Soundtrack - A Whiter Shade Of Pale by Annie Lennox

Начало

Это было нелегко! Господи, как бы мне хотелось сказать обратное, но это было совсем нелегко.
И я даже не знаю, что из всего последующего было самым мучительным: видеть жалость в глазах близких, слушать их подчёркнуто бодрые заверения в том, что всё будет хорошо, их браваду, когда они входили ко мне и интересовались здоровьем, или же осознавать, что в произошедшем никто, кроме меня, не виноват.
Несоизмеримая любовь и забота, которыми я была окружена, давили на сердце. Как же я хотела быть сильной. Хотя бы ради тех, кто находился рядом со мной. Но все попытки казаться сильной заканчивались ничем.
- Не заставляй меня чувствовать, что ты можешь обойтись без меня.
Впервые за время, прошедшее с момента аварии, в голосе Эдварда слышались резкие нотки.
Я неловко дёрнулась в кровати, желая приподняться на подушках, но боль, выстрелившая в ключицу, повалила меня обратно. Мне не удалось сдержать стон, но Эдвард, слава богу, его не услышал.
Стараясь незаметно справиться с дыханием, я следила за тем, как он движется по палате, расслабляя галстук, как убирает игрушки, оставленные детьми в мягком кресле, стоящем рядом с моей кроватью. Потом тяжело опустился в него.
- Кажется, нам надо поговорить.



С той минуты, как я пришла в себя, мы начали играть роли, которые сами для себя выбрали в качестве защитной реакции. Эдвард был собранным и серьёзным, я же старалась как можно реже давать ему повод волноваться. Первые дни сознание было затуманено обезболивающими препаратами, но это состояние быстро прошло, уступив место борьбе против каждой таблетки, что в меня пихали. Я говорила, что мне не больно, что даже если и больно, то совсем чуть-чуть и я вполне могу справиться сама.
Эдвард воевал не на моей стороне. Он, так же как и я, прекрасно знал причину моего поведения, но мы по какому-то странному молчаливому уговору не говорили об этом.
Нет, не таким образом Эдвард Каллен должен был узнать, что его жена ждёт ребёнка, и мне было очень за него обидно.
Да вру я!
Мне было стыдно. Мне было жалко. Мне было плохо.
Я разваливалась на части, когда оставалась одна. Не в состоянии вытащить себя из пропасти вины, я плакала. А потом снова плакала, потому что знала, что Эдвард обязательно заметит мокрые дорожки на моём лице и расстроится ещё больше. Ещё больше замкнётся в себе.
Глупо. Как всё глупо получилось. В отличие от отношений со всеми остальными, нас беда разъединяла.
Мы не говорили о случившемся. Ни у кого из нас двоих на это не было сил.
Но мы всё-таки позволяли этому неслучившемуся отравлять нашу жизнь, и с каждым днём неслучившееся отдаляло нас друг от друга.

Как только стало возможным, Эдвард перевёз меня в Сиэтл, в медицинский центр Вирджиния Мэйсон. Этому предшествовали длительные консультации со светилами медицины, которых муж смог найти на всей территории Соединённых Штатов. Мой лечащий доктор выглядел оскорблённым, когда по нескольку раз в день ему приходилось повторять мой диагноз всякому, кого Эдвард приводил в его кабинет. Я не пыталась вмешиваться, отчасти потому, что была ещё слаба, отчасти понимая, что Эдварду это нужно больше, чем мне. Я доверяла доктору Стюарту, но, по-моему, весь персонал больницы вздохнул с облегчением, когда за нами закрылись двери реанимобиля, который должен был доставить меня на спецрейс в Сиэтл, организованный Эдвардом. Не знаю, сколько это ему стоило, но в самолёте я насчитала около десяти человек, то и дело появляющихся в отсеке, где я лежала, и внимательно смотрящих на приборы, к которым я была подсоединена несметным количеством проводов. Эдвард всё время был рядом и только ненадолго выходил с очередным посетителем, чтобы через пару минут вернуться и, ласково улыбнувшись, произнести: «Всё хорошо. Постарайся поспать, милая».
Кажется, один из этих людей был окулистом.
И лишь когда в конце первого дня в Сиэтле я узнала, что Эдвард собирается остаться на ночь, как он делал на протяжении всего моего пребывания в предыдущем госпитале, то не выдержала и взбунтовалась.
- Ты нужен мне дома, - кричала я. - Дети не должны оставаться одни. Со мной будет всё в порядке. Со мной уже всё в порядке. Ты сделал всё, что мог. Даже больше, чем мог. Пожалуйста, Эдвард, вокруг меня и так уже много суеты. Не заставляй меня чувствовать себя ещё хуже.
Он пытался возражать, но слёзы, стоящие у меня в глазах, и тревожный писк приборов заставили его покориться моим требованиям, и теперь ночи я проводила одна.
Разумеется, Эдвард приезжал утром и вечером. Разумеется, он почти каждый час звонил мне. Не проходило и дня, чтобы у меня не было посетителей. Родственники, друзья, коллеги Эдварда по работе, с которыми я была едва знакома, их жены, партнёры - все они тем или иным способом оказывали своё внимание. Каждый день в вазах появлялись новые цветы, каждый день мне доставлялись подарки - от мягких игрушек до косметических средств и изысканных деликатесов. Но даже в этом я чувствовала внимание Эдварда: никто из посетителей не заговаривал ни об аварии, ни о том, что произошло здесь, в Сиэтле. Единственным человеком, который снабжал меня информацией о том, что происходит в мире, вернее, в той части мира, от которой Эдвард пытался меня оградить, была Элис.

Она пришла в один из первых дней в Сиэтле и сначала долго и оживлённо говорила о погоде, об успехах Эшли, о Джаспере, который передаёт привет и обязательно в ближайшее время у меня появится. Я слушала её весёлую болтовню, правда, натянутую, как и наши с ней возобновившиеся отношения. Я улыбалась, вежливо кивала, но в какой-то момент Элис замолчала и внимательно посмотрела на меня.
Я выдержала её взгляд, а затем она встала и, отвернувшись, подошла к окну.
- Я должна попросить у тебя прощения, - через какое-то время выдавила она из себя.
Для искреннего извинения это прозвучало несколько ультимативно, и Элис, поняв свою оплошность, поморщилась. Взглянув на меня и увидев на моём лице недоумение, она поторопилась объясниться:
- Я не понимала того, как ты любишь моего брата. Я не верила тебе, и искренне прошу за это прощения.
Вот теперь по её глазам было видно, что она сожалеет.
- Но почему?
- Потому что я помню вас с Джейкобом, - быстро ответила она. - Помню, как вы относились друг к другу. Помню, как пришла к вам утром. Помню его дурацкие трусы и как вы дружно, по-семейному страдали похмельем. Я искренне завидовала лёгкости в ваших отношениях. У нас с мужем всё немного по-другому. - Она снова отвернулась к окну. - Мы тогда переживали кризис в отношениях, и эта поездка была для нас как бы ещё одним шансом к примирению. Да мы и не ссорились, - в сердцах махнула она рукой. – Это всё мои тараканы.
Элис отошла от окна и села на край моей кровати.
- Понимаешь, я тогда всё время думала: а не поторопилась ли я? Ведь мне всего-то двадцать пять, а я уже - по уши в отношениях. У меня столько было планов на жизнь, и вдруг оказывается, что я обязана корректировать их в угоду другому человеку. Ведь, например, невозможно рвануть в Индию прямо сейчас, потому что у него в этот момент отчётный период по какому-то важному делу. И с каждым разом эти важные дела становятся ещё важнее. - Она перевела дыхание и начала нервно крутить выбившийся из её аккуратного низкого хвоста локон. - Из наших отношений исчезла лёгкость, которая была в самом начале, и я всерьёз задумывалась сделать перерыв. Но вот я вижу вас с Джейкобом, - Элис посмотрела мне прямо в глаза, и я увидела в них прежние весёлые искорки. - Вы знали друг друга всю жизнь, знали даже лучше себя, и между вами не было никакого недопонимания, никакого напряга. И за эти несколько дней, что наблюдала за вами, я поняла, что это возможно: принимать человека таким, каким он есть. Что теплота - она в сердце, а не в словах и поступках. И что этой теплоты, нежности, снисходительности друг к другу – этого всего уже достаточно, чтобы жить счастливо. Я искренне вами восхищалась. Всё это время я строила свои отношения с мужем с оглядкой на вас. И вот теперь я знаю, что не всё так безоблачно было в безоблачной семье. Что даже при таком отношении кто-то один может быть несчастным и искать это счастье на стороне. Вот уж точно - не сотвори себе кумира. - Она невесело усмехнулась.
Я молча смотрела на неё, понимая, что ей надо высказаться. Оправдываться перед сестрой Эдварда мне не хотелось, да я и не думала, что мои оправдания так уж ей нужны.
- И знаешь, Белла? - она придвинулась ко мне поближе и взяла мою руку. - Дело даже не в том, что я перестала уважать тебя из-за того, как ты поступила по отношению к Джейкобу. Какая мне, в общем-то, была разница - я вас почти не знала, но это не помешало мне воспринять случившееся как личное оскорбление И – да! - я обвиняла тебя во всём, что после случилось с моим братом, и не верила, что ты по-настоящему его любишь.
Здесь я попыталась ей возразить, но она жестом остановила меня:
- Подожди. Дело в том, Белла, что я испугалась!
- Испугалась? - Я с изумлением уставилась на неё. - Ты испугалась? Но чего?
- Того, что я такая же, как ты. Что в какой-то момент сорвусь и сделаю что-то, с чем не смогу жить дальше.
Элис замолчала, уткнувшись взглядом в свои колени. Её фигурка выражала такое отчаяние, что мне захотелось побыстрее её успокоить.
- Ты сказала, что у вас был кризис, что ты сомневалась в правильности своего выбора, так? - Элис кивнула. - Тогда скажи мне: неужели за три года, прошедших с того времени, у тебя хоть на миг возникло ощущение, что ты ошиблась?
- Нет, - она покачала головой. - Я никогда так не думала.
- Так что же изменилось? - ласково улыбаясь, я погладила её по руке. - Ты по-прежнему любишь Джаспера.
- Да, - кивнула она. - И он меня любит. Но ведь и вы с Джейком друг друга любили, но это вам не помогло.
- Зато помогло вашим родителям. Помогает Эммету с Розалии, и Джессике с Майклом. И ещё многим парам. И в том, что я сделала, нет ничего от Джейкоба. Я была счастлива с ним, Элис, в этом ты права. Но если бы у меня была возможность всё вернуть назад, вряд ли я поступила бы по-другому.
- Значит, всё-таки тебе чего-то не хватало в ваших отношениях, так?
- Нет. Всё совсем не так. То, что произошло тогда, не было просто желанием попробовать что-то новое. Это было продиктовано одним - желанием остаться собой.
- Но это же очень эгоистично.
- Может, тебя успокоит то, что это был первый раз в моей жизни, когда я позволила себе быть эгоисткой. После я совершила много ошибок, но нашу первую ночь с Эдвардом я таковой не считаю. Я любила его тогда, люблю и сейчас. Но сейчас эта любовь никому не причиняет боли.
- Я бы так не смогла, - задумчиво прошептала она. - Мне бы не хватило сил скрывать это от Джаспера.
Она снова посмотрела на меня. В её глазах читался вопрос, и я поняла, что наши дальнейшие отношения зависят от того, как я на него отвечу. Я тяжело вздохнула, дав себе мгновенную передышку:
- Да, я думала об этом: а что было бы, если бы Джейкоб остался жив?
- И?
- Я бы осталась с ним. Настолько, насколько он мне это позволил бы.
Элис резко встала с кровати и снова подошла к окну.
Она долго молчала, а когда заговорила, я услышала в её голосе одобрение.
- Наверное, это было бы правильно. Правильно для всех. Оставить всё, как есть, жить, как жили раньше. Хотя, - она мгновенно погрустнела, нахмурившись. - Для моего брата больше не существовало этого «как раньше». Он был несчастлив. Мы все это видели и ничего не могли поделать. И я никогда тебе этого не прощу.
- Знаю. И именно поэтому я не прошу у тебя прощения.
- Если когда-нибудь ты ещё причинишь ему боль…
- Уже причиняю, - грустно улыбнулась я, обводя рукой палату. - Всем этим…
Она улыбнулась мне в ответ:
- Это не считается.

После этого разговора наши отношения не то чтобы пошли на лад, но стали гораздо теплее. Именно Элис рассказала мне о результатах расследования авиакатастрофы. Пока предварительной версией случившегося стал подлом стойки переднего шасси. Следствие ещё должно установить, что явилось причиной возникшего дефекта. Не сбрасывался со счетов и человеческий фактор. Расследование было масштабным, и, кроме официальных органов, в нём была задействованы как служба безопасности аэропорта Такомы, так и Калленов.
В этой катастрофе погиб только Кевин -наш второй пилот. Это было страшно. Я плакала, вспоминая, как он показывал нам фотографию своего двухмесячного сына. Как он гордился, что после двух девочек судьба наконец подарила им с Пэгги мальчика. Эдвард мне ничего не рассказывал, но я знала, что Калены взяли на себя все расходы по похоронам и, со слов Элис, Эдвард распорядился, чтобы Пэгги до конца жизни выплачивалась пенсия за Кевина.
У Стивена дела шли не очень. Состояние его было стабильным, но, получив обширные ожоги, он до сих пор находился на аппарате искусственной вентиляции лёгких. Лечение обещало быть долгим, но на его счёт врачи строили оптимистичные прогнозы.
Состояние стюардесс не вызывало опасений.
Все трое находились в той же больнице, что и я, в ожоговом отделении. Я не сомневалась, что им был обеспечен самый лучший уход. Джейн даже как-то позвонила мне, и мы проплакали в трубку весь наш недолгий разговор.

Я боялась, что Эбби испугается, увидев меня, запеленатую в специальный корсет, поддерживающий сломанную ключицу и левую руку. Всё прошло довольно гладко, но, когда настало время уходить, дочь устроила истерику. Я пыталась её успокоить, но она так горько плакала и цеплялась за меня, что бедному Эдварду ничего не оставалось, как взять её на руки и унести из палаты.
- Я буду с мамой, я хочу быть с мамой! Мааамаааа! - Я слышала её плач из коридора, и моё сердце разрывалось от горя.
- Она просто соскучилась очень, - покрасневший от волнения Макс пытался меня утешить. - Я поговорю с ней, объясню, что в больницах нельзя кричать. Если надо, пригрожу уколами.
Я не удержалась, прыснув сквозь слёзы, но тут же придала лицу серьёзное выражение:
- Не смей пугать сестру, Максимилиан. И постарайся больше времени проводить с ней. Твоя поддержка нужна Эбби, так же как и мне, только она ещё маленькая и не понимает этого.
- Да я и так с ней почти всё время, пока не приходит Эдвард.
В голосе сына не слышалось прежнего раздражения, и это не могло меня не радовать.
Я знала, что между этими двумя что-то произошло. Когда Макс смотрел на Эдварда, в его глазах я улавливала прежнее им восхищение. Его имя всё чаще проскальзывало в рассказах сына, и я молила бога, чтобы, когда вернусь домой, близость между двумя самыми дорогими мужчинами в моей жизни не исчезла.
- Всё равно, сынок, помогай ему. Он очень волнуется за нас и устаёт.
- Знаю, мам. Я же слышу, во сколько он уходит из дома, знаю, во сколько приходит. Знаю, что он каждый день приезжает к тебе.
На пороге сын обернулся:
- Сегодня моя очередь читать сказку. Мы теперь делаем это по очереди. Эбби вроде не возражает.

Я видела, что Эдвард устаёт. Видела, как он мечется между больницей, работой и домом. Эмоциональная усталость мужа волновала меня даже больше, чем физическая.
Я всеми силами стремилась домой, будучи убеждённой, что там мне будет гораздо лучше. Не было смысла торчать здесь: две недели, проведённые в госпитале, под неусыпным контролем врачей, не выявили никаких патологий в моём состоянии. Угроза выкидыша сохранялась, и я прекрасно понимала, что Эдвард перестраховывается, не желая забирать меня домой. Я и сама ужасно боялась, но пока всё шло относительно хорошо. Ведь никто не говорит, что, оказавшись дома, я начну бегать по дому, выискивая паутину. Я была согласна на постельный режим и круглосуточную сиделку, но чтобы она сидела у меня дома.
Эдвард был непреклонен:
- Я не собираюсь рисковать тобой, - отвечал он на все мои просьбы и заверения. - Пока сохраняется хоть малейшая угроза того, что тебе может понадобится оперативное вмешательство, ты будешь находиться здесь. И это не обсуждается, Белла.
Для его спокойствия я соглашалась. Но чем дальше, тем сильнее стремилась выйти из больницы. Меня начали раздражать эти стены, эти нескончаемые потоки посетителей и звонки. Я попросила убрать из палаты цветы - их запах вызывал у меня головокружение. Меня до сих пор мучила утренняя тошнота, а в последние дни - плаксивость. Я ненавидела сама себя, и в конце концов настал день, когда я позвонила Эдварду и попросила не приезжать.



Но он не послушался.
Эдвард сидел передо мной, широко расставив ноги и опираясь на колени локтями сцепленных в замок рук. «Устал, родной мой, ты сам не понимаешь, насколько сильно ты устал», - всхлипнула я про себя и отвернулась от мужа.
- Прости, - у меня не было сил встречаться с ним взглядом, и, закрыв глаза, я почувствовала предательскую слезу, скатившуюся по щеке. - Ненавижу… как же я всё это ненавижу!
Он глубоко вздохнул, но заговорил не сразу:
- Если даже ты говоришь о ненависти, что же тогда остаётся мне?
Мне пришлось повернуться, чтобы расслышать слова мужа - настолько тихим был его голос. Выражение же лица Эдварда напугало меня.
- Нет, ты не… - потянулась я к мужу, но он не дал мне договорить.
- Ты ненавидишь саму ситуацию, в которой оказалась, а я ненавижу себя за то, что допустил её.
Сказав это, он снова замолчал. Я внимательно смотрела на Эдварда, пытаясь справиться с нарастающим внутри волнением.
- Я знала, что ты когда-нибудь заговоришь об этом. Знала, что во всём, что случилось, ты будешь винить исключительно себя. Могу тебе сказать, что ты не одинок в этом: я виню себя не меньше. Может, померимся кто перед кем больше виноват? - Я даже не попыталась скрыть своё раздражение.
Эдвард вскинулся:
- О чём ты говоришь, Белла?
- Да всё о том же, - выкрикнула я. - Посмотри на себя. Такое чувство, что это ты слетел с той дороги. Когда ты последний раз спал больше четырёх часов? Когда позволил себе выпить стакан виски и расслабиться? Уверена, ты и под душем стоишь, стиснув зубы.
- Я не могу расслабиться, пока ты здесь.
- Так забери меня отсюда!
- Нет. Пока есть хоть малейшая угроза…
- Знаю, знаю, - нетерпеливым жестом я прервала его. - Я думала, что ты это делаешь потому, что любишь меня. А оказывается, всё это твоё гипертрофированное чувство вины.
- Остановись, Белла! - тихо проговорил он.
- И не подумаю!
Я не знаю, на кого больше злилась в данный момент: на него - из-за этого разговора или на себя – из-за того, что не могла больше сдерживаться.
- Ты нагружаешь себя заботой обо всех и вся, не позволяешь себе смириться с произошедшим, потому что чувствуешь свою вину. За всё, что случилось, за всех нас. Но не ты виноват в гибели Кевина. - Эдвард резко поднял голову, посмотрев на меня. Сколько же боли было в его глазах, но я заставила замолчать своё плачущее сердце, понимая, что сейчас мне необходимо быть жёсткой.
- Не по твоей вине Стивен и девочки в больнице. Не по твоей вине я здесь. Я, - я сделала ударение на этом слове. - Я была за рулём автомобиля, не ты. Не ты управлял самолётом. Не ты виноват в его поломке. И, если ты скажешь, что лучше бы это был ты, я тебя ударю. Я не позволю тебе даже подумать, что ты мог оставить меня. Я слишком сильно люблю тебя. Именно поэтому я оказалась на том шоссе, Эдвард. Я уже однажды переживала подобное. Неужели ты думаешь, что я могла позволить себе не быть рядом с тобой, когда ты во мне больше всего нуждался?
Эдвард долго смотрел на меня, а потом встал и, запустив руку в волосы, взъерошил их. Я знала, что мои слова попали в цель и сейчас он пытается найти ответ.
Эдвард засунул руки в карманы брюк и подошёл к окну. Он задумчиво раскачивался на каблуках, смотря на раскинувшийся внизу город, а я молча наблюдала за ним.
- Ты должна была думать о себе, - произнёс он, не отводя взгляда от окна. - Ты не должна была ехать в аэропорт по такой дороге и в таком состоянии.
- А ты не должен был и вовсе возвращаться в тот день. - парировала я. - Если ты думаешь, что, получив подобные известия, я, подобно степфордской жене, буду сидеть дома и, заламывая руки, ждать новостей о своём возможно погибшем муже, то ты глубоко заблуждаешься.
- Ты должна быть осторожнее.
- «Должна быть», Эдвард. Но не была. И это только моя вина. И я хорошенечко её искупила за последний месяц, «наслаждаясь» болью, которую вижу в глазах наших детей, в твоих глазах. Все эти идиотские процедуры, иголки, таблетки… Я ежеминутно умирю от страха, что всё это отразится на нашем будущем малыше.
Услышав это, Эдвард дёрнулся, как от пощёчины, и в три шага оказался возле меня. Склонившись, он взял моё пылающее лицо в ладони.
- С ним всё будет в порядке, - горячо сказал он. - Я обещаю, родная.
- Или с ней, - улыбнулась я в надежде вызвать у него ответную улыбку. - У нас будет ребёнок, любимый. И хотя ты узнал это раньше меня и знаешь уже очень долго, я должна была произнести эти слова. У нас даже нет сил радоваться этому событию - вот до чего мы докатились.
Черты Эдвард смягчились, когда он наклонился ко мне и нежно дотронулся губами до моих губ.
- Спасибо тебе за него, родная.
- Или неё, - не удержавшись, улыбнулась я.
- Ты чувствуешь, что будет девочка? - он удивлённо вскинул брови, становясь похожим на растерянного мальчишку.
- Не-а. Как раз наоборот. Это я просто тебя дразню.
Эдвард широко улыбнулся и снова поцеловал меня.
- Как ты узнала?
- А я и не знала. Вернее, не знала наверняка. Я купила, но так и не сделала тесты.
- Да, я нашёл их в нашей спальне. Но мне сказали, что ты кричала о своей беременности врачам «скорой», что увозила тебя с места аварии.
- На всякий случай, - грустно усмехнулась я. - Прости, Эдвард.
- Не за что извиняться, жизнь моя. Просто пообещай мне, что, если что-то со мной случится, ты будешь беречь себя. Хотя бы ради детей.
- Тогда и ты дай мне обещание, что не будешь винить себя за всё, что произошло или будет происходить с нами в этой жизни.
- Обещаю. - Он снова поцеловал меня.
- Ну раз ты у нас такой сегодня покладистый, может, заберёшь меня отсюда?
- Малыш… - Эдвард серьёзно посмотрел на меня, но по расплавленному изумруду его любящих глаз я поняла, что он готов сдаться.
- Я обещаю быть примерной пациенткой и выполнять все предписания врача.
- И мои.
- И твои.
- Значит, ты согласна на круглосуточную сиделку?
- Даже на две круглосуточные сиделки.
- И на дежурящий у дома реанимобиль.
- Эдвард, он испортит нам вид из окна!
- Я серьёзно, Белла.
- И я.
Он выразительно посмотрел на меня.
- Согласна.
- И при малейшей опасности ты вернёшься в клинику.
- Согласна.
- Хорошо, я поговорю с врачами.
- Эдвард! - взвизгнула я и захлопала в ладоши.
- Я поговорю с врачами, - повторил он с нажимом, и я поняла, что на этом преференции пока закончились.
Мы долго разговаривали в тот вечер. Эдвард хотел остаться, но я была убедительна, говоря, что ему многое надо подготовить к моему возвращению. И что он должен сам рассказать об этом детям.
Напоследок, я дотронулась рукой до его лица и, смотря в такие любимые и любящие глаза, сказала:
- Я в порядке, Эдвард. Почти уже в порядке. И с ним всё в порядке. - Я осторожно погладила свой пока ещё плоский живот, накрытый лёгкой простынёй. - И с тобой. Мы живы. Мы вместе. Мы многое пережили, милый, и многое ещё переживём. В один день мы уже чуть не умерли, так что давай вернёмся к тому, что едва не пропустили, и постараемся всё-таки пожить долго и счастливо.
___________________________________________________________________________________

Отредактировано 17.04.2013