Как только Розали въезжает на парковку у кафе-мороженого Лео, я выпрыгиваю из отцовского пикапа, опьяненная желанием поделиться новостями.
– Ну, разве ты не выглядишь счастливой? – Розали ставит машину на сигнализацию и, подойдя, чмокает меня в щеку. – Пришлось наврать детям насчет того, куда я уезжаю.
Я хихикаю, идя рядом с ней ко входу в кафе:
– А твой муженек знает, где ты?
– Разумеется. У меня строжайшая инструкция привезти ему пинту «Синатры».
– Ооо, мое любимое. Мы с Эдвардом трижды приезжали сюда за ту неделю, что он пробыл в Лэйксе. – Абрикосовый рулет «Синатра» – это просто какой-то афродизиак, честное слово.
Розали присвистывает и подставляет ладонь:
– Девушка, вы не врете. Я уже собиралась поинтересоваться, не подмешивают ли они туда что-то вроде «Любовного напитка номер девять»
1.
На меня накатывают жаркие воспоминания двухнедельной давности о нас с Эдвардом на причале Третьего пляжа
2. Началось всё довольно невинно – мы просто удобно устроились вдвоем на одеяле, запасшись двойной порцией пломбира «Синатра» с черной малиной. Холодное мороженое и горячие нетерпеливые ладони… его зубы, покусывающие мою шею, его губы у меня между бедер… Совместное лакомство переросло в совместный оргазм, а одеяло мы перед уходом домой выбросили в мусорный контейнер.
И наплевать, что мне скоро тридцать семь. Риск быть застигнутыми на месте «преступления» заставляет меня снова почувствовать себя подростком. А на этот раз я была с романтичным парнем, в которого влюблена уже не одно десятилетие.
Невозможно сказочное окончание моей истории не перестает меня поражать.
Мы с Роуз заказываем мороженое и ждем, пока девушка даст нам сдачу.
– Ну и что заставило тебя так пищать в телефонную трубку, или ты здесь только для того, чтобы попотчевать меня еще какими-то рассказами об Эдварде в постели? Между прочим, я завидую, как все черти в аду.
Она зарабатывает от меня многозначительный взгляд. Я благодарю официантку и опускаю доллар и немного мелочи в банку для чаевых. Роуз петляет по веранде в поисках свободного столика.
– Ты-то чему завидуешь? Ведь ты уже много лет спишь с Эмметом МакКарти.
Она сердито смотрит на меня, откидывая за спину светлые локоны:
– Ну да, а еще у нас двое детей младше пяти лет, Белла. Если повезет, мы просыпаемся не из-за того, что в наши носы упирается чья-то маленькая коленка.
Я посмеиваюсь и погружаю ложку в вафельный рожок:
– Хорошо, ты выиграла. Но за столько лет вы наверняка стали изобретательными.
– Жизнь утомительна, но да, мы обычно смеемся во время наших быстрых перепихов. Я говорила тебе, что Эм установил задвижку на верхний угол двери кладовки изнутри? Позавчера бедный Алекс интересовался, почему я так долго доставала ему банку крекеров. – Мы обе стонем от смеха. – Ладно, хватит обо мне… что у тебя случилось?
Я кладу ложку и подаюсь ближе к столу:
– У меня задержка.
Ее глаза округляются:
– Неееет! И сколько?
– Три дня. Но у меня
не бывает задержек. Ну, то есть никогда.
– А как насчет того раза в колледже?
В ответ на это свидетельство ее слишком цепкой памяти я показываю язык:
– Ну да,
единственный раз за все двадцать три года после моих первых месячных.
– Ладно, и сколько еще ты собираешься ждать перед тем, как сделать тест? Погоди, фиг с ним, – она хватает свои ключи, – поехали в аптеку, сейчас же.
Дотянувшись до ее руки, заставляю подругу сесть:
– Расслабься, торопыга. Хочу подождать до недели, если выдержу.
– Ты спятила. Я купила бы тест, просто чтобы был в доме, – говорит она и сама же фыркает. – Эдварду скажешь? – Я качаю головой, и она снова загорается: – А вы вообще пытались?
– Не-а, не то чтобы специально пытались. Но и не предохранялись, разумеется.
– Аххх! – ее голос взлетает на октаву выше. – Значит, вы просто готовы броситься в омут с головой и наделать детишек, да?
Представив себе младенца в сильных загорелых руках Эдварда Каллена, я чувствую такое головокружение, что чуть не падаю со скамьи.
– Ну я ведь говорила тебе, что он сказал в тот день в больнице.
– Да, конечно. Кто может забыть слова этого идеального мужчины? – Розали использует «воздушные кавычки», но, судя по дразнящей улыбке, очень рада за меня и благодарна Эдварду за его естественную искренность.
– Как бы то ни было, сомневаюсь, что тест сработает так рано, – не могу удержаться от улыбки. – Что если я действительно?..
Она хлопает в ладоши и восторженно пищит, раскачиваясь из стороны в сторону:
– Тогда тетя Роуз приступит к планированию бэйби шауэра
3, наконец-то!
Мы доедаем мороженое, наслаждаясь редким свободным временем Розали. С детских имен разговор переходит на темы вскармливания: что лучше – грудь или бутылочка. Я уже стосковалась по таким беседам с лучшей подругой.
– Как продвигается лечение папы?
– Очень неплохо. Мы с мамой ежедневно по очереди возим его в реабилитационный центр. Физиотерапевт считает, что скоро папу переведут на три раза в неделю, – я собираю наш мусор и бросаю в контейнер, стоящий позади меня.
– Уже легче.
– Да, кроме шуток. Сейчас он еще пользуется тростью при ходьбе. И хорошо, что расписание лечебных сеансов будет не таким напряженным, потому что я собираюсь сотрудничать с Командой по обучению детей с ограниченными возможностями здесь, в городе. Это договорная должность, поскольку в нашем районе не так много детей, чтобы школа могла иметь свою собственную команду. Правда, они к этому стремятся. Даже дали мне поощрительную премию как своего рода спортивной знаменитости.
– Так ты станешь местной жительницей… потрясающе!
– Ага. Начинаю во вторник с утра пораньше.
– И будешь работать во время школьных уроков?
– Да, но еще посещать на дому дошколят, которые получили право на такие услуги.
– Взад-вперед по детским спальням и игровым площадкам, да ты будешь во всеоружии, когда следующей весной на свет появится Малютка Каллен, – подмигивает Розали.
Ее выдумка заставляет меня хихикать по дороге к нашим машинам.
– Спасибо, что встретилась со мной.
– Не за что. И послушай, – она грозит мне пальцем, – позвони, как только сделаешь тест. Не терпится узнать результаты.
– Обещаю.
***
Сегодня пасмурно, а завывание ветра и стук дождевых капель по стеклу создают подходящее звуковое сопровождение. Почти такое же я подобрала бы и сама. Как и цвет неба – от темно-серого до черного. Легче вынести дерьмовую ситуацию, когда тебя окружает темнота. Никому не захочется находиться в подавленном настроении в солнечный летний день, когда вокруг порхают бабочки, а белки стремительно носятся по громадному дубу.
В темноте лучше. Мне уже довольно скоро придется иметь дело с жизнью при свете.
Я смотрю на свой мобильник, вибрирующий на тумбочке, но не могу заставить себя ответить. Мне не хватит для этого слов и эмоциональной энергии. Мигрень обосновалась в моей голове еще раньше, когда я никак не могла перестать плакать.
Как бы то ни было, сама виновата.
Еще через несколько минут в мою спальню стучится мама:
– Белла?
– Да, – мой голос пропитан слезами, пролитыми и непролитыми.
Она не входит, говорит прямо из-за двери:
– Солнышко, Эдвард звонит на домашний. Говорит, что твой сотовый не отвечает.
– Можешь… – я откашливаюсь, – …можешь передать ему, что я перезвоню?
– Конечно… а у тебя всё в порядке?
К этому моменту я уже не рыдаю и не задыхаюсь от эмоций. Мне просто чертовски грустно. Я глубоко вздыхаю, прежде чем ответить:
– Всё будет хорошо. Очень болит голова.
– Ладно, я скажу ему. Отдыхай.
Эдвард звонит уже третий раз с прошлого вечера. Обычно мы разговариваем по телефону каждый день – все эти две с половиной недели после его возвращения в Аризону. Несправедливо с моей стороны держать его в неведении. Мы обещали друг другу быть честными.
Черт, это отстой.
Я сильно забежала вперед, чрезвычайно взволнованная мыслью о предполагаемой беременности. Время подходило идеально. Последние месячные у меня были перед плаванием на яхте Джаза. Через неделю после этого круиза мы с Эдвардом впервые занимались любовью. Мой цикл всегда был таким надежным. Вероятно, овуляция произошла, когда Эдвард был здесь после папиной операции.
А мы не могли насытиться друг другом. Это могло случиться. Это
должно было случиться. Но…
Я сглупила, считая, что планеты и звезды вот так просто взяли и выстроились нужным образом. Три дня задержки… пять… неделя. Но на восьмой день, вчера, на парковке у аптеки, едва успев купить тест на беременность, я почувствовала знакомый спазм, и мое сердце упало.
Месячные.
Ребенка не будет.
А в следующий вторник, тринадцатого сентября, мне исполнится тридцать семь.
Я накрываюсь одеялами с головой, поворачиваюсь к стенке и надеюсь, что в какой-то момент этого уикенда наберусь храбрости, чтобы позвонить и признаться Эдварду.
.
.
.
– Белла?
Слышу его низкий голос, басовую партию, от которой у меня всегда возникает лучший из видов порхания в животе, но, должно быть, я еще сплю. Обернувшись, пытаюсь сфокусировать взгляд в темноте, поворачивая голову в сторону полоски света, просачивающейся через щелочку приоткрытой двери.
– Мм? – тяну я, сомневаясь, что разговариваю не с плодом воображения. Но свет погас, и я не слышу никакого ответа. Снова кладу голову на подушку, и тут кровать у меня за спиной прогибается под чьей-то тяжестью.
– Детка?
Это уже точно не сон, и я замираю. Это Эдвард, но как…
– Как ты себя чувствуешь? Твоя мама говорит, у тебя мигрень.
Всё еще не совсем проснувшись, я не в состоянии найти нужные слова среди приходящей на ум смеси из «что ты здесь делаешь», «не могу поверить, что ты здесь» и «слава Богу, ты здесь, пожалуйста, обними меня, я несчастна». Вместо этого просто качаю разламывающейся от боли головой, а глаза наполняются слезами.
Он ложится позади меня, повторяя мою позу, и целует меня в шею.
– Ты здесь, – удается хрипло выдавить мне.
– Я здесь, – отвечает он шепотом и бормочет: – Хотел сделать сюрприз к твоему дню рождения. Конечно, я не могу остаться до вторника, чтобы отметить с вами, и всё же решил, что провести с тобой предпраздничный уикенд было бы весело, – его ботинки ударяются об пол, и он тут же обнимает меня за талию. – Но мне так жаль, что тебя мучает головная боль. Ты заставила меня поволноваться. Мы не разговаривали со среды.
– Прости, что не позвонила.
– Ничего страшного, – заверяет он, – просто соскучился по твоему голосу. Принести тебе что-нибудь? У тебя и сейчас болит?
– Да.
– Что тебе принести?.. Или постой, это «да» относится к боли? Или… я… всё, молчу, – он хмыкает и кладет подбородок мне на плечо.
Я качаю головой, и слезы вытекают из уголков глаз:
– Это не та боль. Мне не столько больно, сколько грустно.
Он задерживает дыхание:
– Почему тебе грустно?
Молчание тянется несколько секунд, потом я всё-таки отваживаюсь сказать это вслух. Признание делает всё еще более реальным. И звучит так чертовски наивно:
– Вчера вечером начались месячные. А всю прошлую неделю я думала из-за задержки, что беременна, – пожимаю плечами. – У меня никогда не бывает задержек. Так что для таких мыслей имелись основания… или, по крайней мере, мне удалось себя в этом убедить.
У меня вырывается дрожащий всхлип, и объятия Эдварда становятся крепче, он снова прижимается губами к моему затылку.
Откашлявшись, продолжаю:
– Это глупо. Банальный праздник жалости к себе. Переживу, – я сдерживаю грусть и пробую рациональный подход: – Кто беременеет в первую же неделю занятий сексом? Что за чушь, Белла!
– Полагаю, такое случается. И это не глупо, – он переплетает наши пальцы и прижимает наши сцепленные руки к моей груди: – Мне так жаль, что ты чувствуешь разочарование, – он лежит молча, заставляя меня задуматься о его мыслях. – Но это ведь не значит, что мы не можем продолжать попытки, верно?
Я отпускаю его руку, чтобы вытереть рукавом нос:
– Нет. Не значит. Просто жалею себя.
Его теплые губы снова касаются моего плеча:
– Ничего, если я тоже себя немножко жалею?
Еще одна слеза стекает с переносицы, но я улыбаюсь. И даже не вымученной улыбкой. Поступки Эдварда, его реакции… ну как я жила без него столько времени? Кажется, он еще более идеален, чем я подозревала.
.
.
.
Эдвард ждет меня на диване и подает мне чашку свежезаваренного чая:
– Расскажи, как ты хочешь отпраздновать наступающий день рождения в эти выходные, – он обнимает меня за плечи, а я прижимаюсь к его груди. – Всё, что тебе угодно.
Я изучаю вращающийся потолочный вентилятор:
– Может быть, что-то простое, типа пиццы из «Ривьеры» и пикника на пляже?
– Господи, да ты дешевая подружка, – он хихикает, целуя меня в висок, а я щиплю его.
– Хочу просто побыть с тобой, – я перекладываю ноги ему на колени. – Две недели без тебя – это полный отстой.
Эдвард выпячивает губы и задумчиво кивает:
– Да, я тоже не в восторге от этого расстояния. Мы могли бы поесть и дома, если ты хочешь. Не считай себя обязанной ехать куда-то, – уговаривает он.
– Нет, я с удовольствием, – длинно выдыхаю и встречаюсь с ним взглядом: – Глупо сидеть и упиваться своей грустью. Это ведь не выкидыш или что-то такое, – пожав плечами, объясняю я свои чувства. – Просто зациклилась на мысли о беременности и поторопилась с выводами, уж очень хотела, чтобы это оказалось правдой. Со мной всё в порядке… честное слово.
– Понимаю, – он находит мою руку и проводит пальцами по линиям на ладони. – И, хотя мы не на многое способны в этот уикенд… – Я надуваюсь, на что он отвечает сексуальной улыбкой. – …У нас впереди вся жизнь, чтобы добиться успеха в деторождении.
Наклоняю голову к плечу и вопросительно приподнимаю бровь, а Эдвард продолжает:
– Хочу сказать… я понял, что при нашем расписании вся биология летит к черту. Но знай, что я – в отличие от твоего бывшего – готов приложить все усилия, – он смотрит на меня многозначительно и понимающе, причем явно не шутит. – Понадобится ли для этого нам обоим ходить по врачам или обследоваться, изыскивая другие варианты, или даже путешествовать по миру, чтобы найти ребенка, которому нужны родители… у нас обязательно когда-нибудь будет семья, Белла. Я тебе обещаю.
***
«У тебя усталый голос».
– Я и сама усталая, – зеваю, выключая свет на крыльце. – Не спала до девяти, и было всего около двух дюжин трик-ор-тритеров
4, и что это с ними такое?
«Что? Слушай, детишки не знают, как проводить этот праздник по-нашему».
– Правда. Мы возвращались из школы, тут же переодевались и следующие пять часов проводили на улице. Мои родители не успевали обновлять вазу с конфетами.
Эдвард смеется:
«Моя наволочка заполнялась больше чем наполовину. Но родители не позволяли нам есть хоть что-нибудь, пока мы не приходили домой, чтобы они могли проверить нашу добычу».
– Помню, как-то мама разломила каждую конфету напополам, чтобы убедиться, что никто не засунул внутрь булавку, – я посылаю родителям воздушный поцелуй и иду по коридору к своей спальне.
«Погоди, а помнишь тот год, когда тебе разрешили ходить по домам только час?»
– О Боже! Это было хуже всего, – жалуюсь я, плюхаясь на кровать. – Я тогда влипла в такие неприятности из-за вранья.
Он сочувственно стонет:
«Напомни, что ты натворила».
– На той неделе у нас был тест по естествознанию, и я нервничала насчет оценки, причем совершенно справедливо, потому что получила «D»
5. Но признаться родителям означало, что они посадят меня под домашний арест, а мне не хотелось в выходные остаться без вечеринки в честь дня рождения Шарлотты или пропустить Хэллоуинский бал, – я качаю головой. – Вот я и согласилась на блестящую идею Шар не говорить родителям об оценке до понедельника.
Слышно, как на заднем плане хлопает дверца его автомобиля.
«Но почему же тогда это не сработало?»
– Потому что меня совсем загрызла совесть и я призналась в воскресенье днём. То есть мне всё-таки удалось сходить на бал в пятницу
и на вечеринку в субботу, но к воскресенью я чуть не сыграла в ящик от нервных спазмов. Родители ужасно рассердились, когда я им рассказала.
«Ты была такой хорошей девочкой. Надеюсь, наши дети унаследуют твой уровень честности».
– Ну, ты тоже не был малолетним преступником, дорогой.
«Нет, но мне нравится, что ты выложила всё, не завершив выполнение этого хитроумного плана». – Слышу, как он приветствует Люси и Лайнуса, и сердце ноет, я соскучилась по этим щенкам.
– Ага, и расплатилась за свою честность тем, что в тот Хэллоуин мне разрешили выйти на улицу только на час.
«Но у тебя же все равно оказалось порядочно конфет, правильно?»
Вспоминаю и удивляюсь задним числом:
– Да, действительно. Джаспер очень щедро поделился со мной своими батончиками с арахисовым маслом и «Милки Вэй».
Несколько секунд Эдвард молчит.
«Можно открыть тебе секрет?»
– Да-а? – тяну я, сгорая от желания узнать его новость.
«Я отсчитал около двадцати твоих “любимчиков” и скинул в пакет Джаза, взяв с него обещание отдать их тебе».
– Что ты сделал? – я сажусь на кровати.
«Мне было жаль, что тебе пришлось покинуть нашу команду и рано уйти домой, – он умолкает, а я, если бы имела такую возможность, сейчас прыгнула бы через телефон, чтобы накинуться на Эдварда с объятиями и поцелуями. – Ты была такой хорошенькой в тот день… кажется, в костюме Скарлет О’Хара или в чем-то таком».
Я улыбаюсь и качаю головой, думая о его потрясающем сердце:
– Изображала не то чтобы прямо ее, просто классическую девушку с Юга в обалденном кринолине.
«Я помню».
Если бы дело происходило в мультфильме, то у меня над головой в этот момент появились бы птички и сердечки.
– Ты чертовски милый… и всегда таким был. А мне следовало догадаться, что мой брат не мог настолько расчувствоваться, чтобы пожертвовать мне сладости из его доли.
«Ну, ты была достойна этого. Лучшая девочка из всех, кого я знал… и до сих пор такая же».
Я хнычу, поворачиваясь на бок и жалея, что Эдвард не со мной:
– Ты делаешь меня такой сентиментальной. Приезжай любить меня.
Его ответный стон получается чертовски возбуждающим, словно зов природы:
«Жаль, что я не могу, детка. Застрял здесь, но уже заканчиваю эту смену».
– Жду не дождусь Дня Благодарения.
«И я, еще как. Ты нужна мне».
***
– Идете на прогулку?
Папа садится в кресло, чтобы надеть кроссовки:
– Да. Мама держит меня в ежовых рукавицах. К тому же она хочет попасть домой пораньше, чтобы приступить к выпечке. А ты куда?
– Розали пригласила меня на последний футбольный матч Алекса… то есть, наверное, матчи. У них там турнир по круговой системе.
– Для пятилеток?
Я качаю головой:
– Ты же знаешь Эммета. Ребятишки, которых он тренирует, дойдут до конца.
– Да, наверное. На каком поле?
– Нита для начала. Потом, кажется, Брукс, если они попадут в финал. После этого я поеду в «Шопрайт»
6, чтобы позаботиться обо всём, что понадобится для подготовки к дню индейки.
– Медфордский «Шопрайт» в выходные накануне Дня Благодарения? Тогда увидимся не раньше полуночи.
– Очень может быть, – вздыхаю я.
Мама заходит на кухню, когда я ополаскиваю чашку из-под сока.
– Готов? – спрашивает она папу.
– Ага, – он целует меня в висок. – Люблю тебя, малышка.
Я улыбаюсь, видя, как он подмигивает и долго глядит на меня перед тем, как отвернуться. Мамино задумчивое лицо светлеет, она чмокает меня на расстоянии и выходит вслед за отцом за дверь.
Родители смотрятся вместе до неприличия мило. Папа прекрасно прошел реабилитацию, чему я очень рада. А теперь они собираются ходить вдвоем на прогулки и просто любить друг друга.
Так и должно быть.
.
.
.
К моему приезду на стадион Роуз уже обзавелась складными стульями и одеялами. Эшли удобно притулилась у нее на коленях, и они попивают горячий шоколад из термоса.
– Ну разве не уютно вы устроились?
Я окидываю взглядом футбольное поле и вижу Эммета, который выполняет прыжки вместе с примерно дюжиной маленьких мальчиков и девочек. Мельтешащие вокруг него фигурки в яркой желто-черной спортивной форме похожи на рой шмелей.
– Привет, тетя Белла!
– Привет, милая! – звонко чмокаю Эш в макушку, а Розали в щеку. – Я ничего не пропустила?
– Не-а. Тренер папочка просто настраивает ребят на игру. Садись, – для меня уже приготовлен свободный стул с наброшенным на него одеялом и моим собственным термосом. Закутавшись, делаю глоток из исходящего паром стакана.
– Ммм, спасибо. Дамы, наверное, Стингеры увезут сегодня домой какие-нибудь трофеи?
Розали шутливо закатывает глаза:
– С тренером МакКарти во главе? Удивительно, как это он не завербовал никого из своих сослуживцев.
Мы усаживаемся поудобнее, чтобы следить за тем, как эта мелочь пузатая носится взад-вперед по полю. Эммет расхаживает по боковой линии, подбадривая ребятишек. Родители кричат и свистят, пока просто поддерживая игроков, а не беснуясь, как буйнопомешанные. Хотя, разумеется, еще не вечер и в дальнейшем кое-кто может выпустить когти.
Солнце на исходе ноября – приятная перемена погоды. Последние несколько дней выдались пасмурными. Мы расстроились бы, если бы и сегодня было мокро и холодно. Солнце как минимум пытается согреть наши лица, когда выглядывает из-за перистых облаков.
Игра заканчивается со счетом три – два в пользу наших «Стингеров». Победный гол был фантастическим. Его забил парнишка по фамилии Блэйк, который явно не был очень уж энергичным в этом сезоне, но как-то ухитрился пнуть мяч среди семи пар ног игроков, сгрудившихся перед воротами.
Боковая линия разразилась криками, а Блэйк был настолько ошеломлен, что убежал с поля в объятия своей мамы, и этот момент был просто бесценным.
– Так держать, тренер! – я обнимаю Эммета, подошедшего к нам, чтобы помочь упаковать инвентарь для отъезда на очередной стадион.
– Спасибо.
– Молодец, Алекс! – подставляю своему крестнику ладонь для хлопка. – Готов к следующей игре?
– Да, но вначале я готов к празднику пиццы.
– О, планируется пирушка? – спрашиваю я.
– Да. Я собирался сказать вам, – объясняет Эммет мне и Розали. – Поскольку мы выиграли матч, но сейчас будет двухчасовое окно перед следующим кругом игр на выбывание, я пообещал ребятам, что раскошелюсь на пиццу.
Розали улыбается и качает головой:
– Тренер года.
– Что я могу сказать? – За ямочки Эммета по-прежнему можно умереть, и он знает, как и когда их использовать. – Они хорошо поработали. Заслужили.
– Хорошо, давай сделаем это. Где мы должны встретиться? – говорит Розали, помогая Алексу застегнуть «молнию».
– Ну, я собираюсь отвести группу в парк и устроить там. У тебя будет хлопот полон рот с детьми в нашей машине, – повернувшись ко мне, он спрашивает: – Беллз, ты не против забрать пиццу в «Ривьере»?
Розали бросает на Эммета странный взгляд:
– Дорогой… ты говорил, что я…
Эммет качает головой, и она замолкает.
– Конечно, запросто, – поспешно соглашаюсь я. – Что нужно получить?
Он подает мне свою карточку:
– Восемь штук для команды и родственников. На мое имя.
– Замётано, – и, повернувшись, чтобы уйти, добавляю: – Значит до встречи в…
– Джексон-Парке.
– Поняла. Ну, пока, – я машу им рукой, не оглядываясь.
.
.
.
Молодой человек за стойкой кладет телефонную трубку и смотрит на меня:
– Что для вас?
– Здравствуйте, получаю заказ МакКарти.
– МакКарти… – он крутится на стуле, берет с духовки большую коробку с пиццей и подает мне. – Вот, пожалуйста.
Я недоуменно щурюсь:
– Э… уверена, что было заказано восемь.
– Да, тот парень предупредил, что вы так скажете, но хотел, чтобы я отдал вам это.
Замечаю, что к коробке приклеен конверт с моим именем:
– Парень?
Продавец кивает:
– Тот, кто заказывал, – потом делает шаг в сторону и обращается к покупателю, стоящему за мной: – Что для вас?
Я выхожу к машине и первым делом хочу позвонить Эммету, но вместо этого открываю конверт:
«Извини за путаницу, Беллз. Сделай мне одолжение, съезди в Крафт-Шоп на Брукс-Филд. Тебе помогут киоскерши».
Наморщив лоб, пытаюсь понять, что происходит. С дороги звоню Эммету и Розали, но оба раза попадаю на автоответчик… естественно.
.
.
.
Спорткомплекс Брукс-Филд кишит футболистами и зрителями, но мне удается найти место для парковки у дороги. У киоска Крафт-Шоп суетятся три женщины, принимающие заказы от посетителей.
– Здравствуйте, что вам принести?
Я натянуто улыбаюсь и поднимаю на лоб темные очки, чувствуя себя глупо, поскольку понятия не имею, зачем я здесь и должна ли спросить о чем-то конкретном.
– Здравствуйте. Меня зовут Белла Св…
– О! Подождите секундочку, – пожилая женщина наклоняется под прилавок и достает оттуда сумку-холодильник. – Через минуту всё будет готово.
Мой взгляд мечется взад-вперед, а я размышляю, что, в конце концов, происходит. Смотрю, как киоскерша берет блендер и два больших стакана с крышками. Она смешивает что-то, аккуратно ставит стаканы в портативный холодильник и снова подходит ко мне:
– Вот, прошу, – подает мне две соломинки. – Отличного вам дня!
У меня слегка отпадает челюсть:
– Я должна вам что-нибудь?
– Не-а, – весело отвечает она. – Просто поезжайте в Нокомис за очередными инструкциями.
«Инструкциями?» Моя растерянная улыбка вызывает у нее смешок и вопрос:
– Участвуете в чем-то вроде квеста?
Я качаю головой и снова опускаю солнцезащитные очки на глаза:
– Не думаю… по крайней мере, это не входило в мои планы… Похоже, просто езжу вслепую по городу, выполняя распоряжения, – я озираюсь, сама не зная, что ищу. – Может, я
действительно участвую в квесте?
Она пожимает плечами, так же недоумевая:
– Не знаю, милая. Сегодня рано утром заезжал один из тренеров и попросил меня это сделать. Сказал, что оказывает услугу приятелю.
Наши неловко-вежливые улыбки очень похожи:
– Ну тогда спасибо, наверное.
Снова оказавшись в машине, я открываю холодильник и осматриваю стаканы. Смузи
7? Может быть, молочные коктейли. И пицца. И поручение ехать в неизвестное место возле начальной школы Нокомис.
Изумительно.
Разумеется, мобильники Розали и Эммета по-прежнему не отвечают. Остановившись у стоп-линии, звоню Эдварду.
«Привет, красавица!»
– Привет. Что поделываешь? – я машу какому-то семейству, ожидающему возможности перейти улицу по «зебре».
«Только что закончил осмотр пациента, которого консультировал. Что у тебя случилось?»
– Ох, не знаю. Просто мотаюсь по городу. Эммет послал искать ветра в поле, а его сотовый не отвечает.
«Разве ты не говорила, что сегодня будешь смотреть футбольные матчи?»
– Ну я и смотрела, но потом Эм попросил меня съездить в «Ривьеру» и забрать там пиццу для его команды. А сейчас я таскаюсь с места на место без подсказок, с одной только пиццей.
Он сексуально посмеивается, заставляя меня потерять голову:
«Ладно, уверен, что скоро ты сама догадаешься. Куда сейчас направляешься?»
– В Нокомис.
«В школу или на стадион?»
– Хороший вопрос, но откуда мне знать! – шутливо восклицаю я. – Школа, скорее всего, закрыта, если только там не проводится какое-нибудь городское мероприятие, поэтому я вернусь на футбольный стадион.
«На твоем месте я держался бы ближе к бейсбольной площадке».
Я прищуриваюсь:
– И почему бы это? Разве
тебе известно, где я должна быть?
«Вероятно».
– Что? Эдвард, ты серьезно? Что происходит?
Он снова смеется:
«Эммет состряпал некий план и посвятил меня в него. Возможно, это имеет отношение к их с Розали годовщине?»
– Но она была почти три недели назад!
«Не знаю, детка. Просто участвуй. В конце концов разберешься. Слушай, мне нужно бежать. Щенки скребутся в дверь и хотят выйти».
– Ладно, иди. Позвоню тебе позже. Люблю тебя.
«И я тебя люблю».
.
.
.
Я заезжаю на грунтовую парковку за старой игровой площадкой, недоумевая еще сильнее, чем раньше. Здесь никого нет… даже продавщиц за стойками или в киосках, и что теперь? Я вздыхаю и провожу ладонью по истертой покрышке качелей, возле которых мы с Эдвардом когда-то проводили столько времени. Мое внимание привлекает отблеск на дальней спортплощадке.
Иду туда и вижу, что это завернутый в блестящую бумагу грузик, которым обычно утяжеляют надувные шары или прижимают скатерти на пикниках.
Кстати говоря…
Он лежит как раз на корзинке для пикников, с ручки которой свисает еще одна записка:
«Белла!
Слушай, сделай мне одолжение. Возьми эту корзину и отвези к дому 57 на Алгонкин-Трейл. Обещаю, больше никаких хлопот не потребуется. Спасибо, что ты такая классная девчонка. Я очень тебе благодарен.
Эммет».
Озираюсь, но рядом никого. Солнце прорывается через остатки облаков, по-прежнему ясно и прохладно, идеальный осенний день близится к завершению. Понимая, что продолжаю участвовать в каком-то цирке Эммета, беру корзину и бреду обратно к машине. Оглядываюсь на спортплощадку и осознаю, что корзина стояла точно на том месте, где Эдвард сидел тогда, в детстве. Выдергивал цветочки клевера и всю перемену пытался избегать глупых девчонок, боровшихся за его внимание.
– Кто это будет? Кейт или Таня?
Он прищуривается, глядя на меня, а яркое солнце пытается поджарить нас прямо здесь, на площадке:
– Ты. Я улыбаюсь, погрузившись в эти бесценные воспоминания.
Он был таким чертовски милым. Лапочка… превратившийся в красавчика… ставший моим.
И на это понадобилось всего тридцать лет.
.
.
.
Через полторы минуты я прибываю на Алгонкин-Трейл. Выкатываюсь на участок с номерами домов больше двухсот и еду до шестидесятых. Сбавив ход, нахожу почтовый ящик с номером пятьдесят семь у начала кругового дворового проезда. Добравшись до конца длиннющей дорожки, мощенной красным гравием, вижу колоритную бревенчатую хижину современной постройки с безукоризненно ухоженным газоном и каменной оградой вдоль тротуара и садов.
Здесь стоит автомобиль с джерсийским номером, но я его не узнаю. Никакие шарики или блестящие украшения не дают подсказок для моего квеста, поэтому я паркую машину, решив, что нужно постучаться в дверь.
Поскольку Эммет сказал, что это последняя остановка, беру с собой пиццу, сумку-холодильник и корзину для пикника, поднимаюсь на уютное, утопающее в зелени крыльцо, звоню в колокольчик… и жду.
Слышу лай собаки… точнее, собак… и выпрямляюсь, не зная, кого ожидать.
И меньше всего – моего великолепного бойфренда, который, сияя, смотрит на меня от теперь уже открытой двери. Он в бежевом свитере крупной вязки и темных джинсах-варенках. Всё такой же загорелый – из-за круглогодичного аризонского солнца… а очки в металлической оправе гармонично дополняют его идеальный книжно-красивый облик. Мое сердце пропускает удар, как всегда.
Моя улыбка соответствует его… один к тысяче. Я прикусываю губу, в восторге от того, что Эдварду снова удалось удивить меня.
– Что ты здесь делаешь?
Эдвард смешливо фыркает, сексуальная кривоватая ухмылка подчеркивает его настроение, потом он забирает у меня пиццу. Люси и Лайнус визжат под ногами у хозяина и мечутся взад-вперед, отчаянно пытаясь пробраться мимо него в безумном стремлении вырваться наружу. Эдвард завладевает моей рукой, переплетая наши пальцы, и ведет меня через прекрасный холл с высоким каменным камином в просторную кухню.
Пицца, холодильник и корзина для пикника отправляются на стойку, а Эдвард сгребает меня в объятия и жарко целует в губы. Множество коротких поцелуев перерастают в страстный танец языков.
Когда мы прерываемся, чтобы вдохнуть, он прижимается лбом к моему лбу.
– Привет, – шепчет хрипло и соблазнительно. – Я скучал по тебе.
– Я тоже, – наши губы встречаются еще несколько раз, потому что, черт возьми, с моего дня рождения прошло уже больше двух месяцев. Щенки покусывают друг друга и кувыркаются у наших ног, что ощущается как непрерывная щекотка. – Это всё ты сегодня?
Эдвард кивает, не отстраняясь:
– Виновен.
– Ну ты определенно знаешь, как держать девушку в тонусе.
Он делает шаг назад, его гипнотический томный взгляд вызывает острое желание перейти к обнаженной части нашей встречи. Подняв наши сомкнутые руки, он целует мои пальцы:
– Разве когда-нибудь за все эти десятилетия мы с тобой были предсказуемыми?
– Сдаюсь, – я наклоняюсь, чтобы как следует поздороваться с Люси и Лайнусом, что включает почесывание животиков и поцелуи. Они такие невыносимо милые. – Скучала по вам, ребята, – пищу я и энергично треплю их за ушами.
Эдвард присоединяется к нам на полу и начинает бороться с Лайнусом:
– Так тебе было весело?
– Даже более чем весело – теперь, когда ясно, что всё это организовал ты. По телефону ты заставил меня поверить, что я готовлю что-то вроде романтического рандеву.
– Ты и готовила, – он подмигивает, – только не для Эммета и Розали.
– Надо понимать, они тоже знали?
– Только Эммет, – озорная улыбка Эдварда рассыпает лучики морщинок у его глаз, и мой желудок делает сальто. – Он участвовал в этом заговоре вместе со мной.
– Заговор, да?
Он кивает и встает:
– Спасибо, что забрала наш ланч. Пицца… – он показывает на коробку и открывает сумку-холодильник, – коктейль «Шемрок», приготовленный по особому заказу, поскольку в «Макдональдсе» для этого напитка сейчас не сезон, и корзинка для пикника с одеялом, тарелками и салфетками.
– И ты вынудил меня ездить по всем нашим детским «горячим точкам».
– Вот именно, – он подмигивает и кивает в сторону: – Давай осмотримся здесь перед едой.
Держась за руки, мы проходим через строго обставленную столовую, огромную комнату с высоким потолком, поднимаемся по лестнице. Деревянные панели, открытые бревна и балки вызывают мысль о том, что этот дом мог бы послужить моделью для туристического издания журнала «Лучшие дома и сады».
Мы бредем по второму этажу пустого дома, заглядывая в спальни, ванные комнаты и гардеробные. Эта отреставрированная хижина прекрасна… и так соответствует нашему Медфорд-Лэйксу. Я всегда завидовала друзьям, которые выросли в этом городе и живут в таких классных домах деревенского вида.
– Ну как тебе дом? – Мы останавливаемся у подножия лестницы.
Поднимаю ладони и поворачиваюсь:
– Шутишь? Думаю, он поразительный.
– Хочешь его?
Я выпячиваю подбородок, а глаза втрое увеличиваются в размерах:
– Хочу? Хочу ли я здесь жить?
– Да.
Я качаю головой в ожидании кульминации розыгрыша:
– Разве это вообще возможно?
Он тянет меня за руку, и мы садимся на нижнюю ступеньку:
– Возможно. Я уже давно осматриваю дома.
Я не в силах замаскировать недоверчивый взгляд и такое же хмыканье:
– Кажется, я что-то пропустила.
Прежде чем ответить, Эдвард берет меня за руки:
– Та неделя в августе, когда твой отец заболел и я приехал, чтобы побыть с тобой, заставила меня по-настоящему задуматься. И заскучать по этому городу. По его неповторимости. По уединенной жизни среди лесов.
Я точно знаю, откуда это взялось. Наш город – жемчужина. Хотя в годы беспокойной юности он может казаться слишком замкнутым, ничто не сравнится с безопасностью и умиротворением, царящими на этих двух квадратных милях, во всяком случае, ни одно место, где я когда-либо побывала. Я люблю Южный Джерси.
Эдвард покашливает и крепче сжимает мои руки:
– Думаю, нам следует остаться здесь. Строить здесь жизнь… заводить здесь детей, – он подмигивает. – Давай вернемся к истокам.
Ну и ну. Это восхищает меня, но мой скептицизм непобедим. Хотя мысль о том, чтобы жить здесь, мне нравится, всё же невыносимо думать, что Эдвард ради меня пожертвует своим спокойствием.
– Ты действительно хочешь бросить ту жизнь, которую выстроил в Аризоне? Семь лет назад пребывание здесь оказалось для тебя слишком трудным. Ты на самом деле настолько хорошо теперь себя чувствуешь?
Он обхватывает сильными ладонями мое лицо и привлекает меня к себе для нежного поцелуя. Его губы такие теплые и мягкие, я таю от его прикосновений и от доброты его сердца. Встречаю взгляд Эдварда, и меня берет за душу его искренность:
– Семь лет назад я был в совершенно ином состоянии, Белла. Нездоровым в мыслях… с больной душой. Но сейчас я новый человек. За последние шесть лет я сделал себя другим и, снова оказавшись здесь, отчаянно хочу того, что было у нас в те давние годы. Медфорд-Лэйкс был идеальным для нашего взросления, и наверняка станет идеальным для нашей зрелости.
Я отвожу глаза, улыбаясь почти застенчиво.
– Скажи «да», Белла, – он тянется куда-то за спину и через мгновение уже держит передо мной великолепное кольцо с бриллиантом. – Скажи, что хочешь сделать это. Жить здесь, в нашем родном городе, приобретать новые воспоминания и оживлять старые. Скажи, что снова будешь моей лучшей подругой… навсегда. Скажи, что я смогу быть твоим мужем, пожалуйста.
Эдвард глубоко вдыхает, глядя с надеждой и заставляя меня влюбляться в него всё сильнее и сильнее. Разве возможно любить его больше, чем я уже люблю?
– Белла, ты выйдешь за меня?
Мои глаза выплескивают слёзы, которые накопились в них за последние несколько секунд. Я наклоняюсь и обнимаю его за шею. Вначале нежно целую идеальные губы, потом осыпаю поцелуями щеки, заветное местечко чуть ниже уха.
– Да, Эдвард, – шепчу я, а потом выпрямляюсь, чтобы снова встретить его мечтательный взгляд. – Я всю жизнь хотела выйти за тебя замуж.
1 – «Любовный напиток номер девять» (англ. Love Potion # 9) – название романтической комедии (США, 1992 г., режиссёр Дейл Лоунер);
2 – Третий пляж – один из пяти частных пляжей Медфорд-Лэйкса, берег озера MisheMowka: http://www.medfordlakescolony.org/images/480_Beach_3_sign.JPG;
3 – Бейби шауэр (англ. baby shower, дословно – «младенческий ливень») – вечеринка в честь будущей матери. В современном виде бейби шауэр начал практиковаться в США после Второй мировой войны, под влиянием американской культуры продолжает набирать популярность в ряде европейских стран. Выражение baby shower подразумевает, что виновницу торжества буквально забрасывают подарками;
4 – Трик-ор-тритеры (англ. trick-or-treater) – не хочется называть маленьких участников этого традиционного Хэллоуинского развлечения, существующего по меньшей мере с двадцатых годов прошлого века, попрошайками, так что пришлось использовать это красивое англоязычное название. Дети ходят от дома к дому в Хэллоуин и, шутливо угрожая какими-нибудь проказами, вымогают у хозяев лакомства, обычно заранее приготовленные;
5 – D – оценка, соответствующая нашей отечественной единице;
6 – «Шопрайт» (англ. ShopRite или Shop Rite) – американский кооператив супермаркетов, объединяющий 48 индивидуальных собственников, в США примерно триста магазинов «Шопрайт», расположенных на территории шести северо-восточных штатов;
7 – Смузи (англ. smoothie, от smooth – «однородный, мягкий, приятный») – сладкий густой напиток в виде смешанных в блендере или миксере ягод, фруктов или овощей (обычно одного вида) с добавлением сока.
...что в 
0
