Я долго не могла понять, что это?
Почему все вокруг погрузилось в туман, из которого выплывают к тебе знакомые, но какие-то размытые образы, ты слышишь их голоса и улыбаешься в ответ, но не можешь вникнуть в смысл, ни одного произнесенного ими слова, и не помнишь, о чем столько часов подряд говорила с очередным видением. И вдруг понимаешь, они все чужды и непонятны тебе.
Почему вдруг организм перестал принимать какие-либо вещества кроме кофе и сигаретного дыма, которых все время мало? У пачки сигарет два информационных посыла. Один из них гласит: «Курение может вызвать бесплодие», другой: «Курение убивает». Ты задумываешься об этом, и понимаешь, что если, в конечном счете, бесплодие так и не будет вызвано, пусть курение тебя лучше убьет. Потому что бессмысленность и абсурдность всего происходящего только усугубляется в присутствии детей.
Почему беспорядок внутри тебя самой все время проецируется на окружающее тебя пространство, и в твоем доме начинают расти сумбурные тряпично-бумажные Гималаи, и нет возможности остановить эти стихийные изменения ландшафта, как нет возможности свернуть горы, настоящие.
Почему сердце, которое всегда ощущалось как маленький метроном внутри тебя, задающий своими колебаниями темп всему, что происходит вокруг, теперь превратилось в наполненный гелием маленький воздушный шарик, и теперь он бестолково парит внутри, не касаясь границ, ведь пустота внутри тебя безгранична. Пустота вырывается наружу и заполняет все вокруг собой, и ты не чувствуешь земли под ногами, потому, что ее больше нет. Ты сама, как и твое сердце паришь в пустоте, и уже не пытаешься нащупать ее границы.
Во сне приходит зыбкое спокойствие, потому, что отключенное сознание не чувствует пустоты, но вскоре на смену ей приходит другое. Боль. И ты опять увидишь равнодушный взгляд таких любимых золотисто-карих глаз, которые были для тебя всем в этом мире. И увидишь, как губы, которые так нежно и страстно касались твоей кожи, вызывая дрожь во всем твоем существе, начинают свое движение, и смысл произнесенных слов разрывается набатом в твоем сознании:
«Ты не нужна мне там. Прости, это давно нужно было прекратить, и слишком затянул с этим. Пообещай мне не делать глупостей. И я тоже пообещаю тебе одну вещь. Я исчезну из твоей жизни, и это будет так, словно меня никогда не существовало».
И ты понимаешь, что в последний раз ощущаешь обжигающий поцелуй на своем лбу. И такой родной и любимый человек, одаривает тебя вежливым взглядом, ободряюще сжимает твою оледеневшую и взмокшую ладонь, и, оставив на столике маленького уличного кафе смятую двадцатку, отодвигается от стола и уходит не обернувшись. И ты чувствуешь, как это всегда бывает во сне, что не можешь ни пошевелиться, не проснуться, чтобы остановить происходящее. И все что окружает тебя, начинает сжиматься вокруг в тиски, и оглушающий протяжный крик слышен со всех сторон, и твое тело вновь обретает способность к движению, и ты мечешься из стороны в сторону, чтобы скрыться от этого крика. И вот ты погружаешься в темноту, из которой на тебя наступают знакомые образы твоей собственной спальни, и ты понимаешь, что это был сон, и что кричишь ты сама.
И снова приходит осознание Эдвард Каллен навсегда покинул твою жизнь…. Навсегда….
Слезы душат. Я не могу дышать? Я слышу дробь шагов поднимающихся вверх по лестнице. Дверь распахивается и меня ослепляет свет, вспыхивающий из-под потолка. И обеспокоенный взгляд золотисто-карих глаз встречается с моим, затуманенным навернувшимися слезами, которые уже текут ручьями по щекам. И тонкие руки обвивают мою шею, и прижимают меня к хрупкому теплому телу, так сильно, как только могут. Я зажмуриваю глаза, и чувствую, как еще два быстрых горячих ручейка текут из-под ресниц. Я чувствую легкий, едва уловимый запах ванили, и мягкие прядки задорно торчащего ежика щекочут мою щеку и шею.
- Шшшш, Белла - шепчет мне на ухо нежный срывающийся голос Элис. – Ты опять кричала, все тот же сон?
Она заглядывает мне в лицо, золотисто-карие глаза, ЕГО глаза, смотрят на меня, но выражают не вежливость и равнодушие, а сочувствие, беспокойство и …боль.
- Прости, - бормочу я, - я в порядке, правда, в порядке, черт! Я опять тебя разбудила, прости, - я шумно втягиваю носом. Моя подруга отстраняется, и смотрит на меня с укоризной.
- Я думала, что мы решили, тебе не за что извиняться, только не передо мной, - она скрещивает тонкие руки на груди и кладет ногу на ногу, смотрит на меня в упор,- ты не ответила, все тот же сон?
Я вымученно улыбаюсь и вытираю лицо краем одеяла,- Меня удивляет, что ты спрашиваешь, и, кстати, я думала, что мы решили также, что ни ты, ни твоя семья, не в ответе за произошедшее, - она прищуривается и улыбается в ответ
- Извини, видимо ты не до конца меня разбудила. Может, хочешь воды? Или воды и валиума? Тебе надо спокойно поспать хоть одну ночь.
- Нет, Элис, - я мотаю головой, - никакого больше валиума. Вы с Карлайлом сделаете из меня зависимую. К тому же я от него тупею, и координация приходит в еще более плачевное состояние, и это только один кошмар за последний месяц, я делаю успехи.
- Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не заснешь?
Я улыбаюсь, глядя на сосредоточенное и решительное личико подруги, думая о том, какое нежное и хрупкое существо опекает меня последние несколько месяцев. Я знаю, что ее внешность обманчива. Но все равно отрицательно мотаю головой,
- Тебе и самой следовало бы выспаться, неутомимая эльфийская принцесса-воин. Обещаю, никаких душераздирающих воплей до самого утра. Давай спать, я правда лучше себя чувствую, спасибо.
Она встает и легко перемещается к двери,- как скажешь, дорогая, - Элис гасит свет, - спокойной ночи. - она выходит и неплотно прикрывает за собой дверь. Я слышу ее шумный вздох, неразборчивое «Чертов ублюдок, мой братец», и удаляющиеся невесомые шаги.
Я встаю и подхожу к окну, беру с подоконника сигареты достаю одну и прикуриваю. Легкие заполняет дым. И я неожиданно понимаю, почему мне так нравится теперь курить, дым единственное, что заполняет пустоту внутри, а потом и снаружи.
Ночь за окном сине-зеленая и почти беспроглядная, опять идет дождь. Я по-прежнему люблю этот дом, и люблю Форкс. Я отказалась ехать обратно в Финикс, когда Чарли и Рене опять сошлись. Папа не стал возражать, и оставил дом мне, им с мамой вполне хватало бабушкиного дома в Аризоне, и средств к существованию, чтобы не продавать этот. Хотя мне и пришлось выслушать долгую напутственную лекцию о подобающем поведении юной леди, проживающей самостоятельно, и беспрекословно принять график звонков в Финикс. О мамином переезде сюда даже речи не шло. Чарли быстро согласился, думаю, они не были бы так счастливы здесь, ведь именно это место послужило когда-то причиной для бегства Рене. Сейчас все было по-другому, может все дело было в том, что Рене наконец успокоилась, и перестала быть девчонкой. Может ее подкупила преданность Чарли, который так и не находил себе никого, кто бы занял ее место в течение многих лет. Кто знает, но в то Рождество, когда она все-таки приехала к нам, вместо того чтобы выманить меня к себе в Аризону, я поняла увидев их на следующее утро, что больше эти двое никогда уже не расстанутся.
Если бы в свое время они не были бы так молоды, поженившись в первый раз, может, их разрыва и вовсе не было бы. Но эта мысль пугает меня, хоть мне от этого и неловко, ведь иначе я никогда не узнала бы Эдварда. Хотя, если бы я не отказалась наотрез ехать к Рене, так как решила, что проведу все Рождественские каникулы с Эдвардом, они так и не поняли бы, что их счастье друг в друге. Так что здесь мы квиты.
И не была бы так буйно и неудержимо счастлива последний год. «Коль буйны радости, конец их буен» пришли снова на ум строки Шекспира. Анжела упомянула их в моей первой беседе с ней, после разрыва с Эдвардом. И сейчас я не считаю автора фаталистом, наверное, так и есть. Нельзя испытывать столько счастья слишком долго, видимо это нарушает некое равновесие.
Я затушила сигарету и вернулась в постель. Завтра выходные. Каждая пятница вызывала приступ паники. Учеба в выпускном классе отнимала много сил, тем более я планировала получить стипендию в Бруклинском колледже, Эдварда приняли в Juilliard, и в то время мы оба договорились не расставаться, покоряя Нью-Йорк. Сейчас в выпускном классе я не собиралась менять свое решение, было слишком поздно и не в моих правилах, не смотря ни на что. Я всю неделю чувствовала себя относительно нормально. Но перспектива свободного времени вызывала приступ удушья, приходилось с ужасом осознавать, что на целых два дня я один на один с собой и непрошенными мыслями. Хотя обязанность занять меня в свободное время, давно уже распределили между собой мои подруги. Я ни разу не оставалась за эти пять месяцев одна. Начиная с того августовского вечера, перед отъездом Эдварда в Нью-Йорк.
Особенно старалась Элис. Она словно из кожи вон лезла, чувствуя дурацкую вину за то, что произошло между мной и ее братом. Долгое время мне было тяжело смотреть в ее глаза, так до боли напоминавшие своим оттенком глаза Эдварда, которые постоянно излучали ее бесконечное «Прости», даже когда она перестала произносить его вслух.
С большим трудом я справилась с тем, чтобы разделить их в своем сознании. Эдварда и его сестру, которые были так близки, и его семью, с которой мне до сих пор приходилось общаться, так как я не могла отказаться от общения с Элис. Я любила ее всем сердцем. Только в такие моменты как сегодня я замечала эту схожесть.
Мы были неразлучны с восьмого класса, с тех пор как я переехала в Форкс. И когда мы сошлись с Эдвардом, она визжала от счастья громче всех, и не называла меня иначе как сестренкой. Только последнее время она избегала этого прозвища, она постоянно обдумывала свои слова, чтобы ничем не причинить мне боль, и ничем не напомнить о ЕГО существовании, ведь они все еще были одной семьей, и она любила брата. Я тоже испытывала чувство вины, за то, что явилась яблоком раздора в их трогательных и нежных отношениях. Но Элис была непреклонна, видимо и женская солидарность тоже существовала, так же как и любовь с ее стороны ко мне. Мы действительно были как сестры, несмотря на запрет этого слова в его прежнем смысле.
Я вернулась в постель, зарылась в одеяло и закрыла глаза, прислушиваясь к дождю. Звук падающих капель успокаивал. Вскоре я заснула, на сей раз без всяких снов.