Я не находила себе места. Мне казалось, что эти три дня я находилась в своеобразном вакууме, выхода из которого, к сожалению, не находила. Я, как последняя идиотка, кидалась к мобильному телефону, едва заслышав звука вибрации, который порой даже не успевал слиться с основной мелодией, стоявшей у меня на звонке.

Я не чувствовала ничего. Все эти три дня я будто превратилась в одну длинную, тончайшую струну, которая была натянута до невозможности; одно действие, одна оплошность — и сразу же порвётся в одну секунду, в одно мгновение.

Очередной удар, очередная проверка на прочность, проверка, которую Дмитрий, возможно, не сможет пройти, пройти несгибаемо и стойко. Да, я знала, что он поистине силён и духом, и телом, но сейчас этот удар не шёл ни в какое сравнение с ударами, которые ему приходилось отражать на своём жизненном пути.

Ведь сейчас далеко-далеко от Дворца на юге Сибири он, скорее всего, молиться всем Богам, чтобы Всевышний спас его семью, спас их от вечного забвения в Потустороннем мире. Вся его семья стала жертвой массового теракта. Теракта в одном из центральных торговых центров. Суббота, утро, сотни людей — идеальный момент для подобного акта, но в этой сотне было шесть человек, шесть родных и любимых мужу, да и мне, людей.

Теракт закончился, террориста застрелили при попытке сопротивления властям, но перед этим этот ублюдок успел нанести множество ранений заложникам. И никто из нас не знал, насколько сильно пострадала семья Дмитрия. Муж сразу же вылетел в родной город на частном самолёте, предоставленном ему Эйбом.

С каждым часом ожидание казалось всё более и более невыносимым.

Мои сумбурные воспоминания прервал едва слышный стук в дверь.

— Войдите, — сказала я, отходя от панорамного окна, за которым уже наступали зимние сумерки. Через несколько дней миллионы людей будут отмечать один из самых светлых праздников на планете — Рождество, а внутри меня нет и капли рождественского настроения. Какое к чёрту рождественское настроение, когда у твоего любимого человека в семье беда?

На пороге стояла моя мать. Её лицо было обеспокоенным и хмурым, и даже так называемая «маска стража» не скрывала её опасений.

— Как ты? — спросила она, войдя в комнату и практически бесшумно прикрывая за собою дверь.

Многое изменилось в наших с ней отношениях за последние пять лет. Мы все изменились. Я стала более терпимой, а мать… наверное, и она тоже стала относиться ко мне по-другому, стала воспринимать меня как взрослую, а не как малолетнюю ветреную девчонку. Как она однажды сказала, на подобные изменения повлияло то, что теперь у меня есть действительно своя семья. И я была рада, что моё замужество смогло хоть как-то повлиять на наши отношения с ней.

— Да, никак. Дмитрий так и не позвонил, а я всё никак не решаюсь сама набрать его, — призналась я, устало присаживаясь в небольшое кресло.

— Он долетел?

— Да, он позвонил по прилёту.

Мама мягко присела в соседнее кресло и нежно провела по моей ладони своей.

— Он позвонит. Вот увидишь. Но ты должна хоть немного отдохнуть.

— У меня через час дежурство.

— Нет. Тебя на время освободили от охраны и дежурств.

Мои глаза распахнулись от удивления. Неужели мать позволила мне отложить службу на неопределённый срок? Наши отношения, конечно, претерпели значительные изменения, но чтобы так!

— Спасибо…— на секунду я замолчала, всматриваясь в родные черты женственного лица и не решаясь продолжить, но собравшись с духом, я всё же смогла произнести это слово, слово из четырёх букв, но отчего-то эти самые буквы очень редко складывались вместе в единое целое. — Мама…

Всего на секунду наши взгляды пересеклись, и в этом самом взгляде материнских глаз я увидела поддержку, уважение и ласку.

— Не за что, Роза… — на моём имени её голос практически перешёл на шёпот, а тёплая рука ещё сильнее сжала мою.

Неожиданно в кармане брюк зазвонил телефон. Я тут же выудила аппарат, а когда на экране высветилось имя «Дмитрий», моё сердце пропустило сразу несколько ударов.

— Алло, — сказала я как можно спокойнее.

Несколько минут в трубке была лишь тишина.

Моё сердце замерло в томительном ожидании. Я не решалась произнести даже слова.

— Их нет, Роза.

Три слова, но столько боли, угнетения, омерзения к самому себе, что всё внутри меня сжалось в давящий комок.

— Их нет, понимаешь?

В голосе Дмитрия начали проступать звуки подступивших к горлу слёз, а может и не слёз, просто комка, который имеет солоноватый привкус и заставляет всё внутри тебя сжиматься.

По моей щеке прокатилась обжигающая душу слеза. Этого не может быть. Так не должно быть.

— Родной… Я приеду.

— Нет, Роза, не надо, я сам.

В голосе мужа слышалась скрытая просьба об обратном, но он как обычно старался казаться куда сильнее, чем порой он есть на самом деле.

— Дмитрий, я всё равно приеду. Я не собираюсь оставлять тебя одного, и это не обсуждается. Можешь меня не встречать, я доберусь сама. Держись. Я очень люблю тебя.

И в следующую секунду я отключила телефон и схватилась за ручку заранее собранной сумки.

— Я еду к нему, — сказала я матери, которая тут же поднялась со своего места, стоило мне договорить с мужем.

— Езжай. Ты нужна ему сейчас.

В её словах звучала уверенность и солидарность, и это придало мне сил, а сердце одновременно обливалось кровью, но я чувствовала, что поступаю правильно.

---

Очередная ночь без сна. В сердце пустота, а на душе чернота. Во второй раз в своей жизни я вновь осознавал свою никчёмность и ненужность, в моей жизни опять перестал существовать смысл. А разве можно жить без смысла? Вряд ли.

Да, я знал каково это, терять близких, но когда ты одним махом теряешь сразу ВСЕХ это… не передать словами. Это чувство одиночества, чувство, как будто ты остался совершенно один, один во всём мире не шло ни в какое сравнение с теми чувствами, которые ты, так или иначе, испытывал когда-либо.

Сидя на диване в гостиной, я просто рассматривал комнату и не мог поверить, что теперь я один, совершенно один. Я так долго здесь не был, что весь дом казался одновременно своим и одновременно чужим. За эти пять лет мой дом нЕсколько изменился и в тоже время в нём не утратилось то чувство уюта и тепла, что царило всегда. Но с уходом семьи тёплые краски дома в одну секунду потускнели, а аппетитные запахи от свежеприготовленной маминой пищи сменил запах… наверное, одиночества.

Странно, но почему-то, стоило мне войти в дом, первый запах, который я уловил, был запах свежеиспечённого пирога. В этот момент на душе как-то потеплело, а из сознания будто вылетела истинная причина приезда сюда, и я, как и прежде, почувствовал себя тем мальчиком лет десяти, который после очередных подколов сестёр мчался на кухню к матери уже тогда натягивая на лицо нежную полуулыбку, чтобы мама не заподозрила неладное.

Но теперь всё было по-другому. Их нет. Нет сестёр, нет бабушки, нет матери, даже племянника… Нет никого!

Мои не столь радужные раздумья о возможном прошлом прервал едва слышный стук в дверь. Этот стук, словно эхо, разнёсся по опустевшему дому. Опустевшему. Это слово неприятно провертелось на языке, отдаваясь давящим холодом во всём теле.

Наверное, очередные друзья семьи, которые решили выразить мне свои соболезнования. Роза не могла приехать, я попросил Лиссу завалить её работой, ей ни к чему быть здесь. Хотя где-то в глубине души я надеялся, что это она, наверно, потому, что Роза была единственным человеком, которого я хотел бы видеть сейчас. Может я погорячился, прося Лиссу не отпускать жену сюда?

Взглянув в дверной глазок, я буквально потерял речи. С силой открыв дверь, я увидел перед собой ту, которую в одно время так желал и так не хотел видеть. Мою Розу.

— Ты приехала, — просто сказал я, не веря своим глазам и, как сумасшедший, вглядываясь в столь любимые черты.

Свежий зимний запах, сладостный и любимый аромат волос, прикосновение слегка холодноватых рук к щеке.

— Конечно, — сказала Роза, с силой обнимая меня за шею и в тоже время нежно поглаживая по волосам пропуская их сквозь тонкие пальцы.

Она приехала. Она приехала.

Всего лишь два слова, и осознание того, что она до сих пор рядом со мной, несмотря ни на что, вселяла в меня крупицу надежды, надежды на то, что я смогу перебороть это горе от потери родных.



— Ты ел хоть что-нибудь? – спросила Роза, открывая холодильник, в котором вся еда стояла нетронутой.

То, что Роза приготовила мне в дорогу, так и осталось лежать не распакованным в одном пакете.

Я лишь устало поднялся из-за стола, прошёл в гостиную и уже было хотел присесть на диван, как неожиданно мой взгляд зацепился за небольшую фоторамку: на ней были мы с Розой. Наше свадебное фото: Роза в белоснежном свадебном платье и я в парадном костюме. Это фото мы сделали сразу после приезда сюда. Моя мать смогла уговорить Розу на то, чтобы мы отпраздновали нашу свадьбу дважды: сначала в Америке, а затем в России.

На фото мы сверкали, по-настоящему сверкали. На этой свадьбе присутствовали лишь родные и близкие нам люди: родители ну и ещё несколько человек. На губах расцвело подобие улыбки, а в глазах предательски защипало.

Защипало именно от осознания того, что теперь больше никогда моя мать не проведёт по этой рамке пальцами и не скажет мне о том, что Роза, даже несмотря на разницу в возрасте, порой бывает куда мудрее меня, и о том, как же мне повезло с ней. Последний раз она говорила мне об этом всего неделю назад по телефону.

За какую-то чёртову неделю всё изменилось, изменилось настолько, что сейчас я не мог поверить в то, что теперь я один, окончательно один из некогда дружной и большой семьи.

Сделав всего несколько шагов, я едва слышно присел на диван и, уронив голову, долго вглядывался в одну точку на полу. Я потерял счёт минутам, забылся, позволил себе окунуться в те счастливые воспоминания о прошлом, которые останутся для меня единственным напоминанием о том, что всё пережитое не миф и не игра моего больного воображения.

Почувствовав, как Роза присела рядом, я даже не посмел взглянуть на неё. Она привыкла считать меня Богом, которым я никогда себя не считал, я был обычным, заурядным дампиром, которых в нашем мире десятки, если не сотни, но мне всегда хотелось быть лучше, чем я есть, для неё, для своих родных. Но теперь их нет. Остались только мы.

— Прости, — только и смог выдавить я, переведя свой взгляд на противоположную стену.

— За что? – спросила она, едва слышно, нежно поглаживая меня по спине.

— За то, что сейчас я мало напоминаю Бога. Я не хотел, чтобы ты когда-нибудь видела меня… — на секунду я замер, мужаясь чтобы посмотреть Розе в глаза и мысленно готовя себя к возможному отчуждению и разочарованию, которое мог увидеть в них, – таким…

Мои слова сорвались с языка в одно мгновение, и произнёс я их, вглядываясь в карие бездонные глаза той, которую любил всем сердцем, пусть омертвевшим, и всей душой, пусть опустевшей, но сейчас только Роза позволяла мне держаться на плаву в этой бушующей реке, по которой так неумолимо несла меня жизнь.

Она очень долго пронзала меня взглядом; взглядом, которого я не видел никогда. Он одновременно резал меня по живому и тут же заживлял нанесённые раны. Впервые в жизни я захотел отвести взгляд, но Роза не дала мне этого сделать: её рука коснулась моей щеки, заставляя меня замереть и вновь повернуться к ней лицом.

— Дурак ты, Беликов, — прошептала она, притягивая меня к себе. – Я люблю тебя и буду любить тебя любого. Тебе не за что просить у меня прощения.

В её словах была лишь искренность и любовь, и стоило мне вновь почувствовать родной запах, прикосновения, как я вновь почувствовал, как рана от потери родных начала затягиваться; всего на мизерную долю, но она затянулась.

— Ложись, тебе нужно отдохнуть, поспать хотя бы несколько часов. Пожалуйста, — прошептала она, с болью глядя на меня и едва ощутимо поглаживая по лицу. – Ложись.

Её руки с нежностью легли мне на плечи, и я и не заметил, как моя голова оказалась лежащей на Розиных коленях.

— А ты?

— Я не хочу. Ну, или можешь считать, что таким образом я отдаю тебе долг за ту ночь, когда ты меня «охранял», когда я подхватила простуду со всеми вытекающими из неё болячками, и ты не спал несколько ночей.

На моих губах отразилась лёгкая улыбка от воспоминаний об этом моменте.

— Люблю, когда, ты улыбаешься. Спи, — прошептала она, с нежностью прикоснувшись к моим губам в любящем поцелуе и накрывая тёплым одеялом.

Сейчас в этот самый момент, впервые за эти несколько дней я смог почувствовать истинное тепло, не физическое, а то тепло, которое не поддаётся осмыслению, то, которое зарождается где-то в глубине души и сердца. Лежа сейчас на Розиных коленях, чувствуя, как её рука нежно поглаживает меня по голове, я понимал, что я не один. Да, родителей нет, их нет, и я больше никогда не смогу увидеть их, но, несмотря на это, я не был один. «Я» — не было, остались «мы».

— Роза…

— Да?

— Спасибо тебе, — сказал я совершенно искренне, глядя на жену снизу вверх.

В её глазах была любовь и безграничная вера в меня. Эта вера отражалась в её взгляде всегда, несмотря ни на что. Мы были с ней как два человека, которые безгранично верили друг в друга даже тогда, когда кто-то из нас сам не верил в себя.

— Пожалуйста, отдыхай, — ответила она и последние слова, которые я запомнил из этого ужасного вечера, были слова, которые вселили в меня искру надежду: — Ты у меня сильный. Ты совсем справишься. Я знаю.

---

Наконец-то мы с Дмитрием прошли через этот жуткий этап — похороны. Было такое ощущение, что на погребение родни мужа собралось, по меньшей мере, половина всего города. Хотя, признаться честно, даже несмотря на всю жуткость ситуации, мне понравились эти похороны. За всё время поминок ни один из гостей даже не обмолвился о том, что этой семьи не стало.

Все вспоминали о семье Дмитрия только хорошее, рассказывали смешные истории о них, о том, как они нередко выручали кого-то, будь то морально или материально. Рассказывали, как сёстры частенько доставали и подкалывали своего братца, но он мужественно сносил все их выходки. Как семья Беликовых чуть ли не плакала от счастья, когда мы позвонили и сообщили о нашем приезде в Россию, чтобы отметить и зарегистрировать свои отношения по русским законам и обычаям.

— Дим, ты даже не представляешь, что творилось в доме! Мы как раз зашли к ним в тот момент, когда вы позвонили. Правда, я не помню, зачем, но не суть. Твои мать и сёстры были готовы, по-моему, озолотить всех в этот момент! – рассказывал один из давних друзей семьи, имени которого, к сожалению, я не знала.

Я видела, как в глазах мужа порой загорался неподдельный интерес к той или иной истории и как иногда на его губах появлялась добрая улыбка. И она была искренней, настоящей.

Но иногда же он всё-таки грустил. И мне было больно видеть это. Видеть, как в его глазах отражается немая война с самим собой, со своими чувствами и эмоциями, порой было выше моих сил, и сердце обливалось кровью, а душа разрывалась на куски. Но единственное, что оставалось неизменным в этот день, так это то, что всё это время он не отпускал моей руки ни на секунду. Он то с силой сжимал мои пальцы, наверное, когда ему было больнее всего, то распускал их и нежно, едва касаясь, проходил вдоль них большим пальцем.

— Роза… — разрушал гнетущую тишину Дмитрий.

— Да, — сказала я в ответ, когда мы сидели в пустой кухне и отходили от похорон.

— А насколько нам разрешили уехать? А то я улетел и даже не спросил…

Я жестом прервала его, не давая закончить. Встав из-за стола и подойдя к мужу со спины, я успокаивающе положила руки на сильные плечи.

— Не бери в голову. Я думаю, несколько дней у нас есть. Ты хочешь остаться? – спросила я, поглаживая его по рукам.

Он же расслабленно откинулся назад, и теперь я могла видеть его глаза. В них горела любовь и мысленный вопрос, только отчего-то мне показалось, что этот вопрос ни коим образом не относился к скорому отъезду во дворец.

— Беликов, что ты задумал? Колись! – воскликнула я псевдоприказным тоном.

— Ты так хорошо меня знаешь? – спросил он с ироничной улыбкой на губах.

— Не отходи от темы. Что-то случилось? – спросила я обеспокоенно.

Рука мужа коснулась моей, и в следующую секунду я, как маленькая, уже сидела у него на коленях. В ноздри бил родной запах лосьона после бритья, который перемешивался с запахами леса и зимы.

— Нет, всё хорошо, просто… – на секунду он замолчал, вглядываясь в мои глаза, словно ища в них ответ, но разве я могла дать ответ на не высказанный вопрос?

— Дмитрий, что просто? Говори!

Теперь я испугалась не на шутку. Не поймете меня не правильно, я не шарахаюсь от каждой недосказанной фразы, просто одно дело, когда недосказанные фразы слетают с уст каких-то знакомых или друзей, а совсем другое, когда эти самые фразы произносит Дмитрий Беликов, тот человек, который по природе своей ничего и никого не боится, и он мой муж в конце концов!

— Роза, давай заведём ребёнка?


Этот вопрос. Это самое сокровенное желание Дмитрия. И он спрашивает у меня разрешения. Господи.

Я, как последняя ненормальная, смотрела на него и не верила в происходящее. Казалось, весь привычный уклад нашей жизни рухнул в один момент. Я не знала, как реагировать на его вопрос.

— И ты предлагаешь это мне? – задала я самый дебильный вопрос, который только можно было озвучить в этой ситуации.

— Тебе. А что тебя так удивляет? Ты же моя жена, — он интонационно выделил местоимение «моя» и весьма многозначительно посмотрел мне в глаза. – Ты против ребёнка?

— Нет, не против… просто… — на этот раз замешкалась я, и Дмитрий выжидающе посмотрел на меня, ища в моём лице хоть малейший ответ на свою просьбу. — Просто, я не хочу, чтобы потом у этого ребёнка были такие же отношения с нами, как у меня с моей матерью, — призналась я, как на исповеди.

Я не могла лгать Дмитрию, мои мозг и язык интуитивно «отрубали» любую возможность лжи. А смысл врать, если он всё равно поймёт, что я лгу?

— Ты боишься того, что наш ребёнок не будет брать нас в расчёт?

Стоило Дмитрию произнести словосочетание «наш ребёнок», как неожиданно всё в душе встрепенулось, а сердце сбилось с привычного ритма.

— Не без этого. Я не хочу, чтобы он рос без нашего участия, а так, скорее всего, и будет, учитывая нашу работу.

— Ну, думаю, что у нас не будет таких проблем. Так как мы с тобой лишь возглавляем защиту Кристиана и Лиссы, и наши дежурства бывают лишь два-три раза в неделю, а остальное время мы практически свободны, — успокоил меня Дмитрий, прижавшись свои лбом к моему. – Тем более, у него будем мы. Мы будем вместе.

А я до сих пор находилась в своего рода прострации. Да, мы никогда не говорили с Дмитрием о детях, но иногда, я всё же ловила его завистливые взгляды, которые он бросал в сторону Кристиана, Лиссы и их сына Алекса, когда мы прогуливались вдоль дворца или же выезжали за его пределы. И мне было больно от того, что я не могла дать ему то, что он жаждет и желает всем сердцем, но сейчас… я могла дать ему то, что он так яростно хочет!

А что касательно меня… я была скорее «за», чем «против». Я бы хотела иметь хоть какое-то продолжение нас с Дмитрием, того, кто будет любить нас обоих, несмотря ни на что, смотреть на нас и учиться у нас. Но всё же, где-то внутри меня прорастал росток опасений. Ведь никто из нас не знал, что будет завтра, не знал, будем ли мы живы через год, два или пять лет.

— Я не позволю ничему плохому случиться с вами, — раздался уверенный голос Дмитрия, разбившей вереницу моих обеспокоенных мыслей о не менее тяжёлую реальность. Его рука с нежностью прошлась по моему лицу, едва касаясь его.

Опять эти удивительно опасные слова. Слова, которые нельзя произносить стражу даже мысленно, не то что вслух.

— Ты действительно этого хочешь? – спросила я, беря его лицо в свои ладони и заглядывая в самую глубину самых родных и любимых глаз. Ответом был лишь едва заметный взмах густых ресниц. – Хорошо.



— Мама! Я не буду спать, я хочу дождаться папу! – слегка охрипшим от простуды голосом заявила Нала.
Господи, вроде всего четыре года, а уже упрямая, как маленький барашек — вся в родителей, ничего не скажешь.

— Нала, тебе нужно поспать, папа мне звонил и сказал, что если ты не будешь крепко спать к его приходу, то он не возьмёт тебя завтра в парк вместе с Алексом. И на каруселях он будет кататься один— предупредила я дочь псевдоугрожающим тоном, хотя мысленно знала, что Дмитрий никогда не сможет отказать ей в любом капризе. Ведь он так давно мечтал о ней, так грезил. Достаточно только вспомнить, как он подскакивал к ней первые несколько месяцев после того, как мы принесли Налу из детского дома домой.

Мы с мужем решили взять грудного ребёнка. И благодаря этой маленькой «кнопке», как ласково её называл Кристиан — крёстный Налы, мы с Дмитрием переживаем всё от начала и до конца: бессонные ночи, режущееся зубки, мы учили её сидеть, переворачиваться, кушать, ходить, говорить, и нам ещё придётся научить эту малышку очень многому, но оно того стоит, скажу я вам.

Как ни странно, Нала была нашей с Дмитрием копией и чем старше она становилась, тем яснее проступало это самое сходство. У малышки были карие глаза, угольно-чёрные длинные волосы, заострённые черты лица как у Дмитрия, а улыбалась она практически так же, как я. Странно видеть такое сходство, но, может, нам с Дмитрием была предначертана судьбой именно эта маленькая крошка?

Если так, то я была готова благодарить Бога за это всю свою жизнь, даже несмотря на все тяготы, которым он подверг нас в прошлом и уготовил для нас в будущем.

— Но мама, но я правда-правда не хочу спать… — тут Нала замолчала, заходясь очередным приступом кашля.

Погуляли, называется! Убью Эйба и свою мать при встрече! Кто сказал, что дампиры не болеют?!

— Всё, ложись. И это не обсуждается. Ещё не хватало, чтобы ты окончательно простудилась, — сказала я, укладывая эту маленькую проказницу, очередной раз в постель и накрывая её тёплым одеялом. – Спи, родная.

— Мама, — сказала Нала, беря меня за палец и тем самым притягивая меня к себе.

— Да? — отозвалась я.

— А ты меня любишь?

В её голосе было столько трепета, искренней любви и надежды, что моё сердце было готово выпрыгнуть из груди.

— Конечно, солнышко. Конечно, люблю.

— Я тебя люблю.

Может действительно только ради таких слов и стоило взять эту крошку? Да и вообще иметь детей?

— Так, я не понял это что такое? Почему не спим? – раздался над ухом родной голос.

Тот голос, который за каких-то несколько лет претерпел столько изменений, что и представить себе невозможно. Он, как и его хозяин, ломался, но благодаря надежде и вере близких и родных вновь становился звонким и уверенным в себе.

— Папа! – воскликнула Нала и практически запрыгнула в гостеприимно распахнутые руки Дмитрия. – Я тебя ждала-ждала, почему ты так долго?! Я за тебя переживала, и мама тоже! – ругала его дочь, ударяя в грудь, от чего муж картинно поморщился от боли.

Я же не могла сдержать рвущийся наружу смех.

— Привет, папа, — поприветствовала я мужа, нежно поцеловав его в губы.

— Привет, мама, — сказал Дмитрий в ответ, задорно подмигнув мне, и вновь сконцентрировал всё своё внимание на дочери. — Прости, милая, меня задержали.

— Нет, ну они что не понимают, что у тебя есть… эта… ну как её… мам, ну подскажи! – воскликнула дочь возмущённо.

— Законная жена.

Глаза Дмитрия расширились в немом удивлении, а я же просто умирала от смеха и чуть ли не каталась по всей кровати.

— Вот! И у тебя есть я! Я жду тебя! И я болею, сильно, а они тебя задерживают! Как так?! — непонимающе разведя руками, спросила дочь.

Благо, Дмитрий крепко держал её за талию и она не упала. Но эта маленькая «кнопка» и так знает, что её отец скорее пустит себе пулю в лоб, нежели позволит ей упасть, и она умело выделывала на его руках чуть ли не цирковые трюки. Мы с мужем оба хохотали в голос. В такие моменты я действительно очень жалела, что эта малышка не застала семью Беликовых. Они бы полюбили её всем сердцем. Я была уверена в этом!

— Ха-ха-ха, доченька прекрати, у меня уже живот болит, а мне завтра на дежурство. О Господи, — прошептала я, сползая с кровати и утирая глаза от слёз.

— Можно я пойду с тобой? – сразу же встрепенулась Нала.

— Зачем, родная? – спросил Дмитрий, еле-еле успокоившись.

— Прослежу, чтобы и твоё начальство тебя не задержало! – заявила дочь, будто докладывая прописную истину.

И очередной взрыв смеха облетел всю нашу комнату.

Да, действительно, странная штука жизнь: если мы кого-то теряем, то кого-то обязательно находим. Вот так и у нас: их не стало, но остались мы, но память о Них останется в нас навсегда.

Предыдущая глава