2 августа 2006 года.
Краснодар.
Частный двухэтажный кирпичный дом примерно в двухстах метрах от университета МВД.

Престижная иномарка смоляного цвета медленно заехала во двор. Высокие металлические ворота тут же автоматически закрылись за ней. Из автомобиля вышел одетый в элегантный костюм высокий, спортивного телосложения мужчина с волнистыми каштановыми волосами, достигающими крепко скроенных плеч. Вечернее жёлто-оранжевое солнце заиграло лучами в его прядях, порождая в них медные переливы. Мужчина зашёл в дом. Не снимая начищенные до блеска чёрные туфли, почти беззвучно шагая, поднялся по облицованной мрамором лестнице на второй этаж. Приоткрыл дверь в спальню. Глядя на обнажённую блондинку, спящую на широкой кровати лёжа на животе в весьма эротичной позе, он едва приметно улыбнулся. И в его светло-синих глазах, выражающих столько же эмоций и чувств, сколько тепла в куске льда, мелькнул блеск стремящейся к плоти острой стали. Мужчина, облизнув мягкие, словно сладостные сочные уста юной красавицы, губы, аккуратно затворил дверь.

- Священен сон влюблённой девы, его порочить явью зазеркалья мира зла есть смертный грех, – нежным, будто бархат, голосом тихо произнёс он. Провёл кончиками пальцев по двери так, словно страстно касался горячей, наполненной желанием женской плоти. – Твоё лицо лучится светом рая, но теплота его не для тебя. Ты падшее с небес создание, Анжела, как и я. Ты мне сестра, тем и в тень тебя я провожу, в холодную навеки ночь. Где ты от пламени ада будешь согреваться. Оно всегда горит для тех, кто пал! А солнца свет нимба владыки рая непостоянен, изменчив благодатью к тем чадам, что всем ему верны. Сегодня греет он их щедро, а завтра забывает и веру лишь им в жар свой сущий там, где-то за ночи пеленой, с надеждой оставляет. А некоторых из нас он помнит беспрестанно и, ненавидя, любит беззаветно, тропу поближе к центру пламени ада указуя и светом солнца балуя во снах! Его великим помыслам мы служим в темноте и, сея зло, добро приумножаем в мироздании творца, зерна от плевел отделяя для него. Анжела, - мужчина нежно прижал на миг губы к двери, - как, должно быть, невероятно сладок сон в тебе! Нестерпимо смерть во мне похожим жаждет насладиться. И скоро, скоро ты как дар, а я в награду, получим всё, что бесконечно алкаем!

С кривоватой улыбкой он спустился на первый этаж, зашёл на просторную кухню, отделанную красным деревом и белоснежным мрамором с нежно-розовыми прожилками. Сложил в бумажный пакет бутылку коллекционного красного вина, короткий нож с мелкими острейшими зубчиками, несколько тёмно-красных томатов, пяток луковиц, треть головки чеснока, зелень, приправы и, взяв в придачу глубокую кастрюлю, покинул дом. Но входную дверь не закрыл. Подойдя к автомобилю, мужчина отворил заднюю дверь.

- Челси, отправляйся в дом. Спрячься и жди, когда позову, и убереги тебя Морфей показаться Анжеле на глаза хоть в каком виде без моей на то воли, – холодно сказал он.

Из машины на серый асфальт выпрыгнула чёрная мышь и опрометью побежала к дому.

Мужчина, щёлкнув пальцами свободной руки, указал себе на плечо. В тот же миг с ветки раскидистой вишни, высившейся сбоку от внушительных размеров гаража, рассчитанного на четыре легковых автомобиля, вспорхнула пепельно-серая птичка, похожая внешне на воробья. Приземлившись тонкими лапками на плечо шатена, птаха тихо чирикнула и опустила клювик к коготкам.

- Мчи к Фиби, смени её. Она пускай отправляется на подстраховку к Велису. Предупреди её, чтобы они были осторожны пуще прежнего! Паршивые прокажённые однозначно вскоре собираются предпринять нечто неприемлемое для меня. Их уродливые морды и любопытные носы слишком близко и всё активней шныряют возле друзей моей награды. Возможно, они уже вынюхали прибежище Ады, но не проявляют себя, выжидая, когда я приду к ней, раскрывая себя. Однако, вероятно, у них могут быть и иные планы на неё, тогда... – мужчина глухо и зло рыкнул, облизнул губы, глубоко вдохнул и, обретя самоконтроль, безэмоционально продолжил:
- Скажи Фиби, что Ада любой ценой не должна быть схвачена прокажёнными, при этом если жизнь покинет мою награду... Повторюсь, и Морфей не убережёт вас всех от моего ужасающего гнева. Пускай напомнит Велису, что в случае смерти Ады его я убью быстро, а его сестрицу буду мучительно медленно умерщвлять не один месяц. И сама Фиби, скажи ей, чтобы не питала иллюзий, теперь она отвечает наравне со всеми. Пощады никому не будет, – твёрдым, словно алмаз, тоном закончил он и повелительным жестом махнул рукой навстречу алеющему небу.

Птичка, чирикнув, вспорхнула с плеча шатена. Он проводил её, стремительно удаляющуюся, цепким хищным взглядом и пошёл в гараж. Остановившись в его конце у стеллажа с различными инструментами, мужчина вдавил в стену кирпич, будто бы ничем не отличающийся от своих собратьев в кладке. Стеллаж беззвучно и плавно, описывая дугу, поднялся к высокому потолку, явив бывшую скрытой за ним металлическую дверь с электронным кодовым замком. Шатен набрал на панели 1581984. Тихо, но отчётливо за стальной преградой что-то лязгнуло, и дверь приглашающе отворилась. Вспыхнувшие одна за одной электрические лампы осветили каменный коридор с крутой лестницей, уходящей вглубь. Снизу послышался стон и вторившее ему сдавленное мычание. Мужчина, нарочито медленно спускаясь по лестнице, с явным удовольствием на лице вдыхал прохладный воздух с примесью терпкого аромата крови, мочи и возрастающего страха жертв. За спиной шатена лязгнули мощные затворы автоматически закрывшейся двери. Он вошёл в просторное помещение, своим убранством и наполнением визуально разделённое на три разные комнаты.
Ближняя из них, та, что граничила с лестницей, словно была украденным уголком клуба отдыха для аристократов. Вся её мебель была сделана под стиль девятнадцатого века: шкаф с книгами, диван, столик с кальяном в окружении мягких кресел, персидский ковёр на полу. А на стене в картинах застыли умиротворяющие пейзажи безмятежных рек, ленно извивающихся среди лугов, лесов, песков и горных гряд. Следующая часть помещения была будто перенесена из годов семидесятых прошлого столетия и напоминала собой номер дешёвого отеля. Там была двуспальная кровать, низкая тумбочка с телевизором, комод, ванна с пожелтевшей эмалью, раковина с мутным зеркалом и унитаз. Оставшаяся область подвала походила на камеру пыток. Каменный пол и кирпичные стены были обильно покрыты темными пятнами, газовая жаровня, дубовая плаха с вонзённым в неё топором, широкий деревянный стол со стальными зажимами для удержания конечностей пытаемого, несколько рядов полок с разнообразными орудиями истязания и двухуровневый металлический столик на колесиках, заполненный хирургическими инструментами плюс медикаментами.

- Кажется, вы мне не рады, - с усмешкой произнёс шатен. Поставив пакет с кастрюлей на деревянный стол, он с прищуром поглядел на два дрожащих обнажённых тела. – А я ведь к вам с доброй вестью. Сегодня ваши тела иль души обретут спасение от теперешних мук! - Висящие на толстых цепях и натянутые что струны физически крепкий мужчина и поджарый парень, покрытые многочисленными ожогами, гематомами и скрытыми запёкшейся кровью ранами, содрогнулись, словно их ударили током. Оба нечто заголосили, но запихнутая в их рты ткань превратила слова в нечленораздельный полувопль-полумычание. – Неужели я заблуждаюсь и зря волнуюсь, а вы, оказывается, счастливы меня лицезреть? Жаждете что-то важное сказать? Неужто отгадали, почему вы здесь и что нужно сделать для своего освобождения? – Шатен приблизился к пленным. – Я напомню, что у каждого лишь одна попытка на верный ответ, за ошибку вырву язык, и тогда... – Он облизнул губы. Вынул кляп изо рта мужчины. Брезгливо бросил прослюнявленную тряпку в сторону. – Садык, ты ведь не возражаешь, Рамиль первым озвучит свою версию? Как-никак он из-за твоего брата и тебя попал в этот скверный переплёт. Или ты против, ведь ответь он верно, то обретёт свободу, а ты как опоздавший останешься меня развлекать, пока не испустишь дух; но с другой стороны, если он ошибётся, у тебя повысится шанс. Так что, Садык, ты говоришь или слушаешь? Эгоизм или честность?

- Пускай говорит, – мужчина мрачно хмыкнул и глухо простонал.

Шатен кончиками двух пальцев, словно пинцетами, извлёк тряпку изо рта парня, откинул её прочь и, улыбнувшись, сказал:
- Слушаем тебя, Рамиль, воспользуйся возможностью, данной лукавой честью, и сбеги из ада!

- Подсказки, повтори подсказки! – фактически прохныкал юноша и бросил ненавидящий взгляд на горько усмехающегося Садыка, а затем упрашивающе уставился в благородных черт лицо своего мучителя.

- А волшебное слово? – спросил шатен. Услышал от Рамиля слёзное «Пожалуйста», повернулся и прошёл к постели. Стал раздеваться, аккуратно складывая одежду на кровать.

- Умоляю! – прокричал парень.

- С радостью повторяю, - сладко протянул шатен и присел на постель. – Почему вы здесь... подсказка: кто видел зарождающееся солнце, но света не узрел, лишь ночи тень... кто в иссушающей пустыни к колодцу без почтения отнёсся и грязью воду осквернить дерзнул... – Светло-синие глаза блеснули холодной яростью, но голос шатена остался сахарным. - Что нужно сделать... подсказка: судьба кукушонка нелегка – чтобы в родные небеса взлететь из чуждого гнезда, ему земле в дань свою невинность нужно принести, взамен же силу для полёта обрести. Не торопись, Рамиль, тщательно обдумай каждое слово. У тебя ещё есть десять минут минимум до того, как в твоём любом ответе не будет для вас двоих никакого прока, – шатен, снимая туфли, зловеще улыбнулся.

У парня началась истерика. Садык стал на него материться и орать, требуя не распускать сопли, а быть мужчиной и ответить на вопросы.

Шатен совершено обнажённым подошёл к деревянному столу. Извлёк на него всё, что было в бумажном пакете. Ловко и быстро нарезал ломтиками помидоры, кружочками лук, мелко измельчил чеснок, пошинковал петрушку, немножко укропа и поместил всё это в кастрюлю. С улыбкой взглянул на хлюпающего носом Рамиля и исходящего пеной, зло орущего на парнишку Садыка. Бросил в кухонную утварь пару листиков базилика, чуть тимьяна и гвоздики, добавил пальцами раскрошенные горошины чёрного перца. Затем властно сказал:
- Тихо, – и, поигрывая ножом, приблизился к окаменевшему Рамилю. Садык, бурно дыша, закусив губы, невольно впился полным ужаса взглядом в бликующий острый металл. – Время использовать свой шанс. – Шатен упёр кончик ножа в грудь парня прямо над его едва бьющимся сердцем. – Итак, кто видел, но не узрел... кто с поруганием отнёсся к святому?

- Дд... Дддд... Дьявол, – всхлипнул Рамиль, крепко жмурясь и дрожа, словно до кости пробираемый трескучим морозом.

Шатен вдруг громко рассмеялся.

- Допустим... – Он убрал нож от груди парня. – А что же тебе необходимо сделать, кукушонок, чтобы порхать под солнышком, а не гнить в земле?

- Что то плохое... – прошептал Рамиль и, с диким страхом на миг взглянув в бесчувственные как небо очи ухмыляющегося садиста, пролепетал:
- Убить человека.

- Возможно, так. – Шатен переместился к обливающемуся ледяным потом Садыку. – Как считаешь, мальчик ошибся? – Он прижал острие ножа к горлу мужчины.

- С дьяволом – да! – хрипло произнёс Садык.

- Скажи свой вариант, – шатен облизнул губы.

- Мы не увидели свет в ааа... – Мужчина затрясся, жадно хватая ртом воздух, будто его нечто громадное и ледяное сцапало в стальные объятия и увлекало в беспросветную бездну, где вместо кислорода боль.

- Ну же, смелей! – улыбнувшись, призвал шатен, пряча нож у себя за спиной. – Произнеси это...

- В аде, что был в девушке! В царице демонов, что подобрал на обочине мой безмозглый брат! Она нужна тебе?! Ты её ищешь? Кого я должен убить, что мне нужно сделать? Я на всё готов! Я хочу жить! Мне всё равно, кому... Я служу ей, но могу и тебе! – брызжа слюной, сиплым голосом выпалил Садык.

Шатен, смеясь, ушёл к кровати и прилёг на неё, заложив руки за голову.

- Что же мне с вами делать? – задумчиво протянул он. – Каждый из вас ответил лишь на половину моих вопросов-загадок... – Через гнетущую пленников длинную паузу шатен, сев, произнёс: - Пожалуй, сегодня буду снисходительно добрым и хотя вы не заслужили ни свободы, ни лёгкой смерти, я дам вам возможность и на то, и на другое!

- Умоляю, каждому по отдельности... – раболепствующим тоном сказал Садык и с презрением взглянул на плачущего парня.

- Что ж, это справедливо, ведь отчасти вина на вас разная, а в дань мне вы не можете одинаковую невинность принести. – Шатен вонзил хищный взгляд в парня. – Рамиль, для того чтобы жить, тебе нужно убить свет в своём сердце и душе. Ты готов зарезать того, кто к тебе ближе бога?

Парень поднял полные слёз глаза на мучителя, кивнул, перевёл делающийся решительным и жёстким взор на Садыка.

- Я выпущу тебе кишки! Ты будешь плакать от боли и смотреть на меня, мужчину! Сволочь! Ты сволочь, а я мужчина! – с яростной истерикой прокричал Рамиль.

- Ты сопляк! Тебе никогда не стать мужчиной! Человека зарезать – это не курице шею свернуть. А ты и того не можешь... За тебя украдкой мать им головы рубит, когда к вам гости приходят! Думал, о том никто не знает? Все в курсе, но над тобой не смеялись из уважения к твоему покойному отцу! Это был мужчина, а ты жалкое сопливое ничтожество! – прогорланил Садык и харкнул в лицо парню.

- Я зарежу тебя! Зарежу! Зарежу! – возопил Рамиль, изо всех сил рвясь покинуть крепко-накрепко удерживающие его цепи.

Шатен со сладостной улыбкой на губах какое-то время наслаждался гневной перепалкой и потоками ненависти с лютыми угрозами, обрушиваемыми пленниками друг на друга. А потом громко рявкнул:
- Замолчали! – В наступившей звенящей тишине он встал и вальяжной походкой приблизился к парню. - Проблема в том, Рамиль, что Садыка человеком назвать нельзя... Он скорей зверь в людской шкуре, – шатен широко улыбнулся. – Я совершено не об его жизни в качестве дани вёл речь. Тебе ведь ближе бога кто? Кого видя, ты сразу сиять начинаешь? Кто легко и всегда обращает твою грусть в смех? – Он выжидающе смотрел на сделавшегося бледней мела парня. Но тот, словно окаменев, молчал и молчал. – Разве этот свет в твоём сердце и душе не твоя маленькая племянница? – Шатен подался вперёд и, приблизив губы к уху Рамиля, жарко зашептал: - Вспорешь её маленький животик для меня? И будешь жить! Я осыплю тебя золотом, у тебя будут в любовницах десятки красавиц, и никто, кроме меня, не будет знать, за что ты такой счастливец. А откажешься – умрёшь ужасно, мучительно, страшно... такова цена за твои тяжкие грехи. Так мне послать за малышкой умелого вора? У тебя шесть секунд на принятие решения. Раз... - Шатен отстранился от затрясшегося, словно в агонии, парня.

- Я ничего плохого не делал. Я ничего плохого не делал... – запричитал Рамиль, крепко зажмурив слезящиеся глаза. – Господи...

- Заткнись! – взревел шатен. – Не смей к нему взывать!!! Ты плюнул на посланную им мне награду! Ты дерзнул осквернить плевком святой сосуд... плюнул в колодец, из которого я буду вечно утолять жажду счастья! Ты обозвал его ангела ведьмой! – Он наотмашь полоснул парня ножом по лицу. – И смеешь не каяться, а утверждать, что чист! Она как солнца луч! А ты червь, корм для славящих её в раю и на земле! – шатен зарычал диким зверем, и подвал заполнили два отчаянных безумных человеческий вопля.

Садык рвался из оков цепей с неистовым криком, не в силах отвести ополоумевший взгляд лезущих из орбит глаз от чудовищной картины: пленитель, покрываясь проворно лезущими из-под кожи по всему его телу длинными, тонкими сияющими бирюзовым светом гибкими отростками, напоминающими щупальца осьминога, стремительно орудуя ножом, извлёк из бёдер исступлённо верещащего Рамиля несколько кусков мяса. И затем маняще переливающиеся зелено-голубым свечением щупальца вонзились в истекающего кровью парня, в каждый сантиметр его трясущегося тела. Оно стало усыхать прямо на глазах. А шатен, довольно рыча, неестественно широко раскрывая рот, вгрызся в голову жертвы.

Теперь в помещении под хруст костей звучал лишь один панический вопль. Но недолго. От ужасающего зрелища Садык потерял сознание.

Шатен, посмотрев на безвольно обмякшего мужчину, недовольно фыркнул. Отступил от того немногого, что осталось от Рамиля, и останки парня с мерзким хлюпающим звуком упали на пол. Сияющие щупальца скрылись в теле шатена, положившего куски человеческого мяса в кастрюлю. Облизнув окровавленное лезвие ножа, монстр в людском обличии приблизился к пребывающему в беспамятстве Садыку. И дал ему пощёчину. Мужчина не пришёл в чувство. Шатен яростно рыкнул и неглубоко вонзил нож Садыку в ногу. Вспышка боли мгновенно вернула тому сознание.

- Вроде бы ты хвалился, что не впечатлительная леди, а суровый мужчина? – усмехнулся шатен и вернулся к деревянному столу. Бросил на него нож. Взял бутылку с вином. Повернулся к тихо стонущему пленнику. – Советую больше не прятаться от меня в темноте обморока, или участь червяка тебе будет желаться алчней, чем глоток воды умирающему среди раскалённых песков Сахары, – угрожающе, с ядовитым шипением произнёс он и добавил: - Ты же знаешь, что есть Сахара? – Шатен улыбнулся. Указательный палец на его правой руке в мгновение ока сделался длинным чёрным с голубым отливом когтём, и он вонзил его кончик в закупоривающую бутылку пробку.

- Это пустыня в Северной Африке, – еле слышно ответил Садык, уткнув взгляд в рдяно-бурую лужу, крадущуюся от останков Рамиля к его ступням.

- Верно. – Шатен бросил извлечённую из горлышка пробку в голову пленнику. – Смотри на меня! – потребовал он.

Садык, предельным усилием надломленной воли душа в себе стремящиеся к глазам слёзы, поднял подбородок от груди и взглянул на окровавленное лицо нелюдя.
- Настало время обсудить и проверить твою способность принести мне в дань за свободу твою невинность. – Шатен отпил из бутылки. Причмокнул от удовольствия. Облизал губы. – Хочешь прежде испить глоток дивного нектара, вкусней которого только кровь невинных розовощёких деток? – он, предлагающе протягивая бутылку, улыбнулся нежно и ласково, словно являлся наидобрейшим существом в мире.

- Не хочу, – Садык мотнул головой и закашлялся. Тошнотворный ком изнутри распирал ему горло.

- Брезгуешь, – шатен рассмеялся. – Не беда. Больше для маринада будет. - Он вылил вино в кастрюлю. Оставил опустевшую бутылку на столе и, скрестив руки на груди, подошёл к мужчине. – Ты что, тешишь себя иллюзорной утишающей мыслью, будто сам не чудовище? Что ты чище, светлей меня? Что у тебя есть душа, которой за раскаяние может грязные грехи простить бог и приютить в раю? А у меня, по твоему суждению наверняка бессердечного демона, нет духа, и нет мне благости и прощения от Творца, лишь жестокое пламя геенны уготовано мне? Навечно... И бог меня в него ещё загонит? – Зрачки пронзающих ледяным холодом глаз вспыхнули обжигающим красным светом.

Садык нечленораздельно завопил, дёргаясь в цепях, словно попавший в паутину жук.

- Тебе недостаточно страшно! – улыбнулся шатен. – А так... – он широко открыл рот. Имевшиеся в нём два ряда человеческих зубов мгновенно превратились в частокол пилообразных клыков, и сразу же из глубины горла чудовища стремительно выскочила и клацнула у самого лба орущего мужчины подвижная челюсть, снабжённая не менее жуткими орудиями убийства.

- Умоляю... умоляю... умоляю, не ешь меня! – Слёзы потекли по мертвенно бледному лицу Садыка.

- Другой разговор... – шатен удовлетворённо улыбнулся и вернулся к столу. Запустил руку в кастрюлю и стал бережно перемешивать её содержимое. – Так что по-твоему, есть у меня душа и как бог относится к твоей?

- Я служу твоей царице... я её раб... и душа моя её... не мне думать, что есть у тебя... пока она не прикажет... Царица рассердится, если ты убьёшь её раба, – хрипя и всхлипывая, выдавил из себя Садык.

Шатен рассмеялся. Вынул руку из кастрюли, смакуя, неторопливо облизал пальцы.

- Божественный аперитив выйдет, главное не перетушить будет, ни на минуту дольше не передержать на огне. – Светло-синие глаза лихорадочно заблестели. – В готовке, как и в жизни, нужно чётко во всём знать меру, если стремишься получать удовольствие и быть счастливым больше, чем страдать и тяготиться болью и горем. А ты, Садык, лишний ингредиент для моего сладостного десерта. – Шатен с мечтательным выражением на перепачканном кровью лице провёл кончиком языка по губам. – Твоя служба не пошла бы впрок моей мечте, моей награде, моей единственной звезде во вселенной, только моей царице! Таких, как ты, никчёмных червей-рабов миллиарды на планете, и все вы скопом не стоите и одного из тех слуг, что я преподнесу Повелительнице мира в дар! – Он с улыбкой приблизился к окаменевшему мужчине. – Ты, Казбек, Зара, прочие... даже вспомнив о вас, она больше пожалеет об упавшем с её прекрасной головки волоске! Но я оценил твою смекалку: ловко избежал ответа о душе, и хорошая попытка была вырваться из оков, ненавязчиво припугнув меня гневом пленительницы моего разума. – Шатен игриво щёлкнул Садыка по кончику носа. – За это, я клянусь именем царицы моей жизни, я больше не пролью ни капли твоей крови, не убью тебя и никому не велю сделать подобное! – Коварная ухмылка мелькнула на устах нелюдя. – Однако ты не получишь свободы без принесения мне в дань своей невинности. Что хранишь ты в душе святого и неприкосновенного и для помысла о поругании чем-то куда более мерзким, нежели скверное слово и грязный плевок?

Мужчина покачал головой и обречённо, с опустошённым взглядом прошептал:
- Ничего.

- Вот те раз... А заявлял совсем недавно, будто на всё готов! – Посмеиваясь, шатен похлопал по щеке Садыка. Подошёл к ванне, включил горячую воду. Переместился к металлическому столику, извлёк из упаковки одноразовый двухкубовый шприц, взял из картонной коробки с изображением пушистых облаков ампулу, заполненную янтарной жидкостью. Вонзил испытующий взгляд в мужчину. - А как же твоя любовь к почившей матушке? Насколько мне известно, ты же каждую неделю ей на могилку свежие цветочки возлагаешь, – он белозубо улыбнулся, созерцая посеревшее, исказившееся диким ужасом лицо Садыка. Вскрыл ампулу и, набирая в шприц медового цвета снадобье, вкрадчивым голосом продолжил: - Получишь свободу и более... знатное богатство и власть за сущий пустяк... – Шатен приблизился к мужчине. Что тисками схватил того рукой за подбородок. - Вкусишь праха матери, самолично разорив её могилу и сперва помочившись на останки. Договорились? – В центре глаз нелюдя запылал жаждущий пищи огонь.

Страх разорвал разум Садыка на тысячи кусочков, и, заплакав навзрыд, мужчина промычал:
- Дааа...

- Молодец, - шатен громко рассмеялся, - всё равно мёртвые сраму не имут! Может быть, ты и разочаровал маму и бога и они тебя никогда не простят за то, что ты изгадил весь свет, бывший в тебе от рождения, но мои ожидания ты полностью оправдал. – Он отпустил подбородок Садыка. – И вот тебе заслуженная награда... Открой рот. Не бойся, я же поклялся не пролить ни капли твоей крови и не принести тебе смерть, а слово своё я всегда держу и лишь вбрызну тебе чудесное лекарство. От которого сразу исчезнет боль и ты уснёшь, а пробудившись, обретёшь свободу от меня, – шатен обаятельно улыбнулся.

Садык, дрожа и с обильно текущими из глаз слезами, неуверенно приоткрыл рот.

- Шире, пожалуйста, – попросил мучитель. Мужчина повиновался с отпечатком шока и изумления на лице. Шатен с полуулыбкой вылил содержимое шприца на язык Садыка. – Вот и всё, к рассвету ты будешь волен телом от стальных оков. Душой же ты навечно Дьяволу принадлежишь; хотя о прощении Бога и скуке рая мечтать у нас в аду не возбраняется, не забывай, что иногда чудеса таки случаются, и грешник в жаре преисподней тогда по воле отче словно во влюблённых в весну солнечных лучах купается. Я это точно знаю! – он подмигнул мужчине. Взор того был уже туманный, а глаза периодически закатывались. – И на прощание я тебе хочу сказать две вещи. Прах твоей мамы тебе вкушать не придётся, я не настолько извращённое чудовище, каким представляюсь своим жертвам. И второе... Рамиль настоящий мужчина, не ты! – Шатен, засмеявшись, направился к ванне. Бросил на ходу шприц на металлический столик. Садык всхлипнул, вздрогнул, попытался что-то сказать, но его голова безвольно упала на грудь. – Наслаждайся в последний раз раем во сне, глупый червяк, набирайся сил для чернейшей, бесконечной жгучей зависти к участи отважного кукушонка, освободившего свою душу от ада. – Нелюдь повернул кран, прекращая бег горячей воды, и погрузился в наполненную до краёв ванну. С истомой вздохнул. – В аду от жизни и смерти получают радость и счастье только сильные, а слабые гниют, бегут или страдают... – Шатен закрыл глаза. Его губы растянулись в блаженной улыбке. – Крайне любопытно, что ты выберешь, червячок Эрус?

Тщательно смыв с себя кровавые следы, он вытерся досуха взятым из комода полотенцем, подушился извлечённым оттуда же дорогим французским одеколоном, облачился в прежнюю одежду и, взяв кастрюлю, покинул подвал. Выходя из гаража, лукаво улыбнулся и направился к дому. У самого порога он услышал то, что ожидал:
- Дориан! Ты смерти моей хочешь? – одновременно с тревогой и облегчением прозвучал женский голос за его спиной.

Обернувшись, шатен изобразил на лице неподдельное изумление, с озорным блеском в глазах глядя на быстро приближающуюся к нему от ворот Анжелу. Женщина едва заметно дрожала.

- Если это так, пусть меня немедля поразит молния! - Он одной рукой обвил талию блондинки, притянул к себе и жадно впился в её губы страстным поцелуем.

- Не говори так, - крепко прижимаясь к мужчине, прошептала Анжела, прерывисто дыша после головокружительного поцелуя. - Мне не нужна жизнь без тебя, лучше я умру... Умру, зная, что ты жив! Что ты будешь жить ещё долго. Очень долго! - замолчав, она вздрогнула и спрятала лицо на груди любимого. - Я так испугалась... Проснувшись, увидела машину под окнами. Побежала обнять тебя. И поругать, что, приехав, не разбудил меня. Не дал почувствовать твоё тепло, касания, поцелуи… А двери нараспашку!.. И тебя нигде в доме нет. Я подумала, они нашли нас и уже схватили тебя! - женщина всхлипнула. - Меня же бросили, как вонючий мусор.

- И ты почти голая бросилась меня искать! - Запустив руку под короткий шёлковый халат, усмехнулся шатен и сжал ягодицу охваченной волнением и возбуждением Анжелы. - А я ведь строго запрещал тебе покидать дом! А ты ещё и вышла со двора... Не так ли? - он прищурился.

Женщину словно парализовало, и только порхающие вверх и вниз ресницы да бешено бьющееся сердце в груди не поддались в ней оцепенению. - Я предупреждал, что за ослушание сурово наказываю даже тех, кого люблю! Не так ли? - В светло-синих глазах Дориана засиял хищный азарт.

- Да... - еле выдавила из себя женщина, не в силах оторвать взгляд от ледяных зеркал его таинственной души, пугающей и манящей, как пламя в ночи – мотылька - Но я всего лишь испугалась за тебя…

- Никаких «но»! - фактически рыкнул мужчина и, перекинув оторопевшую Анжелу через плечо, вошёл в дом.

- Дориан, пожалуйста! Я больше не буду! Я никогда тебя не ослушаюсь! Пожалуйста, не бей меня! – сквозь слезы запричитала женщина.

- Я сильно не уверен, что никогда больше не будешь... - рассмеялся он и довольно сильно шлёпнул Анжелу по аппетитной попе.

Блондинка вскрикнула и прикусила губы. Она решила молча вытерпеть побои. По горькому опыту Анжела знала, что если просьбы не помогли, то не стоит ещё больше злить мужчину. Ведь в противном случае одними синяками не отделаешься.

Дориан вошёл на кухню, поставил кастрюлю на плиту и включил под ней малый огонь. Затем, подойдя к столу, усадил на его край Анжелу, резким движением сорвал с неё халат и, спустив брюки, рыкнул. Раздвинул ошарашенно смотрящей на него женщине ноги и жадно припал губами к затвердевшим вершинам её груди.

Запустив пальцы в шевелюру пылающего дикой страстью мужчины, блондинка простонала:
- Я ещё с соседом говорила, не видел ли он тебя...

- Рассчитываешь признанием облегчить наказание? - с ухмылкой произнёс Дориан, прижав ладонь к щеке женщины и нежно большим пальцем поглаживая уже пожелтевший синяк, к которому он имел косвенное отношение.

- Нет. Я заслужила самое строгое! - с томным взглядом влажных глаз ответила Анжела и наклонилась к горячим губам мужчины, ради которого – теперь она была абсолютно уверена – готова пойти совершенно на что угодно.

- И ты его получишь! - Дориан напористым движением вошёл в женщину. Она вскрикнула, сбивчиво дыша у его рта. - И даже больше... Я дарую тебе то, ради чего падают ангелы с небес. Ты получишь свободу от любви, подчиняющейся воле бога, и сама будешь властна над ней! - Он покрыл губы сейчас слепой и глухой от вожделения Анжелы обжигающим поцелуем, крепко сжимая её бедра руками…