвард берет меня за руку, и мы поднимаемся по крутой дорожке к часовне Святого Креста⁷. Это феноменальное сооружение, возведенное в горах Седоны, ошеломляет меня. Я в восторге от его красоты и задумываюсь над тем, как кому-то вообще могло прийти в голову построить что-то подобное.

– Потрясающе, – шепчу я, не желая беспокоить пожилую пару, молящуюся на передней скамье. – Здесь действительно проводят мессы?

– Нет. Кажется, только еженедельные службы. На самом деле это в большей степени музей и сувенирный магазин.

Улыбнувшись Эдварду, отпускаю его руку и иду вперед по боковому проходу, чтобы зажечь свечку. «Жаль», – думаю я. Это святилище, во всем его величии, для меня почти рай. Кстати, великолепное место для бракосочетания. Не то чтобы я думаю о чем-то в этом роде. Я имею в виду: какая женщина способна думать о свадьбе, еще не коснувшись ногами земли после того, как мужчина ее мечты сказал, что хочет отношений с ней? Только не я, это точно. Снова улыбаюсь, по-прежнему не веря, что эта неделя действительно получилась для меня такой.

Делаю еще несколько снимков огромного окна и креста, который вписан в фасад часовни, и иду к заднему приделу храма. Эдвард ждет в дверях, поглядывая на пикап, стоящий внизу, на парковке.

Он следует за мной в сувенирный магазин, где я нахожу фотографию в рамке 5х7 дюймов⁸: часовня на закате. У меня никогда не получился бы такой идеальный снимок, поэтому, несомненно, нужно взять его на память. Украшения для рождественской елки приводят меня в восторг.

– Я покупаю их для коллекции везде, где путешествую, – радостные мысли на минуту превращаются в грустные, когда я понимаю, что нужно будет уничтожить весь рождественский декор, приобретенный во время поездок в отпуск с Тайлером. Фу, какая чушь. – В этом году моя елка будет почти без украшений, – тихо говорю я, когда мы идем к кассе. – Наверное, пора положить начало новой коллекции.

– Может быть, нам стоит объединить наши запасы, чтобы сделать елку более красивой, чем когда-либо? – предлагает Эдвард, подмигивая.

Мммм… да, пожалуйста.

Спускаясь с холма, мы снова держимся за руки. Не могу привыкнуть к тому, каким естественным это кажется, все еще чувствую головокружение. Эмоции – как из рога изобилия. Мне трудно постичь всё, что я переживаю.

Но это приятно. Всё кажется прекрасным.
.
.
.
Снова оказавшись в машине после целого дня осмотра достопримечательностей Седоны, наклоняю голову к Эдварду, с удовольствием думая о том, как много мы рассказали друг другу о годах, проведенных врозь:
– Ну и что было дальше, когда ты пытался лечиться после колледжа?

– О… – он пожимает плечами и поправляет свое зеркало. – Этот дерматолог, с которым я работал в Питтсбурге, назначил мне инъекции стероидов в кожу головы.

Я закрываю глаза и морщусь. При мысли о том, что пришлось вытерпеть Эдварду, в животе начинаются спазмы.

– Да, это был отстой. Иглы прямо в чертову голову. Текла кровь… оставались синяки, – он вздрагивает. – Чтобы это подействовало, нужно было несколько лет ежемесячно повторять курс. Какое-то время стероиды помогали, а потом просто перестали. Как я уже говорил вчера, пробовал и мази, и таблетки, и всевозможную хрень. Даже проходил курсы других инъекций, уже в Вегасе… но потом просто сдался.

– Не могу представить себе эту боль… физическую и не только.

Эдвард кивает, снова переплетая наши пальцы:
– Что было, то было. Сейчас мне лучше – без постоянного страха, что лечение не подействует.

– Твои волосы когда-нибудь отрастают?

Он усмехается:
– Да, на самом деле, но я держу их под контролем, срезая раньше, чем станут длиннее щетины. Просто не хочу опять возвращаться в этот порочный круг… – его перебивает сигнал сотового… – то есть надеяться, что они на этот раз сохранятся. В этом слишком много от самообмана… понимаешь, о чем я? – Эдвард бросает на меня взгляд, и я киваю. – Подожди секундочку, – шепчет он и принимает звонок: – Алло?

Пока Эдвард разговаривает с кем-то по телефону, я заглядываю на заднее сиденье, чтобы посмотреть, как там щенки. Свернулись вместе в своем вольере и снова спят. Суровый у них образ жизни.

– Да, это классно. Мы справимся… ладно, пока, – с расстроенным видом он кидает мобильник обратно на центральную консоль. – Утром мне придется поехать в мастерскую. Один из парней повредил голеностоп, лазая по скалам, а на завтра записаны две большие работы.

– О, ничего страшного, – машу я рукой. – Я сумею себя развлечь.

– Да, но я чувствую себя виноватым. У меня уже была назначена обязательная встреча с клиническим куратором. Мы собирались проработать план моего последнего семестра, – он качает головой и стискивает зубы. – Гарри говорит, что позвонил парню, работающему в его втором гараже, в Финиксе, но у Шейна не получится освободиться до понедельника или вторника, а Сет не справится с крупным ремонтом один, ведь он еще новичок.

– Тебе придется работать и в воскресенье?

Он отрицательно качает головой:
– Нет, только эти два ремонта, и надо еще выкроить время для завтрашней встречи, а воскресенье будет моим. В понедельник снова побуду там, пока не заступит Шейн, а потом, как пообещал Гарри, смогу свалить, – он чуть слышно ругается. – Извини.

– Эй, всё в полном порядке. После двух дней езды и ходьбы я буду более чем счастлива отдохнуть. Правда, совсем не радует, что тебе придется работать на всю катушку.

– А, работа меня не беспокоит, и мне хочется поскорее встретиться с куратором. Просто очень неприятно думать, что проведу меньше времени с тобой, – он замолкает на несколько секунд, потом продолжает: – Впрочем, можно попросить тебя об одном одолжении?

Он такой чертовски милый:
– О чем угодно.

– Остановишься у меня, минуя на этот раз отель? – он одаривает меня своей фирменной кривоватой улыбкой – и мне крышка. Как будто я могла бы сказать: «Нет, ни в коем случае, сумасшедший мальчишка». – Мой рабочий день пролетит гораздо быстрее, если я буду знать, что ты ждешь меня дома.

– Хорошо, – соглашаюсь я тихо. – Займу чем-нибудь Люси и Лайнуса, поплещусь в твоем бассейне. А еще нужно сделать постирушку, если не возражаешь… Могу даже приготовить для нас ужин, – на самом деле при этой мысли меня охватывает радостное волнение.

Он сжимает мою руку:
– Ну, я не просил побыть у меня домработницей, но после такого мне, конечно же, будет еще труднее позволить тебе когда-нибудь уехать.

Я довольствуюсь тем, что откидываюсь на спинку сиденья, хотя в животе у меня ноет при мысли о том, что я от него уеду. Этой темы мы еще вообще не касались.

Вчера, когда мы были вне зоны доступа, до меня пытались дозвониться из врачебного офиса в Панама-Сити: они хотят, чтобы я приехала и прошла собеседование на должность руководителя социальной службы. А вскоре на электронную почту пришло сообщение от дома престарелых в Лагуна-Бич, во Флориде, которому требуется координатор надомного обслуживания. Пока я здесь гонюсь за мечтой, в Солнечном штате начали стремительно развиваться события.

Эдварду нужно еще закончить последний семестр клинической специализации, и он явно собирается продолжать работать у Гарри, чтобы сводить концы с концами. Я вздыхаю, уставившись в окошко, не вполне готовая углубиться в трудные разговоры о нашем будущем. Алло! Мы только вчера завязали отношения. Нам нужна минута-другая, чтобы приспособиться.

Беру пример со Скарлетт О’Хара⁹ и решаю, что мы подумаем об этом завтра.


Приняв душ, спускаюсь на первый этаж, чтобы встретиться с Эдвардом в гостиной. Мы собираемся просто побездельничать перед телевизором, пока усталость не возьмет верх.

Нахожу его на кухне, где он стоит, прислонившись к рабочему столу, и ждет, когда микроволновка закончит приготовление попкорна. Эдвард выглядит по-домашнему в своей черной футболке и серых спортивных брюках, а на руках, которыми он опирается на стол позади себя, рельефно обозначились мышцы.

Почти несправедливо быть таким красивым. Несправедливо по отношению к остальным… но вполне справедливо для меня, по моему скромному мнению. Я удерживаюсь от визга и просто представляю себе вместо этого, как ударяю кулаком в кулак своей шестнадцатилетней ипостаси.

Умри от зависти, Дори Честер!

– Привет! – говорит Эдвард, отталкиваясь от столешницы и наклоняясь ко мне через барную стойку, а я встречаю его быстрым поцелуем. Потому что не могу перестать. Кроме шуток, не могу перестать его целовать. – Благополучно приняла душ?

– Да, – со стоном отвечаю я. – Чудесно. И теперь в полной боевой готовности к нашему марафонскому просмотру «Теории Большого Взрыва» ¹⁰.

Он подмигивает и стучит по столешнице перед тем, как выпрямиться:
– Попкорн будет готов через минуту. О, и твой мобильник только что пел на все голоса.

– Ладушки, – иду к крайнему столу, на который положила сумочку, и, вытащив из нее свой сотовый, вижу непрочитанное сообщение от мамы и пропущенный звонок Джаспера. Как только я устраиваюсь поудобнее на диване, чтобы перезвонить брату, начинает сигналить и телефон Эдварда.

Джаспер берет трубку:
«Беллз…»

– Привет! Как дела? – я слежу взглядом за Эдвардом, который быстро берет свой мобильник и тихо кому-то отвечает.

«Я пытался звонить тебе несколько минут назад. Мне очень неприятно так поступать с тобой, но звонила мама. Папа потерял сознание возле дома», – торопливо говорит брат.

– Что? – я вскакиваю с дивана, хватаясь рукой за шею. – Когда? Как?

«Кажется, он заканчивал работать во дворе. Мама сказала, только что приехала «скорая». Насколько я понял, сосед из дома за углом выгуливал собаку. Он подбежал и помогал маме делать отцу искусственное дыхание, пока не приехали медики, – голос Джаспера дрожит, и у меня внутри всё переворачивается. – Я н-не могу попасть сегодня на самолет. Из Таллахасси нет рейсов, а до Атланты мне вовремя не доехать, поэтому сейчас я сажусь в машину. Буду в Джерси около полудня».

Эдвард заканчивает разговор и, подойдя, обнимает меня сзади. Должно быть, он уже знает.

– Где сейчас папа? То есть, я имею в виду, куда его везут?

«Мама сказала, в Мемориальную больницу в Берлингтон¹¹, – я слышу, как брат задыхается, вероятно, глотая слёзы. – Беллз, она в полном раздрае. Мы ничего не знаем».

Я смотрю сквозь слёзы на Эдварда и киваю, слушая отчаянные слова Джаспера.

– Ладно. Я… я что-нибудь придумаю.

– Есть ночные рейсы, – шепчет Эдвард. – Мы отправим тебя домой.

У меня вырывается отрывистое рыдание, и я прислоняюсь головой к груди Эдварда:
– Я выезжаю, Джаз. Позвоню тебе, когда достану билет.

«Хорошо. До скорого. Еще поговорим».

– Джаспер, прошу тебя, поезжай осторожнее.

«Обязательно. Со мной Элис. Если устану, она сядет за руль. Это был ее недельный отпуск, – иронично объясняет он и шмыгает носом. – Тот еще отпуск».

– Ладно. Счастливого пути. Свяжусь с тобой, как только узнаю, каким рейсом полечу.

Я разъединяюсь, а Эдвард тут же поворачивает меня к себе лицом и крепко обнимает. По моим щекам бегут слезы, но мне даже некогда поплакать.

– Мне так жаль, – начинает он. – Звонил Эмбри. Джаспер не мог с тобой связаться и позвонил Эму, чтобы тот нашел меня.

Я качаю головой, отстраняясь:
– Понятия не имею, насколько всё плохо. Надо ехать. Прости.

Эдвард бледнеет:
– Белла, ты серьезно? Это же твой отец, – он обхватывает ладонями мое лицо, вытирая слезы, как делал всегда. – Конечно, ты поедешь. Можно мне с тобой?

– Не могу просить тебя об этом, – хлюпаю носом и беру со стола салфетку. – Я даже не знаю, что меня там ждет.

– Позволь помогать тебе, – он массирует ладонями мои руки и плечи.

– Но твоя работа…

– Не волнуйся об этом: Гарри поймет, – Эдвард вдруг зажмуривается: – Черт! Встреча в клинике… проклятье, – он отступает на шаг и проводит ладонью по лицу. – Подожди, я попытаюсь позвонить куратору.

– Эдвард, уже почти семь часов вечера пятницы. Твой куратор сейчас не осматривает пациентов в реабилитации, – я сжимаю в кулаке край его футболки. – Ты должен остаться и встретиться с ней. Это то будущее, ради которого ты так чертовски тяжело работал. Как только я доберусь до дома, сразу же дам тебе знать, что происходит, – я тяжело сглатываю, молясь о том, чтобы мне не пришлось звонить ему по поводу организации похорон. – Так будет правильнее. Пожалуйста, для меня, сходи на свою встречу.
.
.
.
Меньше двух часов спустя я покупаю билет на ночной рейс «American Airlines», который прибывает в Филадельфию¹² в шесть утра. Эдвард ведет себя просто удивительно. Он отказался уезжать, пока я не пойду на предполетный досмотр, и мы уже целый час сидим здесь, в «Старбаксе».

Еще до выхода из дома он позвонил своим родителям, и они попросили меня сообщать им новости в любое время дня и ночи. Это лишь заставило меня заплакать еще сильнее.

Как такое могло случиться? То, что казалось лучшей неделей в моей жизни, за пару коротких часов разлетелось на кусочки. Я способна только непрерывно молиться, чтобы с отцом всё было в порядке.

Хорошая новость состоит в том, что его состояние стабильно, но врачи еще не закончили обследование. Я дважды разговаривала с мамой. С ней сейчас мои тетя и двоюродная сестра, а папа даже пришел в себя и разговаривал.

И всё-таки… меня подташнивает, для этого очень много причин.

Звучит сигнал моего сотового, предупреждающий о том, что примерно через двадцать минут мне нужно будет на посадку.

– Ты должна идти, – хрипло говорит Эдвард, берет меня за руку и ведет от нашего столика к стойке секьюрити.

– Возненавижу себя, если скажу это вслух, – закрыв глаза, качаю головой, – но мне необходимо, чтобы ты знал: я не хочу уезжать от тебя.

Он грустно улыбается, убирая мне за спину растрепавшиеся волосы:
– Знаю. Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала, но тебе нужно сделать всё, чтобы твой отец пошел на поправку. А сейчас радует хотя бы то, что его состояние стабильно.

Киваю:
– Меня тоже, – подаюсь вперед, и мы обнимаемся – крепче, чем когда-либо до этого. Это заставляет меня снова захлебнуться рыданиями: – Спасибо тебе за эту неделю! За всё, – мой голос приглушен из-за того, что я стою, прижавшись лицом к груди Эдварда, но он меня слышит.

– Спасибо тебе. Ты никогда не поймешь, как много для меня значил твой приезд, – он прижимается теплыми губами к моему лбу, а потом наклоняется ко мне, и мы целуемся. Поцелуй нежный, медленный… и заканчивается слишком быстро. – Позвонишь мне после приземления, хорошо? Черт побери, позвони, когда зайдешь в самолет!

Я улыбаюсь и отхожу от него:
– Потискай за меня Люси и Лайнуса. И скажи еще раз своим родителям: я извиняюсь, что не заехала попрощаться.

– Они понимают, – Эдвард кивает, в его искреннем взгляде ободрение и сила. – Поезжай к своей семье. Всё будет хорошо, Белла.

– Скоро позвоню, – говорю я, преодолевая дрожащее дыхание, и прикасаюсь пальцами к губам перед тем, как отвернуться.

«Скоро», – шепчу я себе снова, оглядываясь и грустя, что оставляю позади свое будущее… надеюсь, только на время.

---

1 – Флагстафф (англ. Flagstaff) – город c населением около 70 000 чел., окружной центр округо Коконино, расположен в северной части штата Аризона, назван в честь флагштока из жёлтой сосны, сделанного группой поселенцев из Бостона для празднования Столетней годовщины Соединённых Штатов 4 июля 1876 года;
2 – «Salsa Brava» – ресторан мексиканской кухни на 66 Восточном Шоссе, рядом с г. Флагстафф; такое же название носит один из стилей музыкального жанра сальса;
3 – Сопапилья (исп. sopapilla) – обычно так называют мексиканские треугольные пончики с разнообразными начинками, в данном случае – со свининой. На снимке – точно такая же свиная сопапилья, как та, которую заказала Белла, то есть приготовленная в том самом ресторане «Сальса Брава»;
4 – Навахо такос (исп. Navajo tacos) – баннок (или жареный хлеб, национальное блюдо индейской кухни – лепешка из дрожжевого теста, обжаренная или глубоко прожаренная в масле или жире) с гарниром из бобов, жареного мясного фарша или мелко порезанного сыра;
5 – Каньон Ок-Крик (англ. Oak Creek Canyon) расположен к северу от городка Седона, в самом центре штата Аризона, часто описывается как меньший брат Большого Каньона, поскольку почти не уступает ему красотой пейзажа; включает в себя целый комплекс скальных образований, длина каньона составляет 19 километров, ширина – от 1,3 до 4 километров, а глубина – от 240 до 610 метров. На дне каньона течет одноименная река, один из немногих многолетних потоков в регионе, которая и является главным "архитектором" каньона. Каньон Ок-Крик является популярным местом для пикников и кемпингов;
6 – Снука Суперфлай – Джеймс Рэйхер Снука (англ. James Reiher Snuka) – фиджийский рестлер и актёр, более известный под псевдонимом Джимми «Суперфлай» Снука (англ. Jimmy "Superfly" Snuka).
7 – Часовня Святого Креста (англ. Chapel of the Holy Cross) – римско-католическая часовня, построенная в красных скалах над городом Седона; одно из семи рукотворных чудес штата Аризона, объект паломничества, была построена в 1955–1956 гг. по проекту архитектора Р.Хейна всего за 18 месяцев на средства Маргариты Штауде. Возвышается на 70 метров над уровнем долины. 27-метровый крест на фасаде служит художественным акцентом постройки и одновременно несущей конструкцией витражной алтарной стены, через которую открывается вид на долину и город;
8 – 5х7 дюймов – примерно 13х18 см;
9 – Скарлетт О’Хара – Кэти-Скарлетт О’Хара Гамильтон Кеннеди Батлер (англ. Katie Scarlett O'Hara Hamilton Kennedy Butler) – главное действующее лицо романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром» (англ. Gone With the Wind), написанного в 1936 году, и одноименного фильма (США, 1939 г., режиссер В.Флеминг), один из наиболее известных женских образов американской литературы и кинематографа, ставший символом предприимчивости, темперамента и умения выживать;
10 – «Теория Большого Взрыва» (англ. The Big Bang Theory) – имеется в виду телесериал (США, канал CBS, 2007 г.);
11 – Берлингтон (англ. Burlington) – небольшой город в одноименном округе (штат Нью-Джерси), примерно в 10 милях (16 км) от Медфорд-Лэйкса;
12 – Филадельфия (англ. Philadelphia) – один из старейших городов США, пятый по величине населения город страны и первый – в штате Пенсильвания (примерно 1,5 миллиона жителей), от аэропорта Филадельфии до Берлингтона, штат Нью-Джерси, примерно 30 миль (около 50 км).

А мы-то уже размечтались... Но семья прежде всего, и, разумеется, в такой момент взрослые дети должны поддерживать родителей, это не ставится под сомнение. А Эдвард... ну что ж, если любит - подождет. Или не дождется? Узнаем в следующей главе.
Как всегда, ждем ваших комментариев здесь и на
ФОРУМЕ