В полдень солнце палило, и очертания гор струились в его лучах. Неглубокая речка прокладывала свой путь среди травы и холмов, иногда пропадая из виду, иногда разделяясь под ударом острого выступа, упорно неся свои воды дальше в саванну, где напитает своими водами растения и животных, и станет обычным потоком — мутным и грязным, исчезающим в сезон засухи и вновь оживающим с приходом дождей. Но здесь, недалеко от подножья гор, она была по-прежнему еще чистой и прозрачной, и на дне можно было увидеть каждый камень. Лишь редкие стада зебр приходили сюда в межсезонье, а сейчас мигрировали дальше, вслед за сезоном дождей, тут уже почти закончившемуся. И еще здесь пролегала граница владений прайда двух львов, на чьи метки Эмека уже давно внимания не обращал.
— Почему мне кажется, — сказал он, когда они спустились к водопою, — будто я уже очень давно тебя знаю?
— Потому что ты мне нравишься, — ответила она, — и мне ничего больше не надо. А ещё потому, что мы понимаем друг друга.
— Я хотел сказать…
Эмека не успел договорить, как его прервали. Лев встал на скале, возвышавшейся у самого берега реки, и с интересом всмотрелся в лицо Эмеки. При этом он специально выдал себя присутствующим, как бы неосторожно сбросив камень со скалы. Львица подняла глаза, но не двинулась с места. Немного постояв и сообразив, что парочка к нему навстречу не пойдет, лев, наконец, решил спуститься лично. Он на мгновение исчез из виду, но уже через мгновения показался из-за холма внизу.
— Не бойся, — подмигнула Субира. – Это мой брат Нео.
Львы долго присматривались друг к другу, потом брат облегченно сказал:
— Так вот он каков, твой ухажер, сестрица? Что ж, недурен.
— Спасибо, — ответил Эмека. – И тебе того же.
— Это не комплимент, — ответил Нео. – Я уже давно за вами наблюдаю.
— Что?! – в Эмеке начала закипать злость. – Ты следил за нами?
— Ну не совсем. Но папа уже давно потерял бы свой прайд, а мы – жизнь, не приглядывай за окрестностями.
— И как он это делает? – сыронизировал Эмека. – Болтая с львицами?
— Каждому свое, — ответил Нео. – Но ты так и не сказал своего имени мне. А ведь Субира наверняка уже давно выдала тебе мое. Нехорошо.
— Эмека.
— Нео.
— Отлично. – Тот пригладил языком свою шерсть. – И какие у тебя планы на будущее? Забрать Субиру и уйти?
— А если и так, кто будет против?
Нео огляделся, потом подошел вплотную к Эмеке и сказал, посмотрев в сторону Субиры:
— Сестрица, мы прогуляемся наедине, ладно?
— Ты не сделаешь ему больно? – обеспокоилась та. – Прости его, если мы чего нарушили.
— Спасибо, Субира, но я могу за себя постоять, — вмешался Эмека. — И зачем мне вообще с тобою гулять? – добавил он её брату. – Ты не дама.
— А иногда так хочется ею побыть, — саркастически ответил Нео. – Боишься?
— Ни капельки. Я с тобой быстро справлюсь, коли что, — возразил тот.
— Тогда пошли. Обещаю вернуть его тебе в целости, сестрица.
— Ладно. Субира, я скоро.
Они вдвоем пошли вдоль реки, сначала молча, а когда дошли до большого развалившегося дерева, Нео сказал:
— Знаешь, ты только не обижайся, но я тебе вот что скажу. Будь ты обыкновенным львом, то уже давно бы познакомился с нашими когтями. Но вы все же особенные. Дядя говаривал, что иногда в роду такие появляются.
— Это чем же?
— Преданностью друг другу, — ответил Нео. – Ведь как обычно? Захватил львиц и пользуйся всеми, пока сил хватит отстоять. Так живет большинство. Но у подобных тебе иначе. Слишком сильна зависимость на одной львице, слишком много всего необычного. Вот как мой папа. Он просто помешан на маме. Жизни без неё не представляет. Драться будет насмерть, пока не убьёт или его не убьют. Так просто не отступится. Потому и уживается с дядей мирно. У того все остальные львицы.
— Разве так бывает? — Удивился Эмека.
— В жизни еще и не так бывает, говаривал мой дядя, — сказал задумчиво Нео. – В общем, видно, что ты привязался к сестре, специально для неё сюда ходишь. Вот папа и решил, что ты особенный, а потому предупредить тебя послал. Вдобавок ко всему, вас объединяет один цвет, он же ваше проклятие.
— Я могу охотиться и прокормить нас, — резко заявил Эмека. – То, что днем меня хорошо может быть видно, не помеха. Я уже добывал зебр тут. И когда они вернутся к водопою…
— Они не вернутся, — грустно ответил Нео. – Они ушли в новые земли, где уже нет львов.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не знаешь, но исчезли наши соседи. Даже старики, что жили далеко на Озере. Вплоть до самого берега никого не осталось. От бродячих гиен дошли слухи, что двулапые объявили охоту на нас. Вот почему твой цвет – проклятие. Дело совсем не в охоте. Ты можешь затаиться в засаде. Но уйти от двулапых при встрече с ними – вряд ли.
— Кто это такие? – обеспокоенно спросил Эмека. – Обезьяны, что ли?
Он краем уха слышал про двулапых, старые львицы в его прежнем прайде сказывали, что они мало чем отличаются от бабуинов или макак, только ходят на двух лапах и размером больше, только и всего.
— Если встретить только одного или двух, — вздохнул Нео, — то они не страшны – даже я смог бы их убить. Но когда они приходят стаей наподобие гиен, то справиться с ними не могут даже слоны. Мой дядя лично видел, как они убивали одного из них. Их появление в округе очень опасно. Папа решил уйти. Он бы давно это сделал, если бы не ты с Субирой, да мой Исход.
— А тебя уже выгнали, да?
— Никто меня не выгонял, — ответил Нео. – Мама с папой благословили и отправили за пределы прайда. Не расспрашивай, я же говорил, что мои папа с мамой не такие как все.
— И что ты намерен делать дальше? – спросил Эмека.
— Пойду на прежнюю стоянку соседей, переживу опасность там. Еды сейчас много, соперников нет.
— Так пойдем втроем, — предложил Эмека. – Выживем как-нибудь.
— Нет. Каждый из нас пойдет своим путем. Я не хочу ни с кем делить своих львиц. Так что я тебя предупредил. Папа скоро уведет прайд, в котором тебе места нет. А ты, если тебе нравится моя сестра, не сманивай её из семьи. Отец с дядей смогут её как-то уберечь, если что, но вы вдвоем… одни. Нет, с тобой она обязательно попадет к двулапым и не выживет. Лучше сам побеспокойся о себе. Ну. Прощай, что ли. Вряд ли мы сможем когда еще поболтать так.
— Прощай, Нео.
С этими словами Эмека развернулся и медленно побрел обратно. Внутри бушевало пламя, раскалывая нутро на две половинки. Но когда он снова увидел её задумчивую фигуру, ловящую нечто в собственном отражении, свесившись прямо у кромки воды, решение было почти принято. Только хотелось побыть с ней еще немного, по любому поводу.
Она отпрянула от воды и с любопытством поглядела на него:
— Ну что, поболтал с моим братиком?
— Да, — ответил Эмека, подходя ближе. – Он оказался вполне дружелюбным. Вы так сильно заботитесь друг о друге, даже повзрослев.
— Это семейное, — ответила Субира, встав и отряхнув с яркой своей шерсти остатки сухой грязи. – Нас папа приучил. Жаль, другие в прайде так не считают. Впрочем, я уже привыкла быть не такой как все. А ты?
Эмека смутился и не сразу нашелся, что ответить. Потом все же сказал:
— Нео сказал, что ты не можешь охотиться из-за цвета шерсти.
— Он прав. И я тебе говорила.
— А я в это не верю. Пойдем, покажу тебе, как у меня получается.
— Хочешь похвастаться? — Субира игриво сверкнула глазами. – Но на кого?
— Утром я видел небольшое семейство бубалов тут неподалеку. Но нам придется покинуть владения твоего папы. Не боишься?
— Я уже отвечала на такой вопрос.
Нео был прав, еды становилось в округе больше. Газели, зебры, бубалы – все они большими толпами мигрировали по саванне. Вот и теперь, стоило удалиться подальше, как им быстро повстречалось искомое сразу за холмом, в овраге, где речка становилась уже, но не менее глубокой. Роли распределили быстро: Эмека стал ведущим, Субира должна была быть на подхвате. Но охота пошла не так, как того хотелось горе-охотникам, с самого начала. Лев решил сразу перепрыгнуть овраг, и это оказалось неверным: несколько самок подняли тревогу. Теперь почти все животные смотрели в сторону, где затаился чертыхающийся про себя Эмека. Им было достаточно малейшего движения задетых веток.
Тот прополз на брюхе несколько шагов и замер. Прислушался. Вокруг было тихо. Тогда он прополз еще немного. Вот тут все окончательно сорвалось. Поняв, что приближается лев, бубалы как по команде бросились наутек. Оказавшиеся на их пути кусты хоть и заставили притормозить разбег, но все равно не давали шанса далекому Эмеке на удачный прыжок. А совсем скоро открывалась равнина, где догнать кого-либо почти невозможно.
Видя такое, Субира решила помочь. Растущие у самой воды кусты надёжно скрывали малоопытную белую львицу, но пробираться через них оказалось весьма тяжело. Торчащие из земли корни, казалось, сами хватают за лапы, ветки цепляются за шерсть и норовят хлестнуть по глазам. Пару раз львица спотыкалась и наступала в грязь или мелкие лужи, что сопровождалось предательским плеском. Надо было перебираться на тот берег. Субира, набравшись смелости, вошла в обжигающую холодом воду.
Бубалы стремились к открытой равнине, подальше от воды. Эмека решился на отчаянный забег, чтобы направить стадо все же вдоль оврага. Здесь было больше преград, не дававших разогнаться, а значит, шансы поймать добычу резко увеличивались. Какой-то молодой самец с разгону влетел в куст и застрял там. Когда повернувший в сторону лёгкой добычи Эмека был уже готов вонзить свои зубы в молодую и свежую плоть, бубалу всё-таки удалось вырваться из переплетения упругих веток. Но эта заминка дала шанс поравняться с шустрой добычей.
Мутноватая вода едва слышно плескалась под лапами Субиры. Берег оказался довольно крутым, и уже через несколько шагов вода доставала до живота. Предательски чавкнула грязь под лапами. Львица застыла на мгновение, прислушавшись к тому, что происходит на берегу. Но это уже не имело значения: и без того напуганные бубалы убегали вдоль берега, с каждым прыжком удалялись от охотницы, петляя среди кустов. Кое-кто и вовсе проламывался сквозь камыши.
Отряхнувшись, Субира вышла на противоположный берег и огляделась. Она до последнего момента не замечала подкрадывавшегося льва, высматривая, куда ушли все и не остался ли кто еще. Тем неожиданней оказался сильный толчок в спину бросившего охоту и смеющегося в лицо Эмеки:
— Попалась!
— Хватит, пусти.
— Мне почти удалось одного задрать, — начал хвастаться лев, — но тут я увидел нечто лучшее.
Львица недовольно встала и быстро отряхнулась. Потом посмотрела на Эмеку и сказала:
— Так вот ты на кого охотился. На меня?!
Эмека подошел вплотную и почти прошептал:
— Ты моя самая ценная жертва, Субира.
Та немного отстранилась, опустив глаза.
— Нео тебе говорил, что мы должны расстаться, правда?
— Да, — после короткого молчания ответил Эмека.
Субира встала, подошла и страстно шепнула в ухо, пылающим взглядом приковывая к себе ответный взор:
— Забери меня с собой. Забери!
Какое-то время они сидели неподвижно, глядя друг другу в глаза. Потом Субира тяжело вздохнула и, приняв неизбежное, сказала:
— Проводи меня домой, пожалуйста.
Больше они не увидятся, Эмека знал это. Холодная половинка победила: теперь он становился таким, как и все.

Глава 4

Жизнь в одиночку теперь не казалась чем-то обременительным. Вот уже новолуние прошло с тех пор, как он расстался с Субирой, но, в общем-то, ничего не изменилось. Как и говорил Нео, едва его сестра вернулась в свой прайд, тот тут же покинул эти земли в неизвестном направлении. Оставив Эмеке все: и обширную равнину для охоты, и всех антилоп, что сюда иногда забредали. И ни одного другого льва вокруг. Грех было бы таким шансом не воспользоваться…
Но сердце сильно болело и ныло в груди.
Он нашел их старую лежанку, что была спрятана в сплетении могучих корней двух пальм, балансировавших на краю обрыва подмытого очень давно водами неизвестной реки, ушедшей, но оставившей после себя надежные дома для таких скитальцев, как Эмека. Он лишь немного углубил её, расширив себе спальню, и стал наслаждаться жизнью в жаркое время, лишь по ночам выходя на пропитание да утром на обязательную прогулку. Чтобы в тонусе себя держать.
Охота доставляла ему большое удовольствие. Он никогда бы не познал в прайде это состояние, ибо там этим заняты львицы. А тут… Он обожал это делать ночью у дальнего водопоя, куда ранее ему ход был воспрещен. И не зря: тех, кого он не видел на прежнем месте, куда приходил ранее с Субирой, здесь нашел в изобилии. Высокая трава помогала скрыть свое приближение. Когда антилопы заходили в его землю, а так он именовал свой дом про себя, то всенепременно шли туда. Ведомые жаждой, они опускают голову и вволю наслаждаются прохладой живительной влаги. Но страх заставляет время от времени всех по очереди оторваться и напрячь чувства в поисках шума в траве: увидеть хищника ночью им суждено лишь за мгновение до конца. Поток сторгует не только жизнь – иным он продаст смерть.
А главное – надо было доказать самому себе, что цвет шерсти – еще не приговор.
И вот, усвоив правила игры, Эмека, пригнувшись, медленно и неторопливо крался к водопою, мягко ступая по траве, бесшумно раздвигая ее. Мускулы были пружинами, готовыми распрямиться в любой миг. Осмотрев стоявшее перед собой стадо, глаза сфокусировались на молодой антилопе, позабывшей про осторожность и жадно приникшей к воде. Подход, последний прицел и…
Животные кинулись прочь от реки, будто взрыв разбросал их по разные стороны в поисках безопасного места. Белая молния пронеслась среди бегущих тел и ударила в одно из них. Антилопа почувствовала, как некая сила рванула и подбросила в воздух. Еще не коснувшись земли, она уже ощутила холод зубов на горле; попыталась вдохнуть, но не сумела, и, уже чувствуя вязкую влагу, текущую по шее, стала биться, тщетно пытаясь сбросить с себя убийцу. Понемногу рывки ослабли; копыта беспомощно царапали землю, словно стремясь найти потерянную опору. Глаза потеряли выражение и остекленели.
Эмека чувствовал, как жизнь уходила из тела добычи; и эйфория вкусной победы захватывала все его существо до самого кончика хвоста, кровь жертвы становилась сладчайшим эликсиром, омывавшим клыки. Каждая успешная охота приносила ему не только силы, но и бесценный опыт, уча избегать ошибок и убивать жертву с первого раза. Еды потом обычно хватало на пару дней, так что ходить на охоту можно было бы через ночь.
Но самое большое наслаждение он получал в прыжке, когда пару мгновений летел, подобно какой птице, до своей цели. А потому ходил на водопой почти каждый поздний вечер. Возвращаясь же домой с охоты, он всегда в самом конце, прежде чем окончательно забраться в свое жилище, старался посмотреть на луну. Как же чудесно было лежать в ночи папоротников, трав, в ночи негромких сонных голосов, коими роилась саванна, и все они шелестят, и сплетаются, и из них соткана тьма…
А сердце ныло прежней болью.
После утренней трапезы остатками ночной охоты удачливый охотник ложился в траву и предавался наслаждению жизнью: под ним шептались травы. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Эмека шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи мух и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. И в каждом ухе радующегося льва стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди.
Затем медленно, словно не хотя расставаться с утренней негой, он переворачивался и, потягиваясь, покидал лежанку в траве, где еще какое-то время назад, точно так же, наверное, смотрела на небо Субира. И ведь странное дело: никогда ранее он так не делал. А после встречи с ней, его образ жизни коренным образом переменился. И даже после расставания с ней, Эмке не перестал по утрам смотреть на небо, а по вечерам – на луну.
И в один миг он как-то вспомнил, что Субира спрашивала его про счастье. А может это оно и есть – львиное счастье?
Но сердце сжалось в ответ: нет, это явно не оно.
В то утро, выходя на прогулку, Эмека наткнулся на паутину. Невидимая нить коснулась его лба и неслышно лопнула.
И от этого пустячного случая он насторожился: день будет не такой, как все. Не такой еще и потому, что бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть. А в другие дни можно услышать каждый гром и шорох вселенной. Бывают же и такие, когда есть все сразу. Вот и сегодня – пахнет так, будто в одну ночь там, за холмами, невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает. В воздухе пахнет дождем, но на небе – ни облачка. Предчувствия порою принимали такие причудливые формы…
Вечером Эмека с удивлением обнаружил, что антилопы не пришли на водопой. Это было более чем странно, так как накануне он явственно слышал их гомон. Видимо, что-то спугнуло их, и они не пошли сюда. Или кто-то. В неспокойном ожидании, Эмека вернулся домой и уснул.
А утром он увидел их.
Молодой лев слышал про двулапых, но никогда еще раньше так близко их не видел. Степенно восседающие на бесполосых зебрах, цвета влажной земли или навоза слонов, они двигались в сторону его укрытия. Рядом с ними он увидел нескольку существ, похожих отдаленно на гиен, но явственно другой породы. Невысокие, рыжие с туго закрученным хвостом, они нюхали землю и издавали какие-то звуки, напоминающие внутриутробное урчание львицы. Эмека еще ни разу в жизни не видел молчаливых друзей гетулов, собак – басенджи, что сейчас красовались перед ним, но, решив не искушать судьбу, стал уходить подальше. Он потом много раз старался припомнить, что же выдало его. И всегда приходил к неутешительному выводу, что цвет шерсти, слишком заметный в желто-зеленой саванне днем. Но сейчас, сделав пару шагов, он словно почувствовал пристальный взгляд на своей небольшой гриве и обернулся. Один из двулапых глядел прямо на него. Вытянув свою свободную конечность в сторону Эмеки, он что-то гортанно прокричал. И разом все его спутники повернули, начав окружать попавшего в западню белого льва.
— Ох, Нео, — пробормотал Эмека самому себе: ведь привыкнув говорить, он не мог отказаться от привычки, а единственным собеседником был теперь он сам. – Вот и накаркал ты, пришли эти двулапые сюда. Осталось только одно – бежать…
И он рванул в свой отчаянный галоп прочь от реки.
Теперь он – хищник – поменялся местами с жертвой, прочувствовав все стороны жестокой жизни.
Погоня затянулась. Опытный лев сбежал бы на другую сторону. Но Эмека выбрал другое направление и теперь часто был вынужден останавливаться и делать передышку, из-за чего почти тут же настигался преследователями. Неудачный выдался денек. Ему было жарко и хотелось пить. Но, как назло, вокруг было ни капельки воды, лишь сплошной поток пожухлой травы, в которой его фигура оставалась слишком заметной, а потому, собравшись всеми силами, продолжал бежать вперед. Тем более что преследователи, похоже, никак не уставали и каждый раз, сделай Эмека остановку, приближались к нему.
Наконец, он добежал до небольшого ручья:
— Ну, старик, куда… куда же бежать? – тяжело дыша, спросил сам себя Эмека, оглядывая пространство вокруг.
И тут он рассмотрел неподалеку скалу:
— Вон туда! – последовал самому себе приказ, и лапы понесли изможденного льва к спасительной прохладе и укрытию. Взобравшись, он спрятался в одной из небольших пещер и стал наблюдать. Гости не заставили себя долго ждать. Двулапые, добежав до ручья, остановились, а их спутники стали вновь усиленно разглядывать землю.
— Они потеряли мои следы! – Эмека радовался как ребенок, едва не закричав во все горло. — Надо было сразу пройти по воде!
Однако тут двулапые перешли на другой берег и продолжили поиски следов.
— Гиены! Надо уходить, пока сюда не добрались…, – пробормотал Эмека. — Да, надо, только по воде… Но где тут её взять?!
Почти в отчаянии, осознавая, что сейчас он в ловушке, выход из которой ведет прямо в лапы этих бабуинов-переростков со странными палками, по виду очень похожими на ветки бамбука, он заметался по укрытию. И тут послышался урчащий глас, а затем и радостный вопль кого-то, возвещавший, что утраченный след найден. Группа двулапых стала окружать скалу.
— Так. Ну что ж, есть только один шанс. Только один…
Эмека не стал ждать, а выскочил из пещеры и бросился наперерез двулапым, не ожидавшим такого поворота событий. Все они разом повернули за ним и с гиканьем стали преследовать.
Если бы Эмека знал о другой группе охотников, затаившейся сейчас в засаде, и то, что его преследователи сейчас слабо вооружены, то может быть решился на другое. Но пока он старался убежать дальше к ручью, петляя, сворачивая в сторону от погони. Сердце билось изо всех сил за бесперебойное кровоснабжение лап и мозга, и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Кровь стучала в висках, уши припали к голове. В какой-то момент показалось, что Эмеке все же удалось уйти от преследователей. Но тут, словно из-под земли, перед ним выросла парочка двулапых на зебрах и перегородила дорогу. Эмека остановился.
— Будь метким! – сказал старший охотник своему ученику, передавая заряженное стрелой с парализующим ядом духовое ружье. – У тебя есть только один шанс, не более.
— Не промахнусь, – самоуверенно ответил тот.
Ученик привстал в седле и подался немного вперед, приставив трубку одним концом к своим устам и направив второй конец на жертву.
В этот момент Эмека понял, что ему не уйти. Но сдаваться просто так молодой лев не собирался. Теперь он не видел ничего вокруг кроме этого двулапого с палкой. И возненавидел больше всего. Собравшись с последними силами, Эмека развернулся и широкими прыжками начал свой последний разбег.
Первая стрела с едва различимым свистом покинула свое укрытие в стремительном и коротком полете к цели. Лев не видел её, но почувствовал укол и обжигающую боль в правом предплечье. Но не сбавил темп и с яростью приближался к оцепеневшим от ужаса двулапым. Ученик второпях от ужаса надвигавшегося хищника пытался засунуть еще одну стрелу в ружье. Второй выстрел. И эта стрела нашла свою мишень. Но лев все равно приближался. Вот он, враг, еще немного, и Эмека дотянется до него своими лапами и разорвет голую темную кожу на части, перебьет все кости, какие сможет достать и уничтожит эту палку. Прыжок!
Он даже не почувствовал как когтями провел по голове незадачливого охотника. Лишь краем глаз увидел, как тот, окровавленный, падает вниз, а палка, столь ненавистная, отлетает в сторону. Он приземлился, и тут что-то случилось: лапы перестали слушаться, Эмека больше не мог ими управлять. Застыв на мгновение в позе приземления, он медленно повалился на бок.
Наконец-то они поймали хорошего льва. За такого дадут немало монет. Того заприметили еще вчера, выследили и решили организовать засады в двух местах, куда лев, скорее всего, побежал бы. Так оно и случилось. Жертва оправдала все возможные надежды преследователей, поведя себя, как и надо было. А теперь наступил закономерный финал. Радостные басенджи, виляя своими тугими хвостиками, горделиво обнюхивали жертву и о чем-то взволнованно переговаривались друг с другом при помощи внутриутробных звуков.
— Молодцы, Северный Ветер и Антилопа! — Старший охотник слез с коня, приласкал собак и осторожно подошел к хрипевшему льву, затем, на всякий случай, всадил в его грудь еще один дротик с парализующим ядом: — Идите к хозяину, он вас вкусно наградит!
Белый лев дернулся и притих. Только оскал да застывшие в параличе глаза украшали его лицо. Он не слышал их, а если бы и смог расслышать, то едва ли бы понял, о чем говорили охотники между собой.
— Вот и поохотились. Сильная душа у него, нельзя было так с ним поступать. Его сородичи могут мстить нам, – сказал почтительно один из них.
— Не навлеки своим языком беды! – огрызнулся старший.
— Твой ученик мертв. Лев убил его! Это очень плохой знак.
— Убил? – старший задумчиво повернулся к одиноко стоящей лошади, возле которой лежало тело обучавшегося у мастера охоты юнца. Из середины головы еще сочилась кровь.
— Да, — с почтительным страхом сказали иные охотники, опасавшиеся и близко подойти к Эмеке, — когти сняли с него скальп. Да и падая на землю, он шею свернул себе…
— Возвращаемся в деревню. Старейшины будут очень довольны. А этого вяжите к моей лошади…
И скоро процессия двинулась в обратный путь, таща на веревках уже не сопротивлявшуюся добычу.
Он лежал на странном полу, дырявом, куда забился мелкий песок, и, открыв глаза, зажмурился от хлынувшего потока яркого потока света. Какое-то время Эмека привыкал вновь видеть, а уж затем попытался сообразить, где ж это он. Перед тем, как очнуться, последнее, что запомнилось, было уколом, полученным после прыжка на одного из двулапых существ. Затем лапы перестали слушаться, дыхание перехватило, агонизирующий Эмека свалился на землю и, в итоге, провалился в пустоту, больше ничего не чувствуя. Сейчас он постепенно приходил в себя, обнаружив себя в странной пещере. Толстые прутья окружали его. И слышал шум, странный, будто вокруг были другие кричавшие львы и львицы, только громче и пронзительнее, чем обычно, и ощущал тряску и постоянную вибрацию, словно вот-вот будет несильное землетрясение. Эмека робко осмотрелся. И увидел, что перед ним медленно бредёт пара зебр, втягивая пол его пещеры вместе с ним самим на поляну, где были другие такие же странные пещеры, а их жильцов выгоняли оттуда двуногие и, отхлёстывая лианами, гнали куда-то в нору…
Охотник сделал знак, и повозка остановилась. В лагере появился египтянин с дюжиной своих охранников из племени, очень не любимого среди местных. Он сразу же отправился к старейшине деревни:
— Погрузите добычу в клетки и доставьте к реке. Там мои люди заберут её дальше.
— А где наша награда? – спросил старейшина.
Египтянин протянул ему дюжину монет:
— На это вы сможете обменять на рынке столько коров, сколько уведете с собой.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул старейшина. – Наш союз по-прежнему в силе. Наши охотники сейчас же перетащат львов в клетки, а утром на рассвете мы тронемся в путь.
— Только клетки накроете вот этим, — сказал египтянин и протянул большие куски материи, которой даже местные старейшины с роду не держали в руках. Потрогав её на ощупь, один из них поцокал языком, а вслух сказал:
— Красивая на палец, но жаль – бесполезная совсем.
И потеряли к ткани всякий интерес.