Глава 23

В палату к Аяне я добрался уже около восьми вечера. Точно гастрит заработаю. Хотя каких-то сомнительных пирожков мы с Долотовым перехватили в киоске, но не сказать, что мой желудок был доволен сегодняшним днем. Светлана хотела, как всегда, оставить меня с девушкой наедине, но я удержал её. Попросил маму Аяны подержать тонкую безжизненную руку, положил сверху свою ладонь и тихонько позвал:
- Аяна... Пожалуйста, если меня слышишь...
И запнулся. Я не знал, что хотел бы сказать сейчас. Особенно в присутствии Светланы...
- Дай мне знать... как-нибудь.
На глаза почему-то навернулись непрошеные слезы.
- Извините, - пробурчал я, пряча взгляд.
- Артем... Тебе тяжело, наверно, сюда каждый день мотаться из Москвы? На тебе лица нет. Отдохни пару дней, я тебе позвоню, если что, - в голосе Светланы звучала искренняя жалость.
- Да нет, не тяжело, - я солгал, не задумываясь. – У меня тут ещё дела... образовались, всё равно ездить приходится.
- От тебя что, следователь не отстал разве? – женщина явно удивилась.
- Ой, - вздохнул я... – Не совсем. Нет, меня ни в чем не подозревают. Просто... Блин... В общем, я… как это... помогаю следствию. Другому следствию, там девочка пропала.
- А ты тут при чем?
- Черт... Сложно всё. В общем, я её, оказывается, немного знаю и... как свидетель там...
Судя по лицу Светланы, до конца она мне не поверила, но расспрашивать перестала и тихо вышла. И хорошо... Что-то я сегодня устал от необходимости подбирать выражения. И вообще говорить. Поскольку, если верить Алисе, Аяна меня не слышит, то дальше я просто молча сидел рядом с койкой на стуле, сгорбившись, прижав лоб к холодной руке девушки. И ни о чем не думал... Просто вспоминал.
Когда Светлана вошла в палату, я поднял лицо и торопливо вытер глаза. Потянул носом, отвернувшись к окну. Женщина тактично сделала вид, что ничего не заметила.
Как я ехал обратно – не помню. На автомате как-то. И ночью плохо спал, то и дело просыпался и долго не мог заснуть снова, перебирая в памяти сегодняшние события и рассказ Алисы. Ну, хоть сны с её участием вроде не снились.
Утром проснулся больной и разбитый. Похоже, организм решил, что в ответ на подобные измывательства над ним он имеет полное право гнусно разболеться.
А не пойти ли мне на лекцию? - подумал я, как в анекдоте.
И не пошел. Остался в кровати лежать, потягивая лечебную шипучку. Гоня от себя мысли про Алису, про следователя, про новые вопросы. Старательно гоня. Но бесполезно, я в этом г... был уже по уши.
Артем... это я, - произнес тихий удрученный голос Алисы в моей голове.
- Привет, Алиса, - ответил я мрачно. – Я вчера со следователем говорил, ты очень помогла.
Его найдут?
- Обязательно найдут. Я в этом полностью уверен. Дмитрий Викторович – это он дело ведет – знает, что я с тобой могу общаться. Пришлось сказать. И я его вопросы записал, ты готова ответить?
Э! А чё, он тебе поверил? Вот так просто? Быть не может, врешь ты всё!
Я досчитал про себя до десяти и аккуратно поставил кружку, прежде чем ответить.
- Алиса, да, он мне поверил. Я не зря у тебя подробности кое-какие выспрашивал, он их сравнил, всё вроде совпало. И следователь просил узнать ещё детали. Целый список. Ты готова?
Ну... типа того... А чё ещё-то?
- Ой, Алис... Там много. Извини, я сейчас в туалет сбегаю только, и приступим.
Захихикала, блин... Зараза. Хотя лучше пусть хихикает, чем рыдает. Чувствую, опять ведь разревется в итоге...
Однако нет, молодцом сегодня держалась. Второй раз, видимо, проще было вспоминать, самое сложное вчера преодолели. Хотя, на мой взгляд, совсем новой информации для Долотова было немного.
А, по телефону продиктую, не поеду я сегодня никуда в таком состоянии, - подумал я. И осторожно спросил у Алисы:
- Слушай... А там Аяна ничего не передавала? Алис? Ты ещё тут?
А, да... Аяна просила спросить про бубен. Он у тебя или у её мамы?
- У меня. А что?
Ща, погодь!
Алиса пропала из сознания, но скоро появилась вновь:
Ты можешь притащить бубен в её палату?
Я вытаращил глаза и переспросил:
- Притащить бубен в палату Аяны? И что там с ним делать? Постучать в него?
Артем, ..., ты на вопрос ответь! Можешь или нет?
- Э... Ну могу, наверное. Только боюсь, что её мама взбесится.
Ну это уж мне пофиг, твои проблемы. Так, жди пока!
Разнервничавшись, я вылез из кровати. Ледяной пол неприятно холодил босые ноги. За окном сыпал крупный снег. На дорогах будет традиционная ...опа. Особенно вечером. А если сейчас выехать? Блин, вот тебе и отлежался денек в постели....
Артем, смотри, короче! Нужно взять ножик и разрезать Аяне ладонь по линии жизни.
- Чего?
Что слышал! Так, чтобы кровь потекла, понял?
- Э... И дальше что?
Ха! Дальше себе режешь так же. Без дураков, сильно режешь, просто пальчиком не обойдешься!
Мне это нравилось всё меньше и меньше.
- Ладно, допустим, разрезал. Так, стоп! А линия жизни – это которая?
Не знаю, сам ищи!
- М-да... О'кей, найду, разрежу и что потом?
Дальше берешься за руку Аяны. Ну, за ту, что порезал, понятно, да? И сжимаешь ваши ладони в замок – так, чтобы ваша кровь смешалась и закапала на бубен.
- Блин... А бубен-то там зачем?!
А я знаю, типа?! Аяна говорит, там в центре бубна кружок без краски, просто кожа. Вот на него должна ваша кровь закапать. Капель десять, не меньше! Чтобы прям лужица получилась.
- Э... Ладно... И что будет?
Погоди... Аян, чего-чего? Не поняла...
Опять пауза. Вздохнув, я стал одеваться. Отдых, похоже, на сегодня закончился.
Так, короче, бубен ещё вначале надо окурить зачем-то. Разводишь костер так, чтобы дымил сильно, и держишь бубен над огнем. Повыше, чтобы не опалило и кожа не стянулась, просто в сильном дыму подержать.
- А сколько держать-то?
Не знаю! Ща спрошу… Минут пять, говорит. А костер лучше из кедровых поленьев.
- Ну зашибись просто! У нас тут под Москвой кедров дофига растет просто! А береза не подойдет или осина?
Нет... Если не кедр, то сосна или ель. А чтоб дымило – листьев опавших накидай.
- Любых листьев-то?
Вроде любых.
- Отлично, просто отлично! А сплясать при этом не надо?
Надо, конечно!
- Серьезно?
Обязательно!
- Блин, Алис, ну ты шутишь или как?
Или как! Да лан, расслабься. Про танцы Аяна ничего не сказала, только про бубен.
Я постучал себя по лбу, смутно надеясь, что этот стук как-то дойдет до Алисы, и спросил:
- Ну, окурю я этот тамбурин, потом кровью испачкаю, и?
А потом шаманить будешь, я так поняла. Но ты сначала это сделай. Как сделаешь – зови.
- Угу... А как я маме Аянкиной объясню, зачем я её дочке руку режу?
Ну придумай чё-нить...
Алиса явно потеряла интерес к разговору и, помолчав, неожиданно спросила:
Артем... А там что сейчас... вокруг?
- В смысле? Зима... Снег идет. Ты про что?
Да так... А в классе у меня, не знаешь? Чё там щас... а?
- Не знаю, Алис... Максика твоего, наверно, следователь допрашивает. Выясняет, почему он сам в милицию не пошел, чтобы рассказать, где ты последний день провела.
Ты чё! Ему же нельзя в милицию! Мы же там бухали и дурью... того... А ты чё, сдал его следователю, да? Гад же ты, Артем!
- А если Макс вдруг за тобой пошел и машину увидел, в которую тебя запихали? Или даже твоего убийцу? Да он сам вприпрыжку бежать должен был с рассказами. Это твой Максик гад, Алиса. Вдруг из-за того, что он струсил, ещё одну девочку похитили?
Снова пропала.
Надулась, видимо. Ну и ладно, план действий на сегодня есть. Как там было в мультике... У нас есть план, мистер Фикс? Да! У нас есть план!
Я задумчиво шарил по квартире, забыв, что собирался болеть, и бормотал себе под нос пародию на тот же старый мультсериал:
- Сегодня, Паспарту, нам потребуется: острый нож, йод, перевязочный материал... Э... Так, топор и ножовка в багажнике валяются, лопата тоже... О! Маслица возьмем подсолнечного. Зачем нам масло? Это, Паспарту, чтобы костер пожарче и побыстрее развести – методика, проверенная веками инквизиции. Бензин, конечно, горит жарче, но эффект короче, а с маслом ещё и дым пахнет приятнее...
Окуривание бубна я провел всё на той же шаманской поляне. Ещё когда в первый раз там костер разводил, запомнил, где упавшие молодые сосенки лежат, которые можно на дрова пустить. Только идти сегодня пришлось существенно дальше, прямо как дедушке Морозу, с мешком за спиной. В сугроб от дороги я съезжать побоялся, машину кинул прямо на обочине, чтобы не развлекаться сегодня ещё и выкапыванием «девятки» из глубокого снега. Уже через несколько шагов пришлось пожалеть, что я в ботинках, а не в валенках по занесенной лесной дороге топаю.
Незачет дедушке, незачет. Ещё и в большом мешке не подарки лесным жителям: милым белочкам да пушистым зайчикам, а топор, пила, растопка и сверху бережно завернутый бубен. И лопата в руке. Большая саперная лопата. Суровый такой дедушка. Dead Moroz!
На часы я не смотрел, но возня с разведением костра заняла часа два, если не больше. Одному было жутко неудобно пилить заснеженные бревна. Пусть я и не собирался устраивать пламя до небес, но врожденное стремление выполнять любую работу качественно заставило меня изрядно взмокнуть на подготовке дров, ещё до того как приступить к основному процессу. Когда огонь разгорелся, я бросил в него ворох мокрых грязных опавших листьев, собранных под той же злосчастной березой. Сегодня меня, к счастью, никакие призрачные вопли, стоны и завывания не преследовали. Даже ветра не было, чтобы соснами угрожающе скрипеть.
Нормальный такой пасмурный зимний денек, снежок сыплет, к Новому году лес украшает. И вот в подмосковном лесу, на поляне, где народ всю весну, лето и осень бухает под шашлыки, орет про «батяню-комбата», а то и трахается - попался мне тут в листьях презерватив... Так вот, в этом самом обычном месте Юраев Артем свет Григорьевич достает взаправдашний шаманский бубен, разворачивает его, разворачивает, ещё разворачивает... И машет над вонючим дымом, сам при этом приобретая дивный копченый аромат. Ай, молодец я, конечно. Я ведь в этой куртке в университет хожу, вот чего я старую походную с собой не взял? Умница, Артем! Блин, как глаза-то щиплет!
Взмокшая во время работы спина стала подмерзать. Спереди, наоборот, меня хорошо так поджаривало, но, прикрывая от дыма глаза и рот одной рукой, я упрямо стоял у самого костра и плавно помахивал бубном.
Чукча сильный колдун, однако! Столько дыма сотворил! Чукча по четным оленя паси, по нечетным универ учись, по вечерам больница сиди, тяжело, однако! А тут ещё и в колдуны записали. Нормально так, вот спасибо тебе, Аянка, вот ведь какая жизнь нескучная у меня стала! Привези, говорит, мне сундук из аэропорта. Не надо мне ни платьев дорогих, ни каменьев блестящих, только сундука мне для счастья не хватает. И для своего счастья, и для Артема, чтоб уж повеселиться нам вместе так, что ни в сказке сказать, ни топором на носу зарубить.
История эта достойна того, чтобы быть выколотой серебряными иглами в уголках глаз неверных, о премудрый султан. История о коварной красавице Аяне и о туповатом Артеме, спятившем от любовных чар. Кххм... Что-то меня не туда понесло. При чем тут любовь? Хотя... Если называть вещи своими именами, то а что мной, собственно, движет? За рамки дружеской помощи это вроде давно вышло. Или нет? Не знаю... Да и пофиг. Всё равно вопрос стоит так: либо я тут развлекаюсь, либо кладу болт на то, что Аяна лежит в коме без каких-либо улучшений и ждет, когда тело без души окончательно помрет. В такой постановке... вроде и не обязательно любовь. Сам погибай, товарища выручай. И всё такое... Фух, надеюсь, что хватит. Не знаю, как бубен, а я прокоптился по полной...
И потопал «дедушка Мороз» обратно к своим «оленям девятой модели».
Замечательно развлекаюсь, просто чудесно. Мистер Фикс, мне кажется, это не настоящий мистер Фогг. Почему вы так решили, мистер Фикс? О, мистер Фикс, настоящий мистер Фогг положил бы в саквояж сменную одежду, а не вонял бы потом и костром, идя на свидание с девушкой. Пардон, мистер Фикс, не на свидание! На ритуал смешивания крови с несчастной жертвой прямо в палате! Черная магия в светлом храме медицины, Гиппократ с Асклепием содрогнутся на Олимпе, и змея с жезла заплюет меня ядом. Надо будет для колорита ещё под музыку пожестче это делать. Так, но с мамой-то Аянкиной как быть? Она ж, если бубен увидит, возрыдает, растопчет инструмент и сожжет обломки... Ладно. Надеюсь, она не поинтересуется, что я такое завернутое тащу с собой в пакете...
Но сегодня, похоже, был не мой день. Как назло, дежурила самая неприятная медсестра, злобствующая неизвестно по какой причине и с неодобрением относившаяся к нарушению мной правил посещения больных. Не помогли в прошлом ни большая шоколадка, ни все мои попытки быть милым, вежливым и послушным мальчиком. Не всегда срабатывает, увы. И сегодня, когда весь такой пахучий и прекрасный Артем попытался попасть в палату Дамбаевой, меня втоптали в ту самую грязь, из которой я когда-то вылез и куда неминуемо вернусь в скором времени. Я стоял под этим словесным потоком и обтекал, сам потихоньку заряжаясь агрессией и медленно, но неотвратимо закипая.
Неприятную сцену прервало появление из недр здания пожилой врачихи, привлеченной шумом. Узнав, в чем дело, та увела вредную медсестру за собой, сухо посоветовав мне пойти умыться и переодеться.
Пребывая в раздражении, причем в основном на себя, я набрал номер Светланы. И тут же напрочь забыл обо всех своих обидах. Мама Аяны плакала.

Глава 24

- Что, что случилось? – растерянно спросил я упавшим голосом, предполагая самое худшее.
И немного успокоился, узнав, что Аяна всё ещё жива. Но зав отделением во время сегодняшнего обхода сказал Светлане, что её дочь угасает. Просил, конечно, не терять надежды, но готовиться к худшему.
Койку, блин, освободить хотят, не иначе, ремонт же, - пронеслось у меня в мозгу. -Может, и несправедливо, конечно, так думать, но... На лечение Аяна не реагирует, да и какое тут лечение, если эти эскулапы сами не знают, что с ней. Мозг вроде бы жив, однако в сознание девушка не приходит. И с каждым прошедшим днем она слабеет. Мать-мать-мать... Надо торопиться. Пока ещё не слишком поздно – надо торопиться.
Одновременно с этими паническими мыслями я говорил какую-то успокаивающую чушь Светлане и выслушивал её бессвязную речь, пока она не отключилась. Потом стал нервно вышагивать по расчищенному от снега асфальтовому пятачку у крыльца, пытаясь понять, что делать дальше.
Открылась, скрипнув, дверь служебного входа, и та же пожилая врачиха поманила меня пальцем.
- Да? – спросил я угрюмо, быстро подойдя к ней.
- Пошли за мной. Стой. Бахилы надень.
Женщина провела меня по цокольному этажу и ткнула пальцем в сторону душевой:
- Иди мойся. Ты как старый козел воняешь, и лицо у тебя чем-то черным вымазано.
- А дальше?
- А дальше тебе сменку принесут. Оставляй верхнюю одежду и всё грязное прямо тут, потом заберешь, никто не позарится. И иди потом к своей Дамбаевой. Понял?
- Понял. А как она?
Врачиха неопределенно махнула рукой и повторила:
- Иди мыться.
Ежась от холода, я разделся и прошлепал в душевую. Сделана та была где-нибудь годах в пятидесятых, с тех пор, похоже, не ремонтировалась и вызывала в памяти фильмы ужасов – стены, покрытые облупленной болотной краской, а на них змеятся ржавые водопроводные трубы с жуткого вида железными вентилями. Я, дрожа всем телом, всё ещё пытался подобрать положение кранов так, чтобы на меня лилась теплая вода, а не ледяная и не кипяток, как за моей спиной послышался шорох и раздался недовольный голос:
- В раздевалке одежда и халат. И вот, держи, вытереться потом.
Ну да. Та самая медсестра, насмешливо щурясь на мою инстинктивную попытку прикрыть самое ценное, протягивала мне застиранное древнее вафельное полотенце.
- Спасибо, - как можно более смиренно и вежливо поблагодарил я, делая пару шагов к медсестре навстречу и принимая дар.
Вот точно говорят: «Стыда нет? Иди в мед...»
Та, вероятно, ждала более эмоциональной реакции, поэтому поджала тонкие губы, ещё раз насмешливо и демонстративно мазнула по мне глазами, а затем неторопливо удалилась, хлопнув разбухшей от влаги дверью. Из средств гигиены в душевой обнаружились кусок хозяйственного мыла и небольшой обмылок обычного. Ну, чем богаты, тем и рады.
Облачившись без нижнего белья в гигантские пижамные штаны, чей-то вытянутый свитер и сильно разношенные тапки, я побрел по уже ставшим знакомыми полутемным коридорам, напоминая теперь сам себе печального клоуна. С большим пакетом подарков-сюрпризов.
И замер, едва войдя в полутемную палату: к привычному уже писку кардиомониторов добавился какой-то ритмичный шлепающий звук. Мое сердце ухнуло куда-то вниз, когда я увидел, от чего он исходит – рядом с койкой стоял, тускло светясь дисплеем, знакомый по фильмам громоздкий аппарат на колесиках, от которого к Аяне тянулись две голубоватых гофрированных трубки, сходившиеся в одну. Приглядевшись, я заметил на бледном лице девушки полупрозрачный загубник и окончательно понял, что произошло.
Светлана, сидевшая у кровати Аяны, не улыбнулась моему виду, только кивнула молча.
- Утром интубировали. Сказали, легкие не справляются, - она уже не плакала, лишь молча безостановочно растирала обе безжизненные руки дочери.
Мне показалось, что Аяна действительно выглядела ещё более похожей на мертвую. Лицо осунулось, крылья носа истончились, кожа стала неестественно белой.
- Давайте я.
Светлана снова кивнула, тяжело поднялась на ноги и отошла к окну.
Сдерживает слезы, чтобы снова не расплакаться, - осознал я.
И тоже стал массировать чуть теплые руки Аяны от тонких кистей вверх, к плечам.
Надо действовать.
- Светлана... Сходите поесть.
- Я не хочу, - она не поворачивалась ко мне.
- Пожалуйста, прогуляйтесь немного по улице. Так нужно, прошу вас.
- Зачем?
- Вы должны быть сильной. Ради неё. Ваша сила питает её сейчас. Чем слабее вы – тем слабее Аяна.
Спорный довод. Абсурдный... Но, кажется, подействовал.
- Да, Артем... Наверное, ты прав, - её тихий надтреснутый голос говорил о том, что Светлана находится на грани.
Скрипнула дверь.
Обернувшись, я увидел, как в дверной проем заглянула всё та же вредная медсестра. Вот только сейчас она не злилась и не насмехалась, а тихо зашла в палату и увела за собой Светлану:
- Пойдем, милая. Пусть пока тут мальчик посидит, ему полезно. А тебе отвлечься надо, пойдем, пойдем-ка.
Бросив на меня хмурый взгляд, медсестра прикрыла дверь, и я услышал, как Светлана, устало шаркая по полу, удаляется всё дальше.
Так, поехали.
Я обогнул кровать и, торопясь, стал выкладывать приготовленные мной вещи так, чтобы их не было видно сразу при открытии двери. Сильно пахнущий дымом бубен, нож, спирт, йод, здоровый кусок ваты, пластырь, ножницы, бинты. Опасливо прислушался к тишине коридора.
- Аян, сейчас я сделаю тебе немного больно. Ты сама меня об этом попросила, так что не обижайся, - я судорожно сглотнул и стал протирать пропитанным спиртом клочком ваты бледную ладонь девушки. Мой лучший нож с остро отточенным кончиком уже лежал лезвием в мисочке со спиртом.
- Так...
Я несколько раз вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Сердце колотилось, руки дрожали. Вытянул левую руку Аяны так, чтобы она свисала с края кровати, подложил сразу под неё бубен. Задержал дыхание, решительно взял нож и опять замер. Кто-то шел по коридору. Нет, дверь хлопнула где-то вдалеке, и опять всё затихло.
- Аян, держись, пожалуйста. Не плачь.
Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Задержав дыхание, я прикоснулся острием к тонкой коже, прямо к началу едва заметной линии. Если верить найденному в интернете сайту по хиромантии, это и была линия жизни. Не давая себе перевести дух, я повел лезвием по ладони Аяны, рассекая плоть. Нитка разреза покраснела, стали набухать алые капли, но я не останавливался, пока не довел линию почти до хрупкого запястья.
Торопливо выдохнув, я быстро, но тщательно обеззаразил свою собственную ладонь. И сразу же глубоко вонзил кончик ножа, почти не чувствуя боли. Адреналин переполнял тело и выплескивался из ушей. Я безжалостно провел разрез до запястья, сделав его шире и глубже, чем у Аяны, и сразу же схватился этой рукой за её пораненную ладошку. Сильной боли не было, рана лишь глухо саднила и как будто неприятно пульсировала с каждым ударом сердца.
Закапала кровь. Надеюсь, что не только моя, а наша общая с Аяной. Грубая, шершавая, сильно натянутая кожа на бубне приняла первые темно-красные капли. Я считал их по одной, жутко боясь, что что-то сделал не так, что порезал слишком слабо или не так как нужно. Медленно тянулись секунды. Я стал чуть разжимать и снова сжимать ладонь, «накачивая» кровь, когда она почти переставала капать. Наконец я получил требуемую «лужицу» в центре бубна. Провел ваткой с йодом по измазанной вялой ладошке Аяны.
Блин... Вот тут бы не помешала чужая помощь.
Кровь продолжала капать из моей руки, я каким-то чудом ещё не успел залить ей кровать Аяны, но это было неминуемо. Схватив вафельное полотенце, я намотал его на руку и стал, как мог аккуратно, бинтовать кисть девушки, положив на разрез стерильную марлевую салфетку. Затянув узел на бинте, занялся собой. Кровавая лужица на бубне прямо на глазах впитывалась в кожу.
С третьей попытки кое-как залепив себе порез пластырем, который, сволочь такая, упорно отклеивался с влажной кожи, я накрыл бубен тканью и запихал его обратно в пакет. Пузырьки вместе с обрывками упаковок от перевязочного материала, отправились туда же вместе с ножом.
М-мать ...! Это кто ещё?!
По коридору гулко раздались быстрые шаги, дверь открылась, и в неё ворвалась Светлана, испуганно глядя на дочь.
Я застыл, пойманный на месте преступления, сжимая измазанной в крови рукой мисочку со спиртом.
- Что ты делаешь?
- Э...
- Я спрашиваю, что ты делаешь? – её голос опасно повысился.
- Светлана... Почему вы так вбежали?
- Я... Я что-то почувствовала... Мне показалось... – женщина испуганно посмотрела на кардиомонитор, но тот продолжал ритмично пикать, давая знать, что Аяна всё ещё жива.
- Светлана...
- Отвечай! Артем, что ты сделал? – мама Аяны осторожно подняла забинтованную кисть дочери и с гневом уставилась на меня.
- Я смешал нашу кровь.
- Что??
- Я смешал нашу кровь. Мне приснилась Аяна, которая просила так сделать.
Светлана тяжело опустилась на стул, не выпуская девичью ладошку из своих рук и не сводя с меня взгляда.
А меня в этот момент накрыла отдача от пережитого стресса. Действие адреналина закончилось. Руки задрожали так, что мисочку со спиртом пришлось поставить прямо на пол. Заодно я задвинул зашуршавший пакет под кровать и распрямился, затравленно смотря на Светлану.
- Тебе приснилась Аяна?
- Да.
- Поклянись...
- Клянусь.
- Поклянись родителями.
- Клянусь, - без запинки выдохнул я. – Клянусь, что мне сказала это сделать Аяна.
Взгляд Светланы дернулся к двери, потом снова ко мне.
А она не удивилась, - отметил я машинально.
Мама Аяны поднялась, посмотрела в коридор, а затем прикрыла дверь плотнее.
Снова подняла забинтованную руку дочери и затянула узелок на повязке чуть потуже. Тихо сказала:
- Ещё бинт есть?
Я сглотнул и ответил:
- Да.
- Доставай.
Молча слазив за пакетом, я достал оставшиеся неиспользованными бинты, вату и салфетки.
- Давай руку, - приказала Светлана и рывком содрала мой криво налепленный пластырь, который и так уже частично отклеился.
Она продезинфицировала мне разрез и забинтовала намного быстрее и аккуратнее, чем я это делал с Аяной. Молча, не глядя мне в лицо. Думая о чем-то своем.
- Светлана... А что вы почувствовали? Почему прибежали?
Женщина что-то прошептала, но я ничего не расслышал. Потом слабо улыбнулась и поцеловала меня в лоб. Её губы были сухими и шершавыми.
- Можно я... ещё посижу?
- Сиди, Артем. Я могу чем-то тебе помочь? – её голос был смертельно серьезен.
- Н-нет... Я ничего больше делать не буду... Не знаю дальше.
- Понятно. Извини...
- За что?
- За то, что накричала. Я испугалась...
Я лишь беспомощно мотнул головой и опустился коленями на холодный пол рядом с кроватью, взяв левую руку Аяны.
Ничего не изменилось. Я ничего не чувствую, кроме того, что разрезанная ладонь саднит болью. Аяна выглядит так же, как до этой кровавой процедуры. Наверное, я что-то не так сделал... Знать бы ещё, зачем всё это... И что нужно делать дальше.
Алиса? АЛИСА? Ты меня слышишь? ОТВЕТЬ, ПОЖАЛУЙСТА! АЛИСА!
Вяло продолжая бесплодные молчаливые призывы к призраку, я понемногу успокаивался. Светлана, кажется, тоже. Мы сидели и молчали у кровати Аяны, слушая попискивание кардиомонитора.
- Что Аяна ещё сказала тебе во сне? – наконец нарушила тишину женщина.
- Не могу сказать, - неохотно откликнулся я.
- Она просила не говорить?
- Да.
- Просила не говорить даже мне?
- Да.
Снова воцарилось тяжелое молчание.
Блин... Я же Долотову позвонить хотел ещё утром... Так... А записи-то я в машине оставил, ай молодец...
- Светлана?
- Да, Артем?
- Вы успели поесть?
- Нет, но я не хочу.
- Светлана, - с нажимом произнес я, с упреком глядя на неё. – Пожалуйста, сходите в столовую. Я обещаю ничего не делать, но мне скоро нужно будет уйти. Идите, покушайте, я вас дождусь.
Мама Аяны слабо улыбнулась:
- Надо же... Мужик... Распоряжается... Хорошо, Артем. Иду я, иду. Ты прав.
Женщина ушла, ещё раз улыбнувшись мне от двери.
В её походке появилась какая-то... сила? Надежда? Она теперь на что-то стала рассчитывать?.. А если я слажал? Если Алиса что-нибудь не так передала? Если ничего не получилось?